Сумерки Мемфиса

По пути в Саис, который они проделали в сопровождении египтян Уджагорресента, Поликсена и Тураи еще несколько раз совещались - но больше молчали. Поликсена, хотя и ожидала встречи с опаснейшим врагом, после всех злоключений словно отдыхала душой, вспоминая дни своей юности. Черная Земля была так целительна, напоминая о бренности всех человеческих страстей. Эллинка позволила себе даже отгородиться от детей, оставив одну Ити-Тауи, которой очень непросто оказалось понять и принять, кто она такая. Хотя, конечно, Поликсена знала, что следует скрыть от этой девочки: и в разговорах с нею искусно обходила подводные камни. Тураи словно бы тоже отдохнул и помолодел за эти дни. Египтянин везде оставался собой - но ничто не могло придать ему такого достоинства и уверенности, как возвращение на тысячелетнюю землю предков. В один из дней, когда они плыли на барке Уджагорресента, Поликсена присмотрелась к своему советнику внимательней. Они вдвоем сидели на палубе под полосатым навесом - их не видели дети, и почти никто не замечал с берега. Рука ионийской царицы скользнула в руку бывшего жреца Та-Кемет. Она приклонила голову ему на плечо; Тураи замер, вдыхая аромат черных жестких волос. Руке эллинки стало жарко в его ладони. Поликсена закусила губу, чувствуя, что вот-вот застонет от неутоленного желания, которое внезапно наполнило ее. - Пойдем, - прошептала она египтянину и быстро встала, увлекая Тураи за собой. В царской каюте сейчас никого не было, оба это знали... Обнимая Поликсену за талию, Тураи повлек ее вперед, едва не спотыкаясь от осознания того, что было ему предложено. Он чувствовал себя таким же счастливым святотатцем, как Менекрат, которого один-единственный раз пригласила на ложе Нитетис. Когда полог упал, они повернулись друг к другу и жадно поцеловались. Тураи так спешил, что чуть не рвал на возлюбленной платье. - О владычица Саиса, - задыхаясь, шептал он, скользя ладонями по горячим крепким бедрам эллинки. - О Сопдет, звезда на челе счастливого года...* Когда они добрались до постели, Поликсена первая опрокинулась на спину и сама, схватив его ладонь, направила ее туда, куда египтянин так жаждал добраться. Лаская свою госпожу, погрузив пальцы в ее раскаленное естество, он стонал от наслаждения вместе с ней и чуть не излился прежде времени. Но Поликсена не позволила ему: вдруг резко приподнявшись, она опрокинула любовника на спину и оседлала, приняв в себя. Мучительное блаженство завершенного единения чуть не лишило их сознания. Потом эллинка упала Тураи на грудь, тяжело дыша. Он прижал к себе ее нагое тело, чувствуя, что мог бы сейчас умереть и не пожалел о том... - Как же я... Тураи хотел выразить возлюбленной царице свой восторг, но слов для этого не было. Поликсена, приподнявшись, прижала горячую ладонь к его губам. - Нужно вставать, могут войти! Непоколебимо сдержанный Тураи сейчас, казалось, готов был призвать все проклятия на головы тех, кто помешает его блаженству. Но он повиновался. Любовники быстро оделись. Поликсена снова села на ложе и, схватив гребень с прикроватного столика, принялась расчесывать волосы. На ее скулах выступили яркие пятна, и она не смотрела на Тураи. Он схватил ее за руку с гребнем и отвел эту руку от лица. Царица посмотрела на любовника: и египтянина поразила холодность ее взгляда. - Что? - Ты не оставишь меня? - спросил Тураи. На его слова, наполовину властные, наполовину молящие, нельзя было не ответить. Он сжал ладонь царицы сильнее. Поликсена слегка поморщилась и вдруг выдернула свою руку из крепких пальцев. Совсем недавно она держала в этой руке меч. - Я тебя не оставлю, будь покоен. Поликсена стала заплетать косу: живое серебро ее волос заблестело египтянину в глаза. - Кажется, я уже никогда не оставлю и эту землю. Тураи, после гнева на ее холодность, при этих словах затопила нежность. Он сел рядом со своей царственной эллинкой и обнял ее. Они долго сидели рядом, не замечая времени; потом Поликсена очнулась первая. Она посмотрела на Тураи: ее темные глаза сияли. - "Ты снова молод... ты снова жив". Так у вас говорят о таинстве обновления сил царя? - произнесла она, вставая. Советник поднялся вместе с нею и поклонился, пряча улыбку. - Выйдем вместе... теперь это все равно, - сказала Поликсена. Они вышли - Тураи первым покинул каюту, придержав для царицы полог. Когда же Поликсена очутилась на палубе и осмотрелась, она неожиданно встретилась глазами с сыном. Никострат, стоявший под прямыми палящими лучами рядом с Мелосом, смотрел на мать неожиданно взрослым и проницательным взглядом. Впрочем, молодой спартанец тут же отвернулся; и Поликсена смогла улыбнуться, зная, что сын никому ничего не скажет о ней и Тураи. Едва ли Никострат даже самому себе позволит недостойно задуматься о матери. Царица посмотрела на Тураи. - Мне нужно сейчас побыть одной... Приходи ко мне перед сном. Мы сойдем на берег только завтра. Они улыбнулись друг другу. Потом египтянин поцеловал возлюбленную в лоб, поклонился ей и ушел, опустив глаза. Некоторое время царица сидела под навесом одна, глядя на проплывающий мимо низкий берег, на котором порою мелькали коричневые блестящие спины рыбаков и лодочников. Потом эллинка приказала Мекет, ждавшей распоряжений, привести врача: того самого египтянина, который принимал младшего сына Артазостры. Тураи снова пришел к возлюбленной в сумерках - перед тем Поликсена удалила из каюты слуг и царевен, которые спали вместе с ней. Она часто приказывала оставить ее с Тураи наедине, еще когда между нею и ее первым советником была только любовная дружба. Но теперь низвергнутая царица сознавала: все, считая и девочек, понимают, что отныне все переменилось. Когда они отдыхали после любви, лежа прижавшись друг к другу, Поликсена неожиданно сказала: - Я сейчас вспомнила о Менекрате. Где он может быть теперь? Ты думаешь, он жив?.. Менекрата ионийцы недосчитались еще в ночь своего бегства, и только понадеялись, что художник с семьей успел скрыться. Тураи так долго молчал, что Поликсена почувствовала возмущение. Ведь египтянин называл себя другом Менекрата! Но ее любовник ответил: - Я знаю, что он жив. Когда я покинул тебя сегодня днем, моя царица, я был непозволительно счастлив... и помолился для прояснения духа. Эллинка чуть не фыркнула от негодования. Египетского жреца ничто не переменит! - И как? Помогло? - невежливо полюбопытствовала она, приподнявшись на локте. Тураи нежно улыбнулся ей, словно не услышал упрека. - Я не смог ни на мгновение отогнать мысли о тебе, моя божественная госпожа. Но после молитвы я понял, что сейчас происходит с мастером экуеша. Он со своей женой и детьми вернулся в Персию. Тураи поцеловал ее седину. - Менекрат заклеймен и не освободится до самой смерти, ведь ты знаешь... Поликсена помрачнела. - Знаю. Потом рывком приподнялась и, схватив со столика кувшин, налила себе пальмового вина. Ночная прохлада не уняла жара их тел, и страсть сушила горло. Осушив килик залпом, царица предложила выпить и любовнику. Тураи выпил свое вино медленно, не сводя с нее своих черных глаз. "Он всегда был так похож на Уджагорресента, а я поняла это только сейчас", - пронеслось в голове у Поликсены. Потому ее так и тянуло к этому человеку... Любовники снова сплелись в объятиях. До утра никто не потревожил их - они это заслужили. *** В Саис Поликсена въезжала в носилках - защищенных от солнца, но открытых. За нею, в таких же носилках, несли царевен: все остальные шли пешком и ехали верхами. Среди воинов Поликсены по-прежнему оставались персы, и ионийцы тоже были привержены верховой езде. Поликсена с горечью вспоминала своего старого коня, черного Деймоса, который занемог и умер незадолго до ионийского бунта. Да: въезжая во владения Уджагорресента, эллинка думала именно об этом. Она все еще не могла заставить себя смотреть по сторонам. Слишком много воспоминаний она оставила в городе Нейт. Ити-Тауи, сидя рядом с Фриной, была погружена в какие-то невеселые мысли. Дочь Поликсены, которой мать тоже все рассказала, посматривала на египтянку с сочувствием и затаенным страхом: Ити-Тауи почти не говорила с подругой все эти дни и даже осунулась. Фрина тронула девочку за плечо. - Ты боишься его? - шепотом спросила она. Ити-Тауи некоторое время молчала, потом кивнула. Одиннадцатилетняя царевна казалась в этот миг очень взрослой. - Если царица сказала правду, царский казначей очень страшный человек, - ответила Ити-Тауи на своем ионийском языке с едва заметным акцентом. - Но он мой отец. Царевна взглянула на названую сестру. - Он должен полюбить меня. Фрина только вздохнула, понимая, что для этой бедной девочки снискать любовь отца - почти государственное дело. Она пощупала яркий лен, занавешивавший носилки. Уджагорресент прислал им эти носилки и немало других вещей, не принять которые было бы оскорбительно... "Объединяющая Обе Земли" - вот что означало имя, данное дочери Нитетис. - Ты, наверное, сейчас очень похожа на мать, - сказала девушка, глядя на тонкий профиль египтянки и прямые черные волосы: челки та не носила. Ити-Тауи кивнула, строгая как жрица. - Наша царица говорит то же самое. Взволнованная Фрина заметила, что на улицах собрались люди, возбужденные их появлением. Многие показывали друг другу на ионийскую царицу. Оскорбляли?.. Едва ли: египтянам не была свойственна невоздержанность в речах, как Фрина знала, познакомившись с египетскими приближенными матери. А Саис был городом-святилищем... как большая часть городов Та-Кемет. Поликсена склонилась к Тураи, молча шагавшему рядом с ее носилками, и показала вперед. - Вон там - храм великой богини... Видишь? - Я посещал это место в годы моего служения Хнуму, - негромко отозвался египтянин. Он улыбнулся госпоже, глядя на нее снизу вверх: но у Поликсены сразу же возникло чувство, что ее любовник к ней снисходит. Изжелта-белый, массивный, протяженный во все стороны дом Нейт, в который все эти годы персидского владычества рекой текли подношения. Как она отвыкла от таких обиталищ богов! И вдруг Тураи остановился. Сразу же остановились и другие спутники царицы, и персидские всадники придержали коней: как будто советник Поликсены отдал им приказ. Но на самом деле все они увидели впереди одно и то же. У ворот храма Нейт стоял высший жрец богини - Уджагорресент: с головой ныне обритой, как полагалось жрецу. Поликсена вздрогнула, узнав этого человека. Тураи, которого она мысленно уподобляла Уджагорресенту, сохранил свои длинные густые волосы. С царским казначеем были одетые в белое жрецы и египетские вельможи: и небольшая охрана, состоявшая из одних египтян. Уджагорресент еще издали заметил гостей, но не двигался с места. - Госпожа, тебе надлежит сойти с носилок и первой поприветствовать его, - быстро проговорил Тураи, обернувшись к возлюбленной. - Это будет учтиво! Мы в гостях! Поликсена усмехнулась. - Ну что ж, попробую. Эллинка велела опустить свои носилки. Потом вышла, опершись на руку Тураи: но навстречу могущественному советнику Дария Поликсена направилась уже одна. Все затаили дыхание, глядя на это. Приблизившись на несколько шагов, ионийская царица остановилась. Глядя в лицо Уджагорресента, возраст на котором не читался с такого расстояния, Поликсена задумалась на миг: поклониться ли. Но тут царский казначей сам двинулся ей навстречу. Он приблизился достаточно, чтобы Поликсена смогла рассмотреть на накрашенном лице все следы, прорезанные временем. Потом Уджагорресент сам склонил перед гостьей бритую голову: на его лице была улыбка, не означавшая ничего. То выражение египетских царедворцев, которое выводило ее из себя. Тураи держался с чужаками так же. - Привет тебе, царица Ионии, - произнес царский казначей на хорошем греческом языке. - Надеюсь, ты не слишком утомлена дорогой. Приглашаю тебя воздать почести владычице Саиса, несомненно, хранившей тебя в этой войне... а после будь гостьей в моем дворце. Поликсена вежливо склонила голову в ответ. Она успела заметить, что пока Уджагорресент произносил свою речь, он высмотрел среди ионийцев Ити-Тауи. Неужели царский казначей настолько владеет собой, что даже не приблизится сейчас к дочери?.. Но тут Уджагорресент сделал девочке знак. - Иди сюда! - позвал он резко и властно, уже на языке Та-Кемет. Поликсена увидела, как задрожали стиснутые губы египтянина, каким пронизывающим стал взгляд. Ити-Тауи понимала язык предков и хорошо говорила на нем. Однако при этом приказании царевну чуть ли не пришлось вытолкнуть вперед: как она ни храбрилась, девочка едва стояла на ногах от волнения. Но все же царевна смогла преодолеть расстояние, отделявшее ее от отца, и даже подняла на него глаза. Уджагорресент долго смотрел на свою единственную дочь: и наконец улыбнулся. - Я очень ждал тебя, дитя, - сказал он по-египетски. - Надеюсь, ты полюбишь дом своей матери, как люблю его я. Богиня призвала тебя домой. Ити-Тауи поклонилась, не размыкая губ. Уджагорресент возложил девочке руку на плечо и первой из всех направил ее вперед, в храмовый двор. Мелос, стоявший далеко позади рядом с Никостратом, заметил, как взволновался его друг, взгляд которого был прикован к невесте. Но сейчас царевич никак не мог вмешаться в происходящее. Следом за Уджагорресентом и его дочерью, под взглядами неумолимых служителей богини, царица и все ее придворные потянулись на поклонение Нейт. * Богиня наступления нового года у египтян, олицетворением которой была звезда Сириус.