Стрелок

      - Куда ты?       - Хочу узнать, есть ли яд в этих зубках.       - Стой.       Хантер ловит за руку отправившегося было за Ватару напарника, и тот недовольно оборачивается на мужчину, цокнув.       - Прекрати, дорогой! Нет причин для ревности.       - Для начала потрудись меня выслушать, - настаивает на своем Охотник, притягивая к себе шатена. Он крепко обнимает Лиса за талию одной рукой, не оставляя между их стройными телами ни сантиметра пустоты, и Татсуро, довольно мурлыкнув, обвивает руками чужую шею, послушно прогибаясь навстречу.       - Какой ревнивый.       - Так легче говорить.       - Ну-ну, - усмехается наемник, снимая мешающую обоим широкополую шляпу со своей головы. – А разве это не повод для объятий? Хочешь прикрыться «тайной беседой»? Или завести меня перед встречей с Куницей? Знаешь, если ты продолжишь обнимать меня так крепко, велика вероятность, что я захочу трахнуть эту стерву прямо во время разговора… Или ты придумал, где нам можно уединиться?       - Вообще-то, - раздраженно цедит Сакурай, прижимаясь гладким боком маски, повторившим плавность щеки, к щеке напарника. – Тут есть спальни для гостей, на втором этаже. Их обставили на случай форс мажора, чтобы пришедшие могли отдохнуть от суеты и даже вздремнуть, если не рассчитали с алкоголем…       - Ну, так чего мы ждем! – перебивает воодушевленно мужчина, завозившись в чужих руках. – Никогда не трахался в подобных местах, с толпой якудза под полом!       - Успокойся! – рыкнул в ответ Хантер, еще крепче прижимая к себе суетливого коллегу. – Я не буду делать этого здесь! Забыл, что мы в центре сборища убийц? Нам нельзя оставлять хозяев без охраны!       - Какой ты скучный, - разочарованно тянет шатен, безвольно повиснув на руках Охотника. – Это так жестоко! Сначала раззадорил, а потом…       - Да заткнись ты уже! – Сакурай хватает главаря за длинные волосы и сминает их в кулаке у корней, чтобы повернуть к себе красивое лицо и удержать на месте.       - Люблю, когда ты так груб, - усмехается Лис, хоть и морщится от саднящей боли. Только глаза выдают весь бурлящий в непокорной крови азарт от игры. – Но если ты не хочешь подняться наверх…       - Прежде, чем ты пойдешь на штурм, я хочу рассказать тебе, с кем ты связываешься. Тебе ведь нужен козырь в рукаве?       - А вот это уже интересно, - заговорчески выдыхает Татсуро, потянувшись к черной маске. - Но как ты это сделаешь?       - Отключи микрофон, - хмыкает убийца. – За ухом есть кнопка.       - Но тогда все услышат твой настоящий голосок, - мурлычет Лис, пробираясь пальцами в блестящие ухоженные волосы мужчины.       - Тогда тебе придется научиться слышать неслышимое.       Шатен тихо смеется, щелкая найденной кнопкой под мочкой уха Сакурая, и жарко прижимается губами к искусственным губам маски. Целуя наемника через карнавальную преграду, закрыв глаза и любовно обняв напарника в ответ, он слушает историю чужой жизни. По вибрациям на губах угадывая сказанные слова неуловимым никем шепотом южного киллера. И Хантер ловит себя на мысли, что наслаждается этой страстью, пусть и его партнер такой ветреный, невыносимый, самовлюбленный нахал… Он улыбается, пользуясь тем, что Лис не видит его улыбки, и наблюдает через узкие щелочки для глаз, как волнительно подрагивают длинные ресницы главаря, шумно втягивающего в грудь пропахший алкоголем воздух. Наверное, все-таки нужно было отвести его наверх…       - Я понял, - шепчет Ренар на влажную поверхность маски, отстраняясь от любовника, как только он заканчивает свой рассказ. – Теперь мне будет легче.       - Не переупорствуй, - хрипло отзывается Охотник, включая вновь микрофон устройства по изменению голоса. – И не лезь на рожон. Если дойдет до разборок – мало никому не покажется. На новогодней вечеринке никаких инцидентов быть не должно, как бы мы не ненавидели друг друга. Иначе главы взбесятся, как растравленные псы.       - Я буду очень осторожен. Ведь мне еще нужно уговорить тебя посмотреть убранство второго этажа, - игриво улыбается шатен, и Сакурай разжимает объятия, отпуская хама на все четыре стороны. – Не скучай, милый.       - Просто он не северный, - тихо отзывается Хантер, когда Татсуро отходит от него на приличное расстояние. Он провожает хитрого кицунэ взглядом, после чего резко встряхивает головой, чтобы сбросить с себя странное очарование шатеном, и отворачивается от зала. Может быть, поэтому он не испытывает к нему этой испепеляющей внутренности ненависти? Просто…       Он не северный.       - Сегодня довольно прохладно.       Этот голос позади заставляет Ватару раздраженно вздохнуть. Он сбежал на балкон, чтобы немного развеяться и отдохнуть от мужского внимания, посыпавшегося на него, как снег на голову, стоило только показаться гостям на глаза, но и здесь никакого покоя. А на втором балконе северный Отец со своим «телохранителем». Бежать больше некуда.       - Ммм, понимаю. Все достали, и ты решил спрятаться? – Ренар беспардонно встает рядом с мужчиной и укладывает руки на поручни, за которые и держался Ватару. – Слышал, ты произвел настоящий фурор этим вечером. Увидеть тебя здесь никто не ожидал.       - Что тебе надо? – резко отзывается киллер, продолжая упрямо смотреть вдаль.       - Как грубо! Кого-то ты мне напоминаешь этой своей манерой излагаться… Ах, точно. Вспомнил. Это был Атсуши.       Ватару тут же разворачивается к ублюдку всем корпусом, и Лис с усмешкой поднимает руки в капитулирующем жесте – взгляд Шиндо колыхнул гневным огнем.       - Не смей произносить при мне имени этого предателя!       - Что? – непонимающе смаргивает Татсуро, а после, нахмурившись, устало вздыхает. – Точно. Ты ведь не в курсе. Извини, облажался.       - Да что ты знаешь?! Он предал наш клан, запятнал мое имя! Опозорил нас… Из-за его ошибки мои соратники теперь смотрят на меня так же, как если бы я был его сообщником! Только потому, что я доверился ему когда-то, принял, как родного брата…       - Поумерь пыл, - качает головой Лис, берясь за сигарету. – Твои обвинения беспочвенны. И почему ты так уверен, что он предал тебя?       - Не говори о том, чего не знаешь! – в сердцах Ватару круто разворачивается на каблуках и делает уверенный шаг к дверям, но Лис не спешит отпускать своего оппонента так просто.       - Разве ты бы реагировал так бурно, если бы он был тебе безразличен? Атсуши был дорог тебе, и ты не хочешь мириться с его предательством. Если бы ты и правда считал его предателем, не сбегал бы сейчас от меня так поспешно. Из чего я делаю вывод, что он был для тебя больше, чем просто брат, и ты не хочешь верить байкам своих людей. Ведь ты, все-таки, киллер, а не вспыльчивый ребенок.       - Что ты хочешь сказать? – останавливается у порога разъяренный мужчина, сжимая руки в кулаки. – Что я пытаюсь оправдать его? Защитить того, кто вонзил мне нож в спину? Или ты добиваешься скандала? Если так, то…       - Карликовый Ирис, что он подарил тебе, провожая на самолет, еще цветет, Аяме?       Ватару вздрагивает, распахнув глаза от ошеломления, и мгновенно забывает о том, что хотел поскорее ретироваться с балкона. Он молчит какое-то время, будто забыл разом человеческую речь, а после заторможено возвращается к собеседнику.       - Откуда ты знаешь? – тихо спрашивает он, быстро оглянувшись в страхе быть услышанным. – Отвечай.       Ренар победно усмехается и поворачивается к собеседнику, прижимаясь поясницей к перилам.       - Я знаю правду о произошедшей с ним беде четыре года назад, - Татсуро жестом приглашает мужчину подойти поближе, чтобы сохранить интимность и конфиденциальность непростой беседы. – Потому что я знал его.       - Каким образом? – понижая тон до шепота, интересуется Ватару, возвращаясь к перилам и поднимая глаза к раскинувшемуся под балконом саду.       - После того, как его подставили свои же люди, он бежал в Канагаву, местная группировка которой находится под моим началом, - так же тихо, но без опаски, отвечает Лис. – Я Ивагами Татсуро. Псевдоним, которым я пользуюсь в Канагаве – Натсуми. Предводитель «Черных лис». Сейчас нахожусь на службе у Широямы Юу, вынужденно, конечно, - я отрабатываю свой долг перед Аоем-сама. Уруха спас мою сестру от проституции, когда наш отец влез в долги, взяв кредит на сохранение своего бизнеса у Севера. И пока Уруха находится в плену у волков, я обязан служить ему в знак благодарности за помощь. Эту информацию легко перепроверить, так что если ты сомневаешься в моих словах – милости просим. Но четыре года назад я был в Канагаве. И именно там и встретил «беглеца», которого как щенка за шкирку вышвырнули из семьи его же соратники.       - Где доказательства? – непреклонно требует татуированный, но по слегка дрожащим рукам, с силой вцепившимся в перила, было ясно – Ватару готов хвататься даже за незначительную ниточку в надежде оправдать друга детства. А это значит, что он, пусть немного, но сомневается в том, что Ворон мог так запросто предать криминальную семью, вырастившую его и давшую ему свое благословение. – Он все еще в Канагаве?       - Он мертв.       - Нет! – Ватару вскрикивает, но тут же спохватывается и закрывает губы ладонью. – Это невозможно! Он не мог умереть так просто.       - Я видел это своими глазами. Прости, приятель, но твой друг уже давно не с нами. Его убил южный снайпер, выследивший его спустя полгода после побега. Я был рядом с Атсуши, когда это произошло, и своими глазами видел дыру в его черепе. Смерть была мгновенной.       - Этого не может быть. И вообще, почему я должен тебе верить? Только потому, что ты знаешь, как он называл меня…       - А кто еще знает, как он называл тебя? – хмыкает Ренар, и Ватару поджимает губы в бессилии, понимая, что возразить этому самодовольному выродку ему нечего. – Аяме – это японское название Ириса. Ты любил эти цветы. Но знаешь ли ты, что означает Ирис на языке цветов?       - Мы будем говорить о значении цветов? – нервно переспрашивает мужчина. – Ты не можешь даже подкрепить свои слова реальными фактами.       - Вообще-то, могу, - расслабленно протягивает Лис, увлеченно разглядывая свою сигарету. – Перед смертью Атсуши отдал мне письмо, которое было предназначено его названному брату, некоему Аяме. И до сих пор я думал, что это настоящее имя, но, как выяснилось, это был всего лишь псевдоним. Твой псевдоним. Наверное, Атсуши не раскрыл мне твоей личности намерено, чтобы я не смог тебя найти и скомпрометировать. Он защищал тебя до последнего, и именно поэтому то письмо так и осталось неотправленным – Саку умер прежде, чем успел отнести его на почту, а адреса получателя не сказал даже мне. Так что я просто сохранил его, на случай, если вдруг встречу тебя в Токио. Или даже в Канагаве, если бы ты смог напасть на след своего друга и приехать в префектуру. Так что я могу отдать тебе это письмо в качестве доказательства. Заодно и выполню последнее желание своего друга.       - Оно правда существует? – чуть взволновано спрашивает Ватару, вдохнув в грудь побольше воздуха. – Ты взял его с собой в Токио?       - Нет, конечно, - удивляется Лис, посмотрев на киллера так, будто он сморозил невероятную глупость. – Зачем мне таскать письмо с собой? Никто не стал бы носить такую опасную вещицу в своем кармане четыре года подряд! Оно в моем доме на территории Аоя-сама. Поэтому, чтобы отдать его тебе, мне нужно вернуться в особняк, взять конверт, и приехать обратно в город. Но нужно ли оно тебе?       - Ты не мог бы отдать мне его? – спрашивает брюнет, бросая на Лиса косой взгляд. – Если то, что ты сказал, - правда, значит, настоящий преступник все еще в рядах южного клана. И мне необходимо найти этого ублюдка до того, как он решит убрать меня тем же способом. Я должен обелить имя своего друга. И свое собственное – тоже.       - Какие благородные речи! – тянет певуче наемник, подперев щеку кулаком. – Дай-ка подумать… Это будет опасно. Провернуть сделку с вражеским наемником, под носом Широямы, на территории Мамы и под присмотром Такашимы-старшего… Задачка не из простых.       - Чего ты хочешь? – понимая, к чему клонит его собеседник, спрашивает Ватару.       - Другой разговор, детка, - широко улыбается Лис и отклоняется от перил. Он лениво подходит к вытянутому, словно струна, брюнету, заходит ему за спину и опускает горячую ладонь на открытую морозу поясницу, умело расписанную тату-мастером в красках. А после одним рывком прижимает Ватару к своей груди, заставив столкнуться с ним всем телом.       - Тебя. Я хочу тебя, крошка, - шепчет Лис в чужие багровые губы, издевательски улыбнувшись в ответ на отвращение в черных глазах мужчины. – Согласен?       - Сука.       Ренар громко смеется, заставляя киллера скрипнуть зубами от злости. Но…       - Сначала письмо, - почти выплевывает слова киллер, упираясь руками в грудь самоуверенного подонка. – Или ты думаешь, что я идиот? Трахнешь меня, а письма-то и нет?       - Ну, я же не говорю о том, чтобы сделать это сейчас. Давай так, красотка, - Татсуро склоняет голову к плечу и прижимается губами к белой теплой шее оппонента, шумно вдыхая запах его такой манящей к себе кожи. – Мы встретимся завтра на Нейтральной территории, как обычно и делают представители противоборствующих семей. Я принесу оставленное тебе послание и разрешу проверить, является ли оно подделкой. Сделаешь запрос на быстрый анализ и сравнение письма, если у тебя остался «подлинник» его настоящего почерка. Это можно сделать дистанционно, с помощью связей и интернета. И как только ты убедишься, что я не лжец…       - Ты тут же убедишь меня, что ты гребанный извращенец. Я понял, - ядовито перебивает убийца, отталкивая от себя главаря. – Во сколько?       - Ну, не рано утром же? – смеется Татсуро, поправляя плащ, сделанный на заказ. – Часов в восемь вечера?       - А тебя отпустят так поздно, деточка?       - Я бы на твоем месте не обижал того, кто может помочь тебе узнать, что творится в Южном клане на самом деле.       - Не умничай. Хорошо, я согласен, - дергает губой Ватару, смиряясь с установленной платой за информацию. – Мотель «Персефона». Буду ждать тебя в номере шестьдесят семь.       И наемник все же покидает балкон, желая поскорее избавиться от очередного клюнувшего на его внешность ухажера. Но этот, хотя бы, был достаточно красив, чтобы не сдерживать тошноту при новых объятиях.       - Бинго, крошка. А теперь начнем веселье! – Ренар усмехается, вплывая в общий зал победителем, но стоит ему оглянуться на оркестр, ни на минуту не прекращающий мучить музыкальные инструменты, как его похотливый взгляд находит еще одного, ранее не замеченного в толпе, мужчину.       - Хей, я тебя знаю! – главарь хватает гостя за локоть и грубо дергает его к себе, отчего тот тихо вскрикивает и болезненно сводит вместе свои идеально выщипанные бровки. – Что ты тут забыл, малыш?       - Отпустите! - «пищит» мужчина, в страхе поднимая глаза на грубого, с манерами мужлана, киллера.       - Точно знаю. Ты же олененок! - хмыкает Лис, потянув певца, а это был певец, за собой к балкону.       - Вы меня с кем-то спутали!       - Вовсе нет. Ты тот самый олененок с блядскими глазками. Напомни мне свое имя?       - Ле… Леонел! – запнувшись, выдает артист, быстро оглядываясь за спину в поисках согруппника, который мог бы помочь ему выпутаться из чужих рук.       - Какая гадость, - морщится Ренар, сплюнув. – Леонел. Пидорское имечко. И кто только придумал?       - Что вам нужно? – паника в больших «блядских» глазах звезды кажется главарю забавной, и он, приперев мужчину к стенке, хищно улыбается своей манерной жертве.       - Хотел узнать, что будет с нежным, женоподобным олененком, если его жестко выебать в темном уголке этого необъятного дома. Ты никогда не был под настоящим мужчиной? Или тебя пригласили сюда, в качестве подстилки? На светской вечеринке и шлюхи должны быть светскими, верно?       - Я не гей!       - Мне всегда казалось, что если в такое милое создание вогнать член, у него глаза выскочат из орбит. Проверим?       - Прошу вас, отпустите меня! – еще немного, и эта капризная дива ударится в истерику. Губки дрожат, огромные глаза становятся еще больше от ужаса сказанного, тощее тело бьет крупной дрожью. А вот длинные завитые волосы так и манят схватиться за них… Жаль только, что такие проблемные особы не во вкусе Лиса.       - Ну, так что ты тут забыл, ангелок?       - Я должен петь в полночь… Уже через пять минут, вместе с оркестром!       - Ты уж прости, куколка, - тянет устало Ренар, похлопал мужчину по заднице. – Но у нас другие планы на полночь… А посему я попрошу тебя заткнуться и покинуть это место как можно скорее. Иначе я и правда захочу проверить теорию об оленьих глазках.       Леонел быстро мотает головой из стороны в сторону, и Лис, хмыкнув, отпускает его восвояси. Артист, недолго думая, следует грубому совету: выскользнув из чужих рук, он находит возле оркестра своего белобрысого напарника. Что-то говорит ему на ухо, и оба, оглянувшись на Ренара, тут же покидают переполненный гостями зал.       - Одной помехой меньше. А теперь мне надо найти наших музыкантов.

***

      - Ты замерзнешь.       - Мне не холодно.       Я с подозрением оглядываю Аоя с головы до ног.       Как всегда – идеален. Прямая спина, гордый разворот плеч, величественно поднятый подбородок. Он был в одной рубашке, если не считать жилета и шейного красного платка, но даже не дрогнул от очередного порыва морозного ветра, лизнувшего наши тела мимоходом. Настоящий аристократ, хоть и был рожден в простой, небогатой семье. Всегда поражался его умению держаться так пафосно и торжественно, независимо от ситуации.       - Зачем ты привел меня сюда? – спрашиваю я после длительной паузы, во время которой Аой любовался заснеженным пейзажем, а я – любовался Аоем, не в силах нарушить молчание. Но стоять просто так на холоде – не лучшая идея, так что я подхожу ближе и становлюсь рядом с мужчиной у перил. – Неужели фейерверки смотреть?       - Хотел побыть с тобой наедине. Встречать Новый год в обществе киллеров, которые спят и видят меня в могиле, желанием не горю. Волкова однажды сказала: как Новый год встретишь, так его и проведешь. Не хочу целый год провести в обществе этих лицемеров. А вот с тобой – не откажусь.       Его речь звучала странно. Особенно последняя фраза. Я сильнее кутаюсь в плащ, поджимая губы в неловкости. Что это с ним сегодня? Я перестаю понимать его.       - Кроме того, - продолжает Широяма, бросая на меня спокойный взгляд. – Обстановка в зале не позволяет подобающе преподнести тебе мой подарок.       - Что?       Я теряюсь, когда Аой берет меня за руку и разворачивает к себе лицом, а после, вынув из кармана брюк небольшую коробочку, с улыбкой искусителя вручает ее в мои руки.       - С Новым годом, Уруха.       Я вздрагиваю от неожиданности, опуская взгляд на бархатный «ларец» в своей ладони.       - Не откроешь?       Отчего-то сердце в груди начинает стучать быстрее, и я непослушными пальцами поднимаю бархатную крышечку, нервно сглотнув в ожидании. Глазам предстает сверкнувший в свете фонарей алмазом перстень. Он был точь-в-точь таким, какой я подарил Аою чуть больше месяца назад, и лишь одна деталь, не считая камня, отличала его от перстня Широямы. Фраза на чужом языке, разглядеть которую сейчас, в полутьме, не было ни единой возможности.       - Нравится? – тем временем улыбается киллер, дотягиваясь до кольца и вынимая его из бархатного донца.       - Да, но… Почему? – только и могу прохрипеть в ответ, словно завороженный смотря на то, как киллер берет мою левую руку в свою и надевает перстень на средний палец.       - Тебе идут дорогие вещи.       - Аой… - я поднимаю лицо к мужчине, непонимающе заглядывая в черные, как бездна, глаза убийцы. Но Широяма не хочет ничего объяснять. Он только подается навстречу, обвивая руками мою талию, и едва ощутимо прикасается губами к моим губам.       - Кою. «Ego – tuus Crux. Tu – es Spes mea».*       - Что?       - Ничего.       Поцелуй, заставивший меня замолчать, выходит чувственным и вязким, немного ленивым, но, несомненно, горячим, ведь по-другому он не умеет. Я, заметно расслабляясь в его руках, с наслаждением прикрываю глаза и замечаю, как Аой, не прекращая ласкать мои губы своими, с издевкой переводит взгляд в зал. Там, напротив балкона, стоял Такашима. И если бы я знал наперед, что Широяма задумывал именно это с самого начала… Я бы все равно поддался ему. Ведь мне, как и ему, так хотелось позлить этого чопорного ублюдка. Несомненно, это было сделано назло кумите. «Я трахаю твоего драгоценного наследника. Смотри, на что ты подписался, отдав его мне на воспитание!» Я прямо-таки слышал этот голос в своей голове. Жаль, реакции дяди я увидеть так и не смог: первый залп праздничного салюта заложил уши, разлетевшись золотыми брызгами по черному небу. Вот и наступила полночь.       - Ты ужасен, - шепчу в чужой рот, обнимая мерзавца за шею. – Не зли его еще сильнее. Иначе…       - Тебе это тоже нравится, разве нет?       Я усмехаюсь, отстранившись от мужчины.       - Теперь… наш выход?       - Встряхнем эту дыру.       Мы возвращаемся в зал, и вместе с нами на сцену всходит белокурый мужчина в смокинге и белых атласных перчатках. Он бросает зовущий взгляд на гостей, повернувшихся к сцене в предвкушении красивой новогодней песни, но не спешит начинать. Артист проводит ладонью по микрофонной стойке завораживаще-вульгарно, накрывает ею микрофон, пока Аой подводит меня к середине зала и, оставив там, идет к сцене. Уже там он, улыбнувшись певцу и подоспевшим к нему музыкантам, оборачивается ко мне и щелкает пальцами. И только тогда зал наполняет музыка и тягучий вокал исполнителя, а я – срываю с себя плащ Аоя одним движением руки, бросая его прямо на пол. Я понял, что он задумал. А потому и направляюсь к нему навстречу, когда как он тоже идет ко мне, приглашая на танец.       - Закрыв глаза, я украдкой приближаюсь к твоим губам… Вот-вот прикоснусь к ним: «Я хочу съесть тебя». Дай мне услышать твой красивый голос. Отравленная игла затягивает нити… «Скажи, куда ты хочешь, чтобы я вонзил ее?»       Мы встречаемся на середине, и люди вокруг нас расступаются, образуя круг. Аой галантно подает мне руку, опускает вторую на мою талию, прижимая ближе к себе, и едва вступление резко обрывается, уступая место самой песне, мы тут же начинаем кружиться в ритме танго на глазах у зевак. Но не в обычном танго, которое привыкли наблюдать все эти «интеллигенты», а грязном, бесстыдном танго, который я не побоялся бы сравнить с сексом с одной только поправкой – здесь не нужно избавляться от одежды.       Группа, которая поет для нас сегодня… Acid Black Cherry. И первая песня этого вечера в исполнении обворожительного Ясунори – «Chou». Та самая, которая повествует о любви мужчины к мужчине.       - Хочешь довести моего дражайшего дядю до инфаркта? – усмехаюсь я, когда Аой забрасывает мою ногу на свою талию, заставляя прогнуться назад в его сильных умелых руках.       - А разве это не весело? Смотри внимательней, уже на втором куплете он побагровеет, словно помидор.       Я не сдерживаюсь и смеюсь, разрешая кумите провести ладонью по моему бедру и уложить ее на ягодицы, после чего он сбрасывает с себя мою ногу и, с силой вжав меня в свое тело, возобновляет вызывающий танец. Я вижу реакцию собравшихся: фальшивые аристократы оглядывают нас, как ненормальных, женщины краснеют со стыда, мужчины чертыхаются и плюются, изображая из себя законченных натуралов. И только Мама хлопает в ладоши, озорно смеясь.       - Да тут не только дядя – все высшее общество схватится за сердце, - шепчу я в чужие губы на очередном повороте, коснувшись их почти в искренней жажде. И сам не замечаю, как начинаю напевать слова знакомой мне песни, ведя рукой по широкой, исполосованной шрамами спине.       - Я бабочка, что попала в ловушку любви. Сколько бы я ни пытался, я не могу пошевельнуться, Ты игрался со мной так, что крики рвались из груди. Это не любовь, это не любовь… Но я любил тебя!       - Тебе не нужно переживать о них. Просто заставь их желать тебя так, как желаю я. И плевать, если они тебя осудят: на самом деле, в глубине души, они все хотят быть на моем месте. – Аой улыбается, роняя меня вниз и заставляя откинуться на его руку, и тут же возвращает назад, чтобы сжать в пальцах мои бедра и развернуть к себе спиной. А потом – смазанный поцелуй в шею и нервная дрожь по телу, распаляющая на сумасшествие.       - Как низко я паду, преследуя твой запах?       И правда…       Но это не самая вульгарная песня из арсенала Ясу. И едва кончается композиция про бабочку, зал тут же разрывает другая, с названием «Пистолет». А к нам присоединяются Руки с Акирой и, конечно, Ренар с Хантером, подхватывая нашу безумную выходку тем, что начинают двигаться под музыку вместе с нами, не стесняясь укоризненных взглядов. И вот теперь я могу оторваться на славу!       - …Дотронься до места, что стало таким влажным. Еще более садистскими словами, чем его, Заставь меня преобразиться, Не отводя взгляда! Шепчи мне. Заткни мне горло. Немного подразни меня. Почувствуй пустыми глазами. Долгожданное шоу. Рулетка на один выстрел. Возьми в рот нацеленный пистолет, Целуй, пока не расплавишься! Давай потанцуем! Безумие! У меня ничего нет! Детка! Не останавливайся! Раскаляйся! Сыграй в русскую рулетку! Сломай меня! Я кончаю! Моя душа! Вырвись наружу! Прорвись! И сладостной болью... Прострели свой обман! Бах!

***

      - Не хмурьтесь так, Такашима-сан. Праздник ведь.       - Этот человек...       - Да бросьте! – смеется Мама, опрокидывая в себя очередной бокал с шампанским. – Аой-сан каждый год выкидывает что-то безумное на Новогодней вечеринке, пора бы уже привыкнуть! Они ведь еще молодые, им скучно танцевать вальсы под классическую музыку и вести светские беседы в сигарной комнате. Это мы с вами уже слишком стары.       - И все же, он забывает о том, что не один. Мы ведь тоже тут. А какие вульгарные песни поет эта группа! – Такашима негодует, наблюдая за тем, как его племянник, так откровенно ластясь к их врагу, трется о его ширинку своими бедрами, потеряв всякий стыд. Словно дешевая блядь из бара, которая развлекает всю эту толпу исключительно ради гонорара. А этот певец? Он даже ни разу не запнулся, так смело проговаривая в микрофон все эти пошлые стихи…       - Но ведь это не очередное собрание кланов. Вы ведь знаете, как внимательно Аой-сан относится к собраниям и переговорам. Всегда такой строгий, собранный, серьезный. Он никогда не срывает совещаний - что касается бизнеса, у него всегда все под контролем, - защищает компаньона хозяйка, жестом требуя у официанта еще один бокал, и Такашима думает о том, что ей, пожалуй, уже хватит. – И выслушает, и выскажется, и откланяется. Если бы он вел себя так же беспечно на официальных встречах семей, я бы еще поняла ваше недовольство. Но проводить праздники в той же манере как-то тоскливо, вы не думаете? Лучше вернуться домой в хорошем настроении, чем уставшим и мрачным. Такие мероприятия не должны тяготить, нам и без этого хватает официоза.       - Госпожа, - раздраженно отзывается мужчина, резко обернувшись на захмелевшую коллегу по цеху. – Вы невыносимы. Не хочу обидеть, но разговаривать на эту тему с женщиной, держащей бордель, все равно, что говорить с курильщиком о вреде табака.       - Обвиняете меня в распутстве? – Мама строит жалобную мину, захлопав глазами.       - Прошу меня простить. Я подышу свежим воздухом.       Хозяйка тихо смеется, спрятавшись за веером, и провожает мужчину взглядом до балкона.       - Ты сам отдал ему своего дорогого наследничка, - мурлычет она, вновь переводя озорной взгляд на утопающих в похоти мужчин, прекрасных мужчин, бесстыдно танцующих в окружении возмущенных, но не расходящихся гостей. – Это плоды твоего посева. Вот только, как бы эти шуты ни плевались, глаз-то они не отводят…       Впрочем, это уже не ее дело.       - Высунь язык. Пусть любовь капает. Пролившееся семя, блестящий член… Смешай это поцелуем! Давай потанцуем!