***
Я падаю на колени, Так как пою колыбельную о боли. Я чувствую себя разбитым, напевая мелодию, Чтобы прогнать слёзы. И тогда я вспоминаю данное тобой обещание. ...Сделай так, чтобы я сошёл с ума от любви, Спаси меня, заключи в объятия, Помоги спрятаться от бури, Покажи мне, как вырасти, пройдя метаморфозы. Я всё еще помню данное тобой обещание. ...Я цепляюсь за надежду, что живёт во мне, С тобой я буду каждый день. Абстрагируясь от собственного восприятия, Я спокоен, Зная, что ты всегда рядом И слышишь каждую мою молитву. Я цепляюсь За обещание всей жизни. Я слышу твои слова о том, Что ты никогда не уйдёшь и не забудешь обо мне - Обещание всей жизни...
Kutless - Promise of a Lifetime
***
- Вы совсем не изменились. Сорокапятилетний мужчина лишь улыбается в ответ. Мы расположились в кабинете Широямы, и даже Торе позволили присутствовать при беседе, так что сейчас я сидел на столе Аоя, с любопытством оглядывая руки врача, усыпанные татуировками. Рисунки были очень своеобразные, и надписи... я никак не мог прочесть некоторые из них, отчего любопытство к гостю лишь усиливалось. Да и разве врачи покрывают свое тело татуировками? Обычно все они, как один, твердят о вреде таких экспериментов над собственным телом. К тому же, рисунки так же не были похожи на символы клана, которые обычно носили киллеры и члены мафиозной семьи. Что же он за человек? - Зато вы возмужали с того момента, когда я видел вас в последний раз. Слышал, дела идут хорошо. - Более чем, - соглашается Широяма, кивнув, и невролог снова переводит взгляд на сияющего хирурга, сидящего рядом с ним вместе с Рейтой. - Мы переписывались и иногда созванивались, но... я вижу это впервые. Что за черт? - мужчина проводит большим пальцем по алым губам блондина, нажав довольно грубо на мягкую плоть, отчего Акира бросает на прибывшего уничтожительный взгляд. Зато Матсумото только смеется в ответ. - У нас с вами свои способы самовыражаться, - отвечает Таканори, указав на татуировки наставника, который с подозрительностью в глазах растирал между пальцами оставшуюся на них помаду. - Кстати, насчет самовыражения... Твои приступы - все еще не прошли? - Стали только сильнее, - хмыкает хирург, отставляя чашку обратно на столик. - Сильнее и дольше. Дошло до потери контроля около трех лет назад. Из-за этого я и лишился лицензии. Пациент, которому я делал операцию на сердце, скончался прямо во время процесса, и я сорвался. Если бы не Аой, могли бы и за решетку отправить... - Именно? - Я раскрошил его внутренности на ровные кусочки, как только сердце перестало биться. Я видел, как оно затухает на моих глазах, и меня перемкнуло. Широяма купил суд за баснословную сумму, так что теперь мне приходится «выносить за ним мусор» по первой просьбе. Если бы не это, я бы жил спокойнее. Тора молча опускает взгляд вниз, стоя рядом со мной, но киллеры только смеются над этой историей, словно Матсумото только что поведал нам забавнейший случай из своей жизни. Значит, хирург в долгу у Аоя... Это интересней, чем я думал. - И все же, приступы участились? - Да. В последние два месяца они случаются каждую вторую ночь, - соглашается блондин, улыбнувшись, и Док оценивающе сканирует ученика взглядом, поманив того к себе ладонью. - Дай-ка посмотреть в твои прекрасные глаза. Таканори умелым движением пальцев смахивает линзы с глаз, повернувшись к наставнику, и тот укладывает ладонь на его челюсть, подавшись вперед. Лица обоих становились все ближе друг к другу, пока невролог что-то высматривал в глазах подопечного, и чем меньше было расстояние между ними, тем мрачнее был Рейта, перебирая пальцами по своему колену. Казалось, еще немного, и наемник не выдержит такого повышенного внимания к своему любовнику со стороны гостя. Тот же, в свою очередь, всего лишь проверял реакцию зрачков на свет, вынув из кармана обычный походных фонарик. - Реакция в норме, рефлексы хорошие... Ты все еще практикуешь иглоукалывание? - Да, и довольно успешно. Док кивает, подцепив пальцами высветленную челку, мешающую ему при осмотре, и заводит ее за ухо Матсумото. При том он нечаянно задевает сделанный этим утром прокол в хрящике - еще один, - и Акира улавливает проступившую на коже каплю крови... Мгновенная реакция, звон от удара - Акира грубо отталкивает чужую руку от своего драгоценного партнера и рывком отодвигает его подальше от гостя, обхватив второй рукой грудь блондина. В комнате на пару мгновений повисает зловещая тишина, а потом Док начинает тихо смеяться, покорно отодвигаясь от мужчин. - Вот ведь, только Рей-кун не меняется. Приятно видеть. - О чем это вы? - заинтересованно выдает Ютака, кормя с рук молчаливого и невозмутимого Ману арбузом, нарезанным кусочками. - В детстве он был таким же взрывным, едва дело касалось Таки-кун, - улыбается Док, откидываясь спиной на спинку дивана, пока Матсумото умело возвращает линзы на темные радужки, избегая визуального контакта с друзьями. Он забавно шипит на наемника, толкая его локтем в бок и получая гневный рык в ответ. - Впервые это случилось, когда вам было по шестнадцать лет. - Случилось... что? Док опускает взгляд в свою чашку, улыбнувшись с явной ностальгией, которую нельзя скрыть, и я весь обращаюсь в слух, не желая упускать ни единого слова из уст этого человека. - Таканори попал в клан за месяц до своего пятнадцатилетия. И так уж вышло, что он оказался самым младшим из компании и самым... миниатюрным, - мужчина добродушно хмыкнул на недовольный взгляд хирурга в свою сторону. Шутки про свой рост врач любил меньше всего. - И, спустя год, когда мой ученик едва-едва дождался своего шестнадцатилетия, на тренировках со своим наставником Рей-кун получил перелом лучевой кости. - Да, мы помним, - улыбается торговец, которого кивком поддержал и Аой тоже. - Так вот, в тот день мы с Руки препарировали гуся, которого я купил специально для этой цели. Пока мы изучали птицу, Така-кун умудрился вымазать свое лицо ее кровью, когда вытирал кистью пот со лба, и как раз тогда к нам и привели Акиру. Я проводил его к кушетке, чтобы посмотреть, насколько серьезной была травма, но Матсумото не смог продолжить препарацию в одиночку: из-за переживаний за друга он больше не мог сосредоточиться на задании. И тогда он вызвался помочь мне и вышел из лаборатории в процедурную... Акира, мало что понимающий от болевого шока, едва заметив кровь на его лице, тут же набросился на меня с кулаками, позабыв о переломе. Мужчина снова смеется, прикрывая глаза. - Он решил, что я ударил Таканори, поэтому без раздумий кинулся защищать его. С тех пор, даже несмотря на то, что мы все объяснили Сузуки, он и недолюбливает меня. Подозревает и следит за каждым моим шагом. Всегда и везде видит недвусмысленные намеки на жестокость с моей стороны. И бьет меня по руке, снова и снова. Но почувствовать эту боль спустя семь лет - нечто удивительное. Кажется, я скучал по этому удару. Без него Рей-кун не был бы собой. - Разве? - неуверенно бормочет Рейта, отводя взгляд в сторону. Мне кажется, или нашему грозному киллеру вдруг стало стыдно? - Я не помню этого... - Я тоже, - удивляется Матсумото, обернувшись на любовника. - Но я помню, как ты всегда отталкивал от меня чужие руки. И руку моего наставника - чаще всего. - Да, но... сейчас это скорее ревность, чем подозрительность? - задумчиво тянет Док, обведя тяжелым взглядом обоих мужчин рядом с собой, и Матсумото прячет улыбку за чашкой кофе, коротко кивнув. - Вот как. И все же, Така-кун был таким прелестным ребенком. Вы все его защищали, просто Рейта - чаще был рядом. Руки ничего не стоило манипулировать вами, как ему хотелось - нужно было только жалостливо смотреть снизу вверх, и вы сдавались без боя. - Мелкий сучонок, - хмыкает Кай, оскалившись. - Это я помню очень хорошо. Большие слезные глазенки и пухлые щечки... - Заткнись, - шипит хирург, зашвырнув в торговца скомканной салфеткой. - Не роняй мое достоинство при посторонних! Ютака поднимает руки в капитулирующем жесте, глухо посмеиваясь над другом. - А еще он был нытиком, - вспоминает Сузуки, ловя хитрыми глазами лицо хирурга. - Когда мы попадали в лазарет с переломами и травмами, он всегда рыдал у наших коек. Лет до двадцати, а? - Мы обсудим это ночью, дорогой, - зловещим шепотом обещает Таканори, и я уже мысленно сочувствую наемнику. - Но разве не правда? - спрашивает Аой, усмехнувшись. - Над моим телом ты рыдал громче всего. - Потому что тебе доставалось больше всего, - тихо отзывается гость, вздохнув. - Тебе одному «повезло» с наставником. Я боялся, что ты не доживешь до совершеннолетия. Твое тело вдоль и поперек перешито моими же руками. Осталась ли хоть пара целых костей в нем? Я так часто вытаскивал тебя с того света, что сам чуть туда не отправился. Ты пережил клиническую смерть и даже побывал в трехнедельной коме. Я молчу о черепно-мозговой травме и разрыве внутренних органов. Видимо, тебя спасал кто-то сверху, иначе я не могу объяснить, почему ты все еще стоишь передо мной. - Его не существует, - непоколебимо отвечает кумите, сложив руки на груди. - Это не работа чуда, а лишь ваши глубокие познания в медицине. Будь на вашем месте кто-то другой, я бы и правда отправился к праотцам в первые же годы пребывания здесь. - Если бы не переломы кистей, ты мог бы стать гитаристом, как и хотел, - Док тянется к лежащим на столике сигаретам. - Но с такими повреждениями ты не можешь играть каждый день. Кости запястья и кисти срослись с дефектами в некоторых местах, и соприкосновение с инструментом должно вызывать не только дискомфорт, но и боль от нагрузок: струны - не пистолет. Здесь нужна особая тонкость и свобода. Но, я слышал, ты все же иногда берешь в руки гитару? - Иногда, - соглашается брюнет с улыбкой, и я даже задерживаю дыхание от внезапно пробравшегося холодка в грудь. Он не может играть, но записал для меня песню. Этот человек... Что же он такое? Почему он идет на нечто подобное ради меня? Даже не по себе становится... Мне нужно обязательно поговорить с Доком с глазу на глаз. Он воспитал этих мужчин. Он должен знать о них почти все, и упускать такую возможность будет глупо. Но согласится ли он поговорить со мной о чужом прошлом? - Твой наставник мог снять кожу с живого человека с головы до ног за пару минут. В то время я волновался только о тебе. Матсумото был под моим присмотром и его почти никто не трогал, кроме наставника Рейты - он обучил его ближнему бою. Самому Рейте, как и Каю, тоже жилось не легко, но, по крайней мере, мне не приходилось запускать их сердца после тренировок. Я удивлен, что ты не превратился в монстра после всего пережитого. - Скажем так, это не та политика, которую можно практиковать, будучи Отцом клана, - Широяма бросает гостю зажигалку, и тот с поразительной точностью ловит ее, даже не повернув головы к летящему в его сторону предмету. - Нет, просто ты не хотел терять человечность, по крайней мере, старался сохранить хотя бы малую ее часть. В противном случае это бы стало крахом для твоих подчиненных. И пронзительный взгляд врача наконец-то падает на меня, заставляя поежиться. Темные радужки пронизывают тело насквозь, словно он видит не только мою душу, но и мои внутренности, как рентген-аппарат, и я неосознанно оборачиваюсь к Юу, сидящему за своим столом, словно ища поддержки со стороны. Этот тип на самом деле жуткий. - Но хватит воспоминаний на сегодня, ведь меня пригласили не для травли баек. Давайте начнем с того, что двоих из вас я вижу впервые. Представь мне своих гостей, Аой-сан? - Это наш ученик, - просто отвечает мой любовник, небрежно махнув ладонью в мою сторону. - Уруха... Вернее, Такашима Кою. - Такашима? - удивленно изгибает бровь мужчина, и Широяма с усмешкой кивает в ответ. Я же молча киваю в приветствии, не в силах раскрыть рта. - Да, это то, о чем вы подумали. Я расскажу вам эту занятную историю чуть позже. А это... - Мой пациент, верно? - Док переводит взгляд на Ману, прищурившись. - Господин Мана, я прав? - Да, - отвечает за Аоя Кай, и уголки его губ ползут вниз, стирая с лица веселье. Разговор перестает быть непринужденным, меняя настроение собравшихся и пропитывая воздух ощутимым напряжением. Кажется, что даже солнце стало светить тускло и настороженно, затаившись в ожидании. - Они... чем-то похожи, - медленно проговорил Док после минутного молчания, во время которого придирчиво рассматривал нас с помощником. - Похожи? - переспрашивает Руки, чуть наклонившись к столу. - Разве нет? Ты не чувствуешь энергетику, исходящую от обоих? Ощущение такое, словно они братья, - заключает врач, хмыкнув на свои наблюдения. Я же отчего-то шумно выдыхаю, надеясь поскорее избавиться от тяжелого изучения. Аой молчит, лишь внимательней вслушиваясь в слова старого знакомого. - Что ж, об этом я подумаю чуть позже. А пока давайте проясним ситуацию. Как я слышал от Таки-кун, мы имеем дело с гипнозом? - Да. И довольно продолжительным, - кивает торговец, поворачиваясь к киллеру. Не нужно быть зрячим, чтобы понять, как он беспокоится за своего любовника, теперь имеющего шанс на выздоровление. Но насколько мал этот шанс? - Руки прислал мне письмо с подробным описанием состояния твоего напарника и кое-какими фотографиями. Пока я готовился к отъезду, и даже по дороге сюда, я все время размышлял над этим случаем и искал похожие в научных архивах. Признаться, я даже нашел подобное явление среди сотен статей своих иностранных коллег, но истории так или иначе имеют отличия... Поэтому, прежде чем что-то говорить, мне необходимо лично осмотреть Ману-сан, провести несколько анализов и сделать снимок головного мозга. Ясно, как день, что загадка кроется исключительно в нем. Так же проблема может заключаться и в возрасте, ведь он мой ровесник, верно? Был бы он моложе, я бы не видел серьезных препятствий в лечении, но из-за того, что пациент уже не молод, выведение его из транса может быть опасным делом. Организм, насколько здоровым и крепким бы он ни был, все же уже не «свежий». Как и в случаях со стариками, которым нельзя делать сложные операции, потому что они могут иметь летальный исход для изношенного «материала». Я не могу ничего обещать тебе, Юта-кун... но можно попробовать. Должен все же предупредить тебя, что освобождение эмоций может привести к трагическим последствиям. Он может тронуться умом, а может заработать слабоумие и даже потерять часть памяти. Ты слышал о болезни Альцгеймера? Мы рискуем сделать только хуже. Я осмотрю его и выделю все риски. Кроме того, я буду настаивать на подписании некоторых бумаг. Ты должен будешь подписать документы на согласие на проведение лечения и отказ от претензий в случае ухудшения состояния больного. Иными словами - ты не сможешь предъявить мне обвинения в случае неудачи. Я пропишу в бумагах все возможные исходы, от психических отклонений, до самых страшных диагнозов, вроде аутизма. И ты возьмешь на себя всю ответственность за этого человека. Ты, и никто более. Поэтому подумай не два и не три раза, прежде чем согласиться. В противном случае, тебе придется сломать две жизни разом - и его, и свою. Так как дело не пустяковое и проблема заключена в мозгу - самом сложном и непредсказуемом органе, изучить который полностью не могут до сих пор, я не могу нести ответственность за последствия. Я врач, но не Бог. И обещать тебе чудесное исцеление тоже не могу. Это не компьютер починить, это человеческий разум, непредсказуемый и сложнейший мыслительный двигатель. Потеря памяти не так страшна, но потеря себя - уже неисправимый диагноз. Попроси меня пересадить сердце Матсумото в грудь Акиры - гарантирую чистую работу, если, конечно, перед тем проведу процедуру совмещения крови и исключу возможное отторжение органа, удостоверившись в успехе, но мозг... не тот орган, за который я могу поручиться. Но не будем пока сгущать тучи, рановато для этого. Кроме того, я кое-что привез тебе из Индии. Док тянется к своей сумке, пока Ютака, словно оглушенный, смотрит в одну точку перед собой, не в силах переварить полученную информацию. Мысль о том, что Мана может превратиться в зомби, ничего не понимающего и не помнящего, ввергает торговца в шок, заставляя страх отразиться в неподвижных зрачках. Я и сам чувствую нечто подобное, не сводя глаз со спокойного Манабу, продолжающего как ни в чем не бывало сидеть на диване с пустым взглядом в никуда. Если снятие гипноза может привести к таким последствиям... я бы не смог взять на себя ответственность за близкого мне человека. Это все равно, что своими руками убить его, просто дав согласие на лечение. И сейчас на Кая сваливается неподъемная ноша, которую нельзя принять: ему предстоит решать чужую судьбу, и в случае провала виноват будет только он один. Это то же самое, что согласие родственников на эвтаназию - отключение от аппарата жизнеобеспечения лежащего в коме человека. Вилку выдернет врач, но убийцами станут именно родные пациента. Расписаться на бумагах - легко, просто и не займет и минуты времени, но какой груз будет нести за это Стервятник, мне страшно даже подумать. И Док просит о письменном согласии не только для того, чтобы спасти собственную шкуру - навряд ли он боится смерти после всего, что пережил в клане. Он просит его для того, чтобы Кай в полной мере понимал, на что идет. Но принять это слишком сложно. - Держи. Торговец вздрагивает всем телом, когда перед его лицом возникает что-то блестящее, и потерянно вскидывает голову к неврологу, нервно сглотнув. В пальцах мужчины зажата серебряная цепочка с подвеской, которая и раскачивается сейчас в воздухе перед чужим носом. - Что это? - совсем бесцветно шепчет шатен, заторможено протягивая руку к кулону. - Почти точная копия подвески Маны-сан, с помощью которой его и вводили в транс, - объясняет Док, передавая вещицу. - Но она отличается узорами и драгоценным камнем в сердцевине. В кулон твоего помощника вставлен рубин. Здесь стоит сапфир. Это как огонь и вода - две разные стихии. Я специально ездил в Индию после получения письма Матсумото, прямиком из Америки отправился туда, увидев фото кулона. Обошел всех местных «колдунов» и «целителей» и узнал кое-что интересное от одного столетнего старика... Он поведал мне занимательную историю про эти «обереги» и заверил, что один противоречит другому, словно небо и земля. И если один может причинить вред человеку, второй может даровать исцеление. Я не особо верю в подобные истории, но, знаешь, после того, как Аой-сан на моих глазах восставал из мертвых снова и снова, я начал сомневаться в том, что это просто вопрос «техники». Хуже ты не сделаешь - дальше просто некуда, так что можешь попробовать самостоятельно снять «блокировку». Клин клином вышибают, как говорят в России. За семь лет я успел объездить много стран и увидеть много удивительных вещей. Почему нет? Я расскажу тебе, как пользоваться подвеской и проводить сеансы, здесь все средства хороши, нельзя упускать ни одного шанса. А сейчас... Док снова внимательно сканирует осунувшегося торговца глазами, вздохнув. - Сейчас идите по комнатам. Уже вечер, вам нужно отдохнуть и посоветоваться друг с другом. Решить, что делать дальше. Нечего сейчас торопиться, особенно в таком вот состоянии. Хорошо, Юта-кун? Кай на автомате кивает и поднимается на ноги, но в глазах ни капли понимания, что он делает и где находится. Он просто выходит из кабинета, молча, не глядя по сторонам, сжимая в кулаке полученный кулон, и Мана тоже тихо идет следом за любовником, такой же тенью скрывшись за тяжелыми дверями. Матсумото откидывается на спинку дивана, закусывая губу. Все очень серьезно, и даже я это понимаю. В лучшем случае - Кай вернет Ману к полноценной жизни, в худшем - уничтожит его раз и навсегда. Эти люди всегда поражали меня своей любовью рисковать собой и своими жизнями, своим здоровьем и материальным состоянием, но, даже при всей своей беспечности и бесстрашии, сможет ли Кай рискнуть Маной, как собой? Навряд ли он решится на что-то подобное... Я бы не смог. - Я тоже пойду, - нарушает пятиминутную звенящую тишину Док, медленно поднимаясь на ноги. Ситуация приняла тяжелый оборот, и даже рассказы о прошлом и взаимное подтрунивание не смогут спасти ее и развеять мрачные мысли собравшихся. - Я немного устал с дороги. Возраст не тот. Прошу меня извинить. - Я покажу вам вашу комнату, - тихо отзывается хирург, тоже вставая с насиженного места. И врачи, кивнув Аою перед уходом, тоже покидают комнату, оставляя нас в смешанных чувствах. - Хреново, - только и выдает Рей, прикрывая глаза. Больше слов не было. Солнце скрылось за горизонтом, погружая комнату в полутьму, и я бесшумно сползаю со стола на пол, отвернувшись от кумите к Торе. Нам тоже больше нечего здесь делать. Я просто хочу поскорее убраться из кабинета любовника в уютную спальню и ненадолго забыться в объятиях своей игрушки, чтобы мозги не сварились в черепе раньше времени. Сейчас у меня нет права вмешиваться в дела этих людей. Это личная трагедия, и я чужой тут. Поэтому... мне просто нечего сказать. Да и незачем. И мы выходим из кабинета в том же молчании, что и остальные, закрывая за собою двери как можно тише. Два часа ночи, но я не могу сомкнуть глаз. Даже после объятий Торы я не в состоянии спокойно заснуть, уставившись в потолок невидящим взглядом. Мальчик рядом давно смотрит сны, протолкнув руку под подушку и уткнувшись в нее носом, а я недвижно лежу на спине с наушниками в ушах, где в тысячный раз играет одна и та же песня с голосом моего врага. И этот голос проникает все глубже в сознание, застревая в мозгу ржавым гвоздем. Я знаю текст наизусть... Судьба Маны не дает покоя мыслям. Но слыша музыку и вокал через небольшие динамики, я почему-то думаю о Широяме. Вижу, словно призрак, его лицо на белом потолке, а где-то в затылке стучат слова Дока: «Если бы не переломы кистей, ты мог бы стать гитаристом, как и хотел, но с такими повреждениями ты не можешь играть каждый день... соприкосновение с инструментом должно вызывать не только дискомфорт, но и боль от нагрузок: струны - не пистолет». Он хотел стать гитаристом. Мучаясь уже два часа без сна, я не могу выкинуть это из головы. Если бы он не попал в клан... «Твой наставник мог снять кожу с живого человека с головы до ног за пару минут... Я удивлен, что ты не превратился в монстра после всего пережитого». Что они делали с ним? Каким был Аой до плена? Почему я не подвергаюсь пыткам? Вопросы множились со скоростью звука, наслаиваясь друг на друга, словно многослойный вафельный торт. И он становится таким огромным, что съесть от него хотя бы кусочек не представлялось возможным. И я наконец-то поднимаюсь с матраца, осторожно выныриваю из-под одеяла, чтобы не разбудить Тору, и быстро одеваюсь, не в силах совладать с играми разума. Мне нужно пройтись. Немного освежить голову, подышать свежим воздухом. Поэтому я тихо покидаю спальню, плетусь по коридору к лестнице, споткнувшись только у дверей в кабинет кумите, уловив за ними звуки работающего телевизора, и сбегаю вниз к парадному крыльцу, перед которым раскинулся роскошный розовый сад. Дежурящая охрана в холле тактично игнорирует меня, когда я распахиваю высокие ставни дверей и вырываюсь в ночной воздух на широкую веранду, вот только... Взгляд натыкается на темную фигуру, стоящую у перил справа от крыльца, и в свете тусклых фонарей я различаю изображение какой-то индийской богини со множеством рук, набитое в цвете на всю широкую и крепкую спину полуобнаженного мужчины... И эта татуировка, и «рукава» на руках, пестрящие хаосом из узоров, вводят меня в мгновенный ступор. - Не спится? - низкий голос усмехается, но Док так и не обернулся на меня, продолжая лениво тянуть сигарету. Я нервно сглатываю, выдохнув от напряжения. Нужно ответь хоть что-то... - Ну... - только и получается выдавить из себя, и я оглядываюсь на темный холл, пожалев о том, что выскочил наружу через главные двери. - Раз уж вышел, постой со мной. Это неплохой шанс получить ответы на свои вопросы. Я еще раз оглядываю разрисованную спину врача и все же медленно подхожу ближе. Отчего-то этот человек внушал мне не только страх перед собой, но и странное уважение к себе, то ли из-за возраста, то ли из-за этого пронзительного умного взгляда, не такого, как у Аоя, когда он пригвождает меня им на месте, но не менее сильного. У него была особая аура, я не чувствовал в нем жажды крови, но все равно был уверен, что он может убить человека, не моргнув и глазом. И потому он был так же опасен, как и остальные обитатели этого гнезда, храня в себе ауру сильного, но не жестокого человека. И я против собственной воли останавливаюсь рядом с гостем, опуская ладони на перила и переводя взгляд вниз. Я чувствую на себе его внимание, но Док быстро теряет ко мне интерес, что-то хмыкнув себе под нос. Мое напряжение несложно учуять даже с большого расстояния. - О чем ты хотел спросить? - Это... не так уж и важно... - Я верующий. Давно завязал с криминалом и дал обещание не убивать больше. Теперь я искупаю свои грехи, предоставляя бесплатную медицинскую помощь всем нуждающимся. Странствую по свету и лечу людей. Так что ты зря боишься за свою жизнь. Просто спрашивай. - Аой, - выдаю я поспешно, словно заручившись этими усталыми словами, но тут же запинаюсь, задумавшись. Что именно я хочу узнать? О его детстве? О том, каким он был в юношестве? Как изменился за десять лет? Нет... скорее, это. - Его наставник. Он правда был... - Извергом? - усмехается мужчина и кивает, опуская голову. В полумраке плохо видно лицо, почти лишенное отметин возраста, так что я принимаюсь разглядывать пятна света от фонарей в саду, падающие на розовые бутоны и похожие на светлячков отсюда. - Да. Он был нелюдем. Хочешь узнать о нем? - Если это возможно. Док глубоко вдыхает, поднося к губам сигарету, и укладывает руки на перила, сгорбившись, словно на него только что взвалили что-то неподъемное. И я замечаю, что он, как и Матсумото, не отличается высоким ростом, отчего находиться рядом с ним было немного неуютно. Но сейчас меня волновало вовсе не это. - Начну с того, что ты, по сравнению с этими ребятами, тут как сыр в масле катаешься, Такашима Кою. Язык не поворачивается назвать это пленом, скорее, курортом или детским бойскаутским лагерем. Поэтому, будет лучше, если ты не будешь лезть на рожон и трепать парням нервы своими капризами. Потому что если ты разозлишь их, ничем хорошим это не кончится... - Док затягивается так, что половина сигареты разом обращается в горстку пепла, тут же осыпавшегося на зеленую траву перед верандой. - Твои тренировки, например... больше похожи на утреннюю зарядку после пробуждения. Знаешь, как тренировался Аой? Его избивали до полусмерти каждый божий день. Ты выходишь на поле против Рейты и занимаешься с ним два часа? Аой проводил на поле шесть часов подряд. И его не учили драться. Его учили терпеть. Твои руки свободны, а Аоя связывали. Связывали и выставляли в центр поля против пятерых громил из охраны. Он не мог защищаться, не мог увернуться. Его просто избивали, как боксерскую грушу, приучая к боли. А когда он падал на землю, не в силах больше стоять на ногах, его запинывали, в наказание за слабость. Всей толпой. Ломая ребра, отбивая почки, катая по полю, как футбольный мяч. Два года он не знал, что такое - жить без гипса. Я только и делал, что накладывал его на поврежденные части тела. И лишь стоило мне снять его, как мальчика снова избивали, теперь уже в наказание за долгое лечение. И я опять его чинил. На третий год ему разрешили драться, но... несмотря на жажду мести, он был неопытен. А обучать технике боя никто не спешил. Они просто развлекались, и пусть теперь Аой был свободен от оков и мог защитить себя, ему не хватало знаний и навыков, и поэтому он проигрывал снова и снова, до тех пор, пока однажды его не прижали к земле и... растоптали сапогами кисти. Переломов на пальцах и запястьях было столько, что я боялся, что не сумею собрать его руки в первоначальный вид. Несколько часов мы с Матсумото складывали косточка к косточке, пытаясь восстановить кисти так, чтобы они были хотя бы похожи на них. И пока он восстанавливался, Таканори, Рейта и Кай кормили его с ложки около месяца, выводя из депрессии по погибшей мечте. Еще тогда он понимал, что не сможет быть гитаристом, и это казалось концом всему. Мы с учителем Рейты часто спорили с наставником Юу из-за варварских методов «обучения», и даже ходили к кумите, пытаясь добиться снисходительности. Но ни один, ни другой не дали добро на наши просьбы. И тогда я предупредил киллеров, что если ничего не изменится, мальчик не сможет вступить в ряды якудза, будучи переломанным надвое. С тех пор его начали учить различным техникам боя, объясняя, что да как, но из-за нашего вмешательства в воспитание мальчика убийца затаил обиду на ученика. Мало того, что он насиловал ребенка почти каждую ночь, так в один прекрасный день, озлобившись, этот ублюдок просто заволок Аоя в главный зал второго крыла, где обитала охрана, и предложил своим людям поразвлечься. В ту ночь его изнасиловало около десяти человек. И от болевого шока и обильной кровопотери Юу попал ко мне в критическом состоянии и впал в кому на три недели. Я думал, что мы не вытащим его из этого сна, кроме того, нас предупредили, что если через месяц он не очнется, его просто выбросят в мусорный контейнер при дворе и сожгут вместе с отходами. Из-за этого и Рейта, и Кай были сами не свои, лишь по привычке приходя на тренировки со стеклянными глазами и полным отсутствием жизни в телах. Они были похожи на Ману тогда... А Матсумото все три недели просидел у кровати Аоя. То, как он плакал каждую ночь над его телом, разрывало мое сердце на части. Кроме того, наставник Юу, потеряв свою игрушку, через неделю после групповой расправы пришел в лазарет и изнасиловал находящегося в коме ребенка прямо на глазах Матсумото, который не мог ничего сделать, чтобы защитить друга. После этого, пока Юу не проснулся, это повторялось каждые два дня. Я отворачиваюсь, зажимая рот ладонью и зажмуриваясь. С каждым словом врача мне становилось все хуже, и я с трудом сдерживался, чтобы не осесть на пол от потрясения и ужаса, но остановить мужчину я не мог. А Док продолжал рассказывать, так же безразлично и спокойно, как рассказывал о своей жизни сам Широяма, словно бы не о нем шла речь, словно бы это было простой небылицей, страшилкой перед сном. Без жалости и сожалений... - Еще через год, подговорив кумите, будучи его «правой рукой», наставник Аоя добился совместных тренировок. Правда, это слишком громко сказано - тренировки... Все веселье заключалось в том, что жертвой становился именно Таканори. Его уводили из моего кабинета, связывали и приставляли нож к горлу, после чего на поле приводили других ребят. Мужчина ставил мальчикам условие: либо вы деретесь друг с другом до победного, либо ройте могилу своему дружку на заднем дворе. Угрожая тем, что они убьют Матсумото, он заставлял Рейту и Кая избивать Аоя вместо своих шестерок. Сам Аой никогда не держал зла на друзей. Он улыбался им и обещал Таканори, что все будет хорошо, и ему совсем не больно, после чего просил друзей нападать. И так как выбора не было, они были вынуждены делать это. Юу не сопротивлялся и не вступал в сражение, не желая вредить ребятам, и Акира, и Ютака били, что есть сил. Рыдали и били, потому что больше ничего не оставалось. Просили прощения за каждое повреждение, умоляли не сопротивляться обморокам, но Аой преодолевал слабость и вставал наперекор друзьям на ноги, чтобы заставить их снова повалить себя на землю. Он понимал, что если быстро отключится, пострадает прежде всего Матсумото, и все начиналось сначала. Мне удалось прекратить это только через три месяца - я сломал себе руку, чтобы эти изверги не трогали Таканори, и так как в гипсе я не мог лечить раненых после заданий шестерок и самого Аоя, они вернули моего ученика в лазарет. А первая жертва Юу была беременной женщиной, знаешь? - Что? - сипло выдавил я, резко развернувшись и схватившись ослабевшей рукой за перила. - Видел шрам от пули? Он оплошал на первом задании. Эта женщина была женой твоего дяди. Я застываю на месте, словно меня ударили по голове чем-то тяжелым. Распахнув глаза в неверии, я онемел и ослеп одновременно, перестав чувствовать свои ноги и руки, похолодевшие от одной лишь фразы врача. - Он не смог убить беременную женщину. Он промазал, но его жертва была женой кумите, не простушкой и не ангелом. Она выстрелила в ответ, имея кое-какие навыки защиты, и пробила его плечо над ключицей. А убил ее наставник Аоя. После этого тот и получил черепно-мозговую травму - от ярости из-за провала мужчина ударил юношу по голове рукоятью пистолета. Как-то ты неважно выглядишь... думаю, хватит на сегодня. А вообще, мои рассказы слишком скучные и нудные. Будет лучше, если ты... Кою? Я уже не слушал. Охвативший меня шок заставил ноги пуститься в бег, и я вылетел с веранды, словно пробка из бутылки, рванув на второй этаж. Один лишь рассказ рисовал в голове такие реалистичные картины пыток и страданий, что я боялся свихнуться сию же минуту, запинаясь и падая на каждой ступеньке из-за того, что ноги все еще подкашивались, а к горлу подступал ком тошноты. Я не знал, что я делаю. Я задыхался, впав в панику. Я просто бежал, сломя голову, все выше и дальше, с одним лишь более-менее вменяемым желанием - увидеть Юу. Меня трясло от боли и обиды, от ненависти к тем людям, от желания повторно разорвать их на куски, от подкатывающих слез, мешающих смотреть вперед. И едва я преодолел расстояние от арки до кабинета Широямы, я без стука ворвался в душную комнату, быстро обернувшись на широкие диваны в стороне. Лежащий на одном из них брюнет недовольно повернул ко мне голову, вздернув бровь в вопросе, и я снова примерз к полу, забывая, как управлять своим телом. В комнате была кромешная тьма, и я смог разглядеть Аоя только из-за работающего плазменного экрана на противоположной от рабочего стола стене, бросающего голубоватый свет на спокойное лицо. - Сколько раз я учил тебя стучаться, прежде чем... - Почему ты не выгонишь нас из своей спальни? - первое, что пришло на ум, когда его голос вновь включил голову. Убийца с интересом оглядел меня с ног до головы, самодовольно усмехнувшись. И я не знаю, радоваться ли мне тому факту, что он все еще умеет улыбаться, или ненавидеть его еще сильнее. - Ты волнуешься обо мне? - издевательски тянет он, расслабленно растянувшись на сидении и положив голову на подлокотник. Длинные пальцы ловко крутили черный пульт в ладони. - Собираешься... спать тут? - Ненавижу гостевые комнаты. - Так почему не вышвырнешь меня из спальни?! - почти кричу я, не сдержав прокатившихся по щекам слез. Свет из коридора падал прямо на меня, и я поспешно шагнул в тень, чтобы быстро стереть кулаком влажные дорожки. - Я обещал тебе, что вы займете эту комнату, пока здесь твоя потаскушка. Еще глупые вопросы есть? Я отворачиваюсь, до крови закусывая губу, и снова срываюсь с места, ведомый странными эмоциями. Не знаю, что это - сожаление или горечь, но я не могу остановиться, подлетая к дивану и ловя Широяму за руку. - Пойдем. - Что еще за выкрутасы? Снова крыша едет? Но все, что я могу сделать - дернуть киллера на себя, заставив его скатиться с дивана и подняться на ноги. Почему ты держишь все обещания, которые даешь мне? Почему ты продолжаешь жалеть меня, когда я так откровенно вывожу тебя из себя? Почему ты, твою мать, терпишь все это?! Почему ты... такой честный... - Мелкая дрянь, какого черта?! Я силой вывожу его из кабинета, потащив мужчину по коридору в сторону наших комнат. Аой продолжает осыпать меня ругательствами, но почему-то не сопротивляется и не вырывает руку, и я нахожу в себе силы дойти до своей спальни и завести туда убийцу, плотно захлопнув за нами двери. Раз обещал, черт с той комнатой. Но спать в кабинете... - Ну, и? - оказавшись в моей комнате, хмыкает Юу, и я нервно подвожу его к своей кровати и поворачиваюсь к брюнету лицом. Не знаю, что сказать и как объяснить происходящее. Да я и не хочу ничего объяснять, потому что чувствую себя последним идиотом на земле. Но сейчас я мало что понимаю, подходя ближе и опуская ладони на отвороты черного пиджака. И молча принимаюсь раздевать его, спуская дрожащими руками пиджак с крепких плеч. Развязываю ослабленный галстук, расстегиваю пуговицы белой рубашки, так же дергано, но все же стараясь быть аккуратным, и стягиваю и ее тоже, освобождая от ткани загорелый торс. Взгляд потеряно проскальзывает по обнаженной груди, на автомате поймав шрам от пули с правой стороны, и я берусь за ремень и молнию на помятых брюках, шумно выдохнув. - Что это с тобой сегодня? - с явным сарказмом снова спрашивает Аой, и я быстро мотаю головой, спуская брюки вниз и усаживая мужчину на край кровати. Я стараюсь не думать, что делаю дальше, и просто опускаюсь перед ним на колени, принявшись развязывать шнурки на лаковых остроносых туфлях... С чего этот порыв? Какого дьявола тут творится? Стокгольмский синдром? Нет, это даже отдаленно на него не похоже. Я все еще ненавижу этого человека, тогда почему же делаю все это, позабыв о своей гордости? Смешок над головой только хуже делает, он похож на плевок в душу, но мне совсем не обидно, как ни странно. - Сейчас ты и правда похож на моего раба. - Или ты заткнешься, или я ухожу. Я с тихим вздохом снимаю туфли с его ног, отставляя обувь в сторону, и освобождаю его ступни от носков, закрыв глаза. - Какой позор... - шепчу тихо, но понимаю, что он слышит, и по маминой привычке сворачиваю носки в один комок, бросив его в туфлю. Чувствую, что Широяма неотрывно наблюдает за мной, высокомерно усмехаясь, но не останавливаюсь и стаскиваю с длинных ног брюки окончательно, и поднимаюсь с пола, подтолкнув мужчину на матрац. - Ложись. Спи тут. Это давно не гостевая. - Какая забота... Ты заболел? Дай проверю температуру. - Ложись! - рычу я, силой уложив нахала на кровать, надавив ладонями на широкие плечи, и сам накрываю обнаженное тело одеялом, после облегченно выдохнув. Чувство, что я сделал нечто правильное, оборачивается вокруг грудной клетки, успокаивая колотящееся с режущей болью сердце. Мне отчего-то становится легче на душе, словно я сбросил лишний груз или избавился от чего-то гнетущего, и я бездумно подтягиваю одеяло к шее мерзавца, шатко выпрямляясь. - Засыпай. Я делаю шаг назад от постели, но сильная ладонь ловит меня за руку, держащую чужие брюки, и грубо возвращает назад. От этого я теряю равновесие и падаю прямо на Аоя, ткнувшись лицом в его грудь. Это возмущает до глубины души, и я скалюсь, резко поднимаясь над брюнетом на вытянутые руки, но встречаюсь с красиво исказившимся неприкрытым весельем лицом и широкой улыбкой, фыркнув от негодования. - Что ты делаешь?! - А разве поцелуя перед сном не будет, мамочка? Я огрызаюсь, закатив глаза к потолку, и опускаю ладонь на его горло, уже жалея о содеянном. - Рейта научил меня ломать кадык. Продемонстрировать? - Учитывая тот факт, что он специалист в этом приеме, я поверю на слово, - язвит довольный жизнью мерзавец, и я раздраженно отшатываюсь от кровати, принявшись складывать чужую одежду так, чтобы она не помялась за ночь, хоть и знаю, что утром Аой наденет другой костюм, отправив этот в корзину для грязного белья. - Но ты так и не объяснишься? - Твое прошлое... - Что? - Ничего. Спи в кровати. Разве ты не заслужил этого? Я опускаю одежду на кресло и устало плетусь на выход. Вот теперь я чувствую, как сон накатывает на меня, грозясь настигнуть уже в коридоре. И лишь одно заставляет меня притормозить на пороге и обернуться: - Доброй ночи, Кою. Я только киваю в ответ и выхожу из спальни. Я ничего ему не должен. Это не я издевался над ним. Это не я унижал его. Это не моя вина, не моя! Но почему мне стало легче, когда я сделал это для него? Это не моя вина... Я тут ни при чем. Это не мой грех и не я должен сидеть в его ногах на коленях и снимать с него туфли. Это должны делать его мучители, дрожа от страха под его черным ледяным взглядом. Я ничем не заслужил это, но... «Как сыр в масле». Я прислоняюсь плечом к стене и безвольно скатываюсь по ней на пол, поднимая взгляд к лампе, освещающей длинный коридор. - Но это и не я тоже... испытываю такие пытки. Это не моя вина. Но то, что я не прохожу те же испытания - его заслуга. И раз это не может быть жалостью и не имеет разумного объяснения... Пусть это будет благодарностью, я открещусь именно ею. Так легче. И убеждая себя в этом, я не понимаю, что засыпаю прямо здесь, под дверью собственной комнаты. Просто я устал. Так сильно, что... Больше не могу двигаться.