Будь моим смыслом.

      Девушка опешила. Ее лицо исказило ни то удивление, ни то беспокойство. Она настороженно взглянула в лицо брюнета, отрешенно рассматривающего серую кружку, стоящую на столе уже пару дней. И что же ему сказать? Не зная причин волнения, рассуждать очень сложно, наверное, даже невозможно. Вакана поставила на стол две чашки кофе, вынув из портфеля кокосовые печенья. Мужчина был столь неподвижным, будто стоящая вдоль помещения армия манекенов. Точно, он один из них: неживой и безэмоциональный. Наминато хотелось вытащить собеседника из зазеркального мира, в который он сам себя вогнал. Она аккуратно коснулась его плеча. Ута вздрогнул, отчего брюнетка издала непонятный, нечленораздельный писк. Масочник впервые улыбнулся, и встав из-за стола, жестом предложил девушке присесть на его место. Наконец, придумав нужный совет, брюнетка поднесла указательный палец к нижней губе.( Она всегда делала так, когда в ее голову приходила годная идея).       -Знаете, если бы вы были уверенны, что...- вздохнула.- поступите правильно, если согласитесь на ту вещь, из-за которой переживаете, то согласились бы сразу,– сложила руки на край стола.- Мне кажется, что вы подсознательно уже приняли решение, просто… - задумалась, но увидев заинтересованность собеседника, тут же воспрянула духом и нашла нужные слова.– так до конца и не поняли, почему не можете согласиться окончательно,– хозяин студии отпил горячего кофе и изогнул губы в еле заметной ухмылке. Он был полностью согласен с девушкой, отчего не смел ее перебивать. Та продолжила.– Я думаю, сомнения зарождаются только тогда, когда вы чувствуете неправильность предложения.       Осознав, что слабая, глупая девчонка смогла вызвать у работодателя интерес к собственным словам, Вакана победно откинулась на спинку стула. Наконец, проглотив ее мысль, брюнет принял то, что подсознательно давно понял. Ему действительно не хотелось становиться партнером гурмана. И дело тут вовсе не в кровавой бойне, которую, так или иначе, устроил бы Цукишима и его соратники. Скорее, брюнета останавливало отвращение к самой персоне гурмана, его омерзительное высокомерие, вызванное завышенной самооценкой. Нет, Ута вовсе не был гуманным существом, вряд–ли можно назвать гуманным того, кто убивает живых существ, но он не видел надобности в убийствах ради забавы. С незапамятных времен гули убивали людей ради пищи, это было таким же данным, как закат солнца и снег зимой. Масочника раздражали забавы над жертвами, они казались ему слегка аморальными. К тому же, мясо приобретало некий… едкий, характерный для людей, запах пота, а иногда и мочи. Ута поежился, вспомнив отвратительный запах на арене. Он втянул носом все ароматы витающие внутри большой комнаты. Вот они- привилегии гулей: огромная сила, животное обоняние и отличное зрение.       В студии пахло резиной, бумагой и, что больше всего волновало мужчину, едой. Помощница охотно ела печенье, пихая его за щеки, подобно хомяку. Девушка пахло довольно приятно: цветочный запах духов, щекочущий ноздри, котом, про которого она часто говорила, еле уловимо сигаретами, так как в ее семье баловались никотином. Она напоминала ему безобидного зверька, мотающегося из стороны в сторону, не понимающего «что к чему». Наверное, потому у мужчины и не возникало мысли о поедании бедняги. Он видел в ней нечто чужеродное. Будто ее вечное счастье создавало маску, которая трескалась каждый раз, когда она оставалась один на один со своим внутренним адом.       Вакана действительно была крайней двуличной. Это вовсе не плохое качество, ибо брюнетка улыбалась всем, любила каждого и ненавидела одновременно, потому что ей крайне не хотелось играть эту безнадежную игру. А, ведь это действительно так. С каждой новой игрой, Наминато все больше и больше погружалась в это, и не имела возможности прекратить свою театральную постановку. Часто плохие актеры выносят работу в свою жизнь. Зеленоглазая сделала именно так.       - Кажется, я скушала больше половины,– показала частично пустую коробку.– Остальное ваше.       Тут дверь мастерской открылась. Гуль встал из-за стола и, взглянув на незваного гостя, жестом его поприветствовал. В дверном проеме стоял парень среднего роста с темно-фиолетовыми волосами. Он жестом поприветствовал масочника и прошел к столу.       -Трапезничаешь?– изгибая бровь заявил Киришима. Парень безразлично глянул на Вакану.       -Хотите чай?– встав из-за стола, покрытого бумажками, девушка вытерла руки о кофточку.- Или кофе?– масочник сложил руки на груди.       -Очевидно, я не так все понял,– констатировал Аято. Ута жестом пригласил его присесть. Мужчина понимал, что предстоит обсудить, поэтому попросил брюнетку разобрать эскизы тату в другой комнате. Прогнав помеху в общении, гули сели напротив друг друга. Член Аогири вальяжно расположился на неудобном железном предмете мебели и, проведя по волосам, сложил руки на груди.       - Ну и..-начал масочник.- Ты пришел поговорить о предложении этого нарцисса?– Аято кивнул.       Их отношения невозможно было назвать приятельскими. Скорее, при удобном случае, каждый бы убил своего собеседника, только- сейчас каждого волновали личные вопросы. Высокомерный, расчетливый Киришима, подсознательно вынуждающий себя согласиться с отвратительным увлечением Цукишимы, яро отрицал каждый укол совести. Нет, он любил свою суть, но никак не мог согласиться с ней. Подсознательно, оба мужчины не принимали свое естество, оттого и колебались в принятии решений. Ута все для себя понял. Допив остаток кофе, он сложил руки на груди.       -Я хотел посоветоваться с тобой. Ты человек влиятельный,– мужчина дотронулся до тусклой, висящей над столом лампы. Она еле уловимо качнулась, оба заморгали чаще.– И понимаешь в деловых сделках лучше меня.       -Ты рассказал кому-нибудь еще?– в кладовой что-то упало. Вакана уронила составленные маски на пол, отчего одна, фарфоровая( ее гуль привез из поездки во Францию) разбилась вдребезги. Девушка вскрикнула. По центральной линии жизни, словно из устья реки, пролилась капля крови, она дошла до конца, очертив изогнутые очертания. Оба людоеда почувствовали приятный запах, но виду не подали. Лишь Ута облизнул нижнюю губу.- Это моя ассистентка,– Аято улыбнулся.- Совершенно безалаберная. Не обращай внимание.       - Нет. Остальным знать не обязательно. Они могу помешать, либо перестанут доверять мне, что еще более опасно,- масочник кивнул.       -Тебе понравилось представление?– брюнет собрал лежащие бумаги в стопку и, обогнув комнату, налил себе еще кофе. Киришима отрицательно помотал головой.– Так вот, один человек дал мне совет, которым я решил воспользоваться,- Аято рассмотрел маски, висящие на стене и отметил смену интерьера.– Завтра я скажу гурману, что предложения о подобном бизнесе меня не интересуют.       Киришима одобрительно кивнул головой. Странно, но на душе разлилось некое спокойствие. Блаженное, упоительное спокойствие. Очевидно, член Аогири так же оставлял за собой частицу человечности. Мало кому она была присуща. Наверное, в мире гулей это было бы оскорблением: иметь то, что сближает тебя с едой. Оба яростно старались искоренить омерзительное чувство, возникающее по отношению к некоторым человеческим особям. Излишнее чувство сочувствия, переходящее в привязанность. Мужчины не видели мир в красках, коими его выставлял гурман. Скорее, им нравилось существование в гармонии. Гули –убивают людей, люди- убивают гулей. Чин по чину.       Обменявшись парой «комплиментов», которые не отличались новизной, Аято покинул студию, сославшись на голод. Ута же, расслабленный и умиротворенный, сидел и слушал непонятные движения внутри некой кладовой. Время было девять. Улица покрылась мрачным туманом, говорящим о скором похолодании. На неделе должен был выпасть снег. Шум Токио не доносился внутрь помещения. Масочник проводил там свободное время именно поэтому.       Мужчина прошел к двери и постучал три раза. Наминато открыла. Ее виноватые глаза наполнились слезами.       -Я...- всхлипнула.- я разбила ее. Разбила,- девушка держалась за порез, ее губы дрожали.       Гуля забавляла эта ситуация. Беспомощная и слабая. Один раз надавив на шейные позвонки, он мог бы сломать ей шею. Мог вырвать глазные яблоки или перерезать артерию. Но, почему-то, руки не доходили. Внутри небольшого помещения запах ее сладостной крови был невыносимо притягательным.       - Я отвезу тебя домой,– сказал хозяин студии. Девушка кивнула.