Слишком глубоко

Как только я зашёл в это здание, одной своей частью даже надеялся, что здесь всё будет иначе, но другая моя часть безошибочно знала – здесь всё будет только хуже. А когда я увидел их, то полностью убедился в этом. Каждый из них пожирал меня взглядом, одна часть каждого из них тоже знали это. Что я никогда тут не приживусь. Никогда не стану «своим» и вообще – лучше держаться от меня подальше. Может, они это почувствовали потому, что я смотрел на них как-то двузначно, а, может, потому что иначе и не могло быть. Может, я не первый, кто вот так вот приходил к ним, и кого в концовке они забивали в угол. На счет меня они явно немного ошиблись и сильно недооценили. Так что, тут как посмотреть, кто оказался в том самом углу. Я вошёл и стал тем, кто разбросал их по разным сторонам. Каждую часть их тел. Они ведь точно поняли это? Хотя бы после того случая? Я зашёл и передо мной оказался пустой кабинет. Они сидели там, но я их не видел. Потому что уже тогда убил их всех. Леви рассказал мне свой план. Он до тупого прост, отчасти потому, что сложный план я выполнить больше не в состоянии. Леви так считает. Я бы поспорил. Но всё же этот план меня устроил. Теперь осталось дождаться дня, когда можно привести его в исполнение. Естественно, к этому нужно как-то подготовиться. Всё же это будет убийство не какого-то одного жалкого человека. Здесь их будет несколько больше. Поэтому-то Леви и принёс мне одежду. На этот раз – парадную. Костюм. Он и себе припас несколько «обновок». Через два дня все они соберутся вместе. Это тот самый день, в который очередной учебный год берёт своё начало. Все они каждый год собираются вместе, чтобы друг другу рассказать, как прошли их каникулы, куда они ездили и что нового смогли увидеть и узнать. Обычно нытьё начинается со второй недели, когда вставать в семь часов надоедает, а уж сидеть на уроках по пять или шесть – выбешивает. Они понимают своё бессилие. Но всё это их больше не настигнет. Каждая из этих сук отплатит сполна. Давно пора. Я и так дал им слишком большую фору. Я сижу на полу, спиной прижавшись к дивану. Дым от сигареты застревает где-то в носоглотке, когда неосознанно издаю смешок. Кашляю и морщусь. А потом улыбаюсь. Как можно не смеяться, когда знаешь, что сделаешь в скором будущем то, что так давно желал сделать. -Твой класс будет там уже в десять. В это же время мы выезжаем. Леви говорит об этом, копаясь в своём шкафу. Смотреть на него нудно, но я всё равно смотрю, потому что в этой квартире больше не происходит ничего, что могло бы стоять выше по этой шкале интересности. -Возьмёшь свой пистолет, нож – для подстраховки. Ты же понимаешь, что в такой ситуации разумнее будет именно стрелять? Понимаю. Пока я подойду к одному, чтобы зарезать его, другие разбегутся. С пистолетом же ситуация будет полностью в моих руках. -В десять часов тридцать пять минут ты зайдёшь в школу с заднего входа. Если дверь будет закрыта, что вряд ли, придётся идти через парадный. Я буду ждать тебя за площадкой. Если встанешь туда, где вы обычно курите, и посмотришь вперёд, то сможешь заметить меня. В десять часов пятьдесят пять минут ты должен выходить и быстро идти – не бежать – к машине. Если до одиннадцати не выйдешь, я уезжаю. Так что тебе придётся успеть. Чесать языком поменьше, и делать дело быстрее. Перед выходом сверим часы. Если ты задержишься, а я уже уеду, ищи способ добраться сюда. Ты, должно быть, уже наловчился. Насмехается. Ну да. Не зря же он посылал меня убивать жертв, чёрт знает где. Леви, наконец, достаёт из шкафа то, что он так долго искал. Какая-то тряпка, полотенце и… ножницы? -И ещё одно. Если до вечера ты не придёшь, я сочту, что тебя поймали. И плевать, если это будет не так. Потому что ты обязан уложиться в срок. Это тебе не одну жертву убить в её же квартире. Тут всё серьёзнее. Ты понял? Тычет в меня лезвиями ножниц, как какая-нибудь мамаша, делающая выговор своему непослушному сыну. -Да. Кидает в меня тряпки и с ухмылкой произносит: -Ну а теперь второй этап подготовки. Иначе, с этой волосней, они быстро поймут, кто пришёл им мстить. Свою личность можешь открыть перед жертвами, но тебе ведь ещё нужно до них дойти. Стрижка? Другого более разумного варианта вроде как и не остаётся. В этот раз мне не удастся надеть капюшон или как-то иначе скрыть своё лицо. В этот раз оно должно быть открыто. И если мои волосы станут явно короче, они не сообразят, кто я такой. Конечно, если пристально и долго не будут пялиться в мои глаза. Но кто им позволит, в самом деле. Мы находимся в ванной комнате, я сижу и смотрю на себя в зеркало. Не помню, когда смотрел в него так долго. Чем дольше смотришь, тем больше начинаешь замечать. Это хорошо – знать себя, но дело в том, что можно увидеть нечто нежелательное. Я, как никто другой знаю, что глаза человека отражают буквально всю его сущность. Я убиваю их и пристально смотрю в самую глубину их зрачков. Глаза глубокие и покрыты чёрной непроницаемой дымкой. И она рассеивается. Сам человек – осознанно или нет – контролирует это – когда взгляд станет открытым и понятным, а когда – неясным, непроницаемым. Я узнавал их, смотря в их зрачки. Я мог найти там глубокие раны и потаённые страхи. Я делал это и с незнакомыми людьми, и со знакомыми… Но разве не смогу тоже самое проделать с самим собой? Неосознанно или же специально. Именно поэтому стараюсь пристально своё лицо не рассматривать. Лучше вообще не смотреть себе в глаза. Мой болезненный мозг и так играет со мной, и он вовсе может овладеть всем телом, если дать ему отличную возможность заглянуть в себя напрямую, а не мысленно, осязаемо или ещё как-то. Да и мне совершенно необязательно заглядывать в себя таким вот способом. Этот мой взгляд для жалкого и никчёмного окружения. Поэтому смотрю на руки Леви. Делает он всё быстро и как будто умело. Но я не поверю в то, что он умеет стричь профессионально. Нахер ему это надо? Да и сейчас стричь нужно точно так же, как оно есть, но короче. То есть это не смена прически или какая-нибудь прочая херня, поэтому Леви хорошо справляется. Выходит действительно неплохо. По крайней мере, спереди. Непривычно. Слишком. Глаза лишь немного заслоняет челка. Так ещё больше видно бледное лицо с синяками под глазами и выпирающими скулами. Я и правда похожу на тех людей, страдающих болячкой, при которой их тела походят на ходячие скелеты. Но сейчас не об этом. Я по-прежнему выгляжу угрожающе, потому что самое главное не состричь – взгляд. А на остальное как-то плевать. Главное, что так я, с большей вероятностью, смогу идти по улице и остаться незамеченным, то есть неузнанным. Когда Леви окончательно заканчивает, убирает с пола волосы и сматывается из ванной, я мою голову и слушаю шепот. Кто-то внутри очень хочет, чтобы я оставил эту затею. Обычно они спорили, а сейчас говорит только один. И он походит на кого-то, кого я знаю настолько хорошо, что попросту не нахожу кандидатуры. Я много кого знаю и много к кому лез в голову и в личную жизнь, но здесь нечто другое и более глубокое. Как если бы это был я. Но тут же вспоминаю, что и себя толком не знаю, поэтому снова выходит пустое множество. Непонятно, откуда это появилось и почему оказалось в моей голове, но оно там есть, и я уже начинаю это не просто знать, но и чувствовать. Физически. Возможно, это как-то связано с провалами в памяти. По крайней мере, ничего более логично в голову не приходит. Я иду на кухню, где Леви уже должен выложить пистолеты – свой и мой. Это третий этап – подготовить оружие. Его лицо сосредоточенное – поджатые губы и прищуренные глаза, движения рук четкие и быстрые. Он движется, как что-то механическое. Не хватает лишь соответственных звуков. Я подхожу к столу и принимаюсь делать то же, что и Леви. Мои собственные движения не кажутся мне механическими. Стоим мы так долго. Вскоре у меня начинает болеть спина и ноги. Хочется сесть, но это будет ещё неудобнее. Устало, но всё ещё тщательно чищу пистолет, краем глаза улавливая, как Леви чистку заканчивает и принимается пистолет то разбирать, то собирать, разбирать и снова собирать. Это кажется забавным и бессмысленным. Как если бы он, делая одно и то же, надеялся получить иной результат. -Дам тебе кобуру. И пару магазинов с патронами. Хотя бы голос у него всё ещё свой собственный. А запасные магазины пригодятся. Но он не даст мне слишком много патронов, потому что знает, что я не смогу остановиться, пока все они не закончатся. То есть, к нужному времени не уложусь. А это уже будет проблемно. Он все же печётся на этот счет или просто делает это неосознанно, снабжая меня именно таким количеством патронов, которые не смогут меня особо задержать. -И… Ты же помнишь, я говорил про нашу часть договора с Ханджи? Это про какую именно? Должно быть, он имеет в виду то, что в любом случае я останусь жив? Слишком часто он это напоминает. И это уже не может не настораживать. -Помню. Ничего не отвечает. Смотрит, как я заканчиваю с чисткой и привожу пистолет в первоначальный вид. Мою руки, наливаю воду в стакан и жадно её глотаю. Резко захотелось пить. Кошусь в окно. Будет дождь. Небо выглядит как навесной потолок, неумело покрашенный темно синей краской, оставляющей разводы. Но отчего-то она побледнела. Перед лицом встают глаза старой училки, которая по-хозяйски сидела на моём кресле и говорила всякую херотень про предложения и их виды. И потом, когда я решил её убить. У неё были примерно такие же глаза, как сейчас небо. И они побледнели от старости. Она наверняка сказала мне спасибо. Ведь теперь ей не придётся седеть или лысеть ещё больше и смотреть на своё морщинистое отражение. Должно быть, это не совсем приятно. Леви уходит в комнату, захватив с собой оба пистолета. Я смотрю ему в спину и отмечаю, что ему тоже не мешало бы подстричься. Обзор стал значительно больше. Чего-то, окружающего меня, слишком много и от этого хочется избавиться. Сломать мебель, разбить телевизор и далее по списку. Или стереть это каким-нибудь ластиком. Было бы удобно, если бы такие существовали. Я бы стер окна и дверь, всю мебель и все предметы, кроме своего ножа. Тогда вероятность прикончить Леви стала бы выше.

***

На улице куча народа. Мои ровесники мелькают через каждого второго. Выделяются формами своих школ, а некоторые букетами цветов. Девчонки – бантами на головах. Не помню, чтобы кто-то из тех, с кем я когда-либо учился, надевали банты. Хотя обычно эти «церемонии» я пропускал. Ничего интересного там не находилось, каждый год одно и то же. А ещё на улице шумно. Не так, как бывает шумно, например, на площади, которая недалеко от дома Ханджи, где круглый год хуева туча народа, и хрен знает, чем их привлекает это место. Тут же из общего шума выделяется радость. Она витает в воздухе, как клубы дыма. И так же, большинство из всех них, как пассивные курящие. Только пассивно-радостные. Пока стоим на светофоре, наблюдаю за какой-то парочкой, медленно идущей, наверняка, к своей школе. Забавно представлять их секундой или десятью позже, когда, быть может, из-за угла вылетит машина и сломает пару ребер кому-нибудь из этих двоих. Или сразу обоим. Или одного, но всмятку. Тогда лучше, чтоб выехал грузовик. Или их придавило бы плинтусом. Между прочим, рядом идёт стройка. В общем, любой бы расклад с их смертью был бы великолепным. Но они всё живые. Идут, о чём-то говорят и смеются. А девчонка особенно заливисто. А может, они всё же умрут через неделю или две. Они ведь обязательно должны сдохнуть. Иначе, какого хера они такие счастливые? Скоро приедем. За деревьями и магазинами вижу дом, где живёт Ханджи. Был бы вечер, я бы даже смог разглядеть, горит ли в её окнах свет. И он бы вряд ли горел. Пока я к ней не переехал, Ханджи частенько оставалась на работе до поздней ночи. И я уверен, что временами она и ночевала там же. А когда я жил у неё, она старалась выполнять работу быстрее и приезжать домой к ужину. А сейчас ей не с кем ужинать. Замечаю, как Леви заворачивает к небольшому магазину. Цветы. Серьезно? -Нахуй тебе цветы? -На могилу. Много же внимания в этот раз он уделяет декорациям. Я и так выгляжу, как гребаная прилежная школота, а он решил добить этот образ. Ещё заставил бы меня платок в нагрудный карман засунуть, тогда вообще пиздец. -Бери что-нибудь красное тогда уж. Но Леви уже вышел. Думаю, и сам догадается. Мимо машины проходит слишком много людей. Они мелькают перед глазами, такие цельные. Я вижу их полностью, и они правдоподобно выглядят живыми. На их бледных городских лицах кровь смотрелась бы идеально. Я проверял. Множество раз. И, что самое интересное, на каждом из них этот красный рисунок выглядит по-разному. Никогда не получится два полностью одинаковых убийства. Это вообще всего касается, если подумать. Я даже ни разу не просыпаюсь так, чтобы точно такое же пробуждение было уже когда-то прежде. Хотя бы мысли, но будут различны. Это даже нет смысла проверять, потому что это попросту невозможно. Невозможно ровно так же, как, повторюсь, убить дважды совершенно идентично. Это одна из вещей, которая касается всего и ничего одновременно. Я смотрю по сторонам, смотрю на свои руки, в боковые стекла. Куда я только блять не смотрю, а Леви всё нет. Задерживается. Наверняка, там много народа. Сегодня же ебаный великий праздник. Эта жизнь за машинным стеклом кажется мне фильмом. Это всё слишком живое и динамичное. На это не хочется смотреть, но вместе с тем, нет сил оторваться, если уже начал. Слишком много происходит только здесь и в этот момент. А сколько всего происходит вообще... Это нереально. В жизни слишком много движений и от этого начинает тошнить. Этот фильм самый долгий, и я бы сжег пленку, даже не начав его смотреть. Даже если при этом и я сожгусь автоматически. Потому что это невыносимо. Одна из самых невыносимых вещей – жизнь. Леви, наконец, выходит. В руках у него букет красных роз. Все-таки красных. Он садится в машину, пихает букет мне в руки. Что-то бубнит себе под нос, когда приходится ждать дедка, переходящего дорогу прямо перед нами. Потом выезжаем на главную и продолжаем путь до места назначения. Белая рубашка, черный костюм и не до конца завязанный галстук. Челка прилизана назад. В руках букет красных роз. Я насчитал четырнадцать. Чувствую себя ущербно. А Леви, мудак, пади потешается про себя. Чем ближе мы к школе, тем больше учеников. Седьмая, кстати, значительно больше тех, в которых я учился до этого. И, должно быть, имеет больший авторитет. Конечно, ведь этот район что-то типа центра города. Отсюда, на маршрутках, можно доехать докуда угодно без пересадок. С одной стороны – удобно, но ведь всё это значит, что и народа здесь живёт хуева туча. Однако и тут находятся места, где можно тихо и спокойно посидеть. Правда, где-нибудь вдалеке всё равно будут слышаться детские крики или хохот подростков. Например, аллея. Или двор в окружении домов, откуда выходом служат либо пара небольших дырок между домами, либо арка. Таких мест по всему городу завались, а тут всего лишь одно. И я там ни разу не сидел дольше пяти или десяти минут. Там, где я жил раньше, такие посиделки были более приятными. Заезжаем во двор. Дома тут стоят сплошняком – ограждают двор от лишних звуков. И внутри – поперек по одному дому в три или черт-знает-во-сколько рядов. Это место именно постановкой домов похоже на район Леви. Только намного, намного меньше. Атмосфера тут, конечно, абсолютно другая. Леви останавливает машину за углом, напротив одного из подъездов. Когда я выйду, он изменит место, встанет там, откуда я смогу его увидеть. Моё неудобство, но преимущество Леви в том, что старшее крыло находится в противоположной стороне от того самого выхода-входа, который мне сегодня нужен. То есть, придётся перегибать весь первый этаж, проходя мимо охранника, может, гардеробщиц, и ещё прочих людей. На обратном пути желательно мне не быть в крови. Опускаю взгляд, смотрю на время. 10:27. В тридцать минут выйду из машины и неторопливо пойду к школе. Обычно всё это у них длится полчаса, поэтому, как раз, я подоспею вовремя. Когда они все уже будут в классе, только усядутся, учитель ещё не начнёт трещать об одном и том же. Получится быстрый переход. Вот они зашли. Сели. А вот он я за место надоедливой льстивой училки. Встречайте. -Иди. В пятьдесят пять минут – обратно. Если что-то пойдёт не так – уходи сразу. Менты сюда доезжают обычно очень быстро. Особенно если ты серийный убийца. -Ага. Поправляю надоедливый галстук, беру букет в левую руку. Поднимаю взгляд на Леви. -А ты просто будешь сидеть тут? Не знаю, зачем спрашиваю это. А он ухмыляется. -А что, хочешь, чтобы пошёл с тобой? Как отец с сыном? Как будто тебе не семнадцать, а семь. У меня и такого не было. -А ты и не против, смотрю. Особенно весело, что «папаша» трахает своего «сынишку». -Время. Вечно ты забиваешь его пустой болтовней. -А что в этом плохого. Особенно, если есть кому, что говорить. -Закрывай свой рот и иди уже. Ещё раз смотрю на него. Сейчас Леви это Леви. Ухмыляюсь напоследок и выхожу из машины. И сразу же предвкушаю. Давно же я хотел этого. Леви, как гребаный волшебник, исполняющий желания. Хах. Здание школы вдалеке выглядывает из-за ветвей деревьев передо мной. Серое. Издалека не видно ни одного изъяна. Но я-то знаю, какое там всё на самом деле. Всё и все. Леви объяснил, что делать в случае провала. Но он не выразил ни одного сомнения, что что-то может не получиться.

***

На первом этаже тихо. Только голос завуча, говорящего в микрофон, слышно даже через пластиковые окна. Стоит другая параллель. Все нарядные, весёлые. Пока что не измучены долгим, нудным и абсолютно бессмысленным говором этих и тех. Иду медленно, но твёрдо. Смешно. Леви не удосужился подогнать мне новую обувь. Наряду со всем кеды смотрятся, как хищная улыбка на лице убедительного и наивного добряка. Главное не засмеяться в голос. В самом деле, что подумают люди. Человек. Охранник. Пялящийся на меня не то с подозрением, не то с добродушием. Убил бы его этим самым веником из четырнадцати ярко красных цветов. Засмеюсь, тогда точно всё поймёт. На том фото из-за волос толком не видно лица, но отчетливо видна фирменная ухмылка. Прохожу мимо. Вроде бы, не вызвал подозрения. Теперь можно и улыбнуться. Слегка. Самое весёлое ещё впереди. Насмеюсь вдоволь. На второй этаж поднимаюсь так же медленно, теперь слыша не только гул от собственных шагов, но и противные голоса учителей. И нашей классной. Как ни как, с нашей параллели, только у нас в этом коридоре классный кабинет. На стене слева маленькая зелёная табличка-квадрат с белой стрелкой, указывающей параллельно лестнице наверх. Будто по ней можно только подниматься. А спускаться через узкий пролёт? Даже я в него не пролезу. А над дверным проёмом камера. Черная такая, круглая, с большим стеклянным глазом посередине. Но точно не записывающая звук. Белые двери нараспашку. На них раньше было написано что-то: не то член, не то хер, – теперь надпись исчезла. Ещё бы постелили коврик, зелёный такой, прямоугольный с округлыми концами, с надписью «Welcome». Не зря же – «школа ваш второй дом». Взорвал бы динамитом я такой дом. Коридор длинный, вмещает в себя по три кабинета с каждой стороны, плюс в двух из них – лаборатории. Свет зажигается от звука. Или с помощью каких-нибудь тепловых лучей, исходящих от живых существ. Потому что сколько бы раз, во время уроков, я абсолютно бесшумно тут не проходил, свет всё равно, пидр, загорался. Один раз удалось пройти, но позже оказалось, что он был просто выключен. Прохожу первый кабинет слева от меня – кабинет химии. Тут я вылавливал Жана, когда он всё не появлялся на первом, а потом оказалось, что у него паршивое настроение. Или что там у него было… Тут же я стоял и строил из себя паиньку, когда мамаша этой девчонки теперь-уже-из-моей-ванной вынюхивала подробности о ней и её внезапном исчезновении. Улыбка вновь лезет на лицо. Тихо. Ещё чуть-чуть. А голос училки всё ближе и ближе. Теперь уже могу расслышать, что она там вещает. «…в одиннадцатом классе нужно интенсивно готовиться к экзаменам… Вы должны определиться со своей будущей профессией, ведь именно от этого будет зависеть ваша дальнейшая жизнь…» Я тебя умоляю. Ха-ха. Рука устала от этого веника. Пистолет с ножом и те легче держать. До классного кабинета теперь уже 11 «Б» осталось шагов пять. Четыре. Три. Два. Один. -Оставьте вашу «дружбу» на потом. Сосредоточьтесь на учёбе. Да заебала ты. Им это не пригодится. Ни одному из них. Ни мне – тоже. Смотрю на дверную металлическую ручку, наполовину выкрашенную белой краской. Стучать, а потом вытащить нож? Или сначала достать нож, а потом постучать? Да неважно. Она, когда пиздит, медленно ходит. А с ножом в руке и этим букетом красных пидоров будет неудобно стучать громко, уверенно и прилично. Стук получается внушительным. Нож оказывается в руке почти сразу же после. Слышу цокот её каблуков и голос, становящийся всё ближе и ближе… ближе и ближе… Ближе. Вот. Сейчас. -…Так, вы всё поняли? Давайте, расписывайтесь. Открывает дверь. Я вижу её нарядный видок и наигранно-весёлое хлебало, когда она прежде замечает букет – конечно, не заметив, что в нём чётное количество цветов, – который я сую ей чуть ли не в рожу, одновременно загораживая от класса её грудную клетку. В ней уже поместился нож. Главное не приближаться. Минимум крови на собственном теле – помнишь? Она вылупляет глаза и охает от неожиданной острой боли. Смотрит на моё лицо. И узнаёт, сука. Она меня узнаёт. Хехе… Букет вместе с её почти мертвым телом оседает на пол. Теперь охает весь класс. Обтираю лишнюю кровь с лезвия о косяк, закрываю за собой дверь. Переступаю труп. Поднимаю лицо, на котором светится моя радостная улыбочка. -Ну, здрасьте.