Слишком глубоко

Чтобы ни произошло вчера на допросе, выход из этого может быть только один: я должен убить его. Жизнь Жана и так продлилась дольше, чем я планировал. Вместо отведенных трех недель, я играюсь с ним уже месяц. А Леви торопит меня, будто знает, что я сам с собой договорился об этих трех неделях. Но что-то заставляет меня сомневаться. Нет, я хочу убить Жана, без сомнений, но что-то еще становится параллельно этому желанию. И это меня бесит. Мне нельзя сомневаться. Это все из-за Жана. Хах, он что-то типа становится моей слабостью. Не станет. Выходя из своей комнаты, я сразу же почувствовал запах какой-то еды. В понедельник Ханджи не ограничила себя кружкой чая и несколькими печеньями? Захожу на кухню, чтобы убедиться в этом. Тетка с полным ртом еды пытается сказать что-то, конечно, я не разбираю ее речь, поэтому, быстро прожевав, она повторяет снова: -Эрен, садись, поешь. -Нет, я не голоден. -Да хватит, я не смогу столько съесть! Давай, садись. Так нужно было готовить меньше… -Я же сказал, что не хочу. -Давай-давай, милый, а то вон, худой и бледный. Нужно же хоть что-нибудь есть! Схватив меня за руку и посадив на кухонный диван, Ханджи наложила мне небольшую тарелку с завтраком. Им, кстати, оказалась типичная яичница. Я даже ее запах перестал узнавать. Быстро засунув в себя эту массу, я поспешил идти, чтоб тетка еще чего не надумала. Вроде вкусно, а вроде и тошнить начинает. До школы добрался быстро, опоздал на 30 минут, зато поел и покурил, ага. Смысла идти на первый урок не было, поэтому я остался на первом этаже. Возможно, получится на этой перемене с Жаном встретиться. Вытягиваю ноги, опираюсь спиной о выпирающий край подоконника и устремляю взгляд вперед. Стоит ли мне сегодня откуда-то ждать подвоха? Вдруг Жан обо всем знает, или узнал всё с их помощью? Согласился помочь в поимке меня, менты подговорили его и он нарочно выведет меня из себя, а они из-за угла выпрыгнут и наденут на мои запястья наручники со словами «ты обвиняешься в двух убийствах, а может и в трех-четырех, если уж нашли нарушителя, то можно приписать тебе еще парочку». Тогда мне следует быть аккуратным? Да. Если бы я был знаком с Жаном день или два, то определенно, да. Но я могу точно предугадать одну важную вещь: даже если ему носом ткнут в доказательства того, что я убийца, и убил его дружка, он предпочтет поговорить об этом со мной. Без заговоров, по-обычному, будто о делах на работе со старым знакомым. Поэтому я спокоен. Звонок с урока прозвенел слишком неожиданно, из своих рассуждений я выпал обратно в реальность. Посмотрев на часы, я стал ждать Жана. Проходит минута, две, три, четыре, а его все нет. Что, снова заеб «сижу в классе и унываю»? Но нам обязательно нужно поговорить, поэтому пойду к нему сам. Подхожу к расписанию, смотрю, в каком кабинете у него сейчас должен быть урок. Поднимаюсь на нужный этаж, подхожу к нужному кабинету. Он открыт, большая часть учеников должна быть уже в классе. Без сомнений заглядываю внутрь. Скольжу глазами по партам и ученикам, сидящим за ними или стоящими рядом. Ага, вот и Жан. Слишком задумчивый, понурый и серьезный он сидит на последней парте ряда, что ближе ко мне. Глазами смотрит куда-то в парту, естественно, меня он не увидел. Напрягаюсь. Сомневаюсь. Подойти сейчас или после этого урока славиться? Мне не нравится его лицо, и одет он сегодня слишком странно для него, будто ему было действительно насрать, что он идет в школу, то есть, в таком виде его увидят множество людей. Вчерашний допрос. Что же там было? Это определенно из-за него. Он уже появился в классе, поэтому вряд ли уйдет с этого урока, а наш разговор подразумевает именно это, поэтому лучше мне подойти сюда на следующей перемене. Задом отхожу от класса. Хах, надо же, похоже я все-таки прав. Если бы его подговорили, он бы сам рвался на разговор. Но он выглядит именно таким: желающим разобраться во всем самому. Что ж, валяй.

***

Эти сорок минут шли слишком долго. Видимо, виной тому то, что моей заднице явно не сидится здесь. Тот момент, когда жопой чую, что не должен находиться здесь. Или просто не хочу, тоже сойдет. Как только прозвенел звонок, я сорвался с места и направился к кабинету, у которого стоял на прошлой перемене. Нужно успеть, ведь Жан может свалить оттуда так же быстро, как я. Но он вышел не первым и не вторым. Наоборот, почти в самом конце, когда основная половина класса покинула кабинет. Создается впечатление, будто он там спал, и его нечаянно разбудили, только поэтому он, наконец, появляется в дверях. Поднимает взгляд, сразу же замечает меня. Конечно, блять, ведь я стою в двух шагах от двери и плюс к тому ровно напротив. Обычно он приветственно улыбается, но не сейчас. Мне приходится первым говорить: -Привет. -Ты чего здесь стоишь? И говорит он иначе. -Тебя ждал. -Я домой сейчас, если хочешь, пошли, покурим. Киваю. Именно это мне и нужно было. Но домой он, естественно, не пойдет. В полном молчании спускаемся до первого этажа, выходим из школы и заходим за угол. Я иду чуть поодаль него, но со спокойствием могу разглядеть его профиль. Мешки под глазами и усталый взгляд, направленный в никуда. Сколько раз я уже вижу его таким? И каждый раз по разным причинам. Сейчас виной тому допрос. Я обязан знать, что было вчера. Какие вопросы ему задавали. Что он сам смог понять. -Жан? Как только мы оба подкуриваем, я решаю приступить к разговору. -Что. -Вчера что-то случилось? Он делает глубокий затяг, потом второй, громко выдыхает дым и поднимает взгляд на меня. Тяжелый. Отчаявшийся. Не верящий. -Я был на допросе. -Там что-то произошло? Ты сам не свой. -Да, наверное, произошло. -И что же? -Мне... задавали вопросы, на которые я знал ответы. И это было самое хуевое. Я, кажется, уже могу предположить их. -Какие вопросы, кстати, задавали? Опирается спиной о кирпичную стену и начинает говорить голосом шелестящим, еле разбираемым, не делая интонацию вопросительной: -"Не знаю ли я, что он мог плохого сделать кому-то, даже не подозревая этого". Мне. -"Говорил ли он мне что-то очень важное, касающееся, непосредственно, кого-то, кто в следствии узнал о том, что он говорил". Говорил. Про меня. -"Пытался ли он разгадать чьи-то прошлые не очень положительные поступки". Пытался. Мои. -"С вами был кто-то третий в последние дни перед его пропажей". Я. -"Этот человек до сих пор находится рядом". Вот он я, собственной персоной. Не меняюсь в лице, выбрасываю окурок, достаю новую сигарету. Сейчас будет что-то. Очень сильное. Я хотел ведь увидеть это? Смотри. Жан замолкает, я все так же пристально смотрю на него, пытаясь уловить каждое подрагивание его пальцев рук, его губ и ресниц. Он громко сглатывает и поднимает глаза на меня. Они блестят, расширяются и голос его становится громче, но остается дрожащим, не уверенным: -Тогда, после школы, в тот последний его день, я звонил тебе. Ты ведь не домой ушел? Поджимаю нижнюю губу. Вспомнил. Я так и предполагал, что тот его звонок мне боком выйдет. -Та девчонка пропала после того, как ты пошел с ней гулять. Так, стоп, откуда он знает… -Это правда, что ты каждый день с собой в рюкзаке носишь здоровенный нож? Свожу брови к переносице. Жан резко выпрямляется и громко восклицает: -Блять, Эрен, ну, скажи хоть что-нибудь! Он показывает мне свое отчаяние, свое разочарование во мне и всю боль. А я смотрю на него своим настоящим взглядом. Теперь, наконец, мне не нужно притворяться. -Твоё лицо... я что, в точку попал? Не может быть... Он отрицательно машет головой, будто не веря в свои же мысли. -Он был прав? Я сам убил его тем, что рассказал те догадки о тебе?! Эрен, блять! Слишком близко приближается ко мне, хватает за плечи и начинает трясти. -Хватит так смотреть на меня, будто хочешь убить здесь и сейчас!! -Не трогай меня. Он не слышал такого моего голоса. Опешил, в удивлении отходит назад. Леви. Больше и некому. Решил ускорить события, залез в мой телефон позавчера, записал номер Жана и слил меня ему. Чтобы не осталось шансов, что и в этот раз Жан будет верить в свои прячущиеся далеко внутри подозрения, а не своей интуиции. Что делать. Нельзя Жану домой уходить. Ладно. Попробую кое-что. Не меняясь в лице, поджигая еще одну сигарету, я начинаю говорить: -Тебе кто-то звонил вчера и рассказал несколько удручающих фактов обо мне, которые ты сейчас и озвучил, так ведь? Не сразу, неуверенно, но кивает. -Факты? Значит, всё это правда? -Жан, я тебе друг? -Ты... смотря правда это или нет. -Но постой. Даже если это правда, я ведь всё это время общался с тобой, ты не знал этого, но это было. Значит после того, как узнал, я сам не изменился, я изменился лишь в твоих глазах, понимаешь? Так может не будем разводить драму. -Что? Что за предложения такие? Ты убил моего друга, черт возьми. Ты убил свою девушку, мать твою! Ты хоть понимаешь это? -Девушка? Ты что, до сих пор не въехал. Она не была моей девушкой. Она была больной сукой, следившей за каждым моим шагом. Она меня жутко напрягала, вот я и решил избавиться от нее. Как же бесит. Почему она до сих пор лезет в каждую дырку, ебаная затычка. Сдохла, давно гнилая, вот и лежи себе там. -Ты говорил, у вас был секс... -Да, я трахал ее, когда она была на издыхании. Это был мой первый раз членом! Хаха, и у нее, кстати, тоже. Он застыл с полуоткрытым ртом, перестал даже моргать. А я делаю еще один затяг и снова спрашиваю, как ни в чем не бывало: -Так я тебе друг? Отвечает медленно, еле заметно пятясь назад: -Я думаю, что нет. -А в субботу ты считал иначе. -Потому что в субботу я не знал, что это ты убил их! Сука, блять... Эрен... Чего это..? У него глаза слезятся… Неужели я настолько расстроил его. -Ты поддерживал меня, ты говорил, что "он еще жив, не переживай, Жан, всё обойдется". Ты делал горестное лицо, ты делал вид, что сочувствуешь. И дело даже не в том, что ты искусный симулянт, дело в том, что ты убил, и ты знал, как хуево мне будет от этой смерти, но все равно сделал это. Чтобы поиздеваться, да? Тогда лучше бы ты просто исчез, послал бы меня куда дальше, мол, ною, как тряпка, но нет, так было бы скучнее для тебя, я прав? Помнишь... ты задал мне вопрос, почему именно ты стал заменой ему? Я, кажется, понял. Ты... ты смотрел на меня таким же взглядом. Подумать только, даже это было ложью. Ты смотрел на меня взглядом обычного подростка, как ты делаешь это?! Сейчас, если бы ты был таким тогда, я бы сразу всё понял! Да у тебя на лице написано, что... что ты ненормальный... Эрен... Он закусывает губу и вытирает слезы, которые так и застыли в уголках его глаз. -Ты, тот, что был в субботу и ранее - мой друг. А тебя сейчас я не знаю. -Ха... Хаха... Хаха. Понесло его. Бедненький. -Нытики сраные. Как вы меня заебали. Я приближаюсь к нему, хватаю его за рукав и веду подальше отсюда. -Эй, отпусти. -Народа здесь многовато, зайдешь ко мне в гости? Ничего не отвечает. Принимаю за согласие. Тебе не нравится мое амплуа убийцы, а мне твое такое – тоже не нравится. Раздваиваешь меня, придумываешь всякую херню, лишь бы не сказать прямо, что боишься меня, что восхищаешься мной, ведь так умело играть и скрывать свою сущность не каждый сможет. Тогда и я тебя разделю: на Жана, который заставлял меня сомневаться, и Жана, которого хочется расчленить на еще больше частей. Хорошо, что Ханджи на работе, иначе были бы лишние вопросы. Каждые их речи сводятся к одному и тому же. Если я издеваюсь над людьми, если мне нравится делать это, если я истекаю слюнями от этих мыслей, если у меня член колом стоит от подобных фантазий, это обязательно будет служить основным критерием в их ебаной выдуманной нормальности-ненормальности. От этого нет никакого смысла. Если я испытываю удовольствие от резки чьей-то плоти, мой разум не повернется от осознания того, что это, мол неправильно. Я не изменюсь от одного этого слова и всего того, что за ним якобы скрывается. И если человек вдруг решил отказаться от этого удовольствия, то это не из-за того, что ему подсказали это правила нормальности, а потому что он долбаеб, раз хочет присоединиться к этим ебланам. Когда они уже начнут приводить более весомые аргументы, а не те, что «у тебя на лице написано, что ты ненормальный». Какой это вообще. Что это вообще. Я быстро довожу его до своего дома. Он не сводит с меня глаз, готовый, наверное, в любую секунду врезать мне, тем самым защитить себя, а потом съебаться. В лифте он встает дальше от меня. А ведь он считал меня другом. Не знал всего лишь одной моей тайны. Одной и единственной. Вот и доверяй после этого людям. Хах, будто хотелось. Скашиваю глаза на него, он смотрит прямо на меня. Он немного успокоился. А я подливаю масла в почти затухший огонь: -Я не больной. Меня просто возбуждает убийство. Это разные вещи. Какой раз пытаюсь вдолбить им это. Он вздрагивает. Напрягается. Но положения не меняет. Выходим из лифта, я открываю дверь и запускаю своего гостя в квартиру, следом захожу сам. Еще раз убедился, что у Ханджи не возникло каких-то отклонений от графика, и она уже ушла на работу. Быстро разуваюсь, жду, когда разуется Жан. Веду его в свою комнату, захожу следом, закрывая за собой дверь. Жан не боится, потому что знает, если я захочу сделать с ним что-то, он может заорать, бить кулаками в стену, топать ногами по полу, делать всё, что угодно, чтобы его услышали и помешали мне. Делаю два шага вперед, приторно ласково произнося: -Садись. Оцени теперь и ты мою кровать. Садиться он не хочет. Я жду несколько секунд, но когда никаких движений со стороны Жана не наблюдаю, резко приближаюсь к нему, хватаю за руку и швыряю на место рядом с диваном. Из-за того, что я действовал быстро, он и не понял ни черта, поэтому мне удалось это сделать. Теперь он сидит на полу, опираясь спиной о кровать. Я стою напротив него. Жан. Я бы смог назвать тебя хорошим парнем, но у меня уже припрятана другая причина для убийства тебя. В этом не было смысла, абсолютно никакого, поэтому искать его бесполезно. Твой друг умер просто так, просто потому что так вышло. Каждый в этом мире умирает по нелепой случайности. Даже естественная остановка сердца – тоже нелепость. Я причинил тебе много боли, это лишь значит, что ты хорошенько запомнишь меня. Сколько тебе? Семнадцать? Уничтожу большую жизнь, уничтожу большое будущее. Если бы я не знал, что человеческое тело может быть завидной игрушкой в умелых руках, я бы, наверное, так и сидел в своей комнате, думая о том, почему этот мир так несправедлив. Думая о своей матери за стеной, которая была просто больной, которая и не мать мне вовсе, потому что только и делала, что унижала меня. Думая о своем отце, который придет с работы, и снова будет бухать на кухне, орать, говорить всякий бред, а потом снова захочет порезать мое тело, показывая свою гребаную силу, но от которой я всегда приходил в восторг. Я стал сильнее. Хотелось бы показать ему, насколько. Меня отвлекает движение напротив. Жан все это время сидел, не двигаясь, но теперь, видимо, некоторые части его тела замлели. Жан. Точно. На допросе ему задавали вполне себе точные вопросы, полностью указывающие на мою личность. Это значит, что я опять в чертовом центре мишени. Есть ли еще подозреваемые? Вряд ли. А после того, как и Жан окажется мертв – и подавно. Мне остается лишь делать все как обычно: убить и спрятать тело, убрать все улики. Тогда доказать чего-то просто невозможно, а со своими догадками катитесь нахуй. Разве что в этот раз мне придется скрыться. Да, сымитировать боль от утраты друга, или какая-то подобная лапша. И откажусь я от проверки моего психического состояния. К чему мне это? Со мной все замечательно. Хах, затишье наступает не перед убийством, а после него. По крайней мере, по такой системе действую я. Перестаю ходить по комнате туда-сюда. Останавливаюсь прямо напротив своего названного друга. Поднимаю взгляд на него. Он тоже смотрит точно в мои глаза. Отчетливое понимание. Испуг. Затуманенный разум. Оскал. Ха-ха.