tendresse de la guerre et de la revolution

Очнувшись от неспокойного сна, Гарри узнал шум революции за окном в криках людей и треске огня, уже не вздрагивая от женского визга и плача детей. Зажмурившись и сосчитав до пяти, он распахнул глаза, находя себя в темной комнатке с небольшим окном, напоминающей тюремную камеру в Бастилии. Он поскорее выпутался из одеяла, обхватывая себя руками, чтобы укрыться от холода, и спустился с чердака, который любезно был предоставлен другом. На самом деле, не только чердак он предлагал, даже свои собственные покои, но Гарри не согласился на уступки Александра потому, что это было слишком. Ему куда лучше знать, что он не доставляет неудобств. — Милый, — прощебетал Алекс внизу, — ты так поздно проснулся. — Что они делают? — Гарри кивнул головой в сторону окон, широко зевая и хлопая ресницами. — Очередной лидер выступает. Пора бы уже определиться, за кем они идут. Кудрявый махнул рукой и все, что он делал этим утром, это выпутывался из нитей опеки Александра, который и не думал отпускать его от себя хоть на минуту. Он вырвался на улицу только когда друг согласился пойти с ним, все еще бурча о том, что сейчас это пустая трата времени, но Гарри хотел видеть революцию здесь и сейчас, под окнами домов и на переполненных площадях Парижа. — Я все еще считаю, что тебе нужно прийти в себя, — пробурчал Александр, кутаясь в плащ, — что мы здесь делаем сейчас, все же? — Разве ты не слушал меня вчера? — Ты сумасшедший. Твоего брата сожгли вчера из-за прихоти короля, а ты разгуливаешь по площади, смотришь на протестующих и ищешь здесь место для себя? — Я мог бы уйти вслед за Эльдером, если бы не хотел так сильно узнать, почему он погиб. Александр шумно вздохнул, но они оба знали, что он был доволен ответом, потому что больше всего боялся того безумства, которое могло произойти с Гарри. В тихом покорном парне всегда жило бунтарство, и сейчас нет смысла скрывать себя, если это может помочь жить дальше. — Мне не нравится этот священник, — поморщился Гарри, — он как будто проповедует идеи дьявола, Алекс, почему ему дали слово? — Здесь выскажется каждый. Не думаю, что люди верят ему. — Тогда я тоже должен стоять там? — Я волнуюсь, — вздохнул парень и обхватил руками плечи друга, — вчера мы придумали безумство, согласись. — Ты ведь поможешь мне в этом? Александр усмехнулся, когда друг потянул его за руку вперед, словно ребенок, и они остановились у деревянного пьедестала, на котором стоял мужчина в бедной одежде, громко кричащий грубым голосом толпе. Гарри остановился рядом, слушая, как мужчина захлебывается собственной идеей, о том, как он хочет отравить короля за все, что они вытерпели вместе, и Гарри неожиданно резко дергает его за полы одежды, от чего крестьянин падает с подиума, заставляя людей задыхаться в порывах смеха. — Его речь такая безумная, — выдохнула женщина рядом с ним, — может, ты что-нибудь скажешь нам, дорогой? Замявшись, Гарри пожал плечами, и его лицо порозовело от того, что его буквально за руку подняли на деревянные ящики, служащие местом проповеди. — Да, пусть он скажет, — согласно загудели люди, — этот старый пьяница уже сошел с ума, нет пользы слушать его речь. Отыскав глазами друга, Гарри испуганно посмотрел на него, прося помощи, но Алекс только кивнул ему, складывая руки на груди. Хорошо, он сделает это, но что им всем сказать? Он даже не знает, почему здесь столько народу, почему они заполняют даже соседние улицы, он почти теряется в том, почему они — это революция. Может, он не создан для того, чтобы вести за собой? — Я, — его голос дрожит, и дыхание будто исчезло, — я не знаю, что вам сказать, потому что я не знаю вас всех. Никого, возможно. Смелость осталась во вчерашнем вечере, и Гарри набрал больше воздуха, всматриваясь в лица протестующих. — Вчера вы все были здесь, вы видели, как моего брата сожгли на Гревской площади, и я не знаю за что, верно, он стал опасным для короля. Я не знаю, зачем я пришел сюда, но моя жизнь в том, чтобы найти причину его смерти. Люди задумчиво забормотали что-то друг другу, и страх понемногу одолевал Гарри, когда его руки дрогнули от громкого голоса: — Король должен стоять на коленях перед нами. Облегченно вздохнув, Гарри спустился вниз, где та женщина обмотала вокруг его шеи желтый шарф и поцеловала в лоб. Теперь Гарри был уверен, что он понял это. Понял, почему крестьяне и мелкие землевладельцы собрались здесь, понял, что ему в самом деле найдется место среди них. Он тонул, когда кто-то из народа спрашивал его о брате, тонул в своих долгих рассказах и ответах, становясь для этой революции кем-то из вождей движения. — Парень, — окликнули, возможно, именно его, — ты идешь с нами на штурм Бастилии? — Штурм? Зачем? Мужчины и женщины закатили глаза, театрально хмыкая, словно еще чуть-чуть, и они могли бы разочароваться в идеях Гарри. — Там сидят сотни невинных братьев и сестер. Разве мы не должны помочь им? Все уставились на него в ожидании того, что он скажет, и Гарри пытался побороть сомнения в своей голове. — На штурм лучше отправиться ночью, — сказал он, и толпа одобрительно загудела, а несколько мужчин пытались спланировать все как можно лучшим образом. — Ты с ума сошел! — причитал Александр, как только они вернулись домой, — никакого риска, Гарри. Мы потеряли Эльдера, ты хочешь уйти вслед за ним? Гарри устало вздохнул, падая на кровать. Он закрыл глаза, болтая ногами в воздухе, как ребенок, и счастливо улыбнулся другу, сминая в руках простыни. — Разве не прекрасный день для революции, дорогой Алекс? — Тебя схватят за руку и казнят. Я не хочу потерять тебя снова. — Когда ты лишался меня? — недовольно протянул Гарри, открывая глаза. — Когда ты решил добиться всего в этом мире. Александр прилег рядом, подставляя руку под голову, и посмотрел на Гарри, который опустил взгляд, бездумно водя пальцами по скользкой ткани. Кудрявый повернулся к нему, касаясь рукой теплой щеки и светлых волос, и обезоруживающе улыбнулся другу, тихо шепча: — Я всего лишь хочу жить, как нужно. — Живи так, как хотел всегда. Почему бы тебе не поехать в Прованс, твоя тетя приняла бы тебя на какое-то время? Я мог бы отправиться с тобой, и мы что-то придумали бы, мы создали бы общее дело. Тихо и мирно, на благо королевства. — Я хочу изменить это королевство, а не укрепить ложь своей покорностью. — Слишком красивый, чтобы быть таким бунтарем. Гарри улыбнулся, будучи совсем близким к лицу Александра, и коснулся пальцами его скул, которым так завидовал раньше. Он чувствовал порой жгучую зависть к тому, каким был Алекс — всегда красивый, умный и добрый, а друг тем временем восхвалял его красоту вслух, иногда даже тайно сочиняя стихи. — Я так хочу лучше помнить детство, — заговорил блондин, — это так сладко и трепетно, так безмятежно и легко, Гарри. О чем мы думали тогда? Мы мечтали стать рыцарями короля, а сейчас хотим свергнуть его. Отравить и воткнуть нож в сердце, которого нет, — Александр тихо засмеялся, прикасаясь к волосам Гарри, — все так изменилось с тех пор, но мне все еще приятно вспоминать все, что мы делали, будучи далеко ото всех. Мне нравится помнить, как ты краснел каждый раз, твои милые щечки, твои большие и напуганные глаза, но я знаю, что тебе было это интересно. — Мы были слишком малы, — вздохнул Гарри, — мы даже не знали, что делали, это было просто весело и приятно. — Мы учились, — длинные пальцы мягко соскользнули на плечо, прикрытое рубашкой, и слегка отодвинули ее края, проходясь по бледной коже, — учились целоваться, чтобы не краснеть перед девочками. — Или перед друг другом. Алекс заглянул в зеленые глаза, вспоминая, как черпал вдохновение даже из того, как Гарри хлопал ресницами и прикрывал веки. Они так много помнят друг о друге, что сейчас и нет вовсе того чувства, что они были по отдельности так долго. — Я уверен, что ты все такой же, — улыбнулся он, — такой же милый и нежный, каким был. Только ты уже не мальчик, который ищет удовлетворение для своего любопытства. Гарри не требовалось больше слушать эти сладкие слова, чтобы двинуться вперед и почувствовать жар мягких губ на своих, скользкие движения языком и новые вздохи, новый воздух для себя. — Я почти уверен, что ты запретный плод, — задыхался Алекс, когда их грудь не сковывала одежда, — и ты слишком дорого мне обойдешься. Но я хочу. Хочу страдать и мучиться из-за тебя, это приятней любой муки.

***

Спиной чувствуя голую грудь, Гарри неотрывно смотрел в окно, когда звезды должны были усыпать небо и луна вот-вот появиться высоко над домами. Руки Алекса все так же были на нем, обвивая, словно лианы, и стоило больших усилий просто выбраться из этой паутины, не говоря о том, что не стоит будить парня. — Мм, — он приоткрыл глаза, наблюдая за фигурой Гарри, — мне совершенно не нравится видеть тебя так далеко. Что случилось? — Спи, — прошептал Гарри, натягивая брюки, — я скоро вернусь. С минуту разум Александра был не способен принять то, что парень только что услышал, и только потом он распахнул глаза, вскакивая с кровати, невзирая на то, что он был полностью обнажен. — Милый, скажи мне, ты ведь собрался на штурм? Гарри только пожал плечами, продолжая невозмутимо бродить по спальне, натягивая на себя свои вещи. — Я не пущу тебя на это. Нет, Гарри, я сделаю все, чтобы ты добился своего, но это верная смерть. — Разве я не мертвец уже? — улыбнулся кудрявый, — если эти люди успокоятся, если все станет так, как того хотят, если Франция будет счастлива, революция умрет, а значит и я. — Ты не пешка, — заверял Александр, пока Гарри накидывал на плечи плащ, — твоими мучениями не должен быть вымощен путь к счастью. Гарри, милый, Франция расцветет благодаря тебе, и ты должен насладиться этим. — Конечно. Конечно, Алекс, жди меня. Я скоро буду. Ты не вернешься до утра. Гарри встретился с несколькими уже знакомыми ему людьми, что стояли на площади днем, и им необходимы были лошади, чтобы быстрее добраться до крепости. Несколько повозок с овощами проехали мимо них, и Гарри остановил одну, прося подвести их, и, он знал, отчего было не легче, а только противней, что согласие он получил благодаря его лицу. — И зачем вам в такое мрачное место, молодой человек? — гадко протянул мужик, дергающий лошадь за длинный поводок. — Отчего же мрачное, мне вполне приглянулось. Мужчина фыркнул, продолжая качаться от того, что повозка ехала довольно быстро, и старые колеса натыкались на большие камни. Гарри крепко обхватил себя руками, хмуря взгляд, и старался не смотреть на грубое лицо извозчика. Он почти уснул, когда чья-то рука дернула его за локоть, и он едва не скатился с воза вслед за остальными. — Спасибо, — буркнул он, кутаясь в одежду, — где остальные? — Уже у главных ворот. Пойдем. Гарри ухватился за его пальцы, когда мужчина повел парня за собой, и он только старался успевать за тем, как быстро они шли. Свернув у первого же поворота, они увидели вспышки и искры огня, и Гарри впервые подумал отступить назад, всего на секунду, и уже потом почувствовал стыд за такой порыв. Он двинулся дальше, несмотря на то, что его пытались схватить за руку и утянуть подальше от толпы. Один безумный крик, и едва можно разобрать, что же все кричат. Вспышки огня и маленькие искры на фоне темно-синего неба завораживали ровно так же, как и то действо перед крепостью. Несколько человек взяли в руки револьверы, стреляя в воздух, и Гарри вздрогнул от громких выстрелов рядом, пули которых разрывали точно не только ночной мороз. — Стража, — завопил кто-то, — король знал про штурм, среди нас есть предатели. Люди зашевелились куда быстрее и резче, и несколько раз Гарри чувствовал удары в плечо и живот, не в силах выпутаться из ада противостояний. Он ощутил, как кто-то выдохнул ему на ухо, едва слышно из-за крика и выстрелов: — Не ты ли сегодня был у Его Величества? Гарри вздрогнул, испуганно озираясь по сторонам. — Может, ты при дворе? Посмотри на себя, не похож на простолюдина. Революция не отвергнет его, нет. Это не монархия, где судят вслепую, люди не поставят на нем крест. — А чем ты лучше короля, если решаешь без права? — осмелел парень, хватая горящий факел, — чем лучше тех, кто убивает Францию? На них обратили внимание, и люди согласно закивали словам Гарри, обступая его все больше и больше. Он стоял неподвижно, только сердце его мчалось с невообразимой скоростью, и он был рад за правду, за то, что она впервые на его стороне. — Что мы, стадо? — спросил молодой мужчина, — кто мы, чтобы жизнь отбирать? Разве не за нее мы боремся? — Не встревай. — Возможно, ты и есть предатель. Если так, то ступай. Не для твоей потехи мы гибнем. Они быстро разошлись, каждый в другую сторону, и сомнений в правоте и надежности Гарри больше не оставалось. И все забыли об этом с первым треском нерушимой ограды, с первым новым выстрелом и первой атакой на Бастилию. Тюрьма, что калечила людей, вот-вот падет от рук справедливости и правды, и так потом скажет любой поэт, не служивший королевскому двору. А Его Величеству ой как не понравится то, что сотворила революция. Пролилась первая кровь слишком быстро, и Гарри в ужасе застыл, когда молодая девушка, не двигаясь, остановилась прямо перед ним, окаменев от боли, и рухнула на землю, проливая на нее красное море скорби и жалости. — Пусть живет революция! — крикнул кто-то после этого, и крови стало только больше. Гарри успел отскочить, когда кирпичи один за другим посыпались с одной башни, и вскоре это было похоже на тяжелый водопад, который укрывал собою тела людей. Не было сил смотреть на слезы детей рядом и отчаяние тех, кто был ранен. Он подошел к одному из них, пытаясь докричаться до истекающего кровью молодого юноши, стараясь сделать хоть что-то, дрожащими руками перевязывая рану, но встречал только улыбку парня, который едва дотянулся рукой до его щеки. — Ты милый, — его улыбка стала еще шире, — уходи отсюда, тебя быстро заметят. — Я останусь здесь. Несмотря на протесты, Гарри обхватил его тело рукой и поднял на ноги, осторожно придерживая. Безумством была бы мысль о лекарях рядом, но главным было оттащить парня от рассыпающейся стены. Только несколько метров, и этого было достаточно, чтобы уложить юношу на спину, раскинув руки. — Зря стараешься, — прошептал он, — кровь... Заражена. — Я найду здесь врача. Парень громко и заливисто засмеялся, невзирая на усталость и боль. — Ты и правда милый. Ему здесь самое место, место под стенами мур тюрьмы рядом с несправедливо заключенными узниками Бастилии, которые благодаря революции оказались на свободе. Гарри выпустил потухший факел из рук, падая на колени, и зашипел, потирая разодранную кожу на локтях, когда сильная рука схватила его пальцы и потянула вверх. Он едва не прирос к земле, и трава под его ногами была запятнана кровью. Перед ним стоял стражник, и за шлемом не видно его лица, но голос, полный холода и стали, заставил его задрожать от волнения: — Король будет рад подписать указ о твоей казни. Увидев меч, Гарри слегка обмяк, потому что любое его движение — и он лишится руки. Огонь и искры остались за спиной, а перед глазами были серые стены кареты стражников, и сейчас никто не выдернет его из цепей и наручников. Плюс был только один — он, наконец, столкнется с тем, против кого желает идти.