Сборник драбблов

Дайки прижимается к раскрытым губам своими, низко выдыхает и отодвигается, лизнув напоследок нижнюю. Полуденное солнце льется в кабинет химии через окна, мягкими светло-желтыми пятнами растекаясь на крышках парт, сверкает бликами в высоких колбах и пробирках. Дайки трет шею; кожа под ладонью покрыта испариной, кончики волос на затылке чуть влажные. Жарко. Очень душно, а пахнет — или скорее воняет – так, что у Дайки кружится голова. Какой-то цветущей прямо под окном дрянью, резко — аммиаком и чуточку — одеколоном Кагами. Дайки представляет себя в мутном дрожащем коконе из запахов, похожим на огромный мыльный пузырь. Жарко. Особенно — когда стоишь так близко, прижимаясь бедром к Кагами. Легкий хлопок — захлопывается крышка его телефона. Дурацкого ярко-красного телефона. Как у девчонки, ей богу. — Ты чего? — наконец выдавливает Кагами. Дайки откидывает голову назад, сглатывает вязкую слюну. Еще немного и он сварится. От убийственной смеси запахов, тяжелой влажной жары, от близкого тепла чужого тела. Дайки медлит, слушает напряженное сопение Кагами. Прислушивается к шуму в коридоре — приглушенные голоса, смех, быстрые шаги. Сколько еще до конца обеденного перерыва? .. Дайки катает на языке легкий остаточный вкус арбузно-мятной жвачки Кагами. — А что такое? Тихо шелестит от ветра облетающее дерево за окном. Оно почти растеряло свои листья — пожрал какой-то вредитель — и теперь стоит голым среди цветущего великолепия вишен и яблонь. Скоро больное дерево спилят, пень — выкорчуют. Другие деревья обработают специальными средствами защиты, а на месте этого будет аккуратный разровненный участок земли. Под этим деревом они впервые поцеловались. Года полтора назад, после вечерней тренировки. Дайки поворачивается и внимательно смотрит на Кагами. На то, как он ерошит свои волосы, дергает петлю галстука, смотрит на стремительно краснеющие щеки и уши. Кагами кусает губы, и Дайки немедленно хочется прижаться к ним опять. — Мы в школе, вот что. Дайки лень даже шевелить языком, чтобы объяснять ему такие простые вещи. — И? — Нас могут увидеть, придурок! — рявкает Кагами, одергивая рубашку. — Пускай. Мне хочется. Дайки не кричит об их отношениях на каждом углу, не прижимается в людных местах, даже держится на небольшом расстоянии. На улице, среди общих друзей, в школе. Все, как нужно. Такие проблемы им не нужны, поэтому приходится терпеть и ждать. Ждать свободных от тренировок и школы выходных, неловко отшучиваться на вопросы и прятать засосы. Дайки все понимает. Дайки не хочет нежных признаний под луной или поющих открыток на День святого Валентина. Но сейчас, именно сейчас — ему все равно. Хочется, очень хочется — целовать Кагами и прижиматься близко-близко, облепить второй кожей. Кагами растеряно моргает, открывает и закрывает рот. И краснеет еще гуще, хотя, казалось бы, куда сильнее. — Нас же могли увидеть, — бормочет под нос. — Но не увидели же, — отвечает Дайки и приваливается к нему. Кагами тоже взмокший, Дайки чувствует через рубашку. Ловит губами бегущую по шее капельку пота и кладет голову ему на плечо. Неудобно, поэтому Дайки постоит так совсем чуть-чуть. Дайки дышит запахами одеколона и пота и трется щекой словно кот. А Кагами и впрямь гладит его по голове как кота. Рядом с ним жарко. А еще спокойно и хорошо. Дайки с удовольствием позволяет сознанию качаться в вязком потоке солнечного света. Он прикрывает глаза, выдыхает. — Все равно не делай так больше, — Кагами гладит его по волосам, и помедлив, добавляет: — или мы можем ходить для этого в туалет. Ну, если захочешь. — Обязательно.