Слишком глубоко

-Ханджи мне о нём рассказала. Говорила, что он, в общем-то, единственный, кто тебе когда-либо нравился. Пока ещё мог кто-то нравиться. Леви предлагает прочесть то, что он записал об этом парне, моём ровеснике, по которому я когда-то что-то типа убивался. На лицо он изменился, стал более привлекательным, но всё же привлекательность моего мёртвого дружка (Жана?) я бы поставил выше. Здесь не хватает агрессии, хотя, я уверен, залупаться он любит. Это должно быть интересно. Предсмертная его встреча со мной. Я уже и не помню, что именно ощущал к этому человеку. Да, это была симпатия. Я действительно втюрился тогда, и сейчас об этом даже противно думать. Стал явно тупее, чем мог бы быть. Присутствовала какая-то наивность, несмотря на то, что уже с самого детства я всё оценивал с реализмом и ненавистью. Для меня всё окружающее было плохим и чуждым, но именно этот человек, черт бы его подрал, почему-то вызывал во мне эмоции… счастья? Но счастье это было каким-то дурным. Так что я бы ни за что не пожелал ещё раз испытать что-то подобное. Да и, правильно Леви подметил, я так больше не смогу. -Сейчас он с родственниками заграницей, через пять дней будет тут, в городе. А через неделю – здесь, на районе. Возможно, он хочет, чтобы я убил его слегка необычно. Да и мне самому этого хочется. Как-никак, а теперь каждое убийство может быть для меня последним. Даже немного печально. Леви потом снова куда-то уходит и приходит через двое суток. Я отчётливо помню эти дни, пока я в какой-то мере ждал очередной встречи со старым знакомым. В этот раз я много думал, чаще представлял и что-то даже планировал – что совершенно мне не свойственно. Кровь и раскромсанные тела стали обыденными вещами для меня, такими, как, например, крошки хлеба на столе, оставленные членом семьи, – для других людей. Эту встречу я уже прожил у себя в голове раз двадцать, и везде обязательно была кровь. Правильно, куда уж без неё. Проскальзывали какие-то слова, шёпот, плавно переходящий в крики. Потом я начал прорисовывать в голове даже такие мелочи, как декорации. Потому что с каждым представлением даже это меняет атмосферу происходящего в голове. Я так много раз делал одно и то же, видел один и тот же результат и ощущал практически то же самое, но каждый этот раз был новым. Одного этого факта уже хватает, чтобы окончательно забыться. Наверное, примерно это же чувствуют люди, когда наступает новый день и у них всё ещё есть возможность видеть тех, кто им дорог. Возможно, то же чувствовала и Ханджи при виде меня поздно вечером, когда я таки приходил домой и был живым. У меня это происходит, когда моя новая жертва стоит передо мной. Будто всю жизнь ждала именно меня. Ради этого момента. Всю эту неделю я не делал по сути ничего. Разве что успевал отмечать по три раза в день, что приступов до сих пор не было. Они будто отошли на задний план, мирно наблюдая за моим существованием. Это похоже на затишье перед бурей. Ведь это моя голова и я всё-таки немного, но могу ощущать, что и когда там начинает бушевать. Разве что девчонка появлялась в ванне четыре раза по вечерам. На неё я перестал обращать внимания и считать за что-то из разряда «глюки больного придурка». Зачастила. Приставучая сука. Может, именно она и вселяет в меня подозрительность.

***

Вечером седьмого дня Леви появляется не один. Это выходит немного неожиданным, несмотря на то, что я ждал. Он с балластом на плече – молодым парнем, который в отключке. На часах восемь вечера и мне почему-то хочется спать, но как только вижу Леви и знакомую морду у него на плече, сон как рукой снимает. А потом снимает Леви – тело с плеча. С насмешкой обращаюсь к Леви, который теперь не выглядит как тот, кто трахает меня и сосуществует со мной почти полгода. Здесь, похоже, не только я меняюсь. -Ты чего это, для меня его приготовил? Выглядит именно так: есть время на то, чтоб его как-то связать, а то ведь сопротивляться будет, орать ещё начнёт. Всех соседей распугает. Ужас же. -Считай, как хочешь, но чтобы к полуночи он был мёртв. -Само собой. И уходит в ванную. Смотрю на закрывшуюся дверь за ним, пока не начинает дергать левый глаз. Ну и катись к черту. Леви в обычное время ведёт себя не как убийца, и от этого иногда хочется его убить (на самом деле есть много причин, но эта одна из них). Срабатывает что-то типа внутреннего сигнала тревоги: этот обычный человек знает, что ты убийца – убей его. Это схоже с тем, когда, например, муж – серийный убийца, а его жена даже не в курсах об этом. Но в людях, нарушающих законы, рано или поздно всё равно просыпается человек-параноик, и тогда ему начинает казаться, что жена-то, тварина, на самом деле всё, всё знает. Так и сейчас: Леви кинул тело на пол, оттряхнул себя от невидимой грязи и пошёл в ванную. Будто сделал услугу своему нерадивому мужу, мол, убивай – наслаждайся, – но не трогай мои йогурты, мне ж блять для фигуры. На самом деле у меня не было в планах перевязывать тело или делать ещё что-либо, чтобы ограничить его в движениях, когда он очнётся. Пусть он просто проснётся. Как просыпается по утрам в школу: нехотя, с огромной ленью, но, понимая, что опаздывает (а за опоздание мама влепит пиздюлей), соскакивает с кровати и быстро одевается. Правда, сегодня из квартиры его никто не выпустит. А домой он уже не придёт. Узнает ли он меня? Не так уж и много лет прошло с нашей последней встречи. А если смотрит новости, то узнал уже давно. Но даже не предполагал, что окажется здесь, со мной под боком, ведь правда? Да и никто из них не предполагал. Делаю шаг вперед. Нагибаюсь. Леви положил тело так, что оно оказалось в сидячем положении, спиной опираясь о стену. Точно так же сажусь и я. Сразу же чувствую, как от парня пахнет одеколоном, похоже, морского запаха. Усаживаюсь поудобнее и поближе, касаюсь своим левым плечом чужого плеча и чувствую слабое тепло. Почему-то бегут мурашки и это точно не от едва ли зажившей раны. Если постараться, можно вновь её порвать. Одет он в тёмно-зеленый свитер, джинсы и кеды. Тц. На зелёном кровь смотрится паршиво. Ухмыляюсь. Долго ли его раздеть, в самом деле. Тело рядом полностью расслабленно, и я чувствую эту слабость, уязвимость, исходящую от него. Заглядываю в чужое лицо, отмечая, что на фотографии оно, всё же, выглядит немного иначе. В реальности, прямо сейчас, я вижу больше черт, оставшихся в нём такими же, какие они были при последней нашей встрече. Всё же само лицо стало взрослее. Эта четкая разница видна только так, при близком рассмотрении. Он часто приближал ко мне своё лицо. Кто-то тоже любил так делать… Этот парень мне нравился. И когда это было? Один факт того, что мне вообще кто-то всерьёз нравился, уже какой-то стремный. Даже Леви не… Пепельные волосы и, кажется, у него серые глаза. Он не выглядит как человек, глубоко несчастный. Наоборот, он выглядит совершенно обычно, так, если бы у него всё было хорошо. Всё. И это раздражает. Вздрагиваю, когда Леви резко открывает дверь и выходит из ванной. Быстро он. Или это я тут долго думал. Проходит мимо нас, даже не глядя в эту сторону. Возникает тупое желание быстро выпрямить ногу, чтобы он об неё запнулся. Просто, чтобы не расслаблялся. Но не сделал этого. Почувствовал несильное движение руки и головы слева от себя. Сейчас очухается. Этот прекрасный момент… Леви скрывает за комнатной дверью. Несильно хватаю чужой подбородок, приподнимаю и касаюсь своими губами его губ. Когда-то он мне нравился. Седьмой класс. Точно. Мы с ним ещё общались, будто друзья. До того… Я люблю тебя. Чужие глаза раскрываются. Я отдаляюсь. Пора. -Давно не виделись, любимый. Ухмылка. А на чужом лице непонимание и резкий толчок меня в бок. Отодвигается. Попытка подняться оказывается безуспешной. Возможно, Леви бил его. Вновь поднимает на меня свой растерянный взгляд. -Ну. Беги. Вот только – куда? Смотрит ещё пару секунд, но – неужели не узнаёт? Непросвещённый ты наш и беспамятный. -Ты кто? Голос совершенно другой. Если бы не его лицо и уверенность, что он это именно он, то я бы решил, что никогда прежде его не знал. Принимает ещё одну попытку подняться. Я по-прежнему сижу. -Где я? Быстро оглядывается по сторонам, снова приковывая взгляд ко мне. И правда – серые. -Кто ты, черт возьми? Я что, опять напился?.. Бля… Хмурится и хватается за голову. Хаха. Он думает, что оказался в хате у очередного знакомого по пьянке. Но он оказался в «логове» у убийцы. Упс. Снова пытается подняться и у него это почти выходит. Но он резко останавливается, замирает. Будто что-то вспомнил. Может, как попал сюда? И что часами ранее он и не пил вовсе? -Что, вспоминаешь? -Кажись, да… Снова смотрит на меня, потом на свою руку, которой только что держался за волосы. -Меня… похитили? Ну так-то оно так. -И тебя, что ли, тоже?! Придурок. Я что, так похож на жертву? -Нет. Испуганный взгляд становится ещё более испуганным. Похитили его и только его. Однако эмоции быстро меняются. Теперь в глазах у него заинтересованность. -Ты… Мы ведь знакомы, да? -Возможно. -Ты целовал меня? -Проверял. -На вкус, что ли? Усмехается. -Можно и так сказать. -Я не педик. Теперь серьезный, а голос грубый. Не в той ты ситуации. -Я в курсе. Как никто другой. -Да и ты как-то не особо похож. Да ну. А он… разговорчив. Если он входит в число тех людей, которые при ситуациях, заставляющих их нервничать, начинают болтать без умолку всякую чушь, то мне в каком-то смысле не повезло. Ведь не хотелось так сразу отрезать ему что-либо. -Так мы с тобой нигде раньше не встречались? Да пошли! Я познакомлю тебя со своими знакомыми, они наши ровесники, на параллели учатся. Чем больше компания, тем веселее, я прав? Эрен, ну! -Кто знает. -Ну и… всё же, где я? -В квартире. У моего знакомого. Ну и что? Разве было плохо? Почему ты такой закрытый вечно. Вот именно поэтому у тебя мало друзей. -Значит, твой знакомый – тот, кто меня похитил. Что вам от меня надо-то? -Не нам, а мне. Не от тебя. А тебя. Привет! Еле нашёл тебя. Ты чего такой хмурый? Пойдём сегодня гулять? Тебя ведь зовут Эрен? Эрен Йегер, да? Да не смотри на меня так, будто я маньяк, ахах. -Ты что, типа сталкер? Чувак, блин, не знаю, как тебя звать, но знай, что это звучит странно. И было бы лучше, если бы мы поговорили в другом месте. -Эрен. Это Эрен, привет. Я… может, встретимся сегодня? Нет, у меня нет зонта. В дождь… я обычно гуляю без него. Да. Люблю пасмурную погоду. Возможно, мы с ней похожи. -Эрен? На секунду задумывается. Но даже не делает попыток вспомнить. Бесит. Да, я изменился за три с лишним года, но не настолько же, чертов ты придурок. -Ладно. Эрен, так, давай разъясню кое-что… -Нет. Скажешь ещё хоть слово, и я убью тебя нахуй. Ты чего жмешься-то, замерз, что ли? А, Эрен? Ахах, мы выглядим, как парочка. Не, братан, ты меня не привлекаешь, ахаха. Надо же. Я и забыл. Он и правда много болтает. Ещё тогда. -В смысле? -В прямом. Мы с ним часто встречались на выходных. Он говорил о том, как популярен среди девчонок, но при этом ни разу не помню, чтобы у него тогда была хоть одна девушка; хвастался своей коллекцией игрушечных машинок – там было много красных. Они рябили перед глазами, стояли чуть ли не на каждой полке в его просторной комнате. Красные и ярко синие. Совершенно не сочетаются, больно бьют по глазам, но он ставил их всегда рядом. На его мягкой кровати я обычно лежал по полчаса или часу, пока он делал уроки. В его комнате, такой уютной и чужой, я отдыхал. Отдыхал от собственного дома и собственной жизни. В какие-то месяцы его профиль я видел чаще, чем лицо своей матери. Мне было спокойно. Спокойно, наверное, так сильно, как не было никогда. Среди этой череды семейных невзгод, он был светом – как бы банально и тупо это ни звучало. Может, поэтому я потерял голову? Я когда-то его любил. Когда я это чувствовал, было, всё же осмелюсь это сказать, самым странным временем в моей жизни. Мы мало чего знали о жизнях друг друга: я не рассказывал, потому что считал это излишним, а он обычно заговаривался. Возможно, у него просто не хватило времени. Я не помню, сколько мы с ним вот так сидели у него в комнате, разговаривали не пойми о чем и… мы смеялись. Мы. И я вспоминаю об этом только сейчас. Я. Смеялся. Слишком сильно и не наигранно. Тогда это не казалось чем-то из ряда вон выходящим, наоборот, я считал, что, неужто, я становлюсь таким, как мои сверстники. Если я не помнил этого до сих пор, не значит ли это, что в тот период я ни разу не думал о том, чтобы кого-то зарезать? Возможно, если бы я ставил даты на исписанных листах своей тетради, то я бы обнаружил, что в тот отрезок времени я её даже не открывал. А теперь он стоит передо мной. И я действительно хочу его убить. Хотя бы потому, что он что-то знает обо мне. Хотя бы потому, что я когда-то что-то к нему чувствовал. Воспоминания навсегда остаются воспоминаниями. И будет круто, если я забуду об этом вновь. И не будет такой ситуации, в которой мог бы об этом вспомнить. Когда-нибудь, возможно, я забуду обо всём. Он отходит чуть в сторону и подозрительно осматривает меня. Смотрит, как я поднимаюсь, встаю прямо – надо же, мы одинакового роста, – взглядом скользит по моему лицу и останавливается на глазах. Он точно меня вспомнит. Еще совсем чуть-чуть. Смотри. Смотрю в его глаза. Они совершенно не изменились. У него и правда до сих пор всё было хорошо. Такие люди ещё есть? Непорядок. Но в этих глазах я вижу себя прошлого. Люди из прошлого не всегда приносят с собой хорошее. Я стараюсь держаться от них подальше. Даже просто проверять что-то из любопытства – опасно. Его глаза… Больше нельзя. Слышишь, Эрен? -Тебя крутили по телеку. И… Мы ведь учились в одной школе, да? Раньше. Тебя потом… перевели. Прядь волос спадает ему на лоб. Прическа изменилась. -И ты мне… Меня… Мы общались. Мы, правда, общались? Если я правильно помню. Киваю. -Ты ещё геем оказался. Точно. Я считал тебя другом, когда как ты на меня дрочил. Ухмыляюсь. Грубо говоря, так оно и было. -Ты и сейчас гей. И убийца. Это… неожиданно, знаешь ли. В голове не укладывается, что мальчишка-заморыш стал серийным убийцей. Тон у него какой-то странный. Он меня не боится ни капли. В его глазах я так и остался тем самым заморышем. -Разве такие обычно ими и не становятся? -Да. Ты прав. Но всё же, я реально удивлен. По правде сказать, первое время без нашего общения было тоскливо. А потом я привык. Я тебя забыл. -Не поверишь, я тебя тоже. И не только тебя. Я тебя люблю. Ты серьезно? -И что теперь. Укокошишь меня? Есть ли в этом смысл? Хочешь мне отомстить? Спустя почти пять лет? -Не отомстить. Я просто хочу тебя убить. Просто так. -Да брось. Каждый живет своей жизнью, к чему вообще было искать меня и приводить сюда? Потому что я могу скоро сдохнуть и мне нужно доделать свои дела. Как-то даже безнадежно звучит. -Я к тебе когда-то что-то чувствовал. Идиотское слово. На самом деле этот факт не имеет никакого значения. Он просто-напросто не укладывается в голове. И выходить теперь оттуда не хочет. В его глазах я тогда обрел спокойствие. И сейчас этот факт на меня давит. Его взгляд меня сдавливает, выживает то, чего во мне давно нет. А если и есть, то это не я. -Да когда это было. И… Сейчас-то уже всё. Перегорело, как говорится. -Да. Это тоже можешь считать за причину. На самом деле… Просто так вышло. Стечение обстоятельств. -Знаешь ли, подыхать-то как-то не охота. -Мне плевать. -Я предполагал, что ты так скажешь. Плевки и удары. Громкие слова и собственные слёзы. Он тогда не на шутку разозлился, лишь от одной моей фразы. Я даже не понял, зачем вообще сказал об этом. Кажется, тогда в моей жизни была та самая пиковая ситуация, когда достает всё и отовсюду, когда делаешь и говоришь неосознанно. Просто так сошлось. Стечение обстоятельств. Делаю шаг вперед. Он стоит на месте. И он меня не боится. Даже сейчас. Но здесь дело в том, что я для него, это больше не я, кого он знал. Я – его смерть. Он должен это понять. И он должен меня бояться. Остается стоять на месте даже тогда, когда я протягиваю руку и касаюсь его скулы. Неужели он думает, что может дать мне секс, как выкуп? Будто не верит собственным словам и не видит по мне, что я действительно больше не могу чувствовать что-то подобное. Что я и правда его убью. Второй рукой опускаюсь на талию и прижимаю к себе. Он, должно быть, испытывает отвращение. А у меня глаза застилаются красным. Если бы я знал тогда, как можно его заткнуть. Когда я это чувствовал, я был мальчишкой, который ещё во что-то верил. Сейчас я ни во что не верю. Ни во что и никому. Он ведь даже не знает, что в своей тетради я его уже однажды зарезал. И двадцать с лишним раз в сознании – за прошедшую неделю. Мне даже не нужна его задница. Мне нужна его кровь и его внутренности. И ещё я бы забрал себе его глаза. Чтобы посмотреть, как в них умирает прошлый – слабый и никчемный – я. Серый. Он отлично смотрится с красным. Поцелуй получается спокойным, даже угнетающим. Я целуюсь со своим прошлым, и это забавно, если представить, что так оно на самом деле и есть. Благодаря ему я ещё тогда понял одну простую истину, сомневаться в которой – сущая глупость. С людьми слишком трудно. Нет. С ними невозможно. Их легче убить, чем научиться с ними сосуществовать. Я даже с самим собой сосуществовать не могу. Слишком уж много во мне сюрпризов оказывается. Что очень раздражает. Вжимаюсь пальцами в его плоть, безрезультатно пытаясь продырявить её. Сделать что-то наподобие пулевых ранений, такие же – идеально круглые и глубокие. А темная кровь ручейком вытекает, при нажатии только сильнее. Он сам поддаётся вперёд, хотя я до сих пор ощущаю его нежелание, отчасти потому, что это очевидно. Резкими движениями опускаю нас на пол, нависаю сверху и пристально смотрю на его лицо. Широко ухмыляюсь, и эта ухмылка не победная, она ознаменует начало. У нас ведь есть ещё три часа. -Если ты думаешь, что, подставив мне свою задницу, сможешь уйти отсюда живым и невредимым, то ты ошибаешься. -Я думаю, ты передумаешь. Ослепительно улыбается. Он красивый. Именно, что – красивый. Или это прошлое играет с восприятием. -Ты меня абсолютно не знаешь. -Я знаю тебя. Хах, ну надо же. Он знал меня до всего этого. Нет. Даже тогда он меня не знал. Потому что я никогда и никому ничего о себе не рассказывал. Не спорю – спорить на этот счет бессмысленно, – мы с ним были близки, но даже тогда я не рассказывал ему о своей самой навязчивой мысли, которая трахала мой мозг ежедневно (я уже тогда знал, что другие люди это вряд ли оценят), и я ни разу не упоминал о своей семье. -Ты уже тогда любил одиночество, ненавидел людей и… свою жизнь. Ты всегда на них так смотришь… Я могу подарить тебе одну. Прямо сейчас, давай? Не надо. Это бессмысленно. Они мне нравятся, пока стоят у тебя. Уверен, у тебя дома тоже найдется местечко для одной. Какую? Красную? Нет. Нет. Нет. Возможно, он видел мои приступы. Возможно, приступы были уже тогда, а я их не помню. Это было всего-то три с лишних года назад, а я помню всё слишком плохо. Урывками. Как будто и правда… Будто он видел мою изнанку. Как Леви. Как Ханджи. Как отец или мать (а вдруг и они тоже? – не исключено). И всё это время он, черт возьми, ходил по улицам и безмятежно жил?! С этим знанием. Такое позволил бы только полный идиот. Но я о нём забыл. Отличное оправдание. Леви в этот раз сделал мне услугу. Приподнимаюсь. Мне нужно взять свой нож, который Леви оставил на тумбочке ещё дня три назад. Он отдал мне мой нож. Почему сейчас? С пола он наблюдает за мной, но не успевает откатиться или перевернуться на бок, или сделать ещё что-нибудь, чтобы нож, который с размаху опускаю на его живот, вместе с тем садясь на его ноги, попал не в его тело, а проткнул линолеум. Но он проникает внутрь. Открывая эту гребаную маленькую дверь, за которой внутренний мир – обширный, занимательный, но самое главное – его свойство: кровавый. Кричит, брыкается подо мной, как дождевой червяк. Только хуже делает, ведь лезвие ножа всё ещё внутри. -Представляешь, а я никогда не задумывался над тем, ненавижу ли я свою жизнь. По крайней мере, не помню, чтобы думал об этом. -А ты утверждаешь это. Типа, знаешь лучше меня? Пытаюсь перекричать его. Но крик заменяется мычанием. Как обычно. Всё как обычно. Ударяю ножом в то же самое место. Мне нужна дырка больше. Чтобы влезла. Рука. -Говоришь, что знаешь меня. Ладно, хрен с тобой. Главное: знаешь ли ты себя сам. И я тебе сейчас покажу… что внутри… Ахаха. -Кх-Эр… Почему Леви привёл его именно в квартиру. -Сейчас… Рука проникает в чужое тело. Член дергается в штанах. На чужом лице гримаса боли и отчаяния. А чужие конечности пытаются столкнуть меня. Не выйдет. Так только крови больше вытекает, а, значит, только быстрее станет слабее. Нихера ты меня не знаешь. Меня никто не знает. Кроме тех, кто встретился со мной лично, в приватной обстановке. Я люблю тебя. Ты серьезно? А после была ненависть и много новых записей. Я его тогда убил впервые. Сомневаюсь, что и меня задело. Я мгновенно перестал это чувствовать. Была ли эта чертова симпатия вообще? Он кричит подо мной вовсе не от оргазма. Я смеюсь не от веселья. Я смотрю в его глаза, и мне хочется его убить. Мне его хочется. Совсем немного. Рука проникает в его тело. Внутри горячо и слизко. Кровь пахнет резко, перебивая запах всего остального. Я внимательно смотрю в его полузакрытые серые глаза. В них понемногу исчезает его это жизненное счастье. В них исчезнет всё, кроме меня. Меня настоящего. Меня – убийцу-насильника. Меня, кто захлебывается чужой кровью, купается в ней и заматывается в кишки. Пальцы за что-то цепляются и тянут на свободу. Другая рука перемещается на горло и крепко его сжимает. Я помню ту машинку. Мать выбросила её, когда узнала, откуда она у меня. Наверное, именно тогда я обо всём забыл. Обо всём, что было с ней связано. Ненавижу ли я свою жизнь? Ахахах. Ахахах. Ударяю по лицу, когда он строит из себя мертвого. А потом он ударяет меня коленом в пах. Я нагибаюсь ближе и засовываю язык в его полный крови рот. Член ноет только сильнее. Рука почти снаружи, вместе с внутренностями. Ты ведь не можешь чувствовать ничего, кроме ненависти. Дергаю с силой. Кишки. Конечно же, это кишки. Отрываюсь от чужого рта, смотрю на дырку в боку. Она стала больше. В ней даже что-то видно. Кожа болтается по краям, кровь с хлюпами вытекает наружу, все гуще и гуще. Нагибаюсь к ране и глотаю. Если с каждым разом пить больше крови, то, глядишь, желудок привыкнет к ней. А Леви ведь зачем-то устроил эту «встречу». Он едва ли дышит. И ничего не говорит. Я думал, напоследок он обязательно скажет мне что-нибудь. Как-никак, а я влюбился тогда именно в него. Не всегда ведь мне что-то там казалось? Или я просто воспринимал это не так. Хах, ну да, я же весь такой «не такой». И когда же настанет эта «буря»? Догадывается ли он о ней Леви? -Эй, ты ведь не умрёшь раньше времени? Мутные глаза смотрят сквозь меня. Но пока что живые. Полуживые. Кровь медленно ползёт по полу, всё дальше от его тела. Его внутренности вываливаются наружу. Забавно хлюпают об пол и расползаются. Тыкаю в них пальцем и смеюсь себе под нос. Как вообще можно любить человека? Было бы разумнее любить его кишки, печень или сердце. Было бы разумнее людям вообще забыть это слово. Он закрывает глаза. В них отражался я. Они отражаются в моих. Каждая моя жертва ко мне привязана. Порой кажется, что я чувствую каждую из них. Меня знают все, и меня не знает никто. Даже я сам. Я люблю тебя. Ты отличный друг. Ты опять ведешь себя, будто мы парочка, ахах. Возможно, тогда могло бы что-то поменяться. Сколько уже этих «судьбоносных» поворотов было, а? Аж тошно. Из этих кусков воспоминаний получается лишь полнейшая херня. К черту. Всё это.