Слишком глубоко

Пока я смывал с себя следы недавнего секса, тцыкая себе под нос от непривычных ощущений на спине, задевая глубокие покрытые кровяной коркой раны, после чего они начинали вновь кровоточить, с глубины квартиры мне слышался шум греющегося чайника - Леви снова сидит на кухне, пьёт чай, наверняка ковыряясь со своими секретными бумажонками. Я ни разу и не спрашивал, что интересного он в них нашёл, чтобы каждый день снова и снова перечитывать и что-то записывать. Да и если бы спросил, ответил бы он? Вхожу на кухню, всё своё внимание Леви сразу переключил на меня. Я же натягиваю его футболку, которую он оставил для меня на стуле. Желаю попить воды, а пока я ищу кружку, решаю заговорить: -Бумаги важные наверное... -Тебя их важность пока что не касается. -"Пока что"? С кружкой полной воды в руках разворачиваюсь в сторону Леви, несильно опираясь поясницей об умывальник. Однако тут же одергиваюсь, становясь прямо; боль после секса никто не отменял. -Или уже. Конечно, я не экстрасенс, но когда Леви хочет, чтобы узнали о его желаниях, человек о них узнает, поэтому именно сейчас его странное поведение дает мне понять, что он хочет рассказать мне что-то, но не хочет начинать разговор сам, ведь это будет не в его стиле. Однако это что-то может быть действительно важным, и узнать мне об этом необходимо. Поэтому без сомнений спрашиваю: -Так что в этих бумагах? Он смотрит на меня, пожирая взглядом мой кадык, который приходит в движение из-за жадных глотков холодной сточной воды. А водопровод здесь хреновый, оно и так понятно, это особенно чувствуется после третьего глотка и мимолетного взгляда на воду – мутноватая. -В них моя страсть. Он кривит губы, поднимается со стула и подходит к чайнику – наливает новую порцию воды для чая. -А если по подробнее? -Ты ведь задаёшься вопросом, как мне удается так долго скрывать свои нечистые дела, да и плюс к тому, твоей тетке я знатно помог, и эти знания, опять же, не с потолка сыпятся. Говорит спокойно, слишком медленно, отчего все же заставляет меня почувствовать еще больший интерес к этой теме. -Да, ты прав. Однако я счел это за многочисленную практику. -И она тоже присутствует, конечно. Он снова идет к своему стулу, а я ставлю пустой стакан на кухонную стойку и сажусь за стол, напротив Леви. Задаю еще один вопрос, который позволяет ему, наконец, говорить дельное и понятное: -Ума не приложу, зачем, но я ведь должен знать Это? -Сейчас я думаю именно так. Делает небольшой глоток чая, переводит взгляд на лежащие слева от его рук бумаги и продолжает, а точнее начинает: -Мне всегда нравилось это. Жить в этой атмосфере, где витает запах страха и смерти. Вроде бы и среди жизни, но в тоже время слишком плотно со смертью. Голос его не выражает ничего, я бы даже мог подумать, что на самом деле его слова ложь. Или слишком давняя правда. -Меня никто не учил быть таким, я научился сам. Сначала я начал убивать ради денег - воплощать мечту, при этом обеспечивая свою жизнь. Но отнимать жизни других. Это считалось для меня чем-то сокровенным, интимным. Я уверен, у тебя точно так же. Переводит взгляд на меня, как бы ища в моих глазах подтверждение. Все-таки сомневается. -Но знаешь, какая загвоздка постигла меня, да и всех постигает - каждый человек умирает одинаково. Именно те последние секунды, ради которых делалось многое с моей стороны. Закатываются глаза, мышцы расслабляются, отчего тело падало туда, куда ему приспичит. Это давило на меня, будто бетонная стена медленно опускалась, делая меня все ближе к земле, зажимая между двумя ловушками, забирая возможность выхода. Слышимый глоток. Будто этот чай для него является чем-то спасительным. -С одной стороны я чувствовал приятное томление от мыслей, что вскоре нужно будет снова преследовать какую-то жертву. Ты ведь прекрасно понимаешь, что прежде чем убить, нужно изучить. Каждую деталь: во сколько встает, что первое делает с утра, чем завтракает, как добирается до работы... Думаю, не нужно продолжать. Это сторона той самой жизни, обыденной, слишком яркой. И этот самый свет именно мне предстояло потушить. Та, другая сторона - смерть. Каждый раз действовать по правилам, чтобы никто не увидел, не смог доказать. Выбрать нужный момент, я бы даже сказал истины. Во мне не играли совесть и сожаления, никогда. Меня скорее огорчал тот факт, что всё происходит слишком однообразно, неинтересно. Хотелось не только наблюдать за живыми, но и саму смерть создавать своими руками, а не от обычного выстрела из недосягаемой зоны. Именно поэтому я перестал заниматься этим за деньги. Потому что если за деньги - по правилам принятым в этой области. А если действовать самому - по своим правилам. Он берет один лист бумаги, скользит взглядом по строчкам, по написанным от руки буквам – словам. Поднимает лист чуть выше, опускает на стол, примерно на середину, и пододвигает ко мне. -Мне больше по душе мучить жертву по своим правилам, убивать так, как того захочу я сам. Насилие? Отлично. Изнасилование? Еще лучше. Обычные пытки, из которых узнавать на деле ничего и не нужно, просто для запугивания и веселья - идеально. Так мне больше нравится: видеть в глазах человека не свет обыденной жизни, а страх перед надвигающейся тьмой. Я смотрю на лист бумаги, и понимаю, наконец, почему с этим человеком в этой жизни мне удалось встретиться. -Я понимаю, что далек от обычных людей. Но это осознание абсолютно ничего не дает. Я понял это, наверное, еще тогда, когда впервые подумал: "Мне нравится подобное". "Подобное" - что-то определенное. И в моем случае - убивать. Имя. Фамилия. Черно-белое фото. Кажется, на этом листке написана вся моя биография. -Я согласен с тобой. Я тоже задаюсь вопросом: "Кто такие люди?" Почему вместо настоящего они показывают всем то, чего не существует. И если подумать, мы с тобой такие же. Снаружи пытаемся выглядеть обычными социопатами, покуда изнутри мараем самих же себя. Родители, номер детского сада, первой школы, второй. Первое место жительства, второе. Ханджи, как мешающийся объект (отчего я сразу понимаю, что в недавней ситуации он помог ей только из-за того, что благодаря этому она смогла помочь мне). Вся моя жизнь на одном листе с двух сторон формата А4. Либо я настолько скучен, либо Леви выбросил другие листы, во что с трудом верится.Беззвучно шевелю губами, в попытках что-то сказать или просто собрать мысли в кучу. Слежка? И сколько же он угробил времени на меня?! К чему все это, и чем я смог привлечь его? Здесь нет ни слова о дальнейших планах на меня, лишь пересказ того, что глубоко внутри находится в моей голове – воспоминания, а для него – дельная информация. Лишь последнее предложение, написанное простым карандашом, как и предшествующая половина текста, свидетельствующее о том, что «одно ранение, два убийства». Мозг даже и не пытается выдавить хоть каплю агрессии или страха перед человеком, сидящим напротив меня. Я и не вдоха нормально сделать не могу, удивлен – не то слово. Я просто в ахуе. Поднимаю взгляд на бледное лицо, а в его глазах не читается ничего. Он просто продолжает говорить, хотя и слышать я уже мало чего могу: -Именно поэтому я хоть как-то пытаюсь соответствовать своим же суждениям: мне не нужна чистота вокруг себя, пусть хотя бы эта грязь показывает мою сущность. Как это можно назвать? И сам не знаю. Но только во время убийства я, как и прежде, могу позволить себе оставаться чистым. Только смерть способна очистить человека, и именно поэтому её нужно сделать красивой. Да, истерзание тел тоже являет мне красоту. Ты ведь такой же. Сопляк. На последних предложениях он понижает голос, заставляя мурашкам пройтись по моему телу. Он закончил. Ставит кружку на стол и внимательно смотрит на меня: на мое лицо, шею, грудь, руки, держащие листок бумаги. Он ждет моей реакции. Он ждет, что я разозлюсь, пошлю его нахер, а может, просто начну задавать полные чуши вопросы. Но я сижу, будто бы, как и прежде, вот только если бы не это сбивчивое дыхание, полностью выдающее меня, я бы, возможно, и смог произвести впечатление полностью непоколебимого человека. Я не злюсь. И сам удивляюсь: этот человек знает обо мне практически всё (если не всё), я, фактически, как открытая книга для него. Будто теперь он видит и может трогать меня не только снаружи, но и изнутри. Мог с самого начала. С того дня, как только я увидел его. Нет, намного раньше! В голове не укладывается. Я бы мог подумать, что это мой разум пиздит мне направо и налево, но нет. Все как раз таки наоборот. Я и сам не замечаю, как начинаю говорить, не узнавая свой голос: -Зачем ты рассказал мне это? -Разве не очевидно. Потому что моя цель неожиданно начала проявлять задатки не все большей беспомощности и тупости, а показывать мне отголоски моих же воспоминаний. Идентичные натуры. Говорил же. -Я думал, ты на детей и подростков не "охотишься". -А кто сказал, что тогда моей целью была жертва именно для охоты, которая встретит свою смерть от моей руки. Не собирается убивать меня? Хотя бы что-то. -Только не говори мне, что ты любишь маленьких деток. -Я люблю испорченных подростков, находящихся не просто в переходном возрасте. Готовых пойти на все ради убийства. -Ими легче манипулировать. -И секс с ними оживленнее. -Не откажешься от меня. -Редкий экземпляр. После его слов мы оба замолкаем, а мою голову посещают давние мысли, напрямую касающиеся этой темы. Я хотел спросить у него, что именно он тогда сказал моей тетке, но теперь это обретает не столь значимый смысл. Теперь меня больше интересует то, что творится в его голове. Он либо чокнутый сталкер, либо отчаявшийся человек, видящий смысл теперь только в том, чтобы изучать жизни счастливых людей, завидовать им. Убивать их? Просто в отместку. Для получения эстетического наслаждения; для удовлетворения своих садистских наклонностей. А зачем ему нужен я? Вести меня за собой, наблюдать за тем, как я деградирую? Зачем такому независимому убийце еще совсем не опытный в этом подросток? Не сходится. Где-то он нехуево наебал меня. Раз не планировал убивать меня, значит рассчитывает сделать что-то куда более захватывающее. Убегать? Еще чего. Я поднимаю на него взгляд. Полностью оценив ситуацию, теперь я знаю, что нужно быть еще внимательнее. Теперь нам нужно стать еще ближе друг к другу, он должен признать, что я полностью в его руках. Поднимаюсь со стула, в два шага преодолеваю расстояние между мной и Леви. Встаю вплотную к его ногам, а он довольно смотрит на меня снизу вверх. -Так когда ты вслух признаешься, что я твой? -Это так необходимо? -Я думал, что для тебя - да. -Значит ошибаешься. Обхватывает своими руками мои бёдра, притягивая их ближе к своей груди. -Хаха... Тогда я вообще нихуя не понимаю. Поднимает руки выше, касаясь порезов на моей пояснице. Я прогибаюсь, ставя коленку на стул между его ног. -А оно тебе надо? Нет смысла отвечать, потому что в любом ответе сейчас он начнет копаться. Он лишь продолжительно смотрит мне в глаза, тем самым давая мне понять, что «вслух» я просто ничей. Связать нас еще плотнее? И в нашем случае это не секс, а… кровавое рваное касание губ и сплетение языков, в котором лидирует явно Леви. Не поцелуй. Это было бы слишком скучно. Лучше кусать губы друг друга, пытаясь взять вверх. Он делает это слишком умело. Конечно, по сравнению со мной. Подобным никогда не занимался, отчего сейчас моим губам достается больше, чем его. Я попросту не могу поймать их, слишком быстрые. Даже его язык, проталкиваясь в мой рот, каким-то странным образом уходит от моих зубов, что я стараюсь нарочно сжать. Плевать, что получу оплеух, главное, чтобы почувствовать как это. Больно. Губы ведь намного чувствительнее. Теперь это ещё одно моё любимое занятие. Мокро. Слюни стекают изо рта, марая мой подбородок, да и подбородок Леви марают его слюни. Или это мои, а на моем – его – неважно. Чувствую металлический привкус – Леви удалось сделать ранку кровоточащей. Хах, это, конечно, не секс, но доставляет своё, необычно удовольствие. Губы медленно, но верно опухают, отчего становятся еще менее проворными. Смотрит в мои приоткрытые глаза, пытаясь сделать мне еще больнее. Видит, что нравится. Облизываю его кровавые губы и отдаляюсь, облизывая свои. Сижу на его коленях, смотря на его бледное лицо. Его внешность слишком приятна, так, что хотелось бы сделать на лице несколько глубоких порезов, чтобы было еще красивее. Красота, измазанная алой кровью; красота, не достойная крови. Кошусь глазами на лист бумаги, на котором написана моя биография. Беру в руки и зачитываю несколько строчек, подчеркнутых красной ручкой: -"Жестокий, не щадящий людей". Водит руками по моей спине, заставляя меня продолжать: -"Простые вещи недоступные для понимания, а что понимает - не понимают многие". Касается губами моей ключицы, приближаясь к шее. -"Садизм - желание убивать, издеваться; желание подчиняться - мазохизм". Кусает шею, проводя пальцами по ранам на спине. -Хах... "Привлекательное телосложение". Ну спасибо. Отдаляется, облизывая губы. А я смотрю на своё фото, на котором выгляжу не так бомжатски, как сейчас: волосы подстрижены, одежда новая и от этого отлично смотрящаяся. Не удерживаюсь и добавляю: -Еще и фотографировал меня. -Всего один раз. Выхватывает бумагу у меня из рук и смотрит на фотографию сам. -Тебе нужно работать фотографом. На фото я получился очаровательно. Скептически смотрит на меня, отпуская поясницу и зазывая подняться с его колен. -Потому что оно чёрно-белое. Фыркает и идёт мыть свою кружку. И всё же… текст надо перечитать, может, чего нового о себе узнаю.