***
Сегодня, так хорошо, за окном холод, у меня плохое предчувствие. Зимние цветы опадают на мое плечо, наступает безымянное "завтра"… В дождливый день, я просто думаю об оправдании. Не плачь, в конце концов, это моя вина, не так, я солгал себе, поэтому я виноват. Пожалуйста, поверь еще один раз, что я смогу обнимать тебя в своих руках. Я направил свой шаг к другой стороне двери, я очень переживаю, но я хочу знать. На моих глазах слезы, и я просто хотел сказать, глядя в небо: Не плачь, ведь это моя вина, я сделал тебе больно, поэтому я виноват. Прошу, прошу, пусть твоя улыбка цветет, я смогу обнимать тебя в своих руках. Я сожалею о временах, когда мы были молоды, когда мы говорили о любви, желаниях и реальности. "Все, что я делал до сих пор, притворялся... Скучным взрослым". Не плачь, ведь это моя вина, я сделал тебе больно, поэтому это я виноват. Вот, мне хотелось так смотреть на тебя и крепко сжимать в своих руках…
ADAMS – Boku no Sei
***
Каким бы ни был наставник и как бы он ни обучал своего преемника, между ними есть и всегда будет какая-то особая связь. Был ли он жесток к своему ученику или же дорожил им… Ломал ли он его, уничтожая изнутри, или берег, передавая свое ремесло с осторожностью и нерушимым терпением, но узы между этими двумя никогда не исчезнут бесследно. Но вот его нет, умер ли он, убил ли ты его сам – разорвался этот круг. И ты остался один. И все то, что твой наставник принимал когда-то на себя, взваливается на твои плечи. Особенно когда он передает тебе это непосредственно. Но как много учитель брал на себя, ты понимаешь лишь тогда, когда занимаешь его место. И эта ноша оказывается настолько тяжелой, почти неподъемной, что первое время пригибает тебя к земле, заставляя чувствовать себя не победителем, а, скорее, мелким червем, не способным подняться на ноги. Что касается меня… После смерти моего наставника, его «ноша» свалилась и на меня тоже. В буквальном смысле этого слова. И хотя у меня была возможность спалить к чертям это поместье, развеять по ветру чужой прах и уйти на четыре стороны, я остался здесь и занял место своего возлюбленного учителя. Просто мне некуда было идти. Покалеченный, озлобленный, убитый много раз, пропитанный чужой ненавистью, ядом, смрадом и кровью... Все верно, такие, как я, не могут жить привычной простым смертным жизнью. Мое место там, где меня воспитали, вырастили, вскормили и оставили, в конце концов, там и нигде иначе. Или же я просто не смог? Не смог разорвать эту связь с наставником и миром, в который угодил не по собственной воле? Вполне возможно. Ведь раньше я никогда не задумывался над этим. Убив своего учителя, я ощутил легкость и свободу. Мне хотелось смеяться над его прахом до слез, до удушья, я чувствовал запах гари, но он казался мне сладким. За спиной распускались большие крылья, а взгляд на горизонт горел огнями ненормального счастья, понять которое не сможет никто. Это были последние и самые яркие эмоции в моей жизни. После этого они пропали, исчезли без следа, и я стал настоящим киллером, которому не ведомы человеческие слабости. После того взрыва чувств, не прошло и недели, как я оказался придавлен к земле такими грузами, как «ответственность», «клан», «работа» и так далее. На меня навалился чужой крест, который я добровольно согласился нести. Потому что некуда было пойти, не с кем было забыться, негде было работать и еще куча «потому что». Но есть еще одно «но». Что, если я до сих пор не смог разорвать возникшую связь со своим наставником, даже не смотря на то, что того уже и нет в помине?.. Тогда кто же я на самом деле? Трус, взваливший на себя непосильное бремя, безумец, который привык к рабству и теперь получает удовольствие от того, что продолжает чужое дело, или ученик, который не может порвать свои цепи, однажды кем-то защелкнутые на руках? Впрочем, как бы то ни было, эта тонкая, еле уловимая нить между мной и «ним» осталась. И плевать, как ее назвать и чем объяснить. Она со мной до гроба, от нее не избавиться. Хотя бы потому, что нельзя забыть прошлое, полное боли и ужаса. Интересно… То же самое ожидает и Уруху? Мой наивный бедный Уруха. Ты тоже будешь страдать, убив меня. Я улыбаюсь этим мыслям, закрывая глаза. Ненависть сильнее любви. Я всегда так думал. И я уверен, что я прав. Любовь может измениться, может предать, остыв к одному и возникнув к другому. Любовь может потухнуть без причины, может довести до самоубийства. Любовь – эдакая сука, ветреная, непостоянная блядь. А ненависть другая. Она честная. Вечная. Верная. Если ты любишь человека, то думаешь о нем каждый день. Но если ты его ненавидишь, ты думаешь о нем еще больше. Так же часто, как и о возлюбленном. Вспоминаешь о ненавистном ком-то, продумываешь фразы, которые мог бы сказать, но не сказал, месть, которую мог бы преподнести, злорадствуя в своих мечтах, празднуя победу над обидчиком. Но ты не можешь возненавидеть другого человека, при этом остыв к первому. Если появляется кто-то еще, ты начинаешь ненавидеть и первого, и второго. Ты не прощаешь никого, не становишься безразличным просто потому, что появился кто-то еще. Ты продолжаешь ненавидеть. В то время, как любовь остывает, ненависть остается чиста и непоколебима. Она может со временем стать тише, глуше, но исчезнуть навсегда, как любовь – никогда. Ненависть – самая преданная «подруга», с которой можно прожить целую жизнь, не боясь, что она изменит тебе. И мой юный ученик тоже не сможет от нее избавиться. Я знаю, потому что вижу ее каждый день в карих глазах наследника. И он точно не обманывает себя. Иначе я бы сразу понял, что его чувства изменились. Хотя порой он кажется потерянным, задумчивым, сомневающимся, как в тот вечер, когда кричал, что хочет убить и спасти меня одновременно, ненависть его не остывает. Она останется с ним до последнего вздоха, и я не знаю, радоваться ли мне этому или же посочувствовать глупому мальчишке, однажды совершившему самую большую ошибку в своей жизни. Воспоминания о моем учителе… На самом деле, за семь лет я успел забыть его лицо. Я не помню, как он выглядел. Только шрам на щеке и его поступки. Его воспитание. Жажду унижать. Мастерство, которое я сумел победить. Но не внешность. Если Кою хорошо постарается, то он действительно сможет меня убить. Вся прелесть нашей игры именно в том, что я не знаю ее итога. Это мне и нравится – идти вслепую навстречу финалу. И хотя я не собираюсь на тот свет и намерен сражаться до конца, если мне все же суждено стать простым воспоминанием… я сделаю так, чтобы это было самое яркое и нестираемое воспоминание в его памяти. В случае моей гибели, я заставлю его помнить меня всю оставшуюся жизнь. Как это сделал мой наставник. Даже если Кою забудет мое лицо, я не позволю ему забыть меня, как врага и любовника. Да, верно. Я не знаю, чем все кончится. Но мне так нравится эта неопределенность. Возможно ли, что я, стратег от бога, специально не просчитываю его шаги? Это похоже на правду. Игра с огнем… смертельная игра. Я намеренно не делаю расчеты. Лишь контратакую и учу его ненавидеть не только меня, но весь этот фальшивый свет. Но это еще не значит, что я не участвую в нашей битве. Я веду другую игру, ту самую, цель которой – научить его быть мной. Сделать его убийцей. Это похоже на игру в «тамагочи». Чтобы виртуальный питомец не умер, надо за ним ухаживать. И моя роль в этом спектакле заключается в том, чтобы вытянуть из паренька человеческую сущность. Постепенно я уничтожаю его совесть, страх, неуверенность, милосердие, сочувствие и прочие светлые чувства и качества, которые могли бы помешать ему в будущем. Я сражаюсь с его сознанием, пока он сражается с моим телом. Это разные уровни и разные игры. Но победить можно в обоих случаях. Если поразить сознание противника, можно выиграть и у тела. И если поразить тело, уничтожить сознание не составит труда. Я позволяю ему наносить мне удары, развивая в нем логическое мышление, но угадываю его действия наперед, чтобы свести атаку к нулю. Увижу ли я, как он обесценит нас?.. Или погибну прежде, чем моя мечта осуществится? Это так интересно! Так захватывающе! Так необычно и так приятно… Все внутри меня трепещет новыми эмоциями, новыми ощущениями, за семь лет забытыми и, казалось, безвозвратно утраченными. Я вынимаю из него чувства, которые поглощаю. Я чувствую, как они заполняют меня, переходя из его тела в мое. Даже сердце начинает биться быстрее… Забытый азарт, забытый риск. Я скучал по этому. Такашима Кою. Ты самая увлекательная игрушка, которая когда-либо была у меня! Попробуй загнать меня в угол. Я хочу, чтобы было еще сложнее и опаснее! Атакуй. Снова и снова. Строй планы, продумывай стратегии. Наноси удары один за другим! Сильнее, больнее, больше! Еще, еще, еще!.. И когда ты будешь уверен, что выиграл, я порву все сети, которыми ты меня медленно окутываешь, уверенный в том, что подбираешься ко мне все ближе и ближе. Сражайся… Сразись со мной! Уруха! - Я хочу рассыпаться в твоих руках. Чтобы после того, как ты будешь праздновать победу, собраться вновь и обратить все твои старания в прах! Убей меня. Или сделай еще сильнее. Давай проверим друг друга на прочность! Взгляд падает в окно, и я блаженно закрываю глаза. Между прочим, доставляя мне удовольствие лицезреть его на дне бездны, он не забывает трепать мне нервы тоже. Вспомнить, хотя бы, недавний финт с Рейтой. Глупая выходка, ведь я знаю своего наемника, как облупленного. А потому, увидев этих двоих за поцелуем, я едва сдержал смех. Было ясно с самого начала, что он провоцирует меня. И все же, наказать упрямца за то, что он творит за моей спиной, было необходимо. Сам поступок вывел меня из себя. Может, потому что мне самому так долго приходилось отказываться от этих капризных мягких губ? Зато его представление с участием моего Магнума было на высоте. То, как он ласкал оружие губами – можно только позавидовать. Признаться честно, он даже заворожил меня этим. Да и кто не поддался бы? Сложно не сдаться наблюдению за этими губами и тому, как они чувственно обхватывают холодный металл, продвигаются дальше… Черт возьми, это было восхитительно! А я позволил. Ведь за этим действом должно было последовать что-то еще. Мне стало интересно, что же он задумал, разыграв такое шоу передо мной, а потому… «Юу». Я поддался? Не Урухе и его настойчивости. Даже не его словам перед первым за долгое время поцелуем. Наверное, я проиграл самому себе. Своим противоречиям и терпению. Потому что не было больше сил, чтобы вновь не позволить себе прикоснуться к этим губам. Они слишком честные, чтобы игнорировать их «исповеди». И жадность Урухи, как вирус, передается мне. Оказывается, можно изголодаться не только по сексу… Кстати, насчет голода. Еще один вид удовольствия, по которому я тосковал – это его страх. Почти иссякший и теплящийся в груди слабым огоньком, что вот-вот потухнет от порыва ветра. Давненько я его не видел на этой смазливой мордашке, но сколько наслаждения принес он в день казни подрывателя! Все мысли стрелка в тот момент были написаны на его лбу, не нужно было даже угадывать, о чем парнишка размышлял, наблюдая гибель пешки Сенпая. Все верно. Ведь еще полгода назад он мог оказаться на месте покусившегося на его жизнь человека. Мой ученик забыл, с кем он имеет дело, но так не пойдет. Кто-то должен был напомнить Урухе о моей другой стороне. И эта ледяная волна, отразившаяся на нем легким прикосновением, передалась и моему телу. И все же, я надеялся, что он захочет сам разобраться со своим убийцей. Ведь именно из-за него он потерял так много времени, прикованный к кровати. Но мальчик был настолько поглощен происходящим... что ему не было дела до персональной казни. Не было этой вспышки праведного гнева, не было желания убивать. Все его внимание оказалось захвачено самим зрелищем. Польстило ли мне это? О, да. Польстило. Скажу даже больше: именно это я и ожидал увидеть. Никакая другая реакция не принесла бы большее удовлетворение, чем та, что он мне продемонстрировал. А вообще… с момента появления здесь Такашимы все действия, что раньше были для меня простой нормой жизни, повторяясь из года в год, теперь стали приобретать иные краски и оттенки. Другой вкус. Так даже интереснее. До Урухи это уже стало превращаться в рутину. Занятно, не так ли? Наверное, я мог бы назвать себя эстетом в столь узком, не типичном, по-своему зверском деле. Верно, в этом мире нет права на слабость. И лишь это правило позволило мне выжить и стать тем, кем я сейчас являюсь. Я научу ему еще и тебя, Кою. И как же не вспомнить сегодняшний поединок с Рико, коли я поддался сладким грезам в своем кабинете? Это было превосходно. Я поймал себя на мысли, что болею за его победу, наблюдая за происходящим в вольере действом. Я хотел, чтобы Уруха выиграл у моего пса. Почему? На этот вопрос нет ответа. По крайней мере, сейчас. Я просто хотел, чтобы мальчишка справился с этим испытанием, сделал еще один шаг вперед. Наверное, я одержим своей мечтой и возлагаю на него большие надежды… Почему мне кажется, что он сможет исполнить мое желание? Он ведь такой нестабильный. Полон парадоксальных противоречий. Что взбредет в его голову в следующий раз? Я не могу угадать, пока не прощупаю почву. Хотя я и догадываюсь, что этот подлец вяжет сети с Мамой. Но Нейтралка дает отличные возможности своим сторонникам. Правда, цена за помощь порой слишком высока. Я рад, что он пытается наладить контакт с Третьей силой, и не важно, чем он расплачивается – главное, что он использует все подвернувшиеся шансы для победы. Он понимает, что если есть хотя бы одна крохотная возможность вывернуть ситуацию в свою пользу, за нее надо хвататься руками и ногами. Я мог бы даже похвалить его за проницательность, но, думаю, рановато ставить его в тупик этими знаниями. Да и доказательств у меня весомых как не было, так и нет – я не утруждал себя и своих людей слежкой за упрямцем. Единственное, что меня волнует… Я нахожу в кармане пиджака красную бархатную коробочку и подношу ее к своему лицу. По велению моих пальцев маленький ларец щелкает замочком и раскрывается, являя взгляду серебряное кольцо с красным алмазом. Оно похоже на мое кольцо, то самое, что малыш подарил мне в лесу. Алмаз той же формы, как и черный бриллиант, тех же размеров. Мой камень вставлен в импровизированную радужку «кошачьего глаза», его – тоже. Единственное отличие в том, что вокруг моего бриллианта – узоры из черненого серебра, а вокруг красного алмаза – фраза на латыни, значение которой будет сложно разгадать. Это мой подарок на Новый год. Странно, что я решил преподнести мальчику именно это. Но людям, чей счет в банке превышает все мыслимые и немыслимые цифры, трудно что-то дарить. Это так же смешно, как обменяться чеками на одну и ту же сумму. Не прибавится, не убавится. А все, что нужно, мы можем купить себе сами. Остается только импровизировать, поэтому кольцо и сделано на заказ. И фраза на нем – моя. Так что этот подарок останется «уникальным» среди сотен других, со смыслом, которого лишены другие дорогие игрушки. Смешно… Я захлопываю крышечку и возвращаю коробку обратно в карман. Если между нами тоже есть связь, Кою, постарайся не терять это кольцо в ближайшие пятьдесят лет. Если ты, конечно, сможешь прожить так долго среди убийц и предателей.***
Мне кажется, или я слышал голос Аоя во время сражения с псом? Эта мысль не дает мне покоя. А боль от укусов только сильнее распаляет воображение. Интересно, он видел это? - Можешь идти, - спокойно вещает Матсумото, вырывая меня из дум. Он обрабатывал новые раны. – К Новому году затянутся. Следов не найдешь. А у меня еще дела есть. - Какие? – на автомате спрашиваю, оглядывая забинтованные руки. - Репетитор приехал. Теперь он будет жить здесь, - без инициативы в голосе отвечает хирург, поднимаясь с табурета и выбрасывая медицинские перчатки в урну. – Так ему не придется каждый день ездить из Токио за город. Да и идти ему больше некуда. - Он знает, где собрался жить? – хмыкаю я, поднимаясь на ноги. Рико неплохо меня потрепал. Все тело ноет. - Конечно, знает. Он же не ты. - Очень остроумно, - кривляюсь я, вздохнув. – А где Аой? - У себя в кабинете. Я киваю и отправляюсь прочь из лаборатории, лишь на пороге опомнившись. - Руки-сан. - Что еще? – недовольно оглядывается на меня медик, остановившись напротив рукомойника. - Спасибо за помощь, - я поднимаю забинтованные руки к лицу, вяло улыбнувшись. – И простите, что добавляю вам работы. - А я уж думал, что вместе с мозгами ты потерял еще и чувство такта, - усмехается Матсумото, открывая холодную воду. – Постарайся в течение следующего месяца не попадать в мой кабинет. Я буду наверстывать упущенное за это время со своим любовником. - Не могу обещать, но буду осторожен. Когда возвращается Док? - После праздников. Ему нужно понаблюдать за своим пациентом после операции. - Хорошо. Я закрываю за собой двери и оглядываюсь на бетонную лестницу, ведущую на первый этаж. Как бы паршиво ни было, но придется навестить кумите: я должен объясниться с ним за новые раны. Так что все, что мне остается, так это со вздохом направиться в кабинет Отца, морщась от тянущей боли в предплечье и кисти. - Я могу войти? – заглянув после стука в кабинет, но не получив ответа, я рискнул войти без приглашения. - Ммм? – кумите оборачивается на меня, развалившись в своем кресле с задумчивым видом, а после, будто очнувшись от грез, с усмешкой поднимается на ноги и идет навстречу, жестом пригласив меня в комнату. - Я помешал? – удивленно вскинув бровь, интересуюсь я, когда расстояние между нами заметно сокращается, и изумленно замираю на месте, стоит нашим глазам вновь встретиться. Такого взгляда я еще не видел в исполнении Широямы. Он был… «новым», неизвестным мне, непостижимым в дикой смеси чувств, плескавшихся в угольных зрачках убийцы. Только Аой молча берет меня за руку и поднимает ее к своему лицу. И я вижу, как его полные губы с упоением прижимаются к пропахшим лекарствами бинтам на моем запястье, горячо и так искренне, что я забываю, как нужно дышать. - Мне всегда было интересно, что получится, если скрестить овчарку и ротвейлера… как думаешь? Он улыбается, смотря прямо мне в глаза. Он что… назвал меня овчаркой? Я непонимающе хмурюсь, не в силах оторвать от него взгляда. Он изменился. Такое чувство, будто Аой изменился. Стал другим человеком… Почему? Почему мне кажется, что он стал другим? Разве я не изучил его за эти чертовы полгода издевательств надо мной? - А мне было интересно другое. Что будет, если поставить овчарку против ротвейлера? - срабатывает защитная реакция – я огрызаюсь. Я не знаю такого Аоя, поэтому предохранитель во мне щелкает автоматически, заставляя меня быть осторожным с этим человеком и обороняться от него любыми способами. - Хочешь узнать? Это еще один способ моего заработка. Так что могу показать тебе. - Собачьи бои?! – я вырываю руку из его кисти, и Аой уступает, выпрямляясь и растягивая губы в жестокой ухмылке. - Это мафия, дорогуша. Все, что противозаконно – моя стихия. Подпольные бои без правил, продажа и покупка рабов, игорные дома, оборот наркотиков, собачьи травли… Вся грязь этого мира в моих руках. И я этой грязью управляю и заведую, как мне вздумается. - Ты ужасен, - выдыхаю я ошарашено, отступив от мужчины на шаг назад. - А ты забыл? – он тихо смеется, отвернувшись от меня. – Как твои раны? - А какое тебе дело? – я хватаюсь за запястье, которое теперь горело огнем – после его неожиданного поцелуя. - У нас урок танцев. Хотел убедиться, что ты справишься с этой задачей. - Справлюсь, - дергаю губой в отвращении, выпрямив спину. – И что на этот раз? - Вальс. - Тогда давай начнем. Чем быстрее начнем – тем быстрее закончим. - Верно, - хмыкает убийца, поднимая свой телефон со стола, чтобы найти подходящую для танца музыку. – Кстати… что ты пообещал Руки за поцелуй с моим наемником? - Что? – я чувствую, как внутри меня все мгновенно похолодело от этой фразы, и нервно сглатываю, уже не надеясь выбраться сухим из воды. Кажется, я попался в собственную ловушку. - Матсумото не оказывает услуг просто так, даже мне, - Аой поворачивается ко мне с хищной улыбкой на губах. Я замечаю триумфальный блеск в его ониксовых холодных глазах. Так кошка смотрит на мышь, загнанную в угол, с долей превосходства и коварства в расширенных азартом зрачках. – А если он что-то и делает, то берет за это плату. Бескорыстная помощь, особенно тебе, его ученику, не в его правилах. Так что же ты пообещал ему взамен этой детской шалости? Я задерживаю дыхание, чувствуя, как сердце начинает стучать быстрее в приступе паники. А Аой продолжает смотреть прямо мне в глаза, не оставляя ни единого шанса на «побег». Мне приходится раскрыть часть нашей сделки с хирургом, ведь иначе… - Я согласился стать его подопытной крысой, - выдыхаю я, быстро облизнув обсохшие губы. – Один раз. - Вот как? – Широяма улыбается и подходит ближе, задумчиво промычав. Он останавливается передо мной, с минуту молчит, склонив голову к плечу, а после с напускной лаской сжимает пальцами мой подбородок, пытливо вглядываясь в мое лицо. – И какой эксперимент он задумал проводить на этот раз? - Спроси у него, - тихо отвечаю я, поведя головой, чтобы выскользнуть из его пальцев. Слишком тяжелая энергетика. Я не могу больше терпеть ее. – Он говорил, что его инъекция еще не готова. Он работает над ней… - Ты лжешь мне. - Да! – я резко отворачиваюсь, шумно выдыхая. – Я не знаю, что он задумал. Но эксперимент будет, потому что мне больше нечего ему предложить! Я поворачиваюсь к мужчине, вздохнув. - Все, что я могу дать взамен за услугу – мое тело. И ты это знаешь. - Хорошо, верю, - усмехается мужчина и запускает плеер на мобильном. – Буду с нетерпением ждать результата. И раз мы все выяснили, давай начнем урок? Ах, да. Чуть не забыл. Поздравляю с повышением, стрелок. Я промолчал.***
- Ясуо, познакомься. Это твой репетитор по игре на гитаре. Матсумото подталкивает мальчика навстречу к мужчине, ожидающему нас в гостиной первого этажа. Сам мужчина, общество которого я с трудом пережил, пока хирург ходил за ребенком в крыло прислуги, был довольно странным. С самого его прибытия он показался мне человеком не от мира сего. Одежда его была самой обычной: черная рубашка, брюки того же цвета и остроносые туфли, ничего лишнего. Он был молчаливым, задумчивым и спокойным. На переносице держались солнцезащитные очки, в расслабленных губах тлела сигарета, руки спокойно лежали на подлокотниках кресла. Гитару он поставил на пол и прислонил грифом к самому креслу, бесцельно уставившись в одну точку. Ничем не примечательный, обыкновенный музыкант, но что-то было в нем такого, что заставляло меня присматриваться к мужчине. Но я так и не понял, что именно. - Это же… - Ясуо изумленно распахивает глаза, не веря своему счастью. – Брат! - Поздоровайся, - подсказывает Таканори, и ребенок тут же подбегает к креслу, чтобы поприветствовать гостя. Мужчина, до того ничего не замечающий вокруг, оживает при звуках детского голоса сбоку от себя и, улыбнувшись, поворачивает голову на школьника. - Здравствуйте! Я Матсумото Ясуо. Рад знакомству! – от восторга ребенок задыхается, сминая пальцами края домашней футболки, и брюнет поднимается с места, чтобы поприветствовать юного фаната в ответ. - Здравствуй. Я твой учитель по гитаре… - Я вас знаю! – перебивает Ясу, улыбаясь музыканту во весь рот. – Даже не верится, что вы будете учить меня играть! Но… Вдруг ребенок обеспокоенно запинается на полуслове, замявшись перед брюнетом. - Но как же ваша работа?.. У вас ведь и так нет ни что времени! Я знаю, как вы трудитесь день изо дня… - Это в прошлом. - Почему?.. – отчаянно выдыхает малыш, и на его глазах наворачиваются горькие слезы. Заметив это, новоприбывший лишь мягко улыбается мальчишке и опускается перед ним на корточки, чтобы после предложить будущему ученику свой платок. – Вы что… вы ушли из ADAMS? - Я не хотел уходить, - тихо говорит брюнет, опуская ладонь на дрожащее плечо школьника. – Просто так получилось. Наверное, это судьба. - Но что случилось? - Ему нужно двигаться дальше, - Шота снимает очки и бережно складывает их, чтобы заглянуть в глаза ребенка напрямую. – В жизни каждого из нас наступают такие моменты, когда обстоятельства оказываются сильнее нас. Но я верю в Адама. Он найдет себя. Даже если меня не будет рядом, он справится. Его поддержат наши фанаты. А я больше не могу вернуться на сцену. Так надо, понимаешь? Мужчина стирает со щеки младшего Матсумото покатившиеся из глаз слезы и протягивает ему свои очки. - Подарок на память. Пока она жива, мы тоже живы. - Вы… Вы сами решили уйти… со сцены? – всхлипывая, спрашивает Ясуо, прижимая черные очки к своей груди. - Наверное… это судьба, - снова улыбается музыкант, опустив взгляд в пол. – Я так много хотел сделать, что совсем не подумал о себе. Но, знаешь… ничего страшного. Твой брат, - Шота указывает на нас с Матсумото, остановившихся в проеме дверей. – Помог мне, когда я лишился возможности выступать. Предложил работу, потому что теперь у меня ничего нет. Я буду учить тебя, и поэтому буду продолжать быть музыкантом. Я оставил после себя хорошую работу. Моим фанатам хватит и этого, чтобы и впредь быть прекрасными людьми. Их поддержку и любовь я не забуду даже после смерти. - Не говорите об этом… - Ясуо закрывает ладонями лицо, шмыгнув носом. - Прости, - брюнет отечески опускает ладонь на голову мальчика, принявшись ерошить и без того растрепанные волосы. – Теперь я буду говорить только о музыке. - Вы можете расположиться в крыле для прислуги, - встревает в разговор Матсумото, проходя в гостиную. – Я распорядился, чтобы вам приготовили комнату. О здешних порядках я рассказал вам еще вчера, так что проблем быть не должно. Ваши чемоданы уже ждут вас в вашей спальне. - Спасибо за помощь, - Шота поднимается на ноги, вынимая изо рта сигарету и туша ее в пепельнице. – Не волнуйтесь, я не буду мозолить глаза. При этой фразе он с улыбкой посмотрел в мою сторону, на что я только неприязненно передразнил мужчину. Конечно, он не станет шататься по поместью. Он тут вообще «инкогнито». Что творится в столице по этому поводу – я и вовсе молчу. Странный он, все же. - Рейта, как неприлично! - Он мне не нравится. Ты мне не нравишься, - я тычу пальцем в грудь подошедшего ко мне мужчины. – Не высовывай носа из своей норы. - Я уже понял. Ваш взгляд не в меру красноречив, господин Рейта, - спокойно отзывается наглец, нисколько не обидевшись на мой выпад. – Я не побеспокою его снова. - Какого черта ты ушел со сцены? – спрашиваю я, недовольно нахмурившись. – Только начал путь к признанию… и бросил на полпути. - Это, - Шота прикрывает глаза, невесело усмехнувшись. – Это не мое решение. «Бросить на полпути». Но, знаете, теперь я могу отдохнуть. Впервые за время работы в группе я смогу нормально отдохнуть. Жаль только, что особой радости это не приносит. - Как ни крути – а нравиться ты мне от этого не станешь. Пойдем, гитарист. Покажу твою комнату. Но помни: ты тут только благодаря Ясуо. Если бы не он – черта с два я бы впустил тебя в этот дом. - На самом деле вы довольно уступчивы, не так ли? – спрашивает брюнет, забрасывая ремень чехла для гитары на свое плечо. – Но вы открыли в себе это совсем недавно. Наверное, это работа господина Матсумото… - Замолкни, пока я не передумал, - предупреждаю я, отвернувшись. – За мной, гитарист. - Можно просто Шота. - Хочешь поспорить со мной, гитарист? - Нет. Конечно, нет.