Не читай мой дневник

Мы не провожали ребят. Наверное, потому что не хотелось смотреть на вертолет: появилась бы банальная зависть. А мы не допускали таких чувств по отношению друг к другу. В семье нет зависти. И нет отказа. Если подумать, мне часто приходили мысли о своем прошлом. Откуда я знала, сколько мне лет? Откуда прорывались какие-то странные люди, которых я, казалось, ни разу в жизни не видела? Ребята помнили свои семьи. Бывало, говорили о них. Но это происходило настолько редко, что по пальцам можно было пересчитать такие моменты полного откровения. Глядя на свою фотографию в кожаной обертке, которые выдало нам Правительство, я совсем забыла, что все вокруг сон. Реальность слишком отвратительна, чтобы чудовище могло считаться человеком. Да еще и государственным агентом. -В Правительстве, похоже, совсем с ума сошли,- сказал Джаред, закуривая. -Скорее уж мы творим странные вещи,- отозвалась я.- Эти ребята точно в курсе, кто мы такие. Где гарантии, что нас не упекут за решетку после окончания задания? Джаред покачал головой. -Им это невыгодно. Государству всегда нужны собаки для битья.- Стиснув зубы, затушил сигарету. -Ты не хочешь отучиться в школе? -Так поздно ведь. -Можно поддельные документы сделать. -Они у нас уже есть. -И поддельная жизнь. -Да. Я посмотрела на часы. Минутная стрелка сместилась всего на чуть-чуть. -Проводил какие-нибудь опыты? -Нет. Не хочу пугать детективчика. -Чувак, тебе всего восемнадцать. А тому персонажу явно будет побольше. -Предлагаешь говорить с уважением? -Предлагаю говорить с уважением. -Что ж... В нашей ненормальности было больше нормального, чем думали многие. Просто из разнообразных, непохожих друг на друга кусочков собирался пестрый, ляповатый пазл, на который все смотрели с удивлением и отвращением. Поэтому я никогда не понимала, почему люди навешивают друг на друга клише. Почему так убежденно и свято верят своим ощущениям. Человек не может выражаться в чувствах, что вызывает у других людей. Человек выражается в печали. Душа плачет у всех. Только у кого-то - от счастья, а у кого-то - от невообразимого горя, которое очень медленно и незаметно захватывает власть над телом. И тело в итоге сдается. У нас такого не было никогда. У нас словно и не было души, а лишь проявлялись проблески милосердия и человечности. Нечему было плакать. Сильные ребята, пережившие многое за столь короткую жизнь? Нет. Слабые. У которых даже слезы не текли. -Привет, коллеги. Надеюсь, мы с вами сработаемся. Не сработаемся - это лично ваши проблемы, меня все устроит в любом случае.- И человек широко улыбнулся. Мы с Джаредом, кажется, синхронно посмотрели на входную дверь. Распахнута настежь. -Даа... я не постучался. Извините. Не терпелось войти. А у вас, я смотрю, с реакцией проблемы. -Вы нашу реакцию проверяли?- усмехнулась я. -Ну а что же?- Гость как-то странно надул щеки, а потом снова улыбнулся. Но быстро, ненатурально. Как будто того требовал этикет, а он не привык нарушать даже то, что в расчет для себя не брал. -Если хотите, можете точно так же зайти завтра, но вести расследование в больнице вам вряд ли понравится,- отозвался Джаред. Я засмеялась, но не в голос. Визитер улыбнулся, хлопнул в ладоши и выдал: -Ну ладно, ребята. Работать, пожалуй, начнем с сегодняшнего вечера. Я на это время поживу здесь, ладно? Ну, вы же понимаете, нам лучше не разделяться. -Понимаем,- кивнула я.- Так мне тоже здесь жить? -А вы не здесь живете? -Нет. Детектив неожиданно стал ходить взад-вперед по комнате, бормоча себе под нос что-то вроде: "Девушка... девушка... меня никто не предупреждал о девушке". Я наблюдала за его реакцией с нескрываемым интересом. Давно я не чувствовала такой жизни. Давно я не видела ее. Мне казалось тогда, что вся жизнь собрана по барам, где крутились-вертелись танцовщицы, орала громкая музыка и литры алкоголя растекались по стойке. Но, увидев этого человека, я поняла, что то была не жизнь. То был костер, в который каждый приходящий добровольно себя вносил. И просто ожогами не отделывался. Опаливал себе все тело. До мяса. И только тогда не чувствовал боли, когда к ней привыкал. Поэтому в пекло и возвращался. -Что ж, ты тоже сюда переезжай. Тут есть еще одна комната? Джаред только кивнул в сторону запертой двери. -Вот и отлично! Будем жить все вместе! Через час вернусь, только перевезу вещи!- И странный тип широкими, резкими шагами направился к двери. Я могла бы неотрывно наблюдать за той походкой, легкой, живой, точно вопившей об эмоциях, которые мы все давным-давно, еще в детстве, в себе придушили. Да мы все еще были детьми, чего уж там. В восемнадцать все еще не наигрались в добро и зло, в коварство и милосердие. Нас некому было успокоить. Нас только раззадоривали все больше и больше. Нет, вовсе не как быков на корриде. А как детей, которых учат сначала сидеть, потом ходить. И надеются, что пойдут они именно туда, куда им укажут. Джаред остановил его у самого выхода: -Как вас зовут хоть? -Тебя зовут!- мигом поправил мужчина.- Чарли, просто Чарли. Увидимся через час, ребятки! В моей жизни было мало живительной прохлады, только палящее солнце и вечная мерзлота. Но из-за того человека я напрочь забыла о том, кто я такая. Сквозь одежду я чувствовала ледяное лезвие припрятанного по старой привычке ножа. Никогда до этого меня так не тяготила эта вещь, лежавшая в потайном кармане штанов. Никогда до этого я не задумывалась о том, что меня потянуло к кому-то, кроме Него. Как сказать, задумывалась... Это был секундный порыв, попытавшийся сдуть с меня насевшую пыль бесчисленных грехов и выдуть запах мертвечины. Для меня планета крутилась только вокруг Него. Он был солнцем, господствовавшим в вышине. А мы были избранными, которые могли лицезреть прекрасный лик Бога. В восемнадцать лет было так приятно думать о своей исключительности! И так омерзительно попытаться допустить в себе мысли о том, что есть кто-то еще, уподобленный Ему! Сразу после ухода... Чарли... я пошла к Нему. Мне надо было убедиться. Мне надо было постоянно убеждаться. И Он это знал, практически ничего не говорил. Я все и сама понимала, и каждый раз заново убеждалась в Его святости и своей рабской покорности. Так, как Он улыбался тогда, Он еще никогда мне не улыбался. Поэтому это так завораживало наивную восемнадцатилетнюю дуреху, подобострастно глядевшую только на одного мужчину в своей короткой, пока еще ничему не научившей ее жизни. Это был возраст, когда, как мне казалось, было поздно делать абсолютно все: учиться, думать, принимать другие мысли и чужие мнения. Потому те годы были самыми грязными. Первые недели Дженс мне звонил. Потом остро накатило одиночество, и я просто сидела и смотрела на телефон, разглядывая его темный, поцарапанный экран. Не с кем было говорить и некуда было пойти. В одиночку мы никому не были нужны, но вместе мы составляли единого человека с его парадоксами, его эмоциями и чувствами. Жестянки, что с нас можно было взять... Чарли завалил всю квартиру своими вещами. Целыми днями азартно бегал где-то, что-то выискивая и находя. На нас он не обращал абсолютно никакого внимания. Бывало, выскакивал совсем голый из душа с воплем: "Ну конечно! Какой же я придурок!" и яростно записывал что-то в свой блокнот, разрывая стержнем страницы. Джареду ничего не стоило молчать днями. Но мне-то нужно было говорить. Нужно было двигаться, делать что-то. Сидение в четырех стенах очень быстро меня убивало, заставляло задуматься о таких вещах, о которых думать я себе не позволяла. Просто те мысли отравляли мозг. Даже заставляли чувствовать себя избитой, уродливой, психически ненормальной. Нет жизни в мыслях. Есть жизнь в движении. Чарли не замечал, как я выскальзывала из квартиры, где нам велено было сидеть. Только Джаред провожал меня своими задумчивыми голубыми глазами. Он словно негласно взял на себя роль Дженса. Я не удивилась бы, если бы он пошел следом за мной, отобрал у меня сигареты, которые я покупала в ближайшем киоске, и за шкирку вытащил из бара. Я, как ребенок, тянула все себе в рот: сигареты, выпивку. Наверное, все мы дети. И остались детьми, даже когда выросли. Ведь только ребенок жесток настолько, чтобы с холодным спокойствием и нескрываемой яростью в глазах сцепиться с другим ребенком за разбуренный замок из песка. На стойке танцевали две девушки. Голые? Нет. Иной раз недораздетость впечатляет больше, чем полная обнаженность. Сидя напротив стойки и глядя на них, я в который раз поражалась красоте и гибкости женского тела. Только это тело предназначено для убийств, ограблений, для всего противозаконного. Только женщины могут совершать безумные вещи, и им это прощается. Для мужчины существовало и существует слишком много законов, которые он постоянно нарушает. А женщина слишком умело их обходит. В восемнадцать было чертовски приятно осознавать себя женщиной. -Ты лесбиянка? Я усмехнулась, приглашая его сесть. -У этих дамочек можно поучиться азам проникновения в полуоткрытое окно. Помогает при работе. Чарли рассмеялся и скинул свою кожаную куртку. Она была не такая, как у Джареда: новая, блестящая, пахнувшая дорогим одеколоном и кожей. -Сколько тебе лет? -Восемнадцать. Он протянул руку и вытащил у меня изо рта сигарету. -Обалдел? -Это ты обалдела. Покажи мне хоть одного мужика, которому понравится смотреть, как женщина тянет себе всякую гадость в рот! -Любой мужик, ты в том числе,- усмехнулась я.- И только попробуй сказать, что тебе не нравится, когда тебе отсасывают. Чарли удивленно вскинул брови, но улыбнулся. -Хэй, малявка, ты откуда таких слов понабралась? Я отхлебнула пива из полупустого стакана и пожала плечами. -Я с девяти лет с ребятами живу. А это тебе не институт благородных девиц. -Да уж. Пойду, возьму и себе чего-нибудь выпить. Его походка, даже вся его фигура не вписывалась в это место. Благородство, вот что было в ней. И мне нравилось наблюдать за благородством. Видимо, любовные истории с принцем на белом коне закачаны в женский мозг на генетическом уровне. По-другому я никогда не могла объяснить, отчего даже самые отчаянные змеи и шлюхи в глубине души все равно мечтают о красивой сказке. -Этот парень вообще когда-нибудь говорит?- спросил Чарли, снова усаживаясь напротив меня. -Джаред?- Неуверенный, но заинтересованный кивок.- Говорит... Ты что, не знаешь, как его зовут?- Смущенная улыбка в знак отрицания.- Ты вообще хоть что-нибудь о нас знаешь? -Я о тебе много знаю.- Чарли даже тыкнул в меня пальцем. -Много? -Тебя зовут Джейн, и тебя надо бояться. Я рассмеялась. -Ты что, серьезно? -Вполне.- Его зеленые глаза весело блестели из-под челки. -Открыл Америку! Конечно, убийцу надо бояться! -А не в этом дело. -Как не в этом? -Тебя надо бояться, потому что ты за минуту можешь соблазнить мужчину. Это правда, кстати?- сквозь смех проговорил Чарли. -Смотри пивом не подавись, придурок,- скривилась я, кидаясь в него салфеткой.- Не веришь?- Он закачал головой.- Выбирай любого.- Я обвела задымленный зал рукой. Чарли даже не стал никого разглядывать, просто указал на себя. -Уверен?- подыграла ему я. -Абсолютно. -Тогда смотри. -Уже начинать? Я тогда всего лишь хмыкнула и потянулась к стакану с пивом. Меня повеселил выдуманный обо мне миф. Когда мы вернулись вдвоем, Джаред слегка удивленно выгнул бровь, но это могла заметить только я. Прекрасно знала каждое выражение его лица. Так страшно знать многое о другом человеке. Но рядом со страхом всегда шло любопытство, безграничный интерес. Хотелось вечных загадок и легких ответов. Даже монстр может быть парадоксальным. На следующий день Чарли снова забегал по каким-то расследованиям. Меня порывало спросить, почему он не работал в своем кабинете, а занял нашу квартиру, но я молча готовила есть, мыла посуду и уходила. Играла в невидимку, за которой следят. Иногда по вечерам ко мне заходил Джаред, и мы долго молчали, разговаривая. Нам казалось, что так умели только мы. Кто его знает, может, это и правда было так. Но иногда мы слышали голоса друг друга. Когда глаза, выражения лиц и положение тел не могли сказать о наболевшем. -Ребята совсем не звонят. -Тебе тоже?- Джаред кивнул.- Наверное, работают уже. -Скорее всего. Ты как? Я улыбнулась. -Нормально я. Что со мной сделается? -Тебе скучно.- Джаред раскинулся на кровати. -А тебе нет? -Я привык к скуке. Боль надо любить, а к скуке привыкать.- Он кивнул на свою руку.- Ложись. Я усмехнулась, но все-таки легла, тоже, как и он, уставившись в потолок. Кроме люстры на нем ничего не было. Но пустота чаще привлекает внимание, чем наполненность. Снова парадокс? Черт возьми, да! С того вечера мы стали постоянно лежать рядом, глядя вверх и перекидываясь всего парой фраз. Иногда так и засыпали. А будил нас голодный Чарли. То, что нам казалось нормальным спать вместе, в Чарли пробуждало какие-то странные мысли и восклицания вроде: "Простите, что прервал интимную сцену!". Вполне возможно, он был экстрасенсом или просто проницательным человеком. Кто его знает. Но именно Джаред стал моим первым настоящим мужчиной. Нам тогда было уже по девятнадцать. И ту осторожность, нежность, безотказность я запомнила надолго. Тот первый, настоящий свой раз и голос Джареда, казавшийся мне непревзойденной мелодией величайших композиторов. Плевать, что я тогда я не знала ни Баха, ни Шопена, ни Бетховена. Мне все казалось сказкой, той самой, о которой так мечтает каждая женщина. В тот раз Джаред словно видел во мне красивую фарфоровую куклу, которую так легко разбить, но которой так приятно наслаждаться. А я видела в нем принца с сияющими от радости и желания синими глазами. Спроси тогда у нас, как все произошло, мы бы не ответили. Потому что хватило всего одного взгляда, чтобы узнать новые стороны взрослой жизни. Сумасшествие? Не уверена. Стопроцентное сумасшествие началось потом. Когда мы стали понимать, что нас невозможно было оторвать друг от друга. Та связь, казалось, была сильнее любовной. Она была маниакальной. Стремительной. Ужасающе ослепительной и неистовой. Мы стали заниматься любовью каждую ночь. Хотя нет, любовью - громко сказано. Возможно, поначалу та нежность и неповторимость была сравнима с любовью, но постепенно все вышло из-под нашего контроля. Мы стали друг на друге отрываться. Наверное, поэтому наша связь и была настолько прочной, нерушимой. Мы знали все секреты друг друга. Мы впитывали каждую эмоцию. Мы забирали весь негатив. Как? Не через нежность и ласку. А через боль. Пока Чарли ничего не замечал, мы уходили в мою квартиру. В коридоре, в лифте - все тот же напускной холод и молчание. За запертой дверью - разбитые вещи, разорванная одежда и яростный ураган сцепившихся в отчаянном припадке тел. Царапая кожу Джареда, я выплескивала все посторонние мысли, всю муку, которую они мне причиняли одним только появлением в моей голове. Оставляя на мне синяки, Джаред избавлялся от испытания молчанием, от той пытки, которой он подверг себя сам. Чарли не замечал, казалось, ничего: ни отметин на руках Джареда, ни синеватого кольца на моей шее. Поначалу мы наглухо одевались, но потом стали спокойно ходить в открытой одежде, щеголяя синяками и царапинами и провожая друг друга только нам понятными взглядами. В девятнадцать лет, благодаря Джареду, я поняла, что всю грязь, скопившуюся внутри, можно выплескивать через боль, которая в соитии с еще одним минусом дает потрясающий, неповторимый плюс. -Да у тебя синяки по всему телу,- удивленно проговорил Чарли как-то за ужином. Это было через полгода после начала нашей работы с Правительством. -Тренировалась,- отозвалась я с непроницаемым лицом, собирая со стола крошки от уже съеденного пирожного. Чарли отогнул воротник моей рубашки. -Ты их чем-нибудь помазала? -Нет. А надо? -Вот дуреха! Подойдешь после еды - я обработаю: быстрее сойдут. -Хорошо. Были в нас и свои плюсы. Мы могли лгать, вроде бы говоря правду. Тело никогда нас не подводило. Почему? Только лет через пять я подумала: потому что подводить телу было нечего. Душа давно умерла под тяжестью груза, свалившегося на нее. Или не умерла, а впала в кому, из которой уже вряд ли бы выбралась. -Ваши ребята возвращаются через три дня,- сказал Чарли, уже обрабатывая мои царапины и синяки.- Осталось только вырезать центр. Я его уже нашел. Тебе не больно?- Я покачала головой. -Можно было сразу с него и начать,- подал голос Джаред.- Зачем надо было рисковать и начинать с мелких пешек? -Начали не с мелких пешек, а с дружественных им организаций. Эти боевики не единственные в стране. Поэтому и было решено медленно, месяцев шесть, перекрывать им кислород, уничтожая их партнеров. -Коварно. -Забавно. -А ты молчи, малявка! Изуродовала себе вон все тело, лечи ее теперь! -Мое тело все еще прекрасно,- возразила я. Чарли обработал очередную ссадину и вздохнул: -Оно не все еще, а просто прекрасно. -Ну, так наслаждайся, пока дают возможность! -Вот зараза мелкая!- прошипел Чарли, надавливая на свежий синяк. Я только усмехнулась. -Ну, ойкни хоть ради приличия! -Ой,- весело ответила я. Джаред засмеялся. Нельзя сказать, что мы редко смеялись. Смех не был непозволительной роскошью. Даже детьми мы понимали, что в нем можно было забыться. Позже решили, что смех и боль имели одни и те же свойства. Мы делали страшные выводы. Но они вряд ли были страшнее нас самих. -Джейн, сходим в клуб? -Сходим,- согласилась я. -Джаред, пойдешь? -Нет. Чарли накинул мне на плечи приспущенную рубашку. -Все. Иди, собирайся. -Вы оба упадете в обморок, когда я выйду,- грустно усмехнулась я. -Я уже готов упасть,- улыбнулся Чарли и легко ударил меня по ноге.- Иди давай. А то знаю я, как женщины собираются!.. Нормальные женщины, которые красятся, делают прическу и теряются в собственном гардеробе. В тот вечер Чарли учил меня быть такой, как другие девушки: строить глазки парням, потом обжиматься с ними и заливисто хихикать над дурацкими шутками. Служить украшением, несопоставимым с грязью и задымленностью того места. Но я не умела строить глазки. Не любила излишних касаний от чужих мне людей. Меня не веселили рассказы, казавшиеся большинству гениальностью в области юмора. Странно было впервые почувствовать себя плохой ученицей. -Тебе нравятся вот такие?- И я кивнула на группку хихикавших девиц в коротких облегающих платьях, которые выставляли то ненормально худые, то смущающе полные ноги на всеобщее обозрение. -Нет, не нравятся,- ответил Чарли, даже не глядя в их сторону. -В таком случае ты странный, потому что к ним подкатывает толпа мужеподобных отморозков. -А ты сама нежность!- фыркнул Чарли. Я посмотрела на него с ехидной усмешкой. -Я человек, который убивает других за деньги. О какой нежности идет речь? -Убивать тоже можно по-разному. -В следующий раз обязательно вспомню о тебе и задушу кого-нибудь не проволокой, а шелковой лентой. -Малявка, ты слишком жестока,- рассмеялся Чарли. -Загадочный "кто-нибудь" выбран. Я могла бы скрутить его играючи, но не хотела портить уже шедшую игру. Все-таки, у нее были свои правила. Вместо этого я позволила ему скрутить меня, словно так и было надо, прекрасно понимая, что те касания были уже далеко не деловыми или приятельскими. В те девятнадцать, когда кровь яростным потоком бурлила внутри, заставляя все тело дрожать от приступов адреналина, мне хотелось играть с людьми. Просто убивать становилось неинтересно. Хотелось их мучить, захотелось познать, что за чувства переполняют, когда перед тобой становятся на колени. В тот год мой личный монстр постепенно отбирал у меня контроль над самой собой. Та грязь, та дикость, в которую он меня обрушил, так и не смылась. Чистой я не стала. Тем вечером я решила проверить, насколько далеко я смогу зайти с Чарли.