8r8k h34ds

Ты не отвечаешь на её угловатую рожицу, но в семь часов она посылает тебе ещё одно сообщение, когда ты как раз собиралась уходить с работы. З4Ч3М Т3Б3 ВОСЬМ3РК1, С3РК3Т? Если она издевается над твоим стилем письма, то тебе интересно, знакома ли она с понятием лицемерия. Первой твоей реакцией было сказать ей, что это выглядит круто, но ты знаешь, что это неправда, и ты сама в это не верила с шестнадцати лет. Но старые привычки живучи, и все узнают тебя по использованию восьмёрок. Это твой фирменный стиль, или он был бы таковым, будь у тебя хоть какие-нибудь друзья. Зачем тебе 4ки, 1ки и 3ки? Терези отвечает не сразу. Но это не останавливает тебя от того, чтобы время от времени проверять телефон, и даёт повод мыслям разгуляться. Ты решаешь, что она, наверно, занимается или ест, или принимает душ, или просто не может сейчас пользоваться своим телефоном. По пути домой ты заезжаешь во всё ещё открытый Sainsbury's, хватаешь охапку обедов для микроволновки и чувствуешь, как телефон начинает жужжать у тебя в кармане, пока ты стоишь в кассу. Ты читаешь сообщение до того, как заканчиваешь отсчитывать девяносто пять пенсов из пригоршни мелочи, собранной с пола в твоей машине. Я Н3 В1ЖУ Н1К4К1Х 413 >;] Ты прищуриваешься, словно пристально смотреть на телефон также эффективно, как и смотреть на неё (и, в свою очередь, словно пристально смотреть на неё вообще эффективно), и сбрасываешь монеты из руки на прилавок, решив, что пусть кассир сам разбирается. Поверить невозможно, что ты целых пятнадцать минут ждала такого бестолкового ответа. Кассир громко вздыхает из-за необходимости на самом деле что-то считать, и ты бессознательно шаркаешь подошвами своих ботинок на грязном полу, набирая одной рукой ответ. Схватив чек и засунув вместе со сдачей в карман другой рукой, выходишь из магазина, не смотря, куда вообще идёшь. Поосторожнее с этими бро8ями, Пайроп. Ими можно и глаз 8ыколоть! Когда ты только переехала в свою квартиру, владелец дома утверждал, что в здании есть лифт. В его защиту стоит сказать, что он никогда не утверждал, что лифт работает, поэтому каждый раз, когда ты возвращаешься домой, тебе приходится подниматься по бесконечной лестнице на восьмой этаж. Протолкнув ключ в замок и всё ещё сжимая телефон в руке, ты налегаешь плечом чуть выше замка, чтобы на самом деле открыть дверь. Внутри темно, потому что ты уже несколько дней не удосуживалась открывать занавески, и ты шлёпаешь ладонью по стене, находишь переключатель и падаешь на диван, пока свет мучительно медленно зажигается. Она отвечает тебе, и ты продолжаешь переписываться с ней, хотя это и сжигает кредит на телефоне. Терези спрашивает, как прошла работа, и ты отвечаешь на эту тему настолько же неопределённо, как и всегда. Она студент правоведенья, живёт в центре Лондона, её мать адвокат, и из всего этого можно сделать вывод, что она сколько-нибудь богата. Пожалуй, не стоит ей знать о твоей поганой жизни больше, чем необходимо. Между сообщениями ты дотаскиваешь себя до кухни, чтобы соорудить обед; или, скорее, тащишь себя в сторону кухни, потому что стен между кухней и гостиной, по сути, нет, лишь смутная граница там, где кончается ковёр. Ты сидишь за стойкой, так и не сняв ботинки, и нетерпеливо стучишь каблуками по двери шкафчика, пока микроволновка отсчитывает бесконечные минуты. Вся твоя квартира, должно быть, меньше по размерам, чем спальня Терези, и хотя ты знаешь, что это преувеличение, но тебе на это плевать. Всё равно ты мало что помнишь о её доме, потому что была пьяна, когда впервые перевалилась через входную дверь, язык прижимался к зубам Терези, а когда уходила, в глазах было столько красного, что разобрать убранство не было возможности. Её комната просто слилась в одну мутную полосу, и большая часть того, что ты можешь вспомнить, вращается вокруг её говорящего будильника и её трости в углу. Микроволновка пищит, выдёргивая тебя из размышлений. Всё это не должно быть важно, потому что ты же не планируешь приглашать к себе Терези Пайроп, и ты сразу же бросаешь обед на стол, даже не вытаскивая его из пластиковой миски. Пока ты ешь, Терези сообщает тебе, что КСТ4Т1 ТЫ ОСТ4В1Л4 ЗД3СЬ НОСОК, и ты отвечаешь, что, кажется, там остались оба, потому что на мне сейчас носко8 нет! Второй она найти не может, но это небольшая потеря, ведь ты более чем уверена, что они всё равно дырявые. Интересно, считается ли это за флирт. Интересно, не должен был ли флирт идти до секса, но не похоже, чтобы с этим могли возникнуть проблемы. Иногда люди напиваются, страдают хернёй и просто идут дальше. До сих твоя жизнь шла по этому принципу, и почему-то у тебя складывается впечатление, что Терези не из тех, кто позорно цепляется за всех и будет преследовать тебя следующие несколько месяцев, если ты будешь вести себя с ней настолько пренебрежительно, насколько тебе покажется необходимым. Вообще, кажется, она из тех людей, у которых твёрдый характер, и ты уже давненько не имела дела с такими. * Трудно поверить, что сегодня только среда. На этой неделе ты сделала многое, даже если "многое" в твоём случае вращается вокруг двух вещей: злости на всё и перепиха. Ощущение такое, словно с понедельника прошёл целый год, а Терези ты встретила целую жизнь назад, хотя на самом деле прошло всего-то дней десять. Ты точно не знаешь. Не считала. Ты приезжаешь в кофейню, и её там нет, и ты запоздало понимаешь, что да, сегодня же среда, у неё нет лекций утром. Терези получает возможность провести утро, валяясь в кровати, в то время как ты здесь, стоишь в очереди кучки презренных кретинов, надеясь, что в заведении не вычеркнули тебя из-за того, что ты не заехала вчера утром. Ты покупаешь два рогалика, потому что ты постоянно недоедаешь, и у тебя нет желания снова перебиваться чипсами и шоколадом во время ланча. Бросив еду на сидение машины, ты испытываешь желание пнуть себя за то, что эта твоя четырёхмесячная рутина почему-то кажется неправильной. И всё из-за - чего, собственно? - нескольких бесед со слепой девушкой, которая, если быть до конца с собой честной, просто немного раздражает (что у неё за отвратительный смех?). А ну соберись, Серкет. В следующий раз, когда ты выбьешь кому-нибудь стакан из руки, ты не будешь совершать достойное деяние. Ты свалишь оттуда настолько быстро, насколько вообще возможно. Ты приезжаешь на работу раньше времени и сидишь в своей машине на парковке, положив ноги на руль. Ты разглядываешь мрачное серое небо над головой и неторопливо завтракаешь, вздыхая, когда стая голубей, пролетевшая мимо, напомнила тебе о сне, увиденном прошлой ночью. Ты летела, в чём не было ничего такого примечательного, потому что все мечтают об этом. Но ты летела не вытянув руки перед собой, как дешёвая пародия на Супермена; ощущение было практически таким, словно ты была чем-то иным. Насекомым, может быть, потому что ты припоминаешь бьющиеся у тебя за спиной крылья, но каких-либо деталей вспомнить ты не можешь. Ни куда ты летела или почему, если в твоём сне вообще был сюжет, и неохотно выбираясь из машины, ты думаешь, что было бы приятно свалить отсюда к чёрту. * Терези не появляется в кофейне в четверг, и ты ни обеспокоена, ни особенно удивлена этому. У тебя просто было ощущение, что она не появится, вот и всё, и ты подумываешь о том, стоит ли написать ей и спросить, где она, но это кажется слишком уж похожим на то, что тебя это волнует. Если она решила найти себе новую жертву для преследования во время завтраков, то пусть так. Несмотря на сообщения, которые вы посылали друг другу, ситуация будет в лучшем случае неудобной, когда вы снова столкнётесь, учитывая, что вы видели друг друга... Стоп, нет. Ты ухмыляешься, кое-что осознавая. Терези не имеет ни малейшего представления о том, как ты выглядишь голой. Может быть, твои воспоминания немногим лучше размытой пьяной полосы, но в этой ситуации у тебя неоспоримое преимущество. Следующие двадцать четыре часа ты переполнена бравадой, пока не наступает утро пятницы, и она сидит за обычным столиком с рогаликом, который, должно быть, предназначен тебе, и ты просто стоишь, переминаясь с ноги на ногу. В голове полно дурацких мыслей, например, а что если рогалик на самом деле для неё, что если она хочет, чтобы ты предположила, а потом рассмеётся тебе в лицо, как идиотке, когда ты сядешь. Ты поглядываешь на очередь, решаешь, что всегда можно заявить, что ты всё равно не хотела рогалика, и садишься рядом с ней. Терези толкает рогалик в твою сторону одним пальцем, и ты хватаешь его, спрашивая, сколько ты ей должна, словно не знаешь цену. Она говорит не беспокоиться об этом, а потом быстро, может, даже слишком быстро, спрашивает, не хочешь ли ты пойти прогуляться с ней сегодня, в паб или клуб или ещё куда. Ты говоришь нет, к чёрту это, потому что ты не хочешь, чтобы у неё возникло впечатление, что вы ходите на свидания, а потом понимаешь, что за всё утро так на неё и не взглянула. Когда она спрашивает, не хочешь ли ты пойти выпить к ней домой, ты не видишь, почему бы и нет. Должно быть, существуют целые тома утерянной поэзии и забытых поэм, написанных под влиянием языка слепой девушки, потому что двадцать часов спустя ты лежишь на спине, пытаясь схватить... чёрт, ты даже не знаешь, за чем тянешься, поэтому просто впиваешься пальцами в её волосы. Разум настолько расколот, что сейчас даже трудно сказать, что ты пьяна. Ты смутно помнишь, что прижимала её к стене меньше двадцати минут назад, потому её ладони сжимали твои бёдра, раздвигая их, и казалось, что она пытается попробовать каждый дюйм тебя. Ты ругающаяся, запутанная размазня, когда тебя накрывает оргазм, и она не останавливается. Первая мысль - оттащить её голову, чтобы у тебя на самом деле было время перевести дыхание и собраться, но не успеваешь ты опомниться, как твоя нога прижимается к её спине, просто на тот случай, если она решит передумать. И вот ты кончаешь во второй раз, наконец-то отпускаешь её волосы, чтобы прижать ладони к своему лицу, бормоча что-то о чём-то совершенно неважном, потому что, хотя всё твоё тело ноет, по крайней мере, завтра ты не будешь испытывать похмелье. В твоём дрожащем зрении какие-то звёзды странной формы, и ты чувствуешь, как матрас прогибается, когда Терези ползёт вверх, тяжело и удовлетворённо вздыхая. Ты слышишь, как она чмокает языком и губами, падая на кровать рядом с тобой и частично на тебя, упираясь острым подбородком в твою ключицу. Следующие несколько секунд, с её рукой, лениво лежащей на твоей талии, и её лодыжками, обвившимися вокруг твоих, тебе кажется, что всё может быть совсем не так плохо; но, опять же, это просто тёплые ошибочные мысли, которые приходят после секса. Ты впиваешься плечами в матрас, потягиваешься, тряся ногами, чтобы сбросить её. Положив ладонь на щёку Терези, ты отталкиваешь её, а потом торопливо тянешься к краю кровати, вытянула первую попавшуюся футболку. Не твоя, но это не важно, потому что хотя она и не настолько высокая, как ты, она примерно настолько же худощава, так что футболка тебе подходит. Ярко красного цвета, что предсказуемо, и едва дотягивает до середины твоих бёдер, и ты садишься у изголовья кровати, проводя пальцами по волосам. Ты пытаешься распутать их, хоть немного пригладить в вертикальные линии, чтобы они лежали прямо, но результат был не слишком убедительным. Терези всё ещё лежит рядом с тобой, и не знай ты лучше, сказала бы, что она выглядит обиженной. Она совсем не пытается одеться, и когда ты смотришь на её дурацкий говорящий будильник, он не сообщает тебе ровным счётом ничего, потому что на нём нет дисплея. Вытянув свои джинсы, ты вытаскиваешь телефон из заднего кармана и обнаруживаешь, что ещё только девять часов. Слишком рано, чтобы выдумывать отговорки и уходить, поэтому ты решаешь, что стоит, пожалуй, попробовать поговорить с ней или вроде того. - Ты не против, если я закурю? - спрашиваешь ты, уже вытаскивая пачку Rizla. Она меняет позу, подпирает подбородок коленями, заинтересовавшись, и ты думаешь, что да, она же студент правоведенья, с маманей-адвокатом. Ты уже готовишься выслушать целую лекцию, и её пальцы забираются вверх по твоему бедру, на мгновение останавливаясь, когда она ощупывает ткань и понимает, что ты в её футболке. Терези ухмыляется, её оскал выглядят не более устрашающе, чем обычно, и она быстро хватается за пакет, попутно сбросив с твоих коленей зажигалку. Раскрывает пакет с уверенностью, словно она уже делала это раньше, и глубоко затягивается, нюхая содержимое. - Серкет! Это так незаконно! - довольно заявляет она, и ты выхватываешь пакет назад, прежде чем она решила попробовать содержимое на язык. Господи, лучше бы ты перестала замечать её язык. - Эй! Я не говорила, что это нормально. Ты пожимаешь плечами, сворачивая небольшой косяк. - Я покурю снаружи, если придётся. Кончиком своего носа она зацепляет и приподнимает до талии край футболки, касается губами твоего бедра, целует тебя. - Что, без трусов? Так. Незаконно. Ты отгоняешь её физиономию, сжавшись, когда её разбирает очередной приступ бурного хохота. - Это длинная футболка, - парируешь ты, облизывая край бумаги и запечатывая косяк. Терези, в общем-то, безразлично, что ты делаешь, что доказывает следующее за этим объяснение того, что "правильно" и "неправильно" не всегда соответствуют "законно" и "незаконно". Судя по всему, это у неё такой способ попросить поделиться косяком с ней. Она заверяет тебя, что детектор дыма ничего не уловит (наверно), и, опять же, не знай ты лучше, подумала бы, что она не хочет, чтобы ты уходила. Хорошо, что ты никогда не знаешь лучше. Терези наконец-то понимает намёк и перестаёт донимать тебя кривобокими ласками, садится прямо, и после нескольких глубоких затяжек ты протягиваешь косяк ей. Ты задерживаешь дым в лёгких столько, сколько можешь, и выдуваешь лентой, поглядывая на неё. По крайней мере, она не кашляет и, похоже, знает, что делает. Ты рада, что не придётся объяснять ей процесс. - Что за дела с тобой вообще, Серкет? - спрашивает она, и ты понимаешь, что косяк уже выглядит разочаровывающе коротким. - Завязывай быть такой таинственной паучихой! - Паучихой? -спрашиваешь ты, садясь на кровати чуть глубже. - Мм! Ты такая... - вытянув ладонь, Терези прижимает её к твоему животу, растопыривает пальцы, и тебе почти кажется, что их восемь штук. - Всегда пытаешься... урх, не знаю! Она фыркает, выдыхая дым через ноздри. Тебе кажется, что она похожа на дракона. Закрыв глаза, ты полностью ложишься и устраиваешь одну из подушек себе под голову. Ты одёргиваешь край своей футболки, хотя на самом деле это её футболка, вниз - инстинктивный, пусть и совершенно бессмысленный жест скромности, но она даже не пытается одеться или прикрыться одеялом. Просто лежит рядом с тобой, вытянув руки над головой, подняв одно колено, и ты думаешь, что быть бесстыдным гораздо легче, когда ты слеп. И это ничего, потому что так тебе только легче на неё пялиться, не опасаясь последствий, и приятно знать, что тебе больше не нужно беспокоиться о том, что кто-то тайно пялится на тебя. Когда косяк подходит к концу, ты тянешься к своему ботинку, тушишь хабец об подошву и бросаешь его внутрь. Ты не имеешь ни малейшего представления о том, где у неё здесь урна, тебе лень искать, и ты уверена, что завтра тебя всё равно не будет беспокоить, что там забилось в твой ботинок. "Завтра", - думаешь ты, словно всё, что необходимо для того, чтобы ты передумала - это один косяк. Но, может быть, будет нормально не уходить сразу же, потому что Терези прекратила пытаться прицепиться к тебе, и ты не помнишь, когда в последний раз чувствовала себя настолько расслабленной. Хороший, трезвый, беспохмельный секс - это тоже ничего, пожалуй, но гораздо лучше то, что ты не задаёшься вопросом, куда тебе вообще девать ночь пятницы и два следующих дня. В какой-то момент Терези читает твои мысли и включает радио. Это дерьмовая местная станция, но музыка есть музыка, и ты решаешь, что сойдёт. Заметив, как её пальцы ног качаются туда-сюда у конца кровати, ты поворачиваешься на бок и смотришь, как на её губах расплывается улыбка, а закрытые глаза морщатся по краям, словно ей в лицо ударил солнечный свет. Музыка, должно быть, играет для неё важную роль, и наблюдая, как она кивает головой в такт худшей песне, какую тебе доводилось слышать за последние несколько недель, и неслышно подпевает, ты представляешь, насколько её захватил момент. Терези всё-таки замечает, как ты сместилась на кровати, и делает то же самое, на удивление точно копируя твою позу. Одна её рука ложится к тебе на бедро, где кость слишком выступает, и ты не против этого излишнего контакта настолько, насколько была несколько минут назад. Наконец, песня стихает, ведущий начинает говорить про что-то, что, как тебе кажется, не интересует ровным счётом никого, а улыбка Терези снова мгновенно становится зловещей. Ты ударяешься с ней лбами, целуешь уголок её рта, словно можешь удержать то, что она хочет сказать. Как будто бы пытаясь поднять твою надежду на успех, Терези трётся своими пересохшими губами о твои. По крайней мере, сегодня она не стала красить их своей бирюзовой помадой. - Да ладно тебе, - говорит она, словно не уверена в том, почему пытается подстрекать тебя. - Почему ты не хочешь рассказать мне ничего о себе? Я даже не знаю, где ты работаешь! - Ты знаешь меня всего неделю, - отвечаешь ты. На самом деле, больше чем неделю. Тебе это известно, ей это известно, но она только хмурится, вместо того чтобы поправить тебя. - Тебе не обязательно знать, где я работаю. - Но я спала с тобой! - заявляет она, словно это что-то значит. - Хватит увиливать от вопроса, Серкет. - Не-а. Ты снова пытаешься поцеловать её, и она вознаграждает твои усердия укусом за нижнюю губу. - Почему? - Потому что это дерьмово, - говоришь ты, морщась и ощупывая губу языком, потому что больно вообще-то, и ты удивлена, что кожа осталась цела. - Это незаконно? - Это даже не интересно. Она продолжает задавать тебе вопросы, словно пытается сузить круг и угадать. Это безнравственно? Это унизительно? Платят хорошо? Нет, в основном нет и нет. Тогда какого чёрта, что у тебя за проблема с этим, спрашивает она, и иногда тебе самой хотелось бы знать. Положив обе руки на её плечи, ты толкаешь её на спину, а потом нависаешь над ней. Она радуется перемене позы и с энтузиазмом хватает тебя за зад, и это, несомненно, помогает сменить тему. Твои руки движутся вверх, расчёсывают её спутанные чёрные волосы, убирают с её лица, а потом ты портишь все свои усилия, впутавшись в них пальцами. Ты целуешь её осторожно, даже нежно, долгое время никуда особенно не торопясь. Это мило. Её руки свободно обнимают твою талию, и она даже не пытается проделать что-нибудь странное своим языком. После, судя по всему, нескольких минут поцелуев, невинных, словно ты никогда раньше и пальцем её не трогала, тебе приходит в голову мысль, что, пожалуй, стоит воздать ей за то, что она делала раньше. Терези протестующе ноет, когда ты разрываешь поцелуй, но совсем не против, когда ты закидываешь одну из её ног себе на плечо, а твой язык начинает прокладывать путь вверх от её колена. Ты не уверена, что она физически способна вести себя тихо, потому что в какой-то момент она закусывает тыльную сторону запястья, но её сдавленные стоны всё равно различимо слышны. Несколько раундов спустя, одеяло теперь валяется на полу, вы обе лежите одной кучей друг на друге ногами в сторону изголовья кровати. Ты положила лоб на кривую её шеи и довольно бормочешь, что проголодалась. Наверно, ты что-то пытаешься сказать про пиццу, потому что прежде чем ты успеваешь опомниться, она уже трясёт тебя за плечо и говорит, нет, нет, нет, вы сделаете бутерброды, никаких заказов. Она приказывает тебе одеваться, но ты говоришь, что не нужно особенно волноваться об этом, всё равно сейчас ночь пятницы и никого здесь нет. Ты вообще не планировала одеваться для похода на кухню, и влезаешь в свои трусы, но надеваешь её футболку, хотя твоя собственная лежит на виду. Терези откуда-то достаёт шорты, которые, наверно, должны играть роль пижамы, а потом спрашивает, ты что, опять напялила её футболку. Ты отвечаешь, может быть, ей-то какое дело, потом хватаешь свою и с чувством долга натягиваешь на Терези. Тебе нравится эта футболка. Она как раз правильного оттенка синего и выглядит не слишком ужасно на ней. Теперь, когда вы готовы выходить, она подбирает свою трость, заявляет, что жила здесь только с начала семестра в прошлом месяце, поэтому у неё ещё не было времени приспособиться к зданию. Это объясняет, почему она обнаружила кофейню лишь недавно. На кухне ты бросаешь взгляд на часы, которые, надо же, всё-таки с циферблатом, и выясняешь, что уже за полночь. Неудивительно, что ты настолько проголодалась. Ты садишься за стол, решив, что она может сама приготовить еду, раз уж это её дом, хотя ты не слишком уверена, насколько безопасно она может обращаться с ножом. Между вами проходит самая бессмысленная беседа о начинке для бутербродов, которая, тем не менее, развлекает тебя, и несколько минут спустя ты поднимаешься на ноги, решив, что всё-таки поможешь ей. В основном потому, что ты просто хочешь заставить её перестать лить на всё подряд столько кетчупа. В результате тыльная сторона твоей ладони покрыта соусом, но Терези каким-то образом пресекает твои попытки вытереть его об её лицо, обхватывает твоё запястье и слизывает кетчуп, словно психопатка. - Ты просто отвратительна, - говоришь ты, выдёргивая свою руку, но не раньше, чем щёлкаешь её по носу. Ты тянешься к кухонному полотенцу, чтобы стереть смешавшиеся со слюной остатки кетчупа, и чуть не подпрыгиваешь, услышав шаги на кафельном полу позади тебя. Ты поворачиваешься на пятках и встречаешься взглядом с тощим, пугливым на вид парнем, который явно на несколько лет моложе вас обеих. Вот тебе и нет никого. - Я, ээмм... - произносит он, и ты уже чувствуешь, как начинаешь прожигать его взглядом. Господи, ну и неудачник, сразу же начинает краснеть, как ты и предполагала. Он указывает на пустой стакан в своей руке, потом в сторону раковины и бормочет. - Мне просто нужно... извините, извините, - прежде чем метнуться в сторону, как можно скорее открыть кран. - Привет, Тим! - весело кричит Терези, потом поворачивается к тебе. Ты готова поклясться, если она сейчас попытается познакомить вас двоих, намекая хоть на что-то, ты украдёшь её трость, наденешь на её конец бутерброды, а потом будешь болтать у неё над головой, чтобы она не могла достать. К счастью и для Терези, и для бутербродов, она выжидает до тех пор, пока не слышит, как парень торопливо покидает кухню, и говорит: - Пока, Тим! Дверь кухни закрывается вслед за ним, и фыркнув, ты спрашиваешь себя, дотрагивался ли этот неудачник до девушки. Когда Терези собирает восемь сделанных тобой бутербродов на тарелку, ты спрашиваешь себя, как, чёрт возьми, ты вообще сможешь съесть столько. Потом ты обшариваешь шкафчик, который, как она сказала, принадлежит ей, хватаешь коробку Jaffa Cakes и бутылку Спрайта. - Это был Тим! Он второгодка, которого мы приютили, - говорит Терези, а потом шлёпает тебя по бедру ложкой. Ты не знаешь, какой именно этап производства бутербродов потребовал использование ложки. - И ты запугала его своими голыми ногами! - Ну и хрен с ним, - ворчливо говоришь ты, закатывая глаза, не уверенная в том, как ты умудрилась так быстро впасть в настолько плохое настроение. Ты хватаешь край тарелки с бутербродами, балансируешь всю еду на руках и направляешься назад наверх. Может быть, ты просто проголодалась. - Что-то не так? - спрашивает Терези, следуя за тобой, пока ты поднимаешься, по две ступени за раз. Ты не отвечаешь ей, пока вы не возвращаетесь в её комнату, еда высится посреди кровати, и даже тогда ты отделываешься пожатием плечами. Ты знаешь, что она не сможет ничего понять из жеста, но большего она не получает. Дурное настроение закрепляется и становится только хуже, когда Терези подходит сзади и обнимает тебя, кладёт подбородок тебе на плечо. - Ты хотела быть моим секретом, Серкет? Она ржёт, ты стонешь, а потом она трётся носом о твой подбородок. - Серкет-секрет. Ты фыркаешь, поднимаешь плечи, потому что сейчас ты очень, очень пытаешься быть разозлённой. Не знаешь, почему именно, вообще-то, и это, возможно, как-то связанно с пониманием того, что вы довольно неплохо проводили время, не испытывая необходимости продумывать всё. Так что теперь ты осложняешь для себя положение тем, что ведёшь себя странно - или ты делала бы это, если бы она перестала сжимать твоё бедро и смеяться прямо тебе в ухо. Определённо не помогает и то, что она валит вас обеих на кровать, и каким-то образом оказывается у тебя на коленях. - Пошла нахрен, - говоришь ты через сжатые зубы. - Что? - она разводит губы в выражении шока, словно ты смогла ударить её по голому нерву. - По... - начинаешь ты снова, но тут тебе в рот запихивают бутерброд с курицей, сыром и кетчупом. Господи, сейчас ты её на самом деле ненавидишь. Ненавидишь то, как она обхватила тебя руками и зажала в зубах половину печенья, и ты ненавидишь то, что это на самом деле смешит тебя настолько, что ты можешь подавиться бутербродным чудовищем, которое она затолкала в тебя. Ты спасаешься срочным применением Спрайта, а потом она сообщает тебе, что не перестанет прижимать шоколадную сторону печенья к твоему лицу, пока ты не повеселеешь. Наверно, выбора у тебя особо нет. К тому времени, когда вы разбираетесь с львиной долей еды, у тебя уже не хватает сил столкнуть с себя Терези, как тебе хотелось бы сделать это час или два назад. С кряхтением ты обхватываешь её за плечи, потому что если она собирается использовать тебя в качестве подушки, то и ты тоже хочешь устроиться поудобнее. Тебя удивляет то, что ваше положение не превратилось в яму остроугольной агонии, учитывая, насколько вы обе костлявые, но на самом деле вы устроились настолько удобно, насколько ты собираешься позволять себе в её компании. - Ты же не будешь сейчас пытаться уехать домой, верно? - спрашивает она с сонным вздохом, и ты издаёшь неразборчивый звук в ответ. Она тыкает тебя пальцами в ключицу, когда проходит минута, а ты так и не отвечаешь. - Не-а, - наконец, решаешь ты. Потом выдумываешь какую-то отмазку на тему того, что слишком накурена, чтобы ехать, но вы обе знаете, что это враньё. Одной рукой ты пытаешься снять её руку со своей талии, но она только сжимает тебя крепче. - ... свет всё ещё горит. Она обвивается своими ногами вокруг твоих. - А мне плевать. Попытки стряхнуть её ни к чему не привели, потому что у неё какая-то железная хватка, которая становится тем крепче, чем ближе она к тому, чтобы заснуть. - Дай мне хотя бы взять одеяло, - говоришь ты с многострадальным вздохом, и после секундного размышления, она неохотно отпускает тебя. Ты спрыгиваешь на ноги, решаешь, что не настолько устойчива сейчас, как тебе казалось, и быстро хватаешь выброшенное на пол одеяло, а заодно и вырубаешь свет, прежде чем снова упасть на кровать к ней. Терези бормочет, что так лучше, и ты говоришь, что говорила ей, обхватив её обеими руками, словно темнота хоть как-то повлияла на её восприятие. Засыпая, ты говоришь себе, что первым же делом утром свалишь отсюда, но домой ты добираешься только к пяти часам вечера на следующий день. Но это ничего, потому что хотя она и сделала тебе завтрак (бекон, сосиски, фасоль и яйца, не забыв про кетчуп), она не начала его готовить до трёх по полудню, тем самым несколько исказив твоё восприятие времени.