Не читай мой дневник

Оказалось, что можно жить двумя жизнями сразу. По крайней мере, у тех боевиков это очень хорошо получалось. Вспоминая их позже, мы чувствовали какую-то несправедливость. Но в тот год нашей бурлящей молодости мы даже не заметили этого. Не обратили внимания на мольбы некоторых не убивать их, ведь за ними были семьи, маленькие дети. Нам казалось это просто отговорками, последними соломинками, за которые хватались те утопавшие. Мерзость. И мы еще увереннее жали на курок. Но почему-то нам не приходила мысль, что в те мгновения, когда на них был наставлен пистолет, они всего лишь думали о тех, кто оставался без них в этом мире, а не о жалком спасении собственной жизни. Им на язык не пришли бы их семьи, окруженные незримой любовью, если бы они не играли действительно важную роль в их жалких существованиях. Но это были тонкости психологии, которую мы постигали всю жизнь. Ничто так не научит разбираться в людях, как личный опыт, пробы и ошибки собственной жизни. Мы вычищали их медленно, без лишней шумихи, параллельно выполняя какие-нибудь мелкие дела. -Твою мать, вот же тяжелый!- прошипел Феликс. -Что, почки опустились, хиляк?- мигом среагировал Дженс, забрасывая труп на самую верхушку пирамиды мертвецов. Феликс, скрипя зубами, закинул еще один. -Аккуратней!- крикнула я.- Она же развалится! -Если кто-нибудь споткнется вон об ту ногу, то произведению искусства точно кранты,- лениво заметил Киун. -Ну так убери ее!- отозвался Джерри, как раз вернувшийся с канистрами бензина. -Пила есть у кого-нибудь? -Есть, но только она слегка заржавела и рассыпалась. Киун пнул воздух в сторону лыбящегося Сэта. -Весельчак, блин! Вот чем мне эту ножищу убрать? Ножом пилить, что ли?! -Отгрызи. Уверен, у тебя получится! -Вашу мать, я убью сейчас этого паразита!! -А смотри, какого паразита я убил!- И Сэт, зачем-то закатив глаза и подвывая, как волк-оборотень, двинулся на Киуна, загородившись трупом одного из боевиков. -Давай драться!- подключился Джерри. А мы весело наблюдали за тем, как дрались "ожившие" мертвецы. Позже воспоминания об этом холодили кожу. Но тогда это было весело. Так же весело, как и для других девятнадцатилетних ребят тусить в клубах и рассказывать дурацкие истории про падения с байка. Но байки не пахнут алкоголем и полежавшей мертвечиной. -Все! Это последний! -Окей, сваливай, а то и тебя окатим! Дженс быстро отошел в сторону, а Джерри, Сэт и Джаред, улюлюкая, выливали на пирамиду трупов горючую жидкость из канистр. -Чур, я поджигаю!!- заорал Феликс. -Фиг тебе! Я тоже хочу!- влезла и я. -Дра-ка! Дра-ка!- проскандировали остальные. -Ставлю на Джейни!!- завопил Сэт. Но тут что-то вспыхнуло, и огонь, охвативший всю пирамиду, пламенной струей устремился ввысь. Джаред покашлял. -Я решил обойтись без мордобоя. -Ну ты и сволочь!- рявкнула я, одним точным хуком в челюсть повалила его на землю и победно уселась сверху.- Ты отобрал у ребенка огонек! Как тебе не стыдно! Джаред только смеялся, пока я тормошила его за воротник теплой куртки. Была поздняя осень. И, казалось, дышали мы и говорили облачками пара. -Резче!- заорал Сэт и внезапно повалился прямо на нас. И снова куча мала, как и в детстве. И все так же тепло. Но не только от жара огромного костра, но и от опаляющей близости каждого из нас, делавшей нас одним единственным и неразделимым Целым. -Джейни, у тебя случайно не третий размер?- озадаченно вопросил Сэт, полеживавший на мне. -У нее второй,- отозвался из-под меня Джаред. -А ты откуда знаешь?- вырвалось у Дженса. -Он мне проспорил и неделю стирал мое нижнее белье,- сказала я. Сразу же раздался хохот, а наша живая пирамида развалилась. Я научилась видеть символы, только став гораздо старше. Жизнь всегда подкидывала нам намеки, но мы не обращали на них никакого внимания. Как и большинство людей вокруг. Хоть чем-то мы не отличались от них, адекватных, нормальных, достойных членов социума, вот только самоназванных и самоутвержденных. Чем громче звучит якобы достойная песня, тем бездарнее ее исполнитель. И снова парадокс. Люди так любят придумывать себе достойные названия, хотя сами этого попросту не заслуживают. Мы всегда создавали только то, чего нам не хватает. А почему нельзя было создавать просто для процесса создания? Нет, такое, конечно, было, но куда реже. Чаще человеку всего было мало: денег, зданий, еды, воды, комплиментов, болезней, оскорблений. А что будет, когда человек создаст все? Скорее всего, он попросту сожрет сам себя. А потом, через сотни тысяч лет, все проиграется по новой. Процесс самоубийства человечества на постоянном повторе. В то время я не любила думать слишком много. Наверное, потому что даже тогда понимала: мысли имеют разрушительную силу. Вовсе не люди, не обстоятельства, а то, что творится у нас в голове, подталкивает на отвратительные и мерзкие поступки. Нельзя обвинять другого в том, что ты стал убийцей. Нет безвольных людей. Есть люди слишком много думающие. Вечерами мы собирались в чьей-нибудь квартире и усаживались около телевизора. Это была чистая формальность, потому что никто программы не смотрел. Просто так нам было спокойно. Умиротворение стало нашим наркотиком. Впервые почувствовав, что это, избавиться от невыносимого желания успокоиться стало невозможно. Под голос дикторши, упоенно читавшей новости, Дженс засыпал у меня на коленях. -Ты ничего не рассказала остальным? -Нет. -Почему?- пробормотал он мне в шею. -Зачем им знать? -Зачем им знать, что мы вместе? -Мы не вместе. Чарли отстранился. -Джейн, перестань. Я промолчала. -Джейн! -Что? -Я люблю тебя. -Ложь. -Ложь? -Ложь. Ты просто меня хочешь. -Дура!- выплюнул Чарли, скидывая меня с коленей на диван. Я молча на него посмотрела. -Я ухожу. -Куда?- произнес он совершенно безэмоционально. -Куда-нибудь. Чарли шумно вздохнул. -Останься. Пожалуйста. -Зачем? -Я прошу. И всякий раз я оставалась. Это не было любовью, симпатией, снисхождением. Скорее жизненная необходимость видеть перед собой те восхищенные глаза, щенячьи покорные и подобострастно пылающие. Уже в двадцать лет я смотрела на мужчин, не просто как на животных, а как на рабов, которых даже покупать не надо было: добровольцы. Все женщины казались мне глупыми и недалекими шлюхами. Был Он. Но существовал еще и четвертый мир: это мы семеро. Я выделяла нас так же, как и раньше. Не было ничего более нормального и прекрасного, чем мы. И ничего более ненавидимого мною в глубине души. Всю молодость любить и ненавидеть... Мучительная пытка и гениальное наказание за совершаемое и совершенное. Убивать становилось скучно. Если раньше по жилам яростной лавиной проходил адреналин, то в тот год я поняла, что внутри как будто что-то умерло. Не было ни приливов радости, ни восхищения, ни опасения, что могли застукать. Пустота. И пустота болела. Чарли не сдавался и уговаривал меня бросить это дело. Но мне необходимо было чувствовать тяжесть пистолета в руке. Без него и ребят я была никем. Так отчетливо в те свои двадцать я этого не понимала, но что-то вроде интуиции раз за разом подталкивало меня к решительным отказам. Да, становилось скучно убивать. Тогда я уходила в клубы. Сначала просто сидела, иногда закуривая и глядя на двигавшиеся в ритм тела, из которых так легко было извлечь душу. Потом наскучило и это. Скука страшна действиями, на которые люди способны пойти, чтобы уничтожить ее. Я нашла лекарство от скуки в плотских утехах. Сравнялась со шлюхами. Сначала имела хоть какой-то стыд и приводила очередных придурков к себе, но потом в открытую раздвигала перед ними ноги в доме Чарли в те дни, когда тот дежурил. Однажды я просчиталась, и Чарли застукал нас с каким-то малолетним недоумком. Его лицо потом долго еще стояло у меня перед глазами. Такой нестерпимой ярости от жуткой боли я никогда не видела. Пока он выкидывал вопившего мальца за двери, я, не одеваясь, чиркнула зажигалкой и закурила. После первой же затяжки сигарету вырвали у меня изо рта и буквально размазали по пепельнице. -Ты всех своих дружков сюда приводишь?- Голос Чарли клокотал от ярости. -Нет, иногда к себе,- ответила я. -Так это все-таки не первый раз? -Ты, надеюсь, не думаешь всерьез, что мы встречаемся?- насмешливо произнесла я. -Шлюха!- И он влепил мне пощечину. Я опешила от неожиданности. -Сука!- Еще один хлопок по другой щеке. Боль и ярость не пугали, а живительными разрядами пробежались по коже, возбуждая каждый нерв и расширяя от наслаждения зрачки. И когда Чарли влепил мне еще одну пощечину, я ничего не сделала. Во всей квартире, еще пару минут назад заполненной стонами и криками, повисла тишина. Потом Чарли как-то конвульсивно дернулся и прошептал: -Господи, я ударил тебя... Грубые руки подняли мое лицо, а сухие губы стали судорожно его целовать, словно пытаясь убрать красные следы от ударов. То, что я не получила от того мальчишки, оказавшегося на улице без штанов, я получила от Чарли, который в ту ночь и боялся до меня дотронуться, и дотрагивался слишком много одновременно. После этого мы стали часто ходить с ним по вечерним улицам города. Молча. Просто держась за руки, сцепление которых провожали разочарованными взглядами шедшие навстречу мужчины. С каждый годом я становилась все большим магнитом для них. И все сильнее хотела научиться это контролировать. В один из зимних вечеров, когда приближалось мое двадцатиоднолетие, мы с Джаредом сидели на полу в его квартире. -Ты его любишь? -Нет. -Тогда зачем? -Мне интересно. Все ли интересы людей законны и справедливы? Есть ли что-то сильнее завладевающее человеком, чем любопытство? Жизнь создала три разрушающие вещи: скуку, интерес и мысль. Может, из-за них мы и умираем? Может, это они изнашивают и истощают наши тела, заколачивая их в деревянные ящики и сжигая в огромной печи? Но если совсем не чувствовать? Не думать? Кем тогда станет человек? Животным или камнем вместо души и праха? Я провела пальцем по красивому подбородку убитого. -Может, ты слишком много думал?.. Труп, как живой, лежал на кровати под одеялом. Как живой, но спящий. Имитировавший жизнь с закрытыми глазами. Выходит, все мы умираем добровольно, в свое удовольствие, когда опускаем голову на подушку и закрываем глаза. Сон убивает. Но без сна не прожить. Меня поражал тот вывод, что жизнь равносильна смерти. И поражало опьянение властью. Я так легко могла дать человеку другую жизнь! Помогала ему, спасала от мучений!.. И приносила мучения кому-то другому. У всего в этом мире две стороны медали. Кроме меня. С головы до пят я была отвратительным и омерзительным монстром, уродливость которого притягивала посторонних. Двадцать один год. Все еще менявшееся лицо и тело. И покрывшаяся пылью жизнь. Чарли стал выпивать с того момента, как во время нашей очередной ссоры я воткнула в его плечо нож. Не было мыслей убить. Была мысль лишь остановить его. И я могла сделать это только так, через боль, казавшейся адской непривыкшему к ней человеку. Постепенно я перестала замечать перегар, шлейфом тянувшийся за Чарли. Но тайком выкидывала из его холодильника бутылки пива. Сначала он не замечал. Потом все-таки заметил. Пьяный, практически невменяемый, он начал вопить мне в лицо: -Ты стерва!.. Тварь!.. Шлюха!! А потом просипел: -Любимая... И просто осел на пол, обхватив руками мои ноги. К горлу подкатило омерзение. Это был пьяный, вонючий, заросший, истерически всхлипывавший мужик. Назвать его Чарли язык не поворачивался. От Чарли всегда пахло дорогим одеколоном. Он был красив и ухожен. Его обожали женщины. Ту мразь, что сидела передо мной, хотелось лишь пнуть ногой, чтобы она ко мне не прикасалась. Но я стояла, не шевелясь, до тех пор, пока Чарли не заснул, раскинувшись у меня под ногами. Тогда я переступила через храпевшее тело, двинулась к выходу. И меня окатило странное, всепоглощающее наслаждение. Причиной ему был Чарли, в прямом смысле упавший к моим ногам. Я подошла к нему снова, уже не обращая внимания на отвратительный запах и собственное отвращение. В бледном, заросшем щетиной лице угадывались черты той красоты, которую я видела последний раз почти полтора года назад. Мне слишком понравилось то наслаждение, которое он мне доставил, рухнув передо мной на колени. Потому я и закинула это безвольное тело себе на спину и потащила его в спальню. Не было уже ни мерзко, ни противно. Просто появилось чувство долга и какой-то... благодарности. Хотелось отплатить ему за то, что он дал мне ощутить свою власть и увидеть его рабскую покорность. Всего лишь плата. Она слишком ценится в этом мире. Оставив Чарли храпеть на кровати, я прибралась в его квартире. Выбросила бутылки из холодильника, сигареты с полок. Наутро разбудила его, заставила побриться, умыться, накормила, дала таблетку от раскалывавшейся головы и поняла, что долг выплатила полностью. Весь экстаз куда-то пропал. Я снова вспомнила то омерзение, хоть передо мной и сидел мужчина, уже не отдаленно, а приближенно напоминавший былого Чарли. -Я пойду,- холодно проговорила я. От подобной перемены он недоуменно пробормотал: -Куда? Зачем?.. -К ребятам. Они волнуются. Созвонимся. -Пока. В тот день я впервые прирезала человека просто так. Это был какой-то нищий, выдававший себя за слепого. Нож он, на удивление, увидел очень отчетливо. Даже попытался сбежать в какой-то нелюдимый переулок. Придурок. Помню, с каким выбухом брызнула кровь из распоротого живота. И эти предсмертные всхлипы... Это было еще одним видом моего личного наслаждения. Убить жестоко, а не аккуратно. Оставить труп в редко проходимом переулке, чтобы по траве и булыжникам растеклась кровь. И чтобы его нашли только тогда, когда от полежавшей мертвечины уже потянет вонью, а вокруг сгрудятся мухи. Омерзение перекрывающее омерзение. Снова парадокс. Мне не хотелось быть нормальным человеком. Я любила себя той, кем была. И ненавидела себя за это. За ту яростную любовь к самой себе, к монстру, который разочарование заляпывал кровью. -Дженс, что будет через десять лет? -Наша с тобой свадьба,- жуя гамбургер, отозвался Дженс. -Не смешно. -Я не шучу. Я глянула на него и заинтересованно спросила: -А какая она будет? Дженс яростно вонзился крепкими зубами в несчастный гамбургер и, прожевывая, усмехнулся. -Такой очешуенной свадьбы ни у кого не было и не будет! Мы с тобой будем одеты во все красное!.. -Мне не идет красный!- возмутилась я. -Тебе все идет, солнце,- улыбаясь только глазами, отозвался Дженс.- Так вот. Мы одеты во все красное. Шафером будет... ну пусть будет Джаред, а подружкой невесты... кто? Я выпалила, даже не задумываясь: -Ну кто же еще в бабское платье оденется, кроме Феликса? Дженс расхохотался вместе со мной. А Феликс из гостиной проорал, что он вообще-то все слышит и затмевать меня своей красотой на моей же собственной свадьбе не хочет. -Тогда я буду подружкой невесты!- завопил Сэт, выскакивая из ванной в одних трусах. -Какая из тебя подружка невесты?- фыркнул Киун, в соседнем кресле читавший какую-то старую газету.- Ты же своими лапами нашему очаровательному шаферу все ноги отдавишь! -Тогда очаровательный шафер возьмется за доскональное изучение пальцев ног особи мужского пола индейской национальности,- размеренно проговорил Джаред. -Фу, садисты!- отозвался и Джерри.- Лучше давайте припрем на свадьбу жирафа! -Кто тут еще садист...- пробормотал Дженс, выбирая, с какой стороны лучше куснуть остаток гамбургера. Болтливые киллеры. Донельзя болтливые. Несущие такую ерунду, что хоть стой, хоть падай. Я снова и снова убеждалась, что нельзя судить людей по словам. Сказать можно все, что угодно. Ложь - это тоже звуки. А действия вряд ли обманут. Выходит, все, что мы слышим, по большей части, - неправда. Все, что мы видим, - обман зрения. Тогда все, что мы чувствуем, - это истина? -Ты любишь меня? -С чего вдруг такой вопрос? Чарли немного помолчал, потом снова спросил: -Ты любишь меня? -Наверное. -Нет. Ответь мне. Любишь? -Я не верю в любовь. Чарли впервые за месяц посмотрел мне в глаза, и я заметила, что зрачки у него были просто громадными. -Что с тобой? -Со мной все замечательно,- протянул он, мерно покачиваясь туда-сюда. -Что у тебя со зрачками? Тебе капли прописали? -С каких пор тебя это интересует? -Я задала вопрос. -Нет. -Ты что-то принимаешь? -Нет. Но он продолжал раскачиваться, смотреть прямо мне в глаза, как будто меня и не видя. И становился все бледнее и бледнее. -Дай сюда!- рявкнула я и задрала рукав его домашней кофты. В панике Чарли попытался меня оттолкнуть, но я уже успела увидеть исколотую левую руку.- Какого хрена?! -Тебе какое дело до меня? Никакого! И не было никогда! -Когда ты стал колоться?! Видимо, мой крик возымел какой-то эффект, потому что Чарли отвечал уже на все вопросы. -Месяц назад. -Какого черта?! -Это все ты. Словно ударил. -Я?.. -Ты. -Да что ты... -Ты была моей девушкой, а заигрывала и трахалась, с кем попало. -Твоей девушкой я никогда не была,- ответила я. Чарли вздрогнул. Раскинул руки. -Иди ко мне. -Нет! -Иди сюда. -Ты под кайфом. -Пистолет с собой? -Конечно! -Тогда в чем проблема? Я прошу. Лицом. Я села на его колени, лицом к его лицу. Его губы моментально прошлись по моей шее, начали шептать: "Люблю... как же сильно люблю..." Дрожащие пальцы попытались расстегнуть пуговицы на блузке, но я его остановила. -Не надо. Чарли закусил губу. -Брось свою работу. Выходи за меня. Я люблю тебя. Будем жить вместе. Я, даже не раздумывая, ответила: -Нет. Его лицо перекосило. Правая рука попыталась вытащить у меня пистолет. -Ты что делаешь? -Хочу просто посмотреть. Хоть это позволь!.. В его голосе было слишком много отчаяния. Поэтому я ничего и не сделала. А Чарли восхищенно разглядывал пистолет. -Отличная работа. В руке лежит идеально. Жаль, я свой на работе оставил. Я молчала. -Почему ты не хочешь остаться со мной?- дрожащим голосом спросил он. -Потому что я тебя не люблю. Выстрел. Такой привычный звук моему уху! Такая привычная картина пробитой пулей головы. Красиво. Красиво откинута голова набок. Растрепанные волосы потрясающе оттеняют точеные скулы и ненормальную бледность кожи. Сдерживая восхищенный вздох, я провела ногтем по красивому, окровавленному мертвому лицу. И только тогда поняла, что это не просто труп. Чарли застрелился. *** -Ты серьезно?! -Абсолютно. -Да что за бред? Не мог он застрелиться! -Откуда такая напускная уверенность? -Как врач говорю! -А я как психопат рассказываю. Слушай дальше! ***