I wanna see you be brave

      Вечером того же дня мы с Четыре выводим на классной доске имена неофитов и их ранги. Мы оба молчим, но ровно до тех пор, пока я не начинаю чувствовать на себе его взгляд.       — Что? — спрашиваю я, поднимая голову.       Четыре стоит чуть левее меня и обводит в кружок нумерации перед именами.       — Ты как, в порядке?       Он спрашивает, потому что секундами ранее я записала имя Стайлза под цифрой семь. Единственные, кто стоят на ступени ниже — Лидия и Дрю.       — По крайней мере, он не последний, — я пожимаю плечами, дескать, не большое это дело, хотя внутри меня всё вскипает.       Я понимаю, что если неофиты-лихачи отработали намного лучше переходников, то Стайлз — бесфракционник. Не замечаю, как из рук выскальзывает кусок мела и падает на пол, оставляя за собой белые следы. На то, чтобы поднять его, у меня уходит слишком много времени, потому что я слишком глубоко погружена в свои мысли. Мне представляется разочарованное выражение лица папы, то, как он с болью в сердце слышит от какого-то малознакомого человека, что его сын больше не принадлежит фракции Лихости, и вообще ни одной из фракций. Мне представляются застывшие слёзы в глазах Стайлза и то, как он крепко обнимает меня в последний раз, потому что, по правилам, он мне больше не семья.       Я знаю, что отчаиваться ещё рано, но мозг почему-то с лёгкостью верит в плохое, нежели пытается дать шанс хорошему.       — Я больше волнуюсь за Лидию, — говорю я, перекладывая мел в левую руку и вытирая ладонь правой о штанину. — Она хорошая девчонка.       — Лихачи, — Четыре хмурит брови и устремляет взгляд на открывшуюся дверь спальни, через которую входят неофиты, вернувшиеся с ужина, — прошли первый этап чуть хуже наших. — Он понижает голос, чтобы его могла слышать только я. — Мне кажется, что это произошло не без участия Эрика и его сестры. Лорен говорит, она положила на лопатки абсолютно всех своих соперников.       В голове всплывают отрывки того боя, который мне удалось застать — Кора против Эллисон. И сестре Эрика не составило труда одержать победу над дочерью оружейника, и это при том, что та далеко не из робкого десятка.       Тяжело выдыхаю и протягиваю Четыре свой кусок мела. Он кладёт его в карман вместе со своим и бьёт ладони друг о друга, стряхивая меловую пыль. Когда неофиты окружают нас и начинают галдеть, Четыре поднимает руку вверх, призывая их замолчать, а затем начинает:       — После первого круга боёв мы ранжировали вас по уровню мастерства. Количество полученных баллов зависело от вашего уровня мастерства и уровня мастерства поверженного вами противника. Дополнительные очки начисляются за рост мастерства и победу над тем, кто сильнее. Я не награждаю за издевательство над слабыми. Это трусость.       Мои губы растягиваются в улыбке, когда я ловлю на себе мимолётный взгляд Джексона. Он не получил никаких привилегий за избиение моего брата, как и Питер за бой с Трис.       — Вторая ступень обучения весит больше, чем первая, поскольку более тесно связана с преодолением трусости, — продолжает Четыре. — Тем не менее, крайне сложно стоять высоко в конце Инициации, если вы стояли низко в конце первой ступени. Завтра мы объявим имена отсеявшихся. То, что вы — переходники, а неофиты-лихачи — нет, не будет принято во внимание. Возможно, четверо из вас станут бесфракционниками или ни один из вас. Или любой промежуточный вариант.       Одни неофиты, хмурясь, разглядывают доску с озадаченным выражением лица. Другие беззвучно ругаются. Я отчётливо слышу голос Лидии где-то в толпе, привстаю на носочки и замечаю, как Стайлз прижимает её к себе, обнимая. Скотт стоит рядом с друзьями; он в рейтинге четвёртый, но на его лице нет и тени радости.       Я снова оборачиваюсь на доску и перепроверяю порядок имён, словно что-то могло измениться, пока я стояла к ней спиной. Но всё остаётся по прежнему: 1. Джексон 2. Питер 3. Уилл 4. Скотт 5. Кристина 6. Трис 7. Стайлз 8. Лидия 9. Дрю       Я смотрю на имя под цифрой семь слишком долгое время и из-за этого откликаюсь на своё собственное, произнесённое Четыре, лишь с третьего раза. Он кивает головой в сторону выхода, и я двигаюсь следом за ним прочь из общей спальни переходников, старательно избегая их взглядов.       Той ночью я сразу проваливаюсь в сон, однако спустя некоторое время неожиданно распахиваю глаза и вскакиваю, хватаясь за пистолет, покоящийся под подушкой, когда кто-то расталкивает меня в плечо, пытаясь разбудить. Эта же рука тут же перехватывает моё оружие, уберегая себя от пули.       — Шшш, это я, — шепчет знакомый голос.       Когда глаза привыкают к темноте, я вижу, что это Дерек.       — Что ты здесь делаешь?       — Мне нужно тебе кое-что сказать.       — Это не могло подождать до утра?       Дерек молчит, не сводя с меня взгляд. Протягивает обратно пистолет, и я убираю его на законное место под собственной подушкой.       — Где ты был? — снова спрашиваю я, не получив ответа на первый свой вопрос.       — В городе, — наконец отвечает Дерек, и его голос кажется мне как никогда серьёзным.       Я жду подробностей, но Дерек снова умолкает, словно и сам не до конца уверен в том, что собирается мне сказать. Я сажусь в кровати, подпирая спину подушкой, поджимаю колени к груди и выжидающе смотрю на него.       — Макс попросил эрудитов разработать сыворотку парализации.       — Пара … — чего? — переспрашиваю я. — Это шутка?       Дерек выпрямляется и подходит к прикроватной тумбочке. Включает маленький светильник и садится на край кровати, подминая под себя уголок моего одеяла. Теперь я отчётливо вижу его лицо, хотя свет от лампы едва ли можно назвать ярким.       Дерек хмурит брови и глядит на меня, как на маленькую девочку. Он часто так смотрит, хоть наша пятилетняя разница в возрасте едва ли действительно такая огромная, как кажется на первый взгляд. Особенно для фракции Лихости.       — Мне показалось, я не надевал сегодня свой клоунский колпак, — замечает Дерек.       Я поджимаю губы. Зачем Эрику и Максу могла понадобиться сыворотка парализации?       — Я не знаю, — словно прочитав мои мысли, отвечает Дерек. — Эрудиты сказали, что Макс выражался предельно ясно: такая сыворотка, чтобы мышцы переставали подчиняться мозгу и становились ватными, словно чужими. За это он обещал им полную неприкосновенность.       — Неприкосновенность? — перебиваю я. — От чего?       — Я не знаю, — Дерек устало качает головой. — Нам повезло, что в Эрудиции остались ещё люди, как бы странно это не звучало, думающие головой. Лора … Это она всё мне рассказала.       Я знала о Лоре, сестре Дерека, лишь по его рассказам. Она старше его на год, и на своей Церемонии Выбора предпочла Альтруизму Эрудицию.       — Джанин не задавала вопросов, — продолжает он. — Не спрашивала, зачем или для чего. Она просто сказала да.       Я молчу, но не долго — ровно до тех пор, пока окончательно не оставляю попытки разложить всё по полочкам хотя бы у себя в голове.       — Нужно сказать Четыре, — произношу я и хочу встать, но Дерек тут же выставляют руку вперёд и резким движением возвращает меня обратно в сидячее положение.       — Нет. По крайней мере, сейчас.       Я вопросительно выгибаю брови.       — Но зачем ты тогда сказал мне?       — Хочу, чтобы ты была начеку. И, — Дерек кашлянул, — так мне будет спокойней.       Я хмурю брови и отталкиваю руку Дерека, всё ещё покоившуюся на моём плече.       — Прекрати говорить так, словно мне десять лет.       Дерек тяжело выдыхает. Берётся двумя пальцами за переносицу и на мгновение закрывает глаза.       — И всё же, — он снова поднимает на меня глаза, — пообещай мне, что будешь осторожна.       Я закатываю глаза, но всё-таки киваю. Дерек уходит так же быстро и бесшумно, как и появился, а я лежу, уставившись в потолок, ещё около часа, прежде чем снова заснуть.       — Три неофита-лихача, один переходник, — объявляет Четыре на следующее утро за завтраком.       Я радостно выдыхаю. Похоже, слишком громко, потому что Дерек и Амар, сидящие с нами за столом, тут же вопросительно приподнимают брови.       — Стайлз остаётся, — поясняю я. — Не подумайте, что я радуюсь тому, что отчислили столько неофитов.       Амар смеётся, а затем хлопает меня по спине.       — Я хочу с ним познакомится, — заключает он, кладя в рот здоровенный кусок курицы.       — Он едва ли отличается от Вдовы, — подаёт голос Дерек. — Только выше, нескладней, и вообще он мальчик.       Амар снова хохочет. Я смотрю на Дерека и замечаю, что улыбка на его лице не очень похожа на настоящую. Он нервничает, потому что, наверняка, как и я, может думать только об одном.       — Хотите услышать настоящую сенсацию? — спрашивает Амар, отодвигая от себя пустую тарелку. — У Эрика появилась подружка.       Я замираю, не донеся до рта вилку с пюре. Четыре громко откашливается.       — То-то он последние два дня какой-то слишком … тихий, что ли, — протягивает Дерек. - Ну, и кто же она?       — Понятия не имею, — Амар пожимает плечами, — но она точно есть. Краем уха слышал его разговор с Максом. Он просил ему помочь защитить её. — Амар понижает голос и наклоняется к столу, заставляя нас всех сделать то же самое. — Что-то намечается. Теперь уже точно. Никто больше ни о чём не слышал?       Я смотрю на Дерека. Он ловит на себе мой взгляд, и я тут же чувствую пинок по щиколотке под столом, явно призывающий меня к молчанию.       — Нет, — я мотаю головой.       — Если бы я что-то узнал, вы бы оказались первыми, кому бы я рассказал об этом, — произносит Четыре, и мне становится стыдно.       Я пытаюсь отвлечься и нахожу взглядом Стайлза. Он сидит со Скоттом, Лидией и Уиллом, спустя полминуты к ним присоединяются Кристина и Трис. Ребята смеются и, кажется, больше не выглядят испуганными. Первый этап Инициации позади, а сегодня у них выходной. И мне так хочется тоже порадоваться, но я не могу, потому что груз информации, доверенной мне Дереком, слишком сильно давит на плечи.       «Лучше бы он мне ничего не говорил», — думаю я, а затем понимаю, что это не метафора, и что-то тяжёлое действительно лежит на моём плече.       Только тогда я замечаю, что парни за столом давно молчат.       — Вдова, — знакомый скрипучий голос произносит моё имя непривычно нейтрально, без издёвки. — Можно с тобой поговорить?       Я встаю, прошу ребят убрать за мной посуду и следую за Эриком. Он ведёт меня по Яме к штаб-квартире, расположенной в высоком стеклянном здании. Всю дорогу мы оба молчим. Проходящие мимо люди провожают нас вопросительными взглядами, и мне кажется, что кто-то зовёт меня, но я не оборачиваюсь и не свожу взгляда с затылка Эрика.       Мы проходим мимо лифта и поднимаемся по ступенькам на второй этаж, проходим мимо диспетчерской и исчезаем за дверью кабинета, в котором раньше мне бывать не приходилось. Здесь стоит большой овальный стол, и есть окно, выходящее на рельсовые пути. Несколько стульев. Шкаф, похожий на книжный, заполненный какими-то папками и бумагами.       Эрик садится на стул, я продолжаю стоять.       — Чувствуй себя как дома, — говорит он небрежно. — Теперь ты будешь часто здесь появляться.       — В каком это смысле? — интересуюсь я.       — Макс принял довольно странное, необдуманное и необоснованное решение сделать тебя пятым лидером, раз уж Четыре отказался, — слишком спокойно отвечает он.       Я сжимаю спинку стула. Костяшки пальцев тут же белеют.       — Зачем?       — Спроси у Макса.       Меня бесит излишнее спокойствие Эрика. Я привыкла к тому, что он всё время хочет либо наорать на меня, либо ударить, и сейчас, когда он просто сидит, скрестив руки в замок и положив на них подбородок, и смотрит, моргая так медленно, словно вот-вот уснёт, я начинаю понимать, что скоро действительно что-то произойдёт; что-то страшное, раз уж Эрик так доволен.       Я открываю было рот, чтобы начать возмущаться, но Эрик поднимает одну руку в воздух, призывая меня замолчать.       — Это не подлежит обсуждению. По крайней мере, со мной. Есть вопросы — иди прямиком к Максу.       Я поджимаю губы, представляя, что Макс и вовсе не будет меня слушать.       — Поздравляю твою сестру с высоким рангом, — вместо претензий произношу я.       Губы Эрика растягиваются в кривоватой ухмылке.       — Поздравляю твоего брата с тем, что ему удалось не вылететь, — хмыкает он, а затем добавляет: — Пока.       Я отпускаю спинку стула и выпрямляюсь, напряжённая, словно струна. Эрик встаёт с места, говоря тем самым, что разговор окончен, и обходит меня, успевая обронить перед уходом:       — Осторожней, Вдова.       Я возвращаюсь в свою комнату и нахожу Стайлза в компании Четыре. Они едва ли разговаривают — мой брат водит пальцами по кирпичной стене, сидя на треножной табуретке в углу, а Тобиас читает. Он делает это редко, потому что лихачам не нужны книги, но когда делает, то погружается в чтение с головой.       Как только я появляюсь в комнате, оба парня устремляют на меня свои взгляды.       — Что ему надо было? — спрашивает Четыре, опережая Стайлза.       Он закрывает книгу и кидает её на кровать рядом с собой. Я киваю брату на дверь.       — Стайлз, — говорю я. — Подожди меня снаружи.       Он не спорит, и лишь прощается с Четыре едва заметным кивком.       — Я знаю, что ты будешь злиться, и это будет вполне обоснованно, — начинаю я, когда дверь за братом закрывается. — Эрик звал меня поговорить о повышении.       — Моём? — Четыре встаёт с места. — Они решили уговорить меня через тебя?       — Нет, — я отрицательно качаю головой, — о моём. Они предложили мне место пятого лидера. Точнее, поставили меня перед фактом. Я не могу отказаться.       Четыре сжимает челюсть, от чего его скулы становятся ещё выше, а лицо — квадратнее. Я не понимаю, злится он или просто задумался, пока он наконец не заговаривает:       — Может, это и к лучшему. Так ты сможешь контролировать ситуацию изнутри, и, в случае чего, предупредить меня раньше всех. Мы ведь всё ещё одна команда, Вдова?       Четыре бьёт по больному, и я осознаю, зачем он это делает — чувствует, что я что-то скрываю.       — Тобиас, — я понижаю голос. — Это не моя тайна.       — Мы обещали никогда и ничего не скрывать друг от друга, — парирует Четыре.       Он прав. Но это не справедливо! Либо я держу слово, которое дала Дереку, и промолчу, либо следую обещанию, данному Четыре и, тем самым, предаю Дерека. Я вижу в серо-голубых глазах Тобиаса разочарование; даже на таком расстоянии они высверливают во мне глубокую дыру презрения. И я мысленно прошу прощения у Дерека, а затем делаю шаг навстречу Тобиасу и выдаю ему всё, что знаю. Четыре слушает молча, не перебивая, и даже не кивает в подтверждение моих слов. Когда я заканчиваю, он садится обратно на кровать и хлопает по матрасу рядом, предлагая мне присесть.       — Если бы я знал раньше, что они назначат тебя лидером, я бы согласился ещё тогда, — выдает он, поворачивая голову в мою сторону.       Я хлопаю себя по коленке.       — Хватит, Четыре. Я смогу за себя постоять!       — Я знаю. И я никогда не ставил под сомнение твою силу, — отвечает он. — Просто если кому-то из нас двоих и стоит стать ближе к Эрику, то мне, а не тому, кого он так сильно ненавидит.       Я хочу возразить, но не могу, потому что Четыре прав. И поэтому лишь киваю.       — Как думаешь, зачем Максу и Эрику сыворотка парализации? — спрашиваю я.       Четыре пожимает плечами.       — Думаю, теперь именно это ты и будешь обязана выведать.       — Да, — соглашаюсь я.       Четыре протягивает мне руку, и я сжимаю её. Его кожа такая же грубая, как и моя, но его ладони всегда очень тёплые, практически горячие, тогда как мои холодные, словно две ледышки.       — Мы должны остановить их, — тихо говорит Четыре. Он больше не смотрит на меня. — Ты же понимаешь, что чтобы они не задумывали, это не будет нести в себе ничего хорошего.       — Если понадобится, я не побоюсь спустить курок, — отвечаю я.       — Рад слышать, — хмыкает Четыре.       Мы сидим в тишине ещё долгие мгновения, прежде чем Стайлз открывает дверь и просовывает голову в образовавшуюся щель.       — Вы скоро?       Я качаю головой, смеясь, и встаю, но прежде напоследок сжимаю руку Четыре чуть сильнее, потому что знаю, как редко он позволяет кому-либо к себе прикоснуться.       Когда выхожу их комнаты, и Стайлз тут же заключает меня в крепкие объятия.       — Я сделал это! Я прошёл первую ступень! — пищит он.       Мне кажется, что его хватка стала крепче.       — Горжусь тобой, — искренне говорю я. — Если честно, я уже была готова собирать твои вещи.       Стайлз что-то бурчит себе под нос, а затем выпрямляется, и я замечаю, что футболка, которая ещё некоторое время назад была ему точно в пору, сейчас сидит слишком тесно.       — Ты всё равно особо не расслабляйся, — сообщаю я. — Вторая ступень будет не намного легче первой.       — По крайней мере, меня больше никто бить не будет! — восклицает Стайлз.       — Будут, но не физически, — поправляю я.       Стайлз округляет глаза. Я пожимаю плечами, мол, и так сказала уже слишком много лишнего.       — Не бойся, — я треплю Стайлза по отросшим волосам, и это возвращает меня домой, в Товарищество, где он стригся так редко, что несколько раз мне даже удавалось подшутить над ним во сне и вплести ему в волосы ромашки и цветные ленточки. — Сложно будет только первые пять раз.       Стайлз закатывает глаза и начинает рассказывать мне о том, что Скотт вчера познакомился с девчонкой с татуировкой в виде трёх стрел на руке по имени Эллисон, и, кажется, влюбился, но она из неофитов-лихачей, поэтому он не говорит ей об этом, ведь она с лёгкостью может надрать его костлявый зад. Я смеюсь, хлопаю брата по спине и впервые понимаю, что рада выбору Дженима, какими бы не были его мотивы.       К тому же теперь, когда мышцы на его руках окрепли, на лице заживают ссадины от прошлой схватки, а запах сменился с яблок и земли на пот и металл, я осознаю, что к Джениму-лихачу я уже привыкла.       Точнее, к Стайлзу; к моему брату, который такой же бесстрашный, как и я.