я первый раз посвящаю главу, но сейчас это оправдано. Милая, ты никогда это не прочитаешь, не увидишь, ты даже не знаешь, что я пишу это. Но я люблю тебя сем сердцем. Никогда не верила, что такое может произойти, что это не придумки сценаристов-писателей-детей. Я люблю тебя, как могут любить цветы солнце, только я не цветы, а ты не солнце. Ты луна, а я тучи, закрывающие тебя, чтобы тебя никто не видел. Потому что ты достойна, чтобы только лучшие из лучших смотрели на твой свет. И я не такая, на самом деле, поэтому я отворачиваюсь. Каждый раз.
- Может, мне полететь с тобой? - Не надо, Тайлер, это мой брат, а у тебя и так много проблем. Зачем тебе еще и с моими возиться? Я сам разберусь. – Бегло чмокает меня в губы, и буквально вылетает из номера – самолет через полчаса. ** «Тилли…» «Трой, где ты? Я не могу до тебя дозвониться.» «Он в ужасном состоянии, я думаю, он не поправится…» «Что ты говоришь? Все будет в порядке. Могу я уже позвонить?» «Не нужно.»
Я смог дозвониться до него только на следующий день. Он действительно не поправился. С того времени мы больше разговаривали об этом. Он не затрагивал эту тему, и я старался не напоминать ему об этом. Напряжение в общении стало ощущаться тут же. Не было ни намека на смех или нежность с его стороны. А его голос… Он превратился в металлический, безрадостный голос из динамика. Я больше не слышал Троя, я слышал только его потери и грусть. Тогда я решил, что ему нужно время. Я не навязывался, он и не думал звонить. Потом я узнал, что он все же закончил мини-альбом и собирается выпустить полноценный очень скоро. Моя книга уже должна была выйти в скором времени, съемки тогда еще шли полным ходом. Я работал, я думал, что он скоро вернется. О премьере его мини-альбома я узнал одним из первых, как ни странно, не от него. В груди расцветала гордость, большим теплым клубком она поднимала меня с постели каждое утро. Но я обошелся поздравлением в твитере. Я думал, он просто занят. Тем временем, на профиле Кона появлялось все больше и больше фотографий с Троем, а в описании к ним все чаще мелькали гребанные сердечки. Тогда мне было некогда думать об этом. Они друзья, а Трой любит меня – константа. Вышла моя книга – я организовываю тур, не забывая вписать Перт одним из последних, чтобы, наконец, встретиться с ним. И, наконец, спросить, что происходит. Моя жизнь становится слишком сумасшедшей, а его веб-камера, кажется, уже покрылась пылью, вот как долго я не видел его, пусть даже через монитор. В клипах он очень красивый. А мне не хватает того Троя, который разбивает чашки у меня на кухне, который опрокидывает любую вазу, находящуюся в радиусе пяти метров от него, когда танцует под свою любимую музыку. Который постоянно во что-то врезается, а чаще всего в меня. Вот тогда он безумно красивый. И его «Черт, я когда-нибудь стану нормальным человеком?!» всегда оканчивается моим «Никогда.» Я должен позвонить ему. Я должен сказать очень многое. Он нуждается во мне, а я оставил его с его потерями одно на один. Я должен узнать, как он, скучал ли по мне, как часто он питается, достаточно ли спит. В моей голове роились тысячи вопросов, но ни один не был подходящим для начала разговора. Слишком много слов и слишком много вопросов, это может напугать его, а я не хочу просто свалить на него лавину своих мыслей. «Привет. Это я…» И это был, пожалуй, один из самых тяжелых разговоров за всю историю тяжелых разговоров. Мы проговорили три часа подряд с перерывом на пятнадцать минут, потому что ему нужно было помочь отцу отнести диван в бывшую комнату Стила. За время нашего с ним разговора, он несколько раз срывался на плач, мы говорили обо всем. О смерти его брата, о том, как его семья начала распадаться после смерти всего лишь одной ее части, о том, что он ничего не может, он опускает руки, перестает пытаться, потому что он ничтожный. Мы говорили о том, чтобы он поднялся, перестал жалеть себя и начал снова работать, потому что он волшебный и о нем должны узнать все. Больше не существовало запретных тем, больше не существовало секретов или недомолвок. Он позволял себе плакать, а я позволял себе говорить, насколько сильно я в нем нуждаюсь. Это больно - слышать, как он говорит, пытаясь сдерживать слезы. Слышать, как он закрывает трубку рукой, чтобы нормально отдышаться и снова играть со мной в хорошее настроение и боевой настрой. Он будто перестал доверять мне, перестал видеть во мне того, кто может понять. Он нашел во мне виновника всех его бед и потерь. Конечно, это было удобно, но долго бы он не выдержал. После того, как он положил трубку, прошло уже полчаса, а я все еще не могу успокоиться. Я плачу, мои руки трясутся, и я прикусываю тыльную сторону ладони, чтобы прекратить и то и другое. Почему вся наша сказка за одну минуту превратилась в трагедию? Почему все должно быть так сложно для нас двоих? Почему ему так тяжело, почему я так далеко от него и не могу помочь, почему весь мир будто обернулся против нас? Я вытираю слезы, и это абсолютно ничем не помогает, мне нужно выпить воды. Я иду на кухню, не переставая всхлипывать, ищу стакан и натыкаюсь на полупустой пузырек с таблетками. Прикасаюсь к нему и меня будто пробивает разрядом ток. Воспоминания настолько сильные и яркие, что я ощущаю это своей кожей. Я не помнил ничего из этого минуту назад, но сейчас как будто одна большая часть моей жизни вернулась ко мне. До встречи с Дэвидом я принимал лекарства от депрессии и расстройства личности. Он заставлял меня. Я был в больнице. Все боялись, все волновались. Я вспоминаю свое состояние. Оно так похоже на то, что происходит со мной сейчас. Я рассыпался тогда. Я разрушаюсь и сейчас. Ко мне приходит осознание. Я знал все это. Это всегда было во мне, как я мог забыть? Были ли это таблетки или терапия, но я вернул себе ту часть жизни, которая имела огромное значение. Ну, в любом случае, если они помогали мне тогда, значит и сейчас помогут. Я беру одну таблетку и, прежде чем отправить ее в рот, взвешиваю все аргументы. Я вспоминаю про панические атаки и думаю, что эти таблетки могут вызвать привыкание. Думаю, что это определенно повлияет на мое поведение и вспоминаю свою последнюю истерику, которая была сильнее, чем все предыдущие. Я думаю, что у таблеток, возможно, много побочных действий и вспоминаю, когда последний раз спал ночью больше часа в сумме. Не могу вспомнить. Глотаю таблетку. *** Не знаю, чего я ожидал, но ничего не изменилось. Ни через полчаса, ни через час, ни через сутки. Но я все равно продолжаю принимать таблетки, и знаете что? Ко мне возвращаются воспоминания. И на самом деле, я бы не хотел, чтобы они возвращались. Это накатывает волнами, и это невозможно контролировать. Всегда в разное время и неожиданно, поэтому я не могу подготовиться. Итак, я узнал, что доставил кучу хлопот Дэвиду, но мне, честно, плевать. Я делал множество ужасных вещей со своим телом. У меня была булимия (видеть это было особенно страшно, потому что я никогда не думал, что могу делать настолько ужасные вещи), из-за меня страдали мои друзья. Кори практически жил в моей квартире несколько месяцев, а Ханна не переставала приезжать ко мне, когда ему надо было срочно уехать. Я портил им жизнь, а они возились со мной, как с ребенком день ото дня. Окей, вот это действительно стыдно. Я делал столько ужасных вещей, они несколько раз буквально вытаскивали меня с того света. С закрытыми глазами провожу рукой по запястью. Нет, я не мог. Не мог. Я не имел права делать это с собой, с ними, со всеми, кто мне дорог. Так не должно было случиться. Опускаю взгляд на свою руку, вижу следы порезов. Вдоль, как и надо. Как я мог не обнаружить это раньше? Как это не могли заметить остальные? И тут до меня доходит. Как я до сих пор не догадаться?Они знали. Они знали и не говорили мне, чтобы я вновь не начал это делать. Я буквально вижу перед собой ванну, наполненную красной водой, мои руки в ней. Вода горячая и я чувствую легкую слабость. И это нравится мне. Я не хочу, чтобы это прекращалось, я хочу, чтобы это длилось вечно. И, если честно, это красиво. В какой-то степени. Кори влетает в ванную комнату, дергает меня на себя. Вижу, как кровь размазывается по светлым стенам, когда я пытаюсь устоять на ногах самостоятельно. Как она стекает по рукам, заливая кафельный пол, заполняя белые полосы между плитками. Как Кори, растирая трясущимися руками слезы по лицу, кричит на меня. И тогда я понимаю, какую ошибку совершил. Я поддался минутному порыву, не смог вернуть себе разум вовремя, не удержался от падения, не смог... Просто не смог. Тот, кто восстанавливал людей после стресса, сейчас лежал на холодном полу, истекающий кровью, пока его лучший друг метается вокруг, пытаясь остановить кровотечение и попутно вызвать скорую. Убеждая людей в том, что все будет в порядке, я все больше загонял себя в эту яму. Я говорил людям держаться, а сам пытался покончить с собой. Почему моя поддержка не возвращалась ко мне? Все, с кем я был знаком, любили меня. Но тогда почему я не чувствовал себя менее одиноко? Я отключаюсь и просыпаюсь только в больнице с перебинтованной рукой.