Сумерки Мемфиса

Никострат и Мелос лежали ночью в дворцовой казарме и перешептывались, сдвинув свои постели. Когда не спал один, не спалось и другому. Юноши давно уже называли свою дружбу священным словом - диас, хотя никогда не питали друг к другу любовной склонности, только крепкие братские чувства. И ни разу еще не выпало им случая прикрывать друг другу спину в бою... Хотя это только дело времени. - Опять вспоминаешь Дариона? - шепотом спросил Мелос своего побратима, глядя на очерченное лунным светом суровое лицо сына Поликсены. Никострат кивнул, не глядя на ионийца. Он не просто вспоминал - молодой спартанец сосредоточенно пытался оценить своего противника на расстоянии. - Я знаю, что статую моего отца низвергли с пьедестала... Знаю, что дворец в Милете пришлось строить заново! - ожесточенно прошептал Никострат. - Но ничего не могу разведать о том, что делает мой смертельный враг! Мелос приглушенно рассмеялся. - Что делает?.. Да ничего. Прячется за спину Дариевых военачальников. Юноша толкнул царевича в бок. - Он такой же трус, как и был, могу поспорить! Лежавший на животе Никострат повернулся на бок и прямо посмотрел на друга. Он провел пальцами по подбородку: юноши сбривали свои первые бороды, чтобы не отличаться от гладколицых египетских стражников. - Да ведь персы почти не встретили сопротивления, - медленно проговорил молодой спартанец. - К этому времени твои сородичи потеряли слишком много крови, чтобы дать Дарию отпор! И войска стоящего не собрали и не построили! Он помолчал. - Легко нам называть Дариона трусом, когда мы сами еще не совершили никакого мужского дела! Мелос хмыкнул. - Уж наше занятие куда более достойно мужчин, чем ехать на золотом троне на спинах у своих солдат! Никострат крепко шлепнул его по голой спине, так что иониец ойкнул. - Нечего об этом впустую рассуждать! Спи, а то завтра не встанешь! - Я не встану?.. - обиженно пробурчал друг. Но тут же зевнул в кулак. - Ладно, царевич, как скажешь, - выдавил он сквозь зевок. Никострат поморщился, услышав слово "царевич", но ничего не сказал. Он поудобнее устроился на своем соломенном тюфяке и уже готов был провалиться в сон, ощущая здоровую усталость всего тела, намятого упражнениями. Но тут до него опять донесся шепот Мелоса: - А ведь мы с тобой сейчас как Филомен и Тимей, которые служили Нитетис. Помнишь про них? - Помню, - отозвался Никострат. Юноша хотел прибавить, что брат его матери делал такое, на что он, сын спартанского воина, никогда не пойдет; но язык уже не повиновался. Друзья крепко заснули, соприкасаясь локтями. На другое утро им, одетым в белые египетские матерчатые доспехи и такие же шлемы, предстояло нести службу в дворцовом карауле, который состоял большею частью из египтян. Но были тут и другие эллины, скорее всего, ионийцы или карийцы. Эта служба была почти ничем не тревожимым почетным бездействием: и в Саисе еще более, чем в Мемфисе. Но юноши сознавали, что даже такое бездействие нужно для равновесия сил великого государства. Никострат успел узнать много больше о государственном управлении, чем мечтательный пифагореец Филомен в его годы. Когда караул сменился, наступило время для упражнений, которые греческие наемники отрабатывали вместе, на посыпанной песком внутренней площадке. Потом, когда с Никострата и Мелоса сошло семь потов под египетским солнцем, побратимы облили друг друга водой и, надев свежие набедренные повязки, с радостью отправились есть. Солдатская пища - рубленые стебли папируса, политые маслом, и простой ячменный хлеб - казалась им сейчас очень вкусна. Телесная радость заслуженной полуденной еды словно бы делила для них день на две части - греческую и египетскую. После обеда юноши встречались в одном из внутренних двориков с учителем-жрецом, служителем Амона. Помимо уроков демотического письма - египетской скорописи, исчисления и истории, Никострат видел в этих занятиях мало проку. Египтянин, с видом большого снисхождения к невежественным юным варварам, посвящал их в основы своей веры, описывая суточное обращение Великого солнечного бога и связь дня и ночи с его воскресением и умиранием; но Никострат скоро запутался во множестве ипостасей Ра и их отношениях между собой. Эти священные умопостроения были выверены тысячелетиями, как движения храмового танца, и так же сложны. Никострат не запоминал этих уроков и не видел никакого смысла запоминать. Хотя знал, что учителя-жреца ему с другом дал Уджагорресент, в виде большого одолжения. - Ну кто еще может в это верить? - потихоньку говорил он потом Мелосу. - Какой Великий бог, какие западные врата царства мертвых?.. Разве кто-то из египтян еще не понял, что земля не кончается на западе, и там нет никакого входа в Дуат?.. Но Мелос вдруг посуровел, слушая друга. - Не спорил бы ты с этим жрецом, царевич, - сказал иониец. - Конечно, египтяне не слепые и давно видят, что у них на западе, а что на востоке! Но их богов гневить нельзя! Может, боги Та-Кемет привыкли за тысячи лет, что им так поклоняются! Никострат хотел усмехнуться и присвистнуть, услышав такие слова; но отчего-то свист не слетел с губ. Никострат замер, осмысливая замечание друга. Потом молодой спартанец кивнул. - Должно быть, так и есть... боги разгневаются... Что ж, будем учить, что нам положено. А Мелос прибавил, придвинувшись к нему: - Может, Уджагорресент учит тебя всему этому, чтобы ты стал парой его дочери! Никострат с изумлением посмотрел на товарища. А потом покачал головой, поджав губы. - Царский казначей не отдаст за меня свою дочь... Кто я теперь такой? Если даже египтяне признают меня наследником моего дяди, это значит, что им придется выступить против персов в Ионии! Уджагорресент на такое ни за что не пойдет! Мелос подумал. А потом сказал: - А почему в Ионии? Ты думаешь, Уджагорресент непременно хочет видеть Ити-Тауи царицей, да еще на греческой земле? Он ведь очень ее любит, и ты сам знаешь, как неохотно египтяне уезжают со своей родины и отсылают своих детей... Мелос вспомнил учителя-жреца и прибавил, понизив голос: - Египтяне ведь думают, что их страна должна оставаться местом обитания души... Уджагорресент может предложить тебе жениться на Ити-Тауи и остаться здесь при ней! - При ней? - повторил Никострат. Потом покачал головой. Серые глаза юноши блестели сухим блеском. - Царский казначей должен понимать, что я не соглашусь. Широкая грудь его часто вздымалась, руки сжались в кулаки. Молодой спартанец прибавил: - Мать любит египтянина и хочет остаться с ним. Я за нее рад и желаю им обоим счастья, если так. Но моя мать уже исполнила назначенное ей, а мне это только предстоит! *** Поликсена взяла к себе всех оставшихся при ней слуг-египтян и тех ионийцев, кто не нашел себе другой службы. Превосходная земля, когда-то пожалованная Нитетис ее первым мужем, завоевателем Камбисом, могла прокормить множество людей. В первые дни, когда они с Тураи вселились в этот дом, щемящая боль воспоминаний мешала эллинке дышать. Тураи однажды застал Поликсену в саду на крыше дома, где она сидела под тутовым деревом и плакала - слезы лились беззвучно и безостановочно. - Уйди... - попросила эллинка любовника, когда Тураи в тревоге бросился к ней. - Мне здесь слишком хорошо и слишком больно, когда я вспоминаю Нитетис... Но я привыкну! Поликсена сама удивлялась себе, своей теперешней слабости и размягченности. Но поговорив с врачом, эллинка заподозрила причину своего состояния. Неужели она носит ребенка, несмотря на все предосторожности?.. Поликсена наблюдала за собой, пока они обустраивались в доме. А через две недели ее подозрения превратились в уверенность. И тогда бывшая царица не колеблясь позвала Тураи и сообщила ему новости. Он не вскрикнул, не ответил изумлением и протестом; но на лице египтянина просияла огромная радость. Он обнял свою подругу и поцеловал так, точно боялся ей повредить. - Теперь мы должны пожениться, - прошептал Тураи. - Да, - тихо откликнулась Поликсена. - Сам позови жрецов и чиновников, хорошо? Я не хочу никакого шума. Эллинка печально улыбнулась. - Этому ребенку нужен покой. На свою свадьбу коринфянка, конечно, пригласила сына и его друга, а также Кенея. Ити-Тауи не приехала - девочка училась у саисских жрецов уже больше года, и теперь ей никак нельзя было прерывать священных занятий. Поликсена с трудом представляла, какой стала дочь Уджагорресента. Но увидев сына, эллинка очень обрадовалась. - Какой ты взрослый, - пробормотала она, когда Никострат уколол ее пробившейся в дороге бородой, поцеловав в щеку. - Какие вы оба стали мужчины! - в восторге воскликнула она, отступив от Никострата и Мелоса, стоявших плечом к плечу. Вдруг улыбка сбежала с лица Поликсены, когда она окинула товарищей взглядом. Но тут Никострат покачал головой, угадав опасения матери. - Нет, мама, мы не любовники, - сказал он спокойно и серьезно. Мелоса эти слова вогнали в краску; но иониец тоже мотнул головой, встретив взгляд царицы. - Не бойся, госпожа, мы с твоим сыном только друзья! Поликсена успокоенно вздохнула. - Да я этого и не боялась, - ответила эллинка, думая в этот миг, как мучительно ее брат вырвал из своего сердца Тимея, чтобы жениться но Артазостре. В ее жизни тоже была любовь к женщинам, а не только к мужчинам. Но Поликсене отчего-то всегда казалось, что женская любовь - чувство гораздо более естественное и благотворное, чем эротические союзы мужчин. - Ну что ж, проходите в дом и умывайтесь, - сказала хозяйка. - Хенти, мой управляющий, покажет вам вашу комнату... Вы ведь будете спать в одной комнате? - Да, - ответил Никострат. Он рассеял вновь появившуюся тревогу матери улыбкой. - Нам дали отпуск на десять дней. И Кеней будет спать с нами. Свадебный пир Поликсена и ее супруг готовили через три дня. Но ужин в честь приезда гостей эллинка устраивала в саду - вернее сказать, у озера, за пальмовой рощей, окружавшей усадьбу. При Нитетис эти деревья стояли нетронутыми; и Поликсена тоже оставила их как есть. У воды на ветвях платанов развесили фонари и расставили несколько столов. Слуги вынесли из дома кресла и стулья, но пока не позвали ужинать, Никострат и его друг предпочитали сидеть прямо на траве. Когда Поликсена укорила их, Мелос ответил, извиняясь улыбкой: - В Саисе даже во дворце так не посидишь, госпожа! Мы с Никостратом уже столько месяцев ничего под ногами не видели, кроме камня и песка на плацу! Поликсена рассмеялась. - Ну ладно, валяйтесь сколько хотите. Только сейчас садитесь за стол, пора. Ужин был прекрасным. Юноши набивали рот, почти забыв о том, по какому поводу здесь собрались. Но тут хозяйка, поднявшись с места, попросила внимания. Все разговоры, звон кубков и ножей тотчас прекратились. А Поликсена, в ослепительно белом с серебром наряде, улыбнулась собравшимся. Рядом с нею поднялся ее супруг, столь же нарядный и счастливый. Поликсена оберегающим жестом положила руку на живот. - Друзья, мы хотим объявить вам не только о том, что заключили брак, но и о том, что у нас будет ребенок, - произнесла эллинка. Все изумленно загудели. Нет, хозяйку никто не порицал: но гости удивлялись, что в таком возрасте, прожив такую жизнь, Поликсена еще может быть плодоносной. А потом собравшиеся опомнились: начали вставать с мест, громко поздравлять ее и ее мужа. Поликсена смеялась, отвечая на поклоны и принимая поцелуи. Ей целовали руки и щеки. За нее все радовались, и это было прекрасно... это мог в полной мере оценить только человек, поживший и испытавший много лишений. После ужина, когда гости разбрелись спать, Поликсена осталась у озера. Тураи тоже ушел, а она захотела еще немного побродить по траве, скинув сандалии. Так любила делать Нитетис. Вдруг, к своему удивлению, эллинка обнаружила, что она не одна. Мелос тоже остался. - Что тебе? - спросила хозяйка. Когда юноша быстрым шагом направился к ней, Поликсена невольно прикрыла руками живот. Было ясно, что Мелос остался для какого-то разговора. Но иониец робел, несмотря на свою решительность. Подойдя к низвергнутой царице, он остановился и опустил голову. - Госпожа... Я хочу поговорить с тобой о твоей дочери. - О Фрине? - вокликнула Поликсена. Она никак этого не ожидала. А Мелос торопливо продолжил: - Я знаю, госпожа, что тебе скоро придется искать Фрине мужа... Я... Мне давно нравится царевна, и хотя я понимаю, что это большая дерзость... Он глубоко вздохнул и закончил, точно бросаясь с обрыва в воду: - Позволь мне ухаживать за Фриной! Мелос облизнул губы. - Здесь мало греков, и еще меньше тех, кого мы знаем! Купцам Навкратиса я не верю, и знаю, что ты тоже! А царевне нужен муж, на которого можно положиться... Юноша заправил за ухо короткие темные волосы. - Я не богат, но я уже получаю жалованье! И если бы ты позволила, царица... Поликсена подняла руку, и Мелос смолк, глядя на нее с мольбой и надеждой. - Никто из нас не богат, - произнесла бывшая царица. - Ты умен, честен, храбр... это для эллина сейчас самое большое богатство. Она помолчала, испытующе глядя на друга своего сына. - Ты сказал о своих намерениях Никострату? Мелос тут же кивнул. - Да! Я говорил с твоим сыном сейчас после ужина, и он одобрил это! Поликсена улыбнулась. - Что ж, я разрешаю тебе ухаживать за Фриной. Я не буду ни к чему принуждать мою дочь, - коринфянка повысила голос. - Но я разрешаю тебе попытаться ей понравиться. Она коснулась обнаженного плеча юноши теплой сильной рукой. - Можешь подойти к царевне завтра, пока ты у меня в усадьбе. Мелос низко поклонился, боясь дышать, чтобы не спугнуть свое счастье. Он поднес к губам руку Поликсены и коснулся ее поцелуем. - Это великая честь, - сказал он. Еще раз поклонившись, иониец скользнул в темноту. Поликсена долго стояла босыми ногами на траве и глядела юноше вслед, сцепив руки на все еще плоском животе и улыбаясь.