***
Луи подзывал слуг по несколько раз за последний час, чтобы спросить, не вернулся ли Гарри во дворец, не появлялся ли он в Версале. Ему и самому надоедало видеть, как все, будто заведенные, качали головой и как можно быстрее покидали раздраженного короля. Он явно сожалел, что позволил себе срываться на невинных людях, но в нем кипела злость и волнение, потому что его юный министр все еще не вернулся. Возможно, ему нужна помощь, или кто-то захочет причинить ему вред, и Луи ничего не сможет сделать, чтобы избежать таких ситуация, вот, наверно, главное, что заставляло его комкать мундир в руках. — Сир, это неразумно, — осмелился сказать молодой парень, переписывающий документы за столом. Король пришел к нему, чтобы забрать, как он полагал, уже готовые для печати бумаги, но клерк не выполнил и половины поручений, потому что Луи свалил на него всю письменную работу за последние недели всего час назад. — Вы бродите по замку уже достаточно долго, чтобы слухи распространились по всему юго-западу Парижа, — продолжил с улыбкой юноша, обмакивая в чернильнице перо. — Не позволяй себе большего, Леон, — вздохнул Луи, — я не в состоянии предвидеть реакцию людей на то, что бывший революционер теперь на службе у короля. Он нетерпеливо потер запястье левой руки, где под тонким слоем рюш из шелка уже которую неделю заживала рана. Всего одна неосторожность во время сражения на шпагах — и король мучает себя ужасным запахом лечебных мазей каждый день. — Почему же бывшего, Ваше Величество? Он отрекся от революции, чтобы перейти к Вам на службу? — Конечно нет. Я имел ввиду, он не принимает в этом участия сейчас, как делал раньше. Ты же не думаешь, что он согласился на мое предложение только чтобы предать? — Я никогда не хотел бы подрывать Ваше доверие к Гарри, сир, я просто не хочу, чтобы это стало для Вас ударом, когда Гарри заявит, что все еще поддерживает с этим связь. Луи развел руками, оставляя их свободно болтаться в воздухе, когда услышал шаги в коридоре и нерешительный шепот слуг. Они то ли спорили, то ли обсуждали что-то, но секунду спустя они синхронно и нервно стучат в дверь, словно пытаясь сломать ее, а после подлетают к королю, без устану кланяясь и с радостью сообщая, что: — Он здесь, сир. На мгновение бросая взгляд в сторону Леона, довольно улыбавшегося, король благодарит суетившихся слуг и уходит, громко закрывая дверь. Он ловко обходил столпившихся в коридорах придворных, покорно кланяющихся королю, и с нетерпением дернул на себя массивную дверь покоев Гарри, бесцеремонно и нагло врываясь в его спальню. Луи громко выпускает воздух из груди, когда натыкается взглядом на недостаточно высокую ширму, которую он, вероятно, прикажет заменить на еще более низкую, и еще с большим интересом он смотрит на Гарри, стоящего к нему спиной, слишком обнаженной спиной, склонившего голову к плечу, чтобы видеть короля. Ему было бы слишком неловко и неудобно кланяться сейчас, да и зная реакцию Луи, который всегда поднимает его еще до того, как он почти опустится на колено, он бы не рискнул почувствовать это сейчас, когда на нем нет одежды. Гарри только прикрывает глаза чтобы не выглядеть слишком удивленно и ведет левой бровью, слыша шуршание за спиной. — Вы задержались дольше, чем я предполагал, — тихо сказал Луи, смущаясь пройти чуть дальше. — Все прошло удачно? — Да, — коротко ответил Гарри, ловко и грациозно хватая рукой рубашку, висящую на ширме, которая прикрывала его только до лопаток. — Они согласились на переговоры, сир, но сказали, что если Его Величество подумает схитрить — крови будет больше. Луи улыбнулся, сам не в состоянии найти этому причину, и почувствовал непонимание Гарри, который продолжал одеваться. Его кудри постоянно спадали на глаза, пружинили, когда он поворачивал голову, и ткань на его плечах натягивалась, а король смирно стоял, почему-то не собираясь уходить. Он ждал, пока Гарри задвинет ширму и выйдет с полутьмы уголка комнаты, поправляя воротник. — У Вас ко мне поручение? — не зная, что уже и думать, спросил Гарри. — Нет, ничего серьезного и важного. Я хотел представить Вас министрам, все очень заинтересованы в Вашем назначении и хотят увидеться. Вы не против? — Нет, конечно нет, но мне стоит надеть что-то другое? Король был не против с огромным удовольствием снова посмотреть, как ткань скользит по коже Гарри, похожей на дорогой фарфор, как он смотрит на него, застегивая пуговицы, а потом снова расстегивая, потому что Луи вряд ли остановиться на одном измененном наряде, и, впрочем, никто бы и не смел запретить королю сделать это, попросить Гарри переодеться, и тот не смел бы прогнать его, все было таким доступным, но Луи не хотел бы брать желанное силой. Вряд ли юноше будет удобно порхать с одной рубашки в другую, обнажаясь перед любопытным взглядом короля. — Вы выглядите безупречно, — выпалил он вместо согласия, — ох, то есть... — Спасибо, — прервал его Гарри, пока король не успел по глупости забрать свои слова назад, — я должен быть там прямо сейчас? — Да. Я провожу Вас. Пальцы Луи едва не потянулись к руке юноши, король оборвал свое действие в первое же мгновение, с разочарованием замечая, как Гарри чуть нахмурился на это. Они шли по коридорам Версальского замка, думая о том, как же все неожиданно обернулось, особенно для Гарри, который несколько дней назад с трудом представлял, чем займется в жизни. Король не прекращал поражать прислугу, открывая двери самостоятельно, еще и молодому министру, который, казалось, от благодарности должен забыться и без устану целовать руки Луи. Гарри был в самом деле поражен, когда они встретились с министрами, покорно ждущих короля, и не мог оторваться от рассматривания их лиц, сухой кожи, мешков под глазами, грубых шершавых пальцев, что даже на расстоянии заметить не сложно. И каждому из них едва за тридцать. Луи же выглядел немного гордо, по большей части просто довольно, наблюдая за реакцией Гарри, потому что это была правда — лучшие его министры спали от силы пять часов в сутки, и это если король смилуется над обессиленными служащими. Заводя разговоры о назначении Гарри, Луи старался избегать того факта, где они встретились и каким было первое знакомство, считая это чем-то интимным, личным, чем не хотел бы делиться с грубыми и жесткими мужчинами. Он запинался на полуслове, прочищал горло и затем снова заводил непонятную, неразборчивую речь о прочих деталях, так и норовящих слететь с уст в ярких красках, на что министры удивленно переглядывались, находя такой несвязный лепет короля каким-то невозможным. Превосходный оратор бормотал и мямлил в присутствии молодого юноши — единственное, что складывалось в голове мужчин. — У Вас есть хорошее образование, думаю, если Его Величество так легкомысленно принял Вас? — тихо прошептал ему рядом сидящий мужчина в парике с длинными кудрями. — Короля не судят, месье, — с улыбкой ответил Гарри, прекрасно осведомленный, что король услышал его. — Если у тебя есть вопросы, Марсель, прошу задавать их прямо и уверенно, всем, — холодным тоном сказал Луи, и кудрявый даже восхищался внезапным резким ноткам в его голосе, — и, сделай нам милость, это должно касаться дела, а не удовлетворения твоих личных интересов. — Конечно, сир, — недовольно пробормотал Марсель. Еще несколько министров побеспокоилось о состоянии революции, что было больше адресовано самому Гарри, и он тихо заверял, что протестующие начнут переговоры, как только выберут лидера. И какой бы не была опека Луи, юный и беззащитный Гарри подвергался критике, потому что чаще полагался на слова, а не действия людей на Гревской площади. Кто-то шепотом выразил прогноз, что скоро и шея юноши будет зажата в петле, и это было не так угрожающе, сколько ехидно, со злорадством и завистью, что только одному крестьянскому отродью повезло по милости Его Величества пройти так далеко в карьере за считанные дни, а им приходилось бросать семьи, монету за монетой собирать, чтобы учиться и иметь хотя бы надежду на то, что выберут их. Жаль, Гарри уже не было от кого уходить. — Вы можете быть свободными, — прозвучало довольно иронично, потому что как только министры покинут короля, они вернутся к своей работе в освещенных до первых лучей солнца кабинетах. — Гарри, — мягче сказал король, когда не требовалось играть бездушного правителя, — пойдем в библиотеку, я Вам покажу кое-что. Поднимаясь вслед за мужчиной, Гарри тихо вздохнул, расслабляя плечи. Он видел первый зал королевской библиотеки, но наслышан, что следующий еще более роскошный и впечатлительный, и он очень надеялся, что сможет посмотреть там на книги, почитать некоторые, если Луи позволит. — Необязательно брать литературу именно здесь, — сказал Луи, открывая двойные дубовые двери, — но для Вас будет куда интересней и познавательней воспользоваться моей личной библиотекой, а не версальской. Голова Гарри спустя минуту запрокинулась назад, когда он попытался глазами найти линию, разделяющую бесконечные слои книг с потолком. Он пораженно вздохнул, чему Луи улыбнулся, и подошел к стеллажу, чтобы очертить кончиками пальцев контуры золотистой обложки толстой книги. — Сколько их здесь? — заинтересовано спросил он, глядя на короля. — Не имею и малейшего понятия, Гарри. Мои родители собирали добрую половину из них, путешествуя по миру, и я считал нужным продолжить это дело, меня всегда увлекали научные исследования или тома с историей. Поэтому я хотел бы, чтобы всем этим могли пользоваться и Вы. Это куда познавательней, чем литература в первом зале, к тому же, здесь никто не будет мешать. Место в самом деле укромное, скрытое от чужих глаз, но вся эта приторная и сладкая опека немного пугала Гарри, заставляя думать, чем же потом придется отплачивать за нее. Он застенчиво кивнул, скромно улыбаясь, и Луи вручил ему книгу в красной обложке с рукописной подписью внутри. — Это будет немного похоже на домашнее обучение. Лучше начать с истории, уверен, Вам это легко дастся, а дальше, если имеете желание, можете переходить к точным наукам. Я надеюсь, что не поставлю Вас в неловкое положение, если тоже останусь здесь и почитаю? — Нет, — быстро выпалил Гарри, — нет, сир, это ни капли не смутит меня. — Прекрасно, — прошептал Луи, отходя от своего министра и опускаясь в мягкое кресло, блаженно прикрывая веки и откидываясь на спинку. Он взял в руки давно запримеченный роман, открывая на второй странице, сразу после подписи автора. Глаза хаотично бегали по строкам текста, слух улавливал каждый шорох, даже дыхание Гарри, сидящего за столом у противоположного шкафа. Вчитываясь в образы, король время от времени незаметно отрывался от книги, смотря на профиль сосредоточенного юноши, усердно штудирующего страницы дат и событий, а в голове почему-то расплывался написанный автором облик персонажа, и вместо него Луи видел только ореол кудрей и изумрудные глаза. — Ваше Величество, — перед ним появилась слуга, вправду появилась, потому что он не слышал, как она вошла, не видел, как остановилась перед ним, держа баночку мази в руках, — Ваша рана, уже нужно обрабатывать. — Снова, — нехотя, поправив служанку, он закатил рукав, открывая запястье. Женщина осторожно размотала повязку, холодными пальцами касаясь чувствительных рубцов на коже, заставляя короля почти неслышно зашипеть. Как бы она не старалась, Луи чувствовал себя настолько некомфортно, словно переживал день своей коронации, когда его чудом не задушили в фальшивых порывах радости придворные. — Ваше Величество, — отозвался Гарри, кладя книгу на аккуратный дубовый столик и вставая с места, — возможно, я могу помочь? Я обрабатывал раны отцу, я знаю, что нужно делать. — Конечно, — немного удивленно ответил король, вздыхая с облегчением, когда грубые руки служанки оторвались от рубцов. Гарри не спрашивал, стоит ли ему присесть на низкий пуф возле короля, он опустился на колени напротив короля, беря баночку мази в руку, и Луи серьезно подумал о том, что, возможно, ему уже не так ненавистен запах жидкости на своих руках. Он ничего не чувствовал первые минуты, по крайней мере, видя, как ресницы Гарри иногда дрожат, когда он греет мазь в своих пальцах, как его волосы спадают на лицо и как он свободной рукой откидывает их назад, едва не заставляя короля придержать кудри на затылке для удобства. — Надеюсь, Вам не будет так больно, — прошептал он, слабо улыбаясь и краснея, стоило Луи засмеяться в ответ. Тонкими пальцами юноша проводил по очертаниям ран, давая королю привыкнуть к холоду влажной нити жидкой субстанции, чего не делала прислуга, иногда по неосторожности цепляя ногтями рубцы, за что получали громкие замечания. Гарри посмотрел на короля, когда прикоснулся к красным широким полосам на запястье, словно прося прощения, хотя Луи откровенно не понимал за что, потому что более нежной и заботливой помощи он в самом деле не получал. Сколько бы не было жестоких слов и криков, насильно выбить осторожность и ласку слуг не смог бы никто. — Это даже приятно по сравнению с тем, как обрабатывают раны мои лекари, — улыбнулся Луи, тихо вздыхая, когда Гарри прошелся мягкими подушечками пальцев по порезам. — Я рад, что смог угодить вам, сир, — скромно ответил он, и это совсем не устроило короля, заставляя его отчаянно хотеть топнуть ногой, потому что нет, Гарри даже не стоило ему угождать. — Вы не обязаны этого делать. Я имею в виду, получать мое расположение, это абсурд, я и без этого... Он почему-то говорил слишком много лишнего в последнее время, и король густо покраснел, не в силах предотвратить это. Он только почувствовал, как его лицо пылает от жара, и как Гарри невинно смотрит на него, составляя какие-то факты в своей умной голове. Юноша хотел поскорее закончить, чтобы избежать неловких взглядов и мыслей, и он едва не опрокинул баночку, когда закрывал ее скользкими руками. Все было немного мягче и легче, когда король проводил Гарри до его покоев, хотя все равно оставалось непонятным, почему Луи считает долгом проводить Гарри почти везде и всегда, где бы они ни были. Юноша видел в этом какое-то желание, посыл, стремление и потребность что-то показать своим присутствием. — Я должен оставить Вас одного, — тихо говорит король, — завтра утром снова прием, мы все должны немного отдохнуть. — От меня сегодня больше ничего не требуется? — Нет, — улыбнулся Луи, словно это не странно, словно Гарри не единственный его министр, у которого есть время для отдыха. — Тогда до завтра, Ваше Величество. Луи быстро кивнул, поворачиваясь и отдаляясь от покоев министра, оставляя его одного до конца дня.***
Утро застало обоих врасплох, потому что Гарри не мог справится с бессонницей, а Луи и не планировал ложиться спать, до первых лучей солнца мучая себя указами и законами. Он должен был появиться перед гостями на приеме свежим и молодым, каким и должен быть король Франции, даже чуточку беззаботным, словно не на его плечах сейчас лежит ответственность за революцию. И в общем эти гулянья напоминали ему танцы на вулкане, когда Париж горел огнем противостояний, а Версаль плясал на головах висельников. Придавая своему лицу абсолютно фальшивое дружелюбие, наследник Короля-Солнца явился перед фрейлинами, маркизами и графами, блистая усталой улыбкой, которую сегодня еще не раз назовут улыбкой юной жизни, наивно предполагая, что королю не стоит ничего делать, чтобы выглядеть бодро и счастливо. По правде, Луи выколол бы себе глаза, лишь бы не смотреть на вычурные и пестрые платья придворных дам, думающих, как бы завоевать место в постели короля. Ловко обходя назойливые поклоны и пропуская через себя смешанные запахи сладких парфюмов молодых женщин, Луи скрывался в лабиринтах красоты своего сада, подходя ближе к фонтану в центре главных композиций. Как бы он не старался убедить себя, но розы, завезенные еще его матерью, в саду выглядели куда более свежими и цветущими, чем его гостьи. Скрываясь в тени еще не распустившихся бутонов, он заметил еще одно сокровище Версаля, что бездумно блуждало меж цветных кустарников, алеющее и цветущее, как алая роза в руках короля. — Я всегда поражаюсь тому, что с каждым днем мне удается найти новую жемчужину Версаля, — мягко сказал Луи, встречая любопытный взгляд зеленых глаз. — И какая же она сегодня? — улыбнулся Гарри, глядя на сорванную розу в руках мужчины. Луи усмехнулся, подходя чуть ближе к юноше, и осторожно вложил цветок в пальцы Гарри, чтобы он не поранился шипами. Не говоря ничего, король сомкнул дрожащие длинные пальцы кудрявого вокруг стебля, отламывая несколько острых шипов, и наблюдая за Гарри, который опустил голову, краснея и робко растягивая губы в улыбке. — Этого больше достойны фрейлины в саду, сир. — Тише, — прошептал король, освобождая руку и пальцами невесомо касаясь острого подбородка, приподнимая голову Гарри вверх, — у короля есть право говорить все, что он желает. Действуйте разумно и примите королевский комплимент. — В саду Версаля? — с улыбкой выдохнул Гарри. — Вас ждут. — Нас ждут, — поправил Луи, выводя за руку молодого парня с узких тропинок цветочного лабиринта. Гарри поднял взгляд, когда эхо вздохов и кокетливого хихиканья отбилось от шума неспокойных фонтанов. Придворные и гости низко поклонились королю, словно марионетки, которых дернули за веревки. За круглыми столиками собрались министры и служащие короля, приветливо зазывая его присоединиться к их компании, разливая по бокалам игристое вино. Луи отодвинул стул для юноши, заставляя молодую мадам рядом нервно взмахнуть веером, чтобы скрыть фырканье. — Месье Стайлс пьет вино? — насмешливо протянул Марсель, прижимая к губам краешек бокала. — Не так часто, как этим увлекаетесь Вы. Марсель что-то возмущенно пробормотал, выплескивая чуть вина, а король весело расхохотался, прикрывая глаза, вокруг которых собрались тоненькие ветви морщинок. Даже за его смехом скрывалось понимание того, что министры вряд ли смирятся с назначением Гарри, но Луи не видел угрозы. Хотя, придворные довольно мило и тепло относились к юноше, радуясь его тихой речи и редким шуткам, постоянно отзывая Гарри в сторону, чтобы пошептаться и иногда даже пококетничать, то роняя веера, то уколов руку шипами захвативших Версаль цветов. Он терялся в счастливых лицах и широких улыбках, не помня точно, как зовут девушку, лепечущую ему о своем безграмотном женихе, который хорош только своим богатством, и явно не мог понять, почему каждая обрученная мадемуазель обязана высказать все скрытное и скверное о своем избраннике. — Веселитесь в компании дам, Гарри? Марсель вернулся к нему, не унимаясь насчет своего поражения в короткой баталии за бокалом вина. Это задевало его самолюбие точно так же, как и сбежавшая любовница наутро после пышного банкета. Незаметно прошмыгнув мимо короля, насколько это было возможно в силу его безобразного чувства баланса и такта, он едва не сбил кудрявого с ног, хватая за локоть. — Практически все они сказали мне, что Вы очень ненасытный любовник, — прошипел Гарри, выдергивая руку из толстых пальцев. — Как и брат короля, Его Высочество Пьер-Готье. Гарри уставился на него, прожигая смесью непонимания и отвращения в своих глазах, а старому дамскому угоднику хоть бы что. Он улыбнулся, разводя руками и чуть кланяясь, выставляя правую ногу вперед. — Вас не интересует его яркая личность? Жаль, сир бы согласился узнать Вас, если король хвалит острый язык и ум своего нового министра. — Почему я должен интересоваться им? — Он питал интерес к Вашему брату, логично ведь с Вашей стороны отдать дань за это? На момент Гарри почувствовал, как мурашки обогнули линию лопаток и пробежались вниз по позвоночнику, а руки предательски затряслись, пока юноша стоял напротив, приоткрыв рот. — Какой невинный взгляд, — усмехнулся Марсель, — такой я видел у Эльдера, только когда он не дожил до Бастилии. Дрожащая рука поднялась вверх, и без раздумий Гарри оставил ощутимую пощечину на наглом немолодом лице королевского министра. Возможно, в силу тишины окружающей природы, когда даже фонтаны на мгновение затихли, удар ладони об кожу услышал каждый, кто находился рядом. Даже король удивленно смотрел на юношу, замершего на месте, и с улыбкой оставил своих придворных, с которыми беседовал ранее. Луи только прикоснулся к покрасневшей ладони Гарри, когда тот загорелся желанием оставить еще несколько следов на лице Марселя. Он судорожно сжимал плечи короля, пытаясь оттолкнуть его, и несвязно шептал, моля пустить его. — Гарри, что случилось? — пробормотал Луи, отводя юношу в сторону от внимательных взглядов. Он только прижал руки к лицу, отчаянно надеясь, что король оставит это дело и вернется к гостям, позволяя побыть одному. Луи только сжимал его руки выше локтей и пытался поймать беглый взгляд, цепляясь за каждый взмах ресниц. Какая-то странная мысль не уставала крутиться в голове кудрявого и он все больше желал от нее избавиться, поднимая глаза на встревоженное лицо шатена. — Ну же, — подбадривал король, — скажите. — Ваш брат, — лепетал Гарри, — он причастен к смерти Эльдера. — Что за глупости, — улыбнулся Луи, пытаясь превратить все в фарс, — как это возможно? — Ваш министр сказал мне, сир, если же для Вас это новость. — Гарри, клянусь, я бы никогда не покрывал убийство, неужели так стоит думать обо мне? Юноша неоднозначно пожал плечами, сцепляя пальцы, и посмотрел в сторону столпившейся публики, которая любовалась королевскими садами. Луи тяжело вздохнул, отпуская юношу, а затем коротко кивнул, тихо шепча: — Я поговорю с Марселем. И отправлю письмо брату, чтобы он скорее вернулся с Англии, только, Гарри, я иду у Вас на поводу и ставлю под сомнение честность своих министров, опираясь лишь на Ваши слова. Мне будет очень неудобно, если это окажется слухом. — Обещаю Вам, — губы Гарри дернулись в легкой улыбке, огорчая короля тем, что она была абсолютно неискренна. Медленно проходя мимо машущих аккуратными белыми ручками дам, Луи уверенной походкой направлялся к своему веселящемуся министру, радостно пьющему вино с придворными. — Марсель, — усмехнулся он, — нам следовало бы поговорить. — Конечно, — мужчина махнул рукой, отгоняя от себя друзей словно назойливых мух, — по правде, догадываюсь даже о чем именно, сир. — Да, несложно поразмыслить и понять. Что произошло? На моей памяти еще не было такого курьеза, что один мой министр дает пощечину другому. — Глупая ситуация. В голосе Марселя слышались веселые легкомысленные нотки, склонные даже к насмешливым, будто только у него есть козырь, о котором король не знает, и это совсем не нравилось Луи. Он давно заметил эту двуличность министра, но поводов отправить его в отставку не было, каким бы всевластным не являлся образ короны Франции. — И все же? Я имею право знать. — Я осмелился озвучить неприличные, по мнению месье Стайлса, предложения. Ну, видимо, это взбудоражило молодую кровь нашего узкого круга королевских подчиненных. — Ну и кто, позволь, дал тебе право обращаться с министром, как не с равным себе? Гарри такая же важная персона для королевского двора, как и ты и любой из министров. Поэтому, Марсель, не принуждай меня принимать какие-то меры, чтобы усмирить твой запал. Марсель растянул губы в фальшивой улыбке, низко кланяясь королю и под любыми предлогами желая поскорее уйти от него. Луи вздохнул, ероша свои отросшие волосы, и плохо понимал, что же ему стоит делать. Наверное, тот момент, когда он должен был выбирать между благосклонностью к молодому юноше и правом быть справедливым и разумным правителем. Так же, как бы там ни было, Гарри не выглядел как человек, способный играть на чужом доверии, так легко подставлять под удар чужие чувства, и это давало чуть больше уверенности, когда король думал, как же обезопасить Гарри, когда после заявления Марселя он был слишком уязвимым в глазах подлых дворцовых крыс. — Ваше Величество, — тихо сказал Леон, — мне кажется, Вам стоит сделать чуть больше для безопасности. — О чем ты? — Я имею ввиду самый крайний случай. Луи уставился на своего клерка, сплетая пальцы в замок. Он и сам думал об этом, но всегда возвращался к более демократичным методам. — Ты так думаешь? — Несомненно, сир. Понимаю, что многим это не понравится, и Вы можете оказаться в нехорошем свете, но если Вы разумно представите это, все обернется наилучшим образом. Я просто хочу сказать, что Вы во всяком случае получите поддержку. Этот славный парень всегда мог потешить короля добрым словом, и Луи улыбнулся ему перед тем, как взглядом найти Гарри, чья спина почти скрывалась за зеркально чистой стеной из воды в фонтане. Король кивнул писарю, и Леон без особого шума подозвал гостей к себе, чуть затягивая время, чтобы сказать, что король хочет сделать объявление. Было легко просто приблизиться к юноше, водящему пальцами по мраморной скульптуре, и взять его за руку, осторожно целуя ладонь и запястье. — Что бы я не сказал сейчас перед придворными — прошу Вас, примите это разумно. Это исключительно для Вашей безопасности. — Я не понимаю, — пробормотал Гарри, но король только повел его за собой, к собравшейся и ждущий интриги публике. — Дорогие гости, — воодушевленно начал Луи, — как вы знаете, я редко собираю пышные банкеты без повода, и сегодня этот повод имеется. Простите, что заставил вас всех долго ждать, но тянуть интригу дольше уже не могу. Мадам, месье, я хочу представить вам официального королевского фаворита, Гарри Стайлса. Сквозь пелену широко открытых ртов и шокированных вздохов, Луи чувствовал только резко сжавшиеся пальцы Гарри, а затем и его судорожные вздохи и выдохи, видел, как часто он моргал и как сильно хотел бы сбежать с этого пьедестала ненависти и презрения. Король держался мужественно, поглаживая руку своего фаворита, пока тот не вырвался, удаляясь от гостей так быстро, что те и сообразить не успели, что же случилось с королевским любовником. Было ощущение, словно весь Версаль уже гудит этой новостью, и даже слуги теперь ниже кланялись, не спеша оставлять Гарри одного в покоях. Он влетел в спальню, громким и грубым криком добиваясь одиночества, практически умоляя, чтобы прислуга его покинула. Разрывая пуговички на рубашке, он с остервенением сдирал ее с себя, как и фрак минутой ранее, и не в силах бороться с комком обиды и злости, накопившемся за последние несколько недель, Гарри обессилено упал на большую застеленную кровать, комкая пальцами ненавистный королевский порядок. Он не так давно потерял семью, чтобы с ним случилось что-то еще такое же разрушающее, но обида копилась с еще большей силой, когда Гарри пытался понять, за что получил такой удар от короля. Горячие слезы обжигали щеки, оставляя тоненькие влажные полосы, сменяющиеся красной нитью на молодом лице, пока официальный отныне возлюбленный Его Величества тихо скулил в подушку, бормоча тихо вслух все свои обиды. — Гарри, — с жалостью произнес король, и юноша только больше рассердился, швырнув на пол подушку, которую до сих пор мял руками. И как бы Луи не хотел посмотреть в глаза министра, он был разочарован и расстроен, найдя в изумрудных каплях столько неприязни и отчаянного желания больше никогда не видеть короля. — Достаточно, — прокряхтел Гарри, — довольно, Вы ведь к этому шли с самого начала? Одурманить стремительным карьерным ростом, забрать из дома, в котором нестерпимо находиться после смерти отца и брата, чтобы сделать своей марионеткой? Люди правы, сир, площади не зря разгораются огнем каждый день из-за вашего самодержавия! Поджав губы, Луи опустил взор, рассматривая скомканную рубашку на полу, разлетевшиеся пуговицы, цепляясь за что угодно, кроме обвинений и справедливой горькой обиды Гарри. — Как бы Вы не смотрели на меня сейчас, призываю только к Вашей мудрости — останьтесь здесь, и не для моей утехи, а для собственной безопасности, потому что единственное, чем я мог отгородить Вас от мести недоброжелателей, это взять под свое крыло. Простите, если это оказалось слишком унизительным, — быть для людей любовником никчемного короля, не способного справиться с революцией. Ничего не требуя, Луи ушел, оставляя Гарри одного, а тот еще сильнее зарыдал, не находя никакого утешения в словах короля. Он запутался и совершенно не понимал, к чему такая пылкая речь Луи, когда уже вся Франция наутро будет думать, как жалок Гарри, если только предательством смог добиться успеха. Ему стало хуже, когда в голову пришла мысль о том, что люди на Гревской площади обязательно узнают об этом, проклянут как предателя и обрекут на скитания по свету или долгую трудную смерть. Хотя, так даже лучше, хоть своей кровью он зальет черное имя, испорченную репутацию отца и устеленную тайной смерть брата.***
День тянулся несказанно долго, словно оттягивая вечер, когда и должно было произойти самое неприятное. Как бы громко не было сказано о статусе Гарри, но даже перед прислугой нужно было создать видимость правды и естественности, и отныне собственная спальня для Гарри была не предназначена. Около восьми часов в его спальню зашли две взрослые женщины, на чьих лбах блестел пот, а руки были вымазаны в саже и грязи, что указывало разве что на то, что они долго трудились, и король их позвал спонтанно и неожиданно. Они смущенно говорили слова, что предназначались фавориткам Короля-Солнца, но никак не его сына, и попросили пройти в купальню перед тем, как переодеться для короля и лечь с ним в кровать. Алея и вспыхивая, как огонь под пленниками на казни, Гарри разделся и залез в ванну, до краев заполненную горячей водой. Терпя то, как его кожа горит под нещадным кипятком и быстрыми, усердными движениями слуг, что терли его тело до яркого розового оттенка, Гарри жмурил глаза и неслышно шипел, не отвлекаясь даже на мыло, что время от времени попадало в глаза. Быть обнаженным перед кем-то — явно не то, к чему Гарри привык или мог бы привыкнуть, и поэтому он не раз говорил, что способен позаботиться о себе сам. Более того, его слова и не принимали во внимание, говоря, что знать не должна сваливать на свои плечи еще и опеку над собой. Как будто знать обычно падает в конце дня от тяжелых будних дел. Ему протянули нечто вроде ночной сорочки, когда сам Гарри был уже насухо вытерт и волосы высушены, а слуги невнятно сказали: — Фаворит должен спать в королевских кружевах, сир. Ох, если это можно было вообще назвать одеждой. На тонкой, почти прозрачной ткани, цветочным узором цвели белые кружева растений, которые обрывались примерно на уровне чуть выше, чем колени Гарри. Он смущенно смотрел в зеркало, видя только то, как красивые цветы огибали его фигуру, как рукава сорочки почти цепляли костяшки пальцев, легко болтаясь в воздухе. Ему было до жути неудобно смотреть на себя, а представляя, что это предоставится внимательному взгляду короля, Гарри и вовсе закрыл лицо руками. Практически за руку его отвели в покои короля, поспешно расправляя кровать, и женщины вокруг суетились так, потому что спальня Его Величества еще ни разу не была тронута подготовкой к приходу фаворита. Гарри было жаль отпускать слуг, отчаянно пытаясь отвернуть и отдалить от себя мысль о том, что без них он останется один, наедине с королем. Но двери громко хлопнули, и юноша едва сдерживал себя, чтобы сдвинуться с места и, укутавшись в одеяло, уткнуться в подушку. Его руки лежали так, как их и поставили слуги, словно он скульптура и можно лепить что только угодно. Закинутые вверх, они чуть придавили подушку рядом с кудрями Гарри, а пальцы сжимались и разжимались каждый раз, когда в коридорах кто-то громко стучал каблуками туфель о пол. Повернув голову вбок, юноша наблюдал, как черные облака незаметно проплывают по звездам и скрываются за пределами окна на нескончаемом просторе ночного неба. Он бы хотел, чтобы одеяло так же прикрыло его самого, но слуги не считали это нужным, делая все, как и должны, специально для своего правителя. На самом деле, Гарри был уверен, что его представления о королевском ложе окажутся максимально приближенными к реальности, но он крупно ошибся, когда еще только войдя в комнату увидел высокий балдахин, с которого свисали до самого пола плотные ширмы, что закрывали бы спящего даже от самых ярких лучей солнца. Жаль, они не для этого предоставлены. В отличии от спокойного пейзажа за окном, сердце Гарри сжалось, стоило массивной двери тихо скрипнуть, а следом захлопнуться, и тонкий шлейф аромата королевских парфюмов потянулся вслед за его тяжелыми шагами. Больше всего не хотелось раздумывать о том, что у короля, видимо, выдался очередной непростой день, но это не должно было волновать юношу, который неожиданно для всех стал официальным любовником короля Франции. Каким бы легкомысленным не был временами Людовик в выборе спутниц, его сын делал такое заявление впервые, и, возможно, Луи надеется, что отец бы одобрил такой выбор. Гарри глубоко вдохнул, собираясь сказать что-то, чтобы комок внутри него не сжимался еще больше, но Луи прижал палец к губам, быстрее подходя к противоположному краю кровати. Опускаясь на колено, он, зная, что в дверную щель по старым добрым традициям любопытного Версаля сейчас уставились если не министры, то точно фрейлины. Когда его лицо оказывалось все ближе и ближе к Гарри, юноша зажмурился, откидывая голову назад и тяжело дыша, чудом сдерживаясь от горькой обиды на короля, дабы не сделать еще хуже. Небольшая ладошка опустилась на грудную клетку Гарри, пока глаза Луи метались по его телу, и это, Господи, чувствовалось даже сквозь закрытые веки, доставляя так много неудобств и смятения. Осторожно гладя, король поднялся по аккуратным кружевам чуть выше, к ключицам Гарри и белому воротнику, почти не слыша тихого скулежа. Король бережно отмахнул несколько прядей длинных волос на подушки, припадая губами к шее, слыша, как юноша под ним почти готов зарыдать, и ему самому не хотелось бы делать это так, так принужденно и не вовремя, но должен был для полной уверенности придворных в том, что он сказал правду. Пусть никто и не мог это видеть, но он старался целовать мягче, унимая свои порывы, и медленно поглаживал щеку Гарри, пытаясь успокоить его. Шумно выдыхая в изгиб шеи, Луи оставил россыпь невесомых мокрых следов, целуя быстро и ненасытно, как, собственно, в последний раз, а возможно это и единственный шанс прикоснуться к юноше, но он раздраженно вздыхал с каждым поцелуем все чаще и чаще, понимая, что не может заставить себя насытиться этим надолго. — Сделайте это быстро, — тихо сказал Гарри, открывая глаза, — пожалуйста, сир, это единственное, чего я прошу. Луи поднял голову, широко улыбаясь, и покачал головой, скидывая с себя многослойное королевское одеяние. Гарри заволновался, отворачивая голову от уже почти обнаженного мужчины и прикусывая кожу на пальце. Король обошел кровать, чтобы нырнуть под одеяло, дернув за веревку и закрывая ширмы, словно замыкаясь от глаз придворных. — Я ничего не собирался делать, — достаточно тихо произнес Луи, чтобы кроме Гарри его больше никто не услышал, — пусть Вы и заняли место рядом со мной из-за определенных обстоятельств, я не намерен принуждать Вас к чему-либо. Гарри поднял взгляд, находя в кромешной темноте спокойное лицо короля, и его вид говорил только о том, что он абсолютно не верит Луи, как бы не желал оправдать его в своих глазах. Если и были благие намерения в этом шаге, то только с выгодой для самого короля, никак не для Гарри. Он отвернулся и лег на бок, быстро стирая влажные дорожки с красных щек, и уткнулся в подушку, тяжело дыша. Рука короля опустилась на спину юноши, осторожно и медленно поглаживая через тонкую ткань кружев. Луи прижался к дрожащему мальчику, обхватывая его руками и утыкаясь губами в плечо Гарри. — Доброй ночи, — прошептал Луи, закрывая глаза. Гарри не ответил, отчаянно желая не дать себе волю сейчас и сжимая в руках скользкие простыни, через рисунок ширмы всматриваясь в ночное звездное небо.