8r8k h34ds

Сейчас утро четверга, и твоё тело отказывается прекращать трястись. Терези сидит на твоём диване, сложив руки на груди. Прошлой ночью она смогла вытащить тебя из грязной окровавленной одежды и затолкать в душ, но на этом твои воспоминания о вечере заканчиваются. Ты проснулась в своей собственной кровати, зарытой под грудой одеял. Терези спала в кресле, которое притащила из угла гостиной. Первые несколько минут ты блаженно не понимала, что она здесь делает, прежде чем осознание не ударило тебя с той же силой, с которой вчера кто-то в пабе бил тебя кулаками, и тебя пронзает ужас. Ты бы попыталась выскользнуть из своей собственной комнаты, но красться становится слишком трудно, когда тебя начинает тошнить, и ты пулей бросаешься в ванную. Терези смотрит на тебя. Может быть, она не способна ничего увидеть, но это не останавливает её от того, чтобы смотреть прямо на тебя с совершенно непроницаемым выражением на лице. Ну, в основном непроницаемым. Ты можешь определить по нему, что у тебя большие, большие проблемы, и тебе очень хотелось бы, чтобы она воздержалась от грядущего выговора и/или лекции до тех пор, пока тебе не перестанет казаться, что твой череп заменён слоем мягкого, податливого пластика. Ты едва можешь удержать свои собственные мысли в голове, и каждая из них вызывает боль в мозгу. Прижав колени к груди, ты стараешься стать как можно меньше, чтобы как меньшая часть тебя чувствовала себя окончательно прогнившей. - Тебе не обязательно быть здесь, - скрипишь ты, потирая двумя пальцами висок. Терези ничего не произносит. Она знает, что ей не обязательно быть здесь. Ты садишься на своём месте чуть глубже, стараясь не смотреть на неё. Ты смотришь на ткань на спинке твоего кресла, настолько пристально, что можешь посчитать каждую нитку, и пытаешься перевести мысли на что-то, что не касается вчерашней ночи. Сейчас только восемь утра, но какой бы усталой ты ни была, алкоголь, оставшийся в твоей системе, не даёт тебе заснуть. Теоретически ты могла бы добраться до работы, будь у тебя хоть какой-то шанс того, что тебя не выкинут с работы. Ты ворчливо говоришь что-то такое, но у тебя слишком сильное похмелье, чтобы волноваться о том факте, что ты лишена средств заработка и у тебя меньше сотни фунтов в банке. В животе бурчит, и в нём не осталось абсолютно ничего, что могло бы выйти наружу. Ты хочешь что-нибудь съесть, но не можешь найти силы подняться на ноги, и ты уж точно не станешь просить Терези. Закрыв глаза, словно ты вот-вот задремлешь, ты изо всех сил стараешься расслабиться, но не можешь забыть того факта, что Терези сидит в комнате. Она сидит и осуждает тебя, и у тебя даже не хватает мощностей мозга, чтобы выдумывать оправдания. - Слушай... - произносишь ты, но потом несколько долгих мгновений не даёшь ей ничего, что можно было бы слушать. Это слишком похоже на начало извинения, и ты быстро меняешь тему. - Как ты вообще узнала, где я живу? Терези не отвечает. Ты открываешь один глаз и видишь, что она потирает ладонью лицо, сдерживая зевок. Должно быть, прошлой ночью ей не удалось поспать. - Джеймс сказал мне, где ты работала. Вчера я пошла увидеться с тобой, но твой менеджер сказал, что ты не вернулась с ланча, - прямо объяснила Терези, и ты больше злишься на то, что твой менеджер сдал твой адрес, чем на то, что Терези вообще тебя искала. Всё равно ты более или менее поняла, что так всё и произошло. Длинная пауза. - Я беспокоилась. Ты пожимаешь плечами. Не о чем беспокоиться, сказала бы ты, но очевидно, что очень даже есть о чём. -... этот Джеймс тот ещё козёл! На это ты поднимаешь голову, и жалеешь о движении, когда голова начинает кружиться. - Я дала ему по морде, - прямо говоришь ты. Не сознаёшься в совершённом грехе и не бахвалишься, просто говоришь. Терези наклоняется вперёд, поджав губы и нахмурившись ещё сильнее. - Он ударил тебя в ответ? Вот что случилось? Ты успела хорошенько взглянуть на себя в зеркало, когда проснулась сегодня утром. Ты благодарна тому факту, что твой нос не сломан, хотя у тебя синяк под глазом, а губы разбиты в нескольких местах. Терези, должно быть, смогла почуять твои повреждения, и когда ты бессознательно касаешься кончиками пальцев больного рта, ты вспоминаешь, что вчера ночью она стирала с тебя кровь и обрабатывала раны. И удостоверилась, что тебя не нужно везти в больницу. - Это не он. Терези откинулась назад, но её выражение не стало спокойнее. - Тогда кто? - Не знаю, - говоришь ты, и она тяжело вздыхает, сжав пальцами подлокотник дивана. Тебе кажется, что она могла бы и меньше злиться на тебя. Это тебе сейчас нездоровится вообще-то. - Какого хрена с тобой не так, Серкет? - спрашивает она. И понеслась, она начинает читать тебе лекцию до того, как ты успеваешь ей ответить. - Сначала ты слишком стыдишься быть увиденной со мной на людях, а потом исчезаешь! У тебя даже не хватает приличия написать мне. Наконец, я узнаю, чем ты зарабатываешь на жизнь, и мне приходится добывать эту информацию из кого-то другого! И когда я появляюсь на твоей работе, тебя там нет. Нет, потому что ты избила сотрудника, а потом напилась настолько, что даже не помнишь, с кем дралась или почему! А теперь ты хочешь, чтобы меня здесь не было, потому что тебе кажется, что я вторгаюсь в твою жизнь, но ты прекрасно знаешь, что вчера ночью без моей помощи ты не смогла бы даже пройти через свою входную дверь. Что происходит? Ты снова пожимаешь плечами. Много что происходит, но почти ничего не имеет значения. Ничего серьёзного. У тебя было несколько плохих снов и поток беспорядочных головных болей, а потом вдруг ни с того ни с сего ты не можешь вытерпеть своего сотрудника, которого терпела уже несколько лет. Может быть, это просто была последняя капля. - Спасибо, что выследила меня, - ворчливо говоришь ты, крепко обхватив себя руками. - Но теперь ты можешь уйти. Терези громко вздыхает. Словно ты слепая и не видишь раздражение, написанное на её лице. Что ещё она могла бы сказать тебе? Она заметит, что тебе правда нужно убраться в квартире, не то чтобы у тебя вообще было много места здесь? Или она собирается сказать, что ей не кажется, что твоя работа настолько ужасна, но она не удивлена тому, что ты согласилась на то, что смогла ухватить? - Вчера был мой день рождения, - говорит она, и ты открываешь оба глаза, чтобы хорошенько взглянуть на неё, словно у неё вообще есть хоть какая-то причина врать об этом. - Хмм. Дерьмовый способ провести свой день. Хотя Терези, может быть, от всей души согласна с тобой, её кивок не выражает особого энтузиазма. - После того как я наконец-то уложила тебя в кровать, - начинает Терези, и твой мозг создаёт ужасный скрипучий звук, потому что ты не хочешь знать, что случилось прошлой ночью. Это точно хуже, чем то, что ты представляешь себе, в этом ты уверена, но, к сожалению, ты всё ещё слышишь её, чётко и ясно. - Ты всё продолжала пытаться затащить меня в кровать, говорила, что не чувствуешь себя настолько плохо, что ты не... хех. Ты говорила, что трахаться всё ещё можно, даже когда твоё лицо перепачкано кровью. А потом тебя вырвало на мои ботинки. Закусив нижнюю губу, ты зарываешься лицом в спинку кресла и стонешь. Ты даже не помнишь, что это происходило, вообще не помнишь, но звучит слишком похоже на идиотизм, который могла устроить, чтобы быть ложью. - О боже, - говоришь ты, закусывая щёку. Сейчас не время смеяться над самой собой. - Это, наверно, самый ужасный день рождения на свете, верно? Ты снова фокусируешься на комнату, и уголок рта Терези дёргается. Тошнота не отпускает тебя, но каким-то образом ты чувствуешь себя лучше, видя зачатки хоть чего-то кроме хмурого взгляда на её лице, и она отвечает на твой вопрос кивком. Когда она поднимается, ты удивляешь себя тем, что не зажмуриваешься, и когда она садится на подлокотник кресла, ты просто позволяешь ей похлопать тебя по волосам. -... ты в порядке? - наконец, спрашивает она, уже не таким резким голосом, как мгновение назад. - Лицо болит, - жалуешься ты, разминая нижнюю челюсть, чтобы ослабить боль. - Это целиком твоя вина. - И голова. И живот. Ургх, и вообще всё тело. Терези хлопает тебя по голове сильнее, когда ты говоришь, что она болит. - Дай мне свой телефон, - говорит она, и всё настолько ужасно, что ты даже не думаешь о том, чтобы отказать ей или потребовать узнать, зачем он ей нужен. Ты поднимаешь руку, аккуратно, словно она может отвалиться от слишком резкого движения, и указываешь в направлении, где, кажется, оставила вчера свои джинсы. Терези отслеживает путь вниз от твоих волос к плечу и по руке, потом направляется в указанном направлении. Вернувшись пару минут спустя, Терези протягивает телефон тебе и говорит, чтобы ты выбрала номер своей работы в адресной книге и нажала вызов. Тут ты начинаешь протестовать, а она шлёпает тебя по затылку и говорит сделать это. Ну и ладно. Пусть делает, что хочет. Если ей так хочется, пусть она выслушивает трёп твоего босса. Ты набираешь номер (это один из тех пяти, что у тебя вообще сохранены), нажимаешь нужные клавиши, чтобы начать вызов, и передаёшь телефон Терези. Надо отдать ей должное, она выдерживает звонок невероятно хорошо. Должно быть, уже поняла, что есть шанс того, что тебя не ждут назад, потому что начинает беседу с вопроса о том, ожидают ли они увидеть Вриску Серкет сегодня на работе. Некоторое время висит пауза, и ты напрягаешь слух, пытаясь уловить приглушённые крики с другого конца линии, но ничего так и не доносится. Терези просто гудит себе под нос, кивает, а потом приносит извинение, потому что Вриска Серкет очень, очень сильно больна; слишком больна, чтобы самостоятельно позвонить. После почти радушного прощания, Терези вешает трубку, возвращает телефон тебе, и ты задаёшься вопросом, обидится ли она, если ты снова попросишь у неё номер. Ты совершенно не представляешь, как всё наладилось, но, похоже, тебя не выкинули с работы. Может быть, у Джеймса всё-таки есть яйца. Ты не знаешь почему, но, похоже, он не побежал плакаться к боссу после того, что произошло. Ты была бы благодарна, если бы не ненавидела каждое мгновение на этой работе и всех, с кем ты работаешь. - Ты разве не должна быть сейчас на лекции? - спрашиваешь ты, потому что до тебя вдруг доходит, что сегодня (наверно) утро четверга, а у неё свободны только вторник и среда. - Да! - возмущённо фыркает Терези, снова усевшись на подлокотнике дивана. Господи. Ты думала, она будет рада поводу пропустить занятие, потому что ты ещё как была бы на её месте, но, по всей видимости, это не так. - И если я отстану, то вина будет целиком и полностью твоя! - Ты могла уйти, - снова замечаешь ты, хотя прекрасно знаешь, что она не уйдёт. - Пофиг. Я видела все те учебники в твоей комнате, Пайроп. Ты слишком большая задротина, чтобы отстать из-за пропуска одной дурацкой лекции. По какой-то причине она воспринимает это как комплимент, одна её рука возвращается на твои волосы. Как же тебе хочется, чтобы она перестала тебя трогать, потому что от этого ты чувствуешь себя грязной, несмотря на принятый душ. - Итак, - говорит она, и ты знаешь, к чему она клонит. - Вот, оказывается, где ты работаешь. Надо сказать, разочаровывает! - Ага. И это всё, что тебе есть сказать. "Ага". Ты работаешь на складе, и ты проводишь свою жизнь за перемещением ящиков с хламом, который ты никогда не сможешь себе позволить. И всё. У тебя слишком тяжёлое похмелье, чтобы стыдиться этого сейчас, и самое странное то, что, как тебе кажется, Терези даже не будет смотреть на тебя свысока из-за этого. Потому что она ожидает, что ты примиряешься с какой-то безмозглой монотонностью, в то время как она наполняет свою голову потенциалом для настоящего будущего. Ты была создана для большего, чем это, и ты единственная, кто понимает это. Терези смеётся, обнимает тебя за плечи. Она говорит, что было глупо с твоей стороны стыдиться этого, и ты отвечаешь, что она глупая, потому что... твоя мысль обрывается где-то на середине. Ты откидываешься назад от спинки кресла, кладёшь голову на плечо Терези. Ты говоришь ей, что тебе жаль, что её день рождения прошёл настолько ужасно, но ты не подразумеваешь, что это вообще в какой-то мере твоя вина. Ты просто обхватываешь руками её талию, перетягиваешь на сидение кресла и решаешь, что вообще не будешь двигаться до конца дня. * В следующий раз, когда ты приходишь на работу, твой босс говорит, что рад тебя видеть (при этом не смотрит на тебя), а потом бормочет что-то о том, что Джеймс вроде как теперь местный герой. После нескольких вопросов выясняется, что его ударили по лицу, когда он помогал женщине отобрать её сумочку у грабителя, и ты можешь лишь улыбнуться ему, потому что он настолько гнусный, что ты даже не можешь понять, как на это реагировать. Этот крысёныш даже не может признать тот факт, что его избила девушка, но тебя это устраивает, потому что удача никогда не улыбалась тебе в поиске работы. Твоё похмелье по большей части исчезло к выходным, но ты всё равно взяла время, чтобы восстановиться. Для начала, ты наслаждаешься тем, что у тебя столько времени для себя, и поэтому проводишь два дня трезвой, не куришь, стараешься поправить дела. Ты начинаешь с уборки в квартире, и она проходит совсем не так плохо, как могла бы; если уж на то пошло, у тебя не так много вещей, чтобы вообще можно было устроить бардак. Только всякие мелкие, крохотные безделушки, вроде потерявшихся игральных костей и шаров-восьмёрок, которые ты продолжаешь покупать. Ты запихиваешь весь хлам в шкаф и под кровать, а потом делаешь смутную попытку пропылесосить остальное. Твоё жильё выглядит чуть лучше, когда ты убираешь кучи валявшегося повсюду мусора и выбрасываешь старые газеты и журналы, которые всё равно никогда не читала. Всё ещё не особенно презентабельно, но заметно лучше. Ты начинаешь записывать свои сны, но толку от этого немного. Они уже начали обретать больше смысла, потому что теперь ты видишь не какие-то тёмные абстрактные ландшафты. Вместо них ты обнаруживаешь себя на участке, в снегу, ты смотришь на дом, которого никогда не видела раньше. Дом, который, судя по всему, находится в стране, в которой ты никогда не бывала. Это снова напоминает тебе о молодости, но больше ничего вспомнить не удаётся. Должно быть, ты видела его в шоу по телевизору. За время выходных разбирательства-с-бардаком ты стараешься не думать о многих вещах. Если быть честной с самой собой, именно поэтому ты стараешься постоянно быть как можно занятой, хотя обычно валяешься на диване и чувствуешь себя бесполезной. Ты не думаешь о приливе адреналина, который испытала от атаки на Джеймса. Ты не задумываешься о том, что знаешь, что заслужила трёпку, которую видела в первом кошмаре, и ты не задумываешься о Терези, о том, что её здесь нет, и ты уж точно не задумываешься о том, что она сейчас делает. Ты спишь так же беспокойно, как и в предыдущие ночи, ворочаешься и мечешься туда-сюда. У тебя не хватает энергии на то, чтобы вытащить себя из кровати, но тебе также не хочется сдаваться снам. Твоё лицо быстро заживает, и ты выглядишь не так уж и плохо, если пластырь закрывает достаточно большую часть лица. Никто особенно не удивляется, узнав, что случилось, и в отличие от некоторых известных тебе людей, ты не чувствуешь необходимости врать о происхождении твоих боевых шрамов; просто застенчиво пожимаешь плечами и говоришь, что слишком много выпила, а потом события вышли из-под контроля. Наступает понедельник, и ты возвращаешься на работу с новым энтузиазмом. А именно, не тащишься по складу настолько уныло, как обычно. Приходит новая доставка, и в твоих руках ящик, а на ладонях крепкие кожаные рабочие перчатки, когда телефон решает начать жужжать в твоём заднем кармане. Подождав, когда ты скроешься из виду от всех остальных, ты зажимаешь ящик между бедром и стеной, вытаскиваешь телефон и чуть не давишься на ровном месте. П4УЧ1Х4, Я СЪ3Л4 ТВОЙ РОГ4Л1К Ты тянешь с ответом до ланча. Ты уже чувствуешь, что работа тебе поднадоела. Если ты хотела поза8тракать со мной, может быть, тебе стоило не ждать так долго, прежде чем писать мне!!!!!!!! Отговорки, отговорки. Если очень, очень усиленно постараться, то кажется, что ночь чрезмерного употребления алкоголя и несдержанной злости никогда не происходила. Терези отвечает, что это было не приглашение на завтрак, просто факт, и ты даже задумываешься о том, чтобы написать ей нечто вроде "Тогда как насчёт обеда?" Но ты не делаешь этого, потому одной мысли об этом хватает, чтобы ты содрогнулась, потому что никто, даже Терези Пайроп с её сумасшедшим хохотом, не должна иметь дело с чем-то настолько вульгарным. Вместо этого ты даёшь ей знать, что будешь дома вечером, если она не занята. Нет смысла пытаться держаться от неё подальше теперь, когда она знает о тебе больше, чем ты вообще собиралась позволять ей узнать, включая местонахождение твоей квартиры. Можно просто облегчить себе жизнь и пригласить её к себе. Таким образом тебе не придётся волноваться о возможности столкнуться с её сожителями или необходимости одеваться, чтобы сходить на кухню. Ты почти с нетерпением ждёшь встречи с ней. Почти волнуешься, что она всё-таки не придёт, несмотря на тот факт, что ты не делала никаких конкретных планов. Но когда ты слышишь стук в свою входную дверь, неожиданно ты становишься воплощением уверенности в себе. Если уж на то пошло, Терези пришла на удивление рано. Сейчас половина восьмого, и вот она стоит перед твоей дверью, качается на каблуках в своей слишком большой красной толстовке с капюшоном, рукава полностью закрывают ладони. Выглядит глупо. Она кладёт руки на твои плечи, и рукава свисают, дёргаются где-то возле твоих лопаток. - Привет, - шепчет она, больше говоря своей улыбкой, чем словами. - Привет, - отвечаешь ты, не пытаясь изобразить из себя достойного хозяина дома, и притягиваешь её в поцелуй. Лёжа на боку, ты смотришь, как Терези выгибается, разминает спину, прежде чем с удовлетворённым вздохом упасть на матрас. Она облизывается. Она всегда облизывается. Только когда она к тебе вернулась, ты поняла, насколько скучала по этому, несмотря на тот факт, что Терези может быть психопаткой, с её-то языком. Последний раз был слишком давно, и твоя голова гудит от этого; гудит таким образом, который не повлечёт за собой приступы боли завтра утром. Гораздо лучше, чем курево. Гораздо, гораздо лучше, чем спиртное. Ты кладёшь ладонь на её живот, растопырив пальцы, и прижимаешь её к кровати. Она ухмыляется, словно только сейчас вернулась к своему обычному поведению, а потом обхватывает твоё запястье, тянет твою ладонь к своим губам. Она целует костяшки пальцев, а потом начинает облизывать их. - Ты отвратительна, - говоришь ты, за это она кусает тебя за палец. Перекатившись на бок, Терези забрасывает руку к тебе на талию, зарывается лицом в твои волосы. Высвободив руку из её хватки, ты просовываешь её между спиной Терези и матрасом, потом сгибаешь локоть, чтобы положить ладонь на её голову. Через путаницу волос ты чувствуешь её дыхание на своём ухе, и ты закрываешь глаза, чувствуя, что можешь счастливо заснуть и не беспокоиться о том, что начнёшь видеть во сне. Терези гудит, впившись пальцами в твоё бедро. - Какого цвета твои волосы, Паучиха? - спрашивает она, и прежде чем ты успеваешь ответить, добавляет: - Кстати, твой шампунь пахнет просто ужасно! - Завязывай, Пайроп, - на всякий случай говоришь ты, а потом сдвигаешься, чтобы ваши лбы касались. Твои глаза пробегают по её лицу, и ты находишь забавным то, что она трогала, слушала, пробовала, столько всего с тобой делала, но до сих пор не знает цвет твоих волос. В такой близи её глаза скачут по твоему лицу, словно пытаясь прочитать что-то в твоём выражении, но они настолько застывшие и туманно белые, что ты почти веришь в то, что вы обе заледенели. - Кстати, я блондинка. Пальцы Терези впутываются в твои длинные волосы, и она дёргает их слишком сильно, заставляя тебя поморщиться. Обернув их вокруг пальцев, она делает глубокий вдох, словно пытаясь понять, врёшь ли ты ей или нет, потирает их между большим пальцем и кончиками других, ощущая буйные пряди. Она хмыкает, и ты не можешь сказать, разочарованно или просто удивлённо. Потираясь носом об твою щеку, Терези спрашивает, как ты умудрилась отрастить такие длинные волосы, и разве за ними не трудно ухаживать? Ты осведомляешься, с чего она решила, что ты вообще хоть раз видела свою расчёску за последнюю пару недель, и она ржёт тебе на ухо, издеваясь над твоим вечным проклятьем хаоса на голове. Без предупреждения она отворачивается от тебя, и это что-то новое. Сев прямо, ты тянешь руки над головой, а потом быстро решаешь, что вставать и куда-то идти - слишком большие усилия. Снова падаешь на кровать, но Терези не поддаётся. Даже когда ты подпрыгиваешь на своём старом измученном матрасе, заставляя пружины протестующе скрипнуть. Терези никогда раньше не вела себя так тихо. Она могла держать свой рот закрытым только под воздействием похмелья, но в её тишине неугомонность; она странным образом обволакивает её, и ты чувствуешь ,что её мысли в тысячах миль отсюда, от этой комнаты. Схватить её за плечо и встряхнуть будет бессмысленно, потому что она просто снова погрузиться в это. Ты ложишься на живот, опираешься на локти и смотришь на неё сверху. Если она и чувствует, что ты нависла над ней, она никак не реагирует. - О чём задумалась? - спрашиваешь ты, когда тебе кажется, что она может окончательно забыться. Терези приоткрывает губы, её грудь приподнимается от усилия, необходимого для того, чтобы найти опору. - О том, как я стала слепой. - Разве ты не родилась слепой? По крайней мере, ты всегда так предполагала. Просто раньше ты не утруждала себя спросить. Ты опираешься на одну руку так, чтобы положить ладонь на лицо Терези, и она поднимает голову от твоего прикосновения, коротко кивает. Если так, то ты не понимаешь, о чём вообще можно думать по этой теме. - Да, но... - она замялась, толкнула своим носом твои пальцы. - Я помню, что видела некоторые вещи. - Хмм. Какие например? - Разные, - опять пауза. - Тебя. Терези думает, что ты засмеёшься на это, и ты смеёшься. Она тихонько раздражённо рычит и обхватывает руками твои плечи, притягивает к себе, чтобы твоё лицо прижималось к её плечу, и ты не могла никуда сбежать. Ты говоришь ей, что это самая слащавая вещь, какую ты когда-либо слышала, и она говорит тебе заткнуться, Серкет, потому что она не это имела в виду. Она говорит о снах, чём-то вроде этого, и ты чувствуешь, что она уже давно хотела поговорить об этом. Интересно, что видят во снах слепые. Слова вместо картинок, наверно, со звуками вместо форм. Ты спрашиваешь её, что видят во снах слепые, и в то же время задаёшься вопросом, что видишь во сне ты. Картины, которые ты припоминаешь, нельзя изобразить с какой бы то ни было степенью связности, даже в твоей собственной голове; ты помнишь ощущения гораздо лучше, чем всё остальное, но если бы ты попробовала описать то, что видела, то, наверно, не смогла бы собрать ни одного связного предложения. Когда ты понимаешь, что не можешь вырваться из хватки Терези, ты сдаёшься на милость любопытству и спрашиваешь, как ты должна выглядеть. Поначалу она отвечает в терминах, которые не отличаются от тактильных ощущений: острая, говорит она, меньше мяса, чем костей. Но потом она сообщает тебе, что твои волосы должны быть чёрными, как ночь, как лакрица, как дыра. Как твои глаза. Ещё у тебя жёлтые белки. Нет, не болезненно- и не истощённо-жёлтые, но цвет тянется до краёв, словно полная луна, сфотографированная через фильтр. Она говорит о цветах так, словно знает их только по названию, но не на вид; словно она та, кто она и есть - слепая девушка, говорящая непонятными для неё терминами, и ты всё никак не можешь перестать слушать её. Она рассказывает тебе, что твоя кожа выглядит выцветшей. Ты говоришь, неудивительно, ты же белая, как простыня, никогда не выходишь на улицу, но она говорит, нет, не в таком смысле. А потом не может объяснить, что имеет в виду. Потом она говорит про синий. Под поверхностью и на ней, по всей видимости. У тебя синие губы и ногти, и зрачки, и ты думаешь, надо же, это она удачно угадала. Весь твой любимый макияж синего лазурного оттенка. Когда Терези наконец-то перестаёт болтать, ты спрашиваешь, сколько травы она курила в последнее время. Она шлёпает тебя по затылку открытой ладонью, но серия поцелуев на её ключице помогает рассеять её злость. Пока ты продолжаешь целовать её, лёжа на ней сверху, её руки более неистово, чем обычно двигаются по твоему телу, словно она пытается увидеть тебя прикосновениями. Словно ей нужно знать, что в том, что, как ей кажется, она видела без зрения, есть что-то похожее на правду. Утром ты готовишься идти на работу, пока Терези валяется. Ей не нужно никуда идти до ланча, и она счастливо нежится в твоей кровати, на диване, слишком много времени проводит в душе. Постоянно ухмыляется, словно специально подчёркивает тот факт, что тебе надо идти на работу. Когда ты уже почти готова, волосы всё ещё мокрые после душа, Терези хватает тебя за запястье, тянет на диван и отказывается слушать тебя, когда ты говоришь ей прекратить безобразничать, потому что тебе пора выходить. - У тебя ещё полно времени! - говорит она, а потом достаёт откуда-то расчёску. Ты внутренне вскрикиваешь при виде её, а потом начинаешь протестовать вслух, когда она начинает водить ей по твоим волосам. - Тсс, тсс. Сейчас только причешу. Терези обращается с твоими волосами так, словно они намеренно как-то оскорбили её. Возможно, она чуть не задохнулась, запутавшись в них ночью. У тебя создаётся ощущение, что она решила специально прорваться через каждый клок, образовавшийся за чёрт его знает сколько времени, и её совершенно не волнует то, что при этом она выдирает волосы с корнями. Прошло десять минут, у тебя ощущение, словно над твоим скальпом поработали пираньи, и ты даже не знала, что твои волосы способны лежать настолько гладко. Морщась, ты встаёшь перед своим телевизором, используешь тёмный экран в качестве зеркала и пытаешься немного разлохматить свои волосы, чтобы придать им беспорядок. - Не суетись, Вриска! По-моему, выглядит прекрасно. Терези катается на диване, гогоча, и ты хватаешь её, рывком поднимаешь на ноги. Самое время выходить, если ты планируешь добраться до работы вовремя и завезти Терези домой. Может быть, она способна найти дорогу до твоей квартиры, но по какой-то причине ты не доверяешь ей путь назад. Наверно, это как-то связано с тем фактом, что ты слишком долго была открыта для неё, и твой мозг превратился в сало, и, как результат, ты чувствуешь себя отвратительно липкой. Фу. Когда вы выходите на улицу, Терези говорит "ещё как-нибудь увидимся" и начинает брести куда-то в сторону. Ты закатываешь глаза, говоришь ей, что она балда, и практически тащишь в свою машину. Когда вы обе внутри, а мотор завёлся, она хихикает и говорит, что знала, что ты собираешься её подвезти. Ты включаешь радио, пытаясь заглушить её. Когда Терези собралась вылезти из машины, ты потянулась к ней, но потом замялась. Ты обнаруживаешь, что не можешь решиться, схватить её и удержать на месте. Ты сжимаешь пальцы и просто коротко целуешь её, клюнув в уголок рта. Тоже неплохо. Терези оборачивается к тебе, уже выставив одну ногу наружу, довольная таким расставанием. Ты целуешь её в своей машине и в кое-то веки не хочешь продолжать целовать её, чтобы не дать что-нибудь сказать. - Эй, - говоришь ты, когда было бы уместнее сказать "до встречи". - У тебя были странные сны в последнее время? Терези перестаёт целовать тебя, но не отодвигается. Прижав обе ладони к твоим щекам, она жуёт нижнюю губу, уголки её рта чуть подёргиваются. Учитывая, что она никогда в жизни не видела ни одного твоего выражения лица, тебе интересно, понимает ли она, насколько её сейчас выдают эти небольшие движения мускулов. - У тебя был ещё один кошмар, Вриска? Бля. Ну конечно, она же помнит. - Нет, - говоришь ты, но всё равно киваешь с её руками на лице. - Но суть не в этом. Так были? - Мм, - произносит Терези, подпирая верхнюю губу языком. - Странно. Определённо, определённо странно. Но в хорошем смысле, наверно. Ты не можешь себе представить, что может быть хорошего в её снах, что приводит тебя в новое царство путаницы, потому что ты просто предполагаешь, что у тебя были точно такие же сны. Словно почуяв твоё замешательство, Терези начинает очень, очень медленно бормотать что-то про цвета, которые загораются в её снах, о золотых городах, сияющих шпилях. Ты ненадолго закрываешь глаза, и на мгновение она звучит так счастливо, что ты даже не можешь решиться и сказать ей, сколько раз в последнее время ты умирала. * Утро среды. Твой телефон жужжит за минуту до будильника. П4УЧ1Х4 П4УЧ1Х4 П4УЧ1Х4 Ты спрашиваешь, какого хрена ей надо. ПРОСТО ХОТ3Л4 СК4З4ТЬ ДОБРО3 УТРО >:? Утро четверга, за три минуты до твоего будильника. ПОЗ4ВТР4К4Й СО МНОЙ, С3РК3Т И ты завтракаешь с ней, снова в той кофейне. Ты чувствуешь себя так, словно целую жизнь не была здесь, и тут даже работает кто-то новый. Терези сидит с учебником на столе перед ней, и она говорит, что у неё скоро экзамены, но всё равно выкраивает для тебя время. Вы сидите почти в полной тишине, но чувствуете себя уютно, ты медленно разбираешься со своим рогаликом, пока она бегает пальцами одной руки по книге, другой сжимая свой кофе. - Скоро твой день рождения, верно? - спрашивает Терези, и ты смотришь, как она снова пробегает пальцами по параграфу, который не разобрала с первого раза. - Эм, ну да, - ты наклоняешься на своём сидении, чуть опершись на стол. - Как ты узнала? Пальцы Терези покидают страницу, сгибаются в кулак, и на мгновение она выглядит растерянной. Её невидящий взгляд поднимается от страницы, словно на ней вообще есть читаемые слова, и, наклонив голову, она смотрит на тебя. - Ты похожа на Скорпиона! - заявляет она, просветлев, словно ответ всё это время был очевиден. - Совсем как Скорпион. Ты фыркаешь и толкаешь её в рёбра. Эта девушка несёт самый странный бред, но в её устах он звучит почти логично. Скорпион, говоришь ты; а тебе казалось, что ты паучиха. Терези ухмыляется и говорит, что Скорпион - восьмой астрологический знак, и что это логично, верно? Восьмой знак, восемь ног. Конечно, конечно, говоришь ты, потому что это совсем не натянутая связь. Утро пятницы, двадцать минут до того, как тебе нужно уходить. ПРОСТ1, Я Н3 МОГУ ВСТР3Т1ТЬСЯ С3ГОДНЯ УТРОМ. У М3НЯ ЭКЗ4М3Н. Это ничего, потому что ты и не думала, что встреча с Терези назначена. Ты желаешь ей всей удачи, всей её, и оставляешь разговор на этом. Вечером пятницы ты подумываешь о том, чтобы спросить, как прошёл её экзамен, но решаешь, что она, наверно, ушла гулять с друзьями, и будет лучше, если ты не будешь постоянно с ней трепаться. Ты оставляешь её в покое и пытаешься наслаждаться своим свободным временем. Утро субботы: ничего. Утро воскресенья: ничего. И тогда ты пишешь ей. Уже 8ылезла из с8ей норы, Пайроп???????? Ответа нет. По крайней мере, в ближайшие несколько часов. Пока они тянулись, ты обнаружила, что начинаешь волноваться, словно не существовало тысячи других дел, которые могли бы отвлечь внимание Терези от её телефона. Твоя голова болит, но вместо того чтобы предположить, что она всё ещё спит, ты начинаешь расхаживать туда-сюда по своей квартире. Наверно, ты могла бы заехать к ней и посмотреть, как дела. Нет, нет, так не пойдёт. Ты не можешь ей написать, не получить ответа, а потом сразу же приехать к ней. Это будет выглядеть так, словно ты отчаялась. Ты либо пишешь ей, либо приезжаешь без предупреждения; чего-то промежуточного не дано. Ты прекрасно знаешь это из своего обширного опыта глубоких, значительных, долговременных отношений. Когда ты наконец-то получаешь ответ, ты даже не удосуживаешься писать ей что-то ещё. Х4Х4Х4Х4Х4Х4Х4Х4Х4, говорит она, словно это отвечает на твой вопрос о состоянии её больного разума. Утро понедельника, она пишет тебе снова, за два часа до будильника. ВР1СК4 И всё. Только твоё имя. Раздражение, вызванное тем, что тебя разбудили так рано, вскоре сменяется тревогой, и ты встаёшь с кровати, отвечаешь ей, пишешь, что ты здесь. Она спрашивает, не хочешь ли ты приехать к ней, и ты просто ворчишь и стонешь про себя, натягивая свои ботинки, уверенная в том, что она просто слишком слепа, чтобы понять, что ещё темно. Наверно, она перепутала AM с PM на своих часах. Ты добираешься до неё к 6:30. Когда ты встречаешь Терези, ты обнаруживаешь её свернувшейся в углу кровати, сжимающей её трость. Она не выглядит подавленной, скорее мрачной, и ты возвышаешься над ней, аккуратно вытаскиваешь трость из её ладоней. Моргая, словно её вырвали из транса и вернули в мир, Терези издаёт протестующий звук и тянется к своей трости. Ты высоко поднимаешь её, хмурясь, а потом бросаешь на пол, чтобы схватиться за запястья Терези. Успокаивая её, ты обнимаешь её, чтобы она перестала вздрагивать, а потом аккуратно кладёшь обе её руки на её голову. У тебя совсем плохо получается всё это. Ты не знаешь, как утешать кого бы то ни было; и ещё хуже то, что ты не знаешь, что с ней не так. Поэтому ты просто стоишь, гладишь голову Терези, пока она лежит сжавшись на кровати и цепляется за тебя, извиняется. Ты спрашиваешь, почему она продолжает извиняться, и она говорит, что не знает, а потом извиняется и за это. Чувствуя себя совершенно не в своей тарелке, ты отвлекаешь тем, что оглядываешь её комнату, замечаешь стопки и стопки учебников, стоящие повсюду. Это просто стресс от учёбы, говоришь ты, и она кивает возле твоей груди, охотно принимая это объяснение. Никто из вас на самом деле не верит, что проблема в этом, и ты просто не хочешь спросить, что не так, потому что тебе это не нравится. Тебе не нравится, когда кто-то зависит от тебя, когда кто-то настолько слаб. Тебе не нравится то, что тебя начинает что-то волновать. Ты говоришь Терези скорее одеваться, поднимаешь на ноги и толкаешь в сторону душа, и пока она готовится, принимаешься сооружать завтрак. Во вторник она пишет тебе в нормальное время, но ты совершенно не можешь понять смысл сообщения. П4УЧ1Х4П4УЧ1Х4П4УЧ1Х4ТРОЛЛЬП4УЧ1ХП4УЧ1Х4