Ку-ку.

Бедный Мэттью. Наверное, его заметили только после смерти. Пятая по счёту, именно она заставила нас связать происходящее в один клубок. До этого на кукушку как-то внимания не обращали. Честно говоря, мне и сказать особо нечего про Мэттью Уильямса. Милый мальчик с торчащей завитушкой. Причёска, как у его опекуна Франции, даже цвет тот же. У него были фиалковые глаза и плюшевый мишка, который умел говорить и вечно забывал имя хозяина. Ещё я знаю, что Мэттью очень любил, когда его имя говорили на французский манер: "Матьё", кленовый сироп на горке оладушек с золотистой корочкой, ромашки - младшие детки подсолнухов, и звуки голоса Франции. И Францию тоже. Как сын. Это был его любимый papa. Испания был на грани помешательства, Людвиг мог замолкнуть на полуслове и впериться взглядом на место рядом с собой - туда, где всегда сидел Феличиано, а Пруссия носился туда-сюда, пытаясь в своей манере помочь и брату, и другу. Мой милый Калининград... Хотя нет, Пруссия. Эй, Пруссия! Если ты меня видишь и слышишь, гордись! Я самолично назвал тебя Пруссией, даже без подсказки! Эй, Пруссия... Почему ты молчишь? Ах да, ты же умер. Мой милый друг остался бы жив, если бы стал Калининградом. Но, к сожалению, он называл себя именем мёртвой страны. А мёртвые страны, что характерно, долго не живут. А ещё Канада умел и любил петь. Никто не знал, даже его брат, Америка, а он любил петь. И все песни сочинял сам. У Мэттью был чудесный голос, но пел он только Франции и мне. Франции - потому что любимый рара, мне - потому что научил петь его именно я. Больше от скуки, чем от желания помочь, но это дело десятое. Все песни были на французском или английском, но на славянский мотив. Со своим тенором Матьё носился, как с писанной торбой: молоко не пил, спиртное тоже, соблюдал диеты, верил в приметы. А самый его страшный кошмар был потерять голос. И он его потерял. Точнее не голос, а голосовые связки. Их выгрыз плюшевый медведь. Его нашли на следующий день после смерти. Америка, навещавший брата, позвонил мне и, захлёбываясь слезами, даже не вставляя свой коронное "я герой!", сказал: - Мэттумер. - Что? - Мэтт умер. Мой брат, Канада, помнишь? - Конечно помню. Как это, умер? - А так! Его медведь загрыз, как его... Кума... - Кумадзиро? Он же плюшевый! - Не знаю! Прихожу, смотрю, а тут Мэтт лежит, мёртвый! - Альфред снова всхлипнул. - И этот медведь рядом, морда в крови! Рашка, что мне делать, а? - Выйди из дома, стой на крыльце. Я сейчас буду, далеко не уходи! - крикнул я в трубку. Так быстро я никогда ещё не ехал. У меня любовь всей жизни в истерике рядом с трупом брата. Какие, нахрен, правила дорожного движения? О, вы не знали? Я люблю Америку. То есть любил. Пока он был жив. В каком-то смысле он и сейчас жив. Формально, я не последняя страна на Земле. Америка в коме. То есть почти мёртв. И надежды на то, что он очнётся, нет. Пациент скорее мёртв, чем жив, но прядка всё ещё торчит. А я всё ещё люблю его, моего Ала. Поездка заняла целых полчаса, хотя я очень спешил. Ал сидел на ступеньках дома, и его прядка уже не торчала так задорно. И улыбки не было. А на щеках остались следы от слёз. Позже я спросил, почему он позвонил именно мне, на что Ал ответил: "Не знаю. Просто захотелось. Арти всё говорил, что я к интуи... ну, что-то там, не прислушиваюсь, а я взял и прислушался! Я же герой!" Не "что-то там", а интуиция, идиот. Я схватил Ала в охапку. Тот попытался сопротивляться, а потом замер и мелко затрясся. - Эй... Даже герой должен иногда плакать. Ты же не можешь всю жизнь улыбаться? Поплачь, Альфред. Я чувствовал, как намокает мой свитер на груди. В пальто я замотал Америку. Через час появились другие страны. Дания - почти вечно пьяный мужик с секирой - сегодня был трезв и без секиры. Удивительно. Англия попытался забрать заснувшего американца из моих объятий, но получил в ответ такой взгляд, что мгновенно заткнулся. Хотя он и не пытался кричать и злиться. После смерти Франца Керкленд стал не то чтобы спокойней, скорее осторожней в высказываниях. Он ведь так и не сказал Франциску, что любит его. Распоров брюхо Кумадзиро, мы увидели непонятное месиво, ранее бывшее куском горла Уильямса. Альфреда, проснувшегося в неподходящий момент, затошнило, и он сбежал в туалет. Англия хмурился, Германия тоже. На мою улыбку стали коситься с ненавистью. Вернувшись из туалета, Джонс снова замотался в моё пальто и сел мне на колени. Несмотря на то, что мы находились рядом с трупом, под пристальным вниманием, я улыбнулся ещё добродушней. Плевать, что у Ала шок, плевать, что на нас косятся, зато Америка сам, сам ко мне подошёл! Я чувствовал себя таким счастливым. Пока не взглянул на заплаканную моську Альфреда. И я понёс мою любовь всей моей жизни умываться, обходя лужу крови, вытекшую из разорванной глотки его родного брата. Романтика. Придя в себя, Америка отдал мне пальто. На мёртвого Уильямса он не смотрел. У Мэтта в кармане толстовки был плеер. Наушники всё ещё торчали в ушах, абсолютно целые. И всё равно было слышно, как на записи на все лады распевается кукушка. Ку-ку, ку-ку... П.а. Вот честно, слэш между Америкой и Ваней я даже не собиралась разводить. Оно вышло настолько случайно, что я сама удивилась, когда перечитывала. Наверное, это и означает "герои живут своей жизнью"? А вообще, поздравляю с победой Нинель пофиг! Молодец! Итак, кто следующий?