Особый тип Баранов

      Павел припарковался у дома Баранова и сказал: — Гоша, не грузись. Первушин завтра протрезвеет и расскажет тебе правду. — Завтра я его убью. — Гоша насупленно следил за падающими на лобовое стекло мохнатыми снежинками. — Никто никого не убьёт. Попроси бабушку дать тебе успокоительного на ночь. А завтра Первушин перед тобой извинится, я обещаю. — Бабушка в Чебоксарах. — Где? Ладно, неважно. Когда она приедет? — Послезавтра. — Чёрт! Павел потёр переносицу, размышляя, стоит ли оставлять Баранова без присмотра, и решился: — Я у тебя сегодня переночую. Он достал телефон, чтобы позвонить Алёне, но вместо этого отключил его: не нашёл в себе сил начать разборки с женой прямо сейчас. Может быть, к утру её гнев перегорит.       Гоша жил с бабушкой в помпезной, но обшарпанной сталинке с арочными проездами. Павел часто подвозил Гошу домой, но ни разу не заходил в гости. Просторная трёхкомнатная квартира с высокими потолками. Старая, но добротная мебель. В Гошиной комнате стена над кроватью заклеена афишами и постерами музыкальных групп. С удивлением Павел заметил автографы Би-2, Океана Ельзи, Арбениной. — Тебе же не разрешали ходить на концерты. Откуда столько автографов? Он обернулся к Гоше, который, распахнув створки тяжелого полированного шифоньера, аккуратно развешивал костюм. Гоша промолчал. На его лице отражалась борьба между мучительной ревностью и желанием безоговорочно поверить в невиновность Павла, а глаза опять были на мокром месте. Павел спросил, где бабушкина аптечка, и принёс Гоше валерьянки. Заставил выпить. Потом уложил в постель, приткнул ноги одеялом и поцеловал в щёку: — Постарайся заснуть. Я буду рядом. Ему хотелось добавить: «Я не изменял тебе. Даже когда трахался с Шишкиным и женой, я всё равно был верен тебе, потому что…» А почему, собственно? Павел вышел на кухню и закурил, пуская дым в форточку. Уютно тикали старые часы над столом, белая занавеска колыхалась от сквозняка. «Когда даёшь себя приручить, потом случается и плакать», — вспомнились слова из мюзикла. Бедный Гоша. Маленький принц. Павел попытался представить, как бы он отреагировал, если бы кто-то сказал, что трахал Гошу. И не смог — чувство ревности ему было незнакомо. Он никогда не ревновал Алёну, а никого другого у него раньше не было.       Ночную тишину прорезала телефонная трель. Павел нашёл в прихожей телефон Гоши и сбросил вызов от Эдуарда Иннокентьевича. Через несколько минут звонок повторился, и Павел включил беззвучный режим. Он надеялся, что Первушин осознал мерзость своего поступка и хочет принести извинения. Павел снова закурил и начал бегло просматривать телефон Гоши. Его собственного номера — не было. Ни единого звонка, ни сообщения. Похоже, Гоша всё тщательно чистил, а номер помнил наизусть. Соблюдал конспирацию. Павел хмыкнул и полез смотреть историю звонков. И ахнул, когда увидел, сколько разговоров ведётся с контактом по имени Алёшенька Меркулов. Уже целенаправленно начал просматривать сообщения. Кто бы мог подумать, что у особого Гоши и трепетного Алёшеньки завяжется такая нежная дружба. Смайлики, чмоки, непонятные иероглифы из скобочек и тире: «Ты придешь ко мне сегодня?» «Я не знаю». «Опять ждёшь его?» «: -Х» «Если он не позвонит, приезжай, я буду ждать». «: -*» «: -D» Павел не стал ломать голову и пролистал дальше. Увидел какие-то любовные стишки, фотографии умильных котят и еды. Еды! Гоша приготовил венгерский гуляш с зелёным горошком и приглашал Алёшеньку на обед. Интересно, в каких Чебоксарах в тот день была бабушка? Или эта мальчишеская дружба так невинна, что никого не стесняется? А вот дальше попался крайне пошлый диалог: «Чем занят?» «8==>» «Давай левой рукой». «Давай без рук». А в фотографии лучше бы Павел не совался. Ладно селфи — преимущественно живот в профиль, который становился всё более впалым и рельефным. Значит, Павлу не показалось, что Гоша похудел. Ладно даже голяком в неприличных позах. Ему всего девятнадцать и он познаёт себя как сексуальный объект. Павла поразило другое — десятки фотографий Алёшеньки. У балетного станка перед зеркалом, в котором отражаются и другие артисты, и сам Баранов. За гримировальным столиком с выбеленным лицом и чёрными стрелками вокруг глаз. В какой-то грязной забегаловке, где Алёшенька похабно кусает за конец толстую шаверму, наверняка запрещённую Первушиным под страхом смертной казни. Алёшенька на сцене в прыжке: великолепные ноги раскинуты в шпагат и даже шире. И крупным планом оленьи глаза, руки, две родинки на левой щеке, скрещённые икры, оленьи глаза, вывернутые по-балетному ступни, мокрая от пота грудь и снова оленьи глаза. И задница, куда же без неё. Спасибо, что не голая. Зато в таких замысловатых ракурсах, что Павел перевернул телефон и поразился изобретательности фотографа. Впрочем, ради объективности Павел отметил, что фотографий Жанны, Первушина, братьев Кузиных и двух жирных полосатых котов из буфета тоже предостаточно.       Сигнал о новом сообщении заставил Павла подпрыгнуть от неожиданности. От Первушина: «Мне нужно срочно с тобой поговорить! Баранов, срочно!» Час ночи, а ему приспичило. Павел оставил телефон на кухне и прошёл в комнату. Тихо разделся и лёг к сонно сопящему Гоше. Не стал обнимать, чтобы не разбудить, — просто придвинулся ближе, окунувшись в тёплый знакомый запах. До сих пор они лишь одну ночь провели вместе — самую первую, когда Гоша так самозабвенно отдавался, что не было никакой возможности не брать его всеми доступными способами снова и снова. К утру той ночи Павел забыл, что накануне его изнасиловал Шишкин. На самом деле забыл. Вспомнил, когда вернулся домой после двух ночей отсутствия. Хорошо, тесть прикрыл его перед Алёной.       Во вторую их ночь Гоша мирно спал, повернувшись лицом к неповторимой Диане. От его спины шёл сильный жар, и Павел беспокоился, что от нервов Гоша может заболеть. Заснуть не удавалось. Временами Павел дремал, продолжая думать о разном, — об Алёне и Алёшеньке, о Первушине и Сашуке, о Гоше и Жанне, о том, что утром ему нельзя опоздать на совещание к губернаторше, на котором будет обсуждаться график финансирования объездной дороги. И хотя деньги на стройку выделены из федерального бюджета, Овчинников должен быть готов к любым вопросам губернаторши и мэра…       Подкинулся Павел в половине девятого. Времени в обрез. Гоша ещё спал, но уже лицом к нему. Прильнул горячим телом. Павел попытался отодвинуться на край узкой кровати, но Гоша недовольно заворчал и снова прижался твёрдым членом к его бедру. Немного полежав и ощутив лёгкие намекающие толчки, Павел подложил удобной лодочкой свою ладонь. Светлые пушистые ресницы дрогнули, щеки порозовели, но глаза Гоша не открывал, хотя Павел был уверен, что он проснулся. Несмотря на любезно предоставленную ладонь, Гоша притворялся спящим и переходить к активному взаимодействию не спешил. Не отошёл после вчерашнего? Злится? Обижается? Павел понял, что может опоздать на совещание, и встал с кровати. Эти игры совсем не ко времени, но в его рукаве был спрятан козырный туз. Он откинул одеяло и приспустил трусы с упрямого Баранова. Мягкие губы приоткрылись, Гоша не справлялся с возбуждённым дыханием, но больше никаких признаков пробуждения не выказывал. Павел хмыкнул и влажно облизал маленькую круглую головку. Гоша выгнулся, простонал сначала «а-а-ах», потом «о-о-ох» и осторожно, словно опасаясь спугнуть нежданное утреннее чудо, прикоснулся кончиками пальцев к его небритым скулам. Ни потянуть за волосы, ни надавить на затылок он не решился. Растворился, потерялся в нежности жёстких губ. Не то чтобы раньше Павел отказывался делать минет, просто до этого не доходило. Наконец Гоша открыл глаза, и увиденное так потрясло его впечатлительную натуру, что чудо закончилось, не успев толком начаться. Павел выпустил всё изо рта в Гошин пупок, облизнулся и сказал: — Я опаздываю, у меня даже нет времени заехать домой переодеться. И повторяю в последний раз: я не трахался с Первушиным. Созвонимся.

***

      С головой погрузившись в рабочие проблемы, Павел только вечером набрал Гошу. Тот не взял трубку. Скорее всего, занят на работе. Павел собирался перезвонить позже, но дома Алёна начала тихий и жестокий семейный скандал, после которого сил хватило только на то, чтобы выпить таблетку от головной боли и заснуть на неудобном диванчике в кабинете. А на другой день, ближе к вечеру, позвонила Жанна и сообщила, что Гошу арестовали по подозрению в убийстве Первушина.       Павел сейчас же поехал в театр, хотя Жанна просила не спешить: следователь ещё опрашивал свидетелей в приёмной директора. Они спустились покурить в подземные катакомбы, с трудом найдя укромный закоулок. Театр гудел, как растревоженный улей. Повсюду, словно призраки, бродили люди с заплаканными и растерянными лицами. Жанну трясло: — Его Алёша Меркулов нашёл, когда сегодня утром приехал к нему домой. Он и вызвал полицию. Господи боже мой, всего тридцать один год! Был. — Жанна высморкалась в бумажный комок и продолжила: — Говорят, ночью произошла какая-то ссора, соседи слышали крики. А за Гошей днём пришли. Я тогда в регуляторной сидела и сверху всё видела. Его увезли в Первомайский изолятор, я узнала у следователя. Он меня первой допрашивал. Полтора часа терзал. Господи, как страшно… Павел обнял Жанну, прижал к себе обеими руками: — Тихо, не плачь. Успокойся. Земля ему пухом. Талантливый был парень. — Только характер не дай бог. Его почти все ненавидели за высокомерие и дерзость. Даже я иногда, хотя я добрая по натуре. — Его и любили многие. О чём следователь спрашивал? — Про корпоратив в основном. Про пьяную драку Первушина и Баранова. Я сказала, что не знаю, из-за чего они подрались — я же и правда не знаю. Могу только догадываться, но о догадках я ничего, конечно, не сказала. Но мне пришлось признаться, что я слышала, как Гоша ему угрожал. Но это все слышали. Все скажут, что Гоша грозился его убить, — Жанна высвободилась из объятий и подняла глаза на Павла: — Ты не знаешь, почему они поссорились? Они же в нормальных отношениях были, Гоша всё свободное время с балетными проводил. — Я вообще не знал, что он с ними подружился. — А с кем ему дружить? Не со старыми же тётками? Мы его опекали, как самого мелкого, но не дружили особо. А с мальчиками он нашёл общий язык — и возраст почти одинаковый, и… ну, ориентация. Извини, я не знаю, что у тебя с Гошкой. — Он не рассказывал? — Нет. — Мы любовники. — Бля… Раскурив вторую сигарету от окурка первой, Павел спросил: — Что «бля»? Не ври, что не догадывалась. Рассказывай всё. И про Гошу, и про следователя. — Ну догадывалась, но не знала, что вы прям любовники. Ты же не заводишь никого. Что рассказывать? Гоша хороший мальчик. И хороший работник. Неглупый, исполнительный, всё на лету схватывал. Помнишь, я никак не могла нужный оттенок зелёного для «Чиполлино» подобрать? А Гоша подобрал: наложил жёлтый фильтр на синий. — Ты же художник по свету, сама не додумалась? — Дурак! Я додумалась, но там крепление только на один фильтр, а Гоша нарисовал чертёж и заставил нашего слесаря сделать двойное крепление. Теперь можно по два фильтра устанавливать. Супер нужная вещь, особенно когда в партитуре… — Я понял, понял. А ты не замечала, что он может быть опасен для других людей? — Павел вспомнил октябрьский разговор с Синицкой. — Кто? Гоша? По-моему, это люди для него опасны. Светлый наивный мальчик. — Но он же кинулся на Первушина. Еле оттащили. — Значит, было за что! Я не знаю, почему Гоша взорвался. Это что нужно было ляпнуть, чтобы довести до рукоприкладства Гошу Баранова? Я так и заявила следователю: Гоша спокойный и добрый, а Первушин сам его спровоцировал. Вообще, как я поняла, менты будут копать именно эту тему. Голубая театральная тусовка — обиды, ревность, месть. Наверняка тебя тоже вызовут на допрос, это же ты отвёз Гошу домой после драки. Бедная Екатерина Николаевна. — Какая Екатерина Николаевна? — Бабушка Гоши. Я с ней сегодня говорила. Она держится, но такой удар… — Ты с ней знакома? — Конечно! Гоша её на все премьеры приглашал, по контрамаркам. Она у нас завсегдатай.       Вечером Павел договорился о встрече с Крошиным и поехал в Думу. Виктор Сергеевич выглядел больным: морщинистые мешки под глазами, тёмные обвисшие брыли. Он сложил руки перед собой и уставился на Павла: — Чего тебе? — Мне нужен хороший адвокат, имеющий связи в МВД. У Крошина от удивления и возмущения открылся рот: — Ты куда вляпался? Сейчас, когда мы должны быть чисты, как слеза младенца! Овчинников, ты понимаешь, что стоит на кону? Ты чем думаешь? Своей дырявой головой или своей дырявой жопой? Ты куда влез, что тебе понадобился адвокат со связями, придурок? Павел проглотил и жопу, и придурка: — Адвокат нужен не мне, а одному человеку. Очень важному для меня. Его арестовали по подозрению в убийстве балетмейстера Первушина. — Это тому, у которого ты позавчера ночевал? — Виктор Сергеевич выкарабкался из кресла и тяжёлой поступью подошёл к Павлу. — Никакого адвоката я тебе не дам. Держись подальше от всех этих неприятностей. Не хватало ещё, чтобы зять Крошина оказался замешан в грязном пидорском скандале. Я и пальцем не пошевелю, если ты загремишь под следствие. Ты понял? Мне не нужны проблемы! Никаких адвокатов! Никаких важных человеков! Никаких пидоров! Никаких слёз моей дочери! Никаких ночёвок вне дома! — Откуда вы знаете, где я ночевал позавчера? — От верблюда! Когда мне в двенадцать ночи звонит дочь и ревёт как белуга, потому что ты пропал и вдобавок телефон отключил, — что я мог сделать?! Я подрядил ментов, и они через спутник пробили твою тачку! Нашли её в центре у подъезда древней сталинки и оставили пост наблюдения. А ты вышел в девять утра как ни в чём не бывало! Ты хоть бы жену предупреждал, когда на блядки уезжаешь с ночёвкой! Почему я должен всю ночь её утешать и разыскивать тебя с ментами?! Крошин начал задыхаться от ярости, а Павел развернулся и вышел из кабинета, аккуратно прикрыв дверь. Он чувствовал себя бесконечно виноватым перед Алёной. И перед тестем, который беспокоился о своей несчастной дочери. И перед Гошей. И перед мёртвым Эдиком тоже.       Вернувшись домой, он хотел незаметно пройти в кабинет, но Алёна проскользнула вслед за ним и яростным шепотом сообщила, что ещё один неприход домой без уважительной причины — и она уедет жить к родителям. Скорее всего, пообщалась со своим отцом. Такая же взбешённая, как Крошин. Павел горько подумал, что если бы он и прошлую ночь провёл с Гошей, то помешал бы ему наделать глупостей. Если он их наделал, конечно. В виновность Гоши он верить не хотел. Он знал Баранова как уступчивого и неконфликтного человека. Если бы Павел своими глазами не видел, как Гоша разбил лицо Первушину на корпоративе, он бы в жизни не поверил, что Гоша способен на насилие. Однако, Павел видел, и это его тревожило. А ещё его тревожила старая история о санаторно-лесной школе.       Адвоката Павел нашёл самостоятельно — умного и честного по отзывам тех, кто прибегал к его услугам, но это не был свой проверенный человек с крутыми связями в МВД. Это был независимый адвокат. Шульгин обещал завтра же выяснить, что у следствия имеется против Баранова, и приложить все силы для его освобождения. Павел не видел, чем ещё он мог помочь Гоше. Когда он готовился провести очередную ночь на кабинетном диване, чтобы не сорваться в новую бессмысленную ссору с женой, раздался телефонный звонок. Звонила Кристинка. Павел забыл, когда они встречались в последний раз: — Какие люди! Соскучилась по мне? — Ну не совсем. Мне нужно встретиться с тобой, — тихо и серьёзно сказала Кристина. — Даже так? Случилось что-то плохое? — Да, но не со мной. Завтра в двенадцать в «Бульдоге» тебе удобно? — Ладно. Павел опустил телефон на паркет и накрылся с головой шерстяным пледом. В памяти всплывали воспоминания, голоса, обрывки мыслей. Завтра я его убью. Бабушка в Чебоксарах. Обида. Его все ненавидели, такой высокомерный. Гоша — особый, вы не понимаете, он может быть опасен. Гейская тусовка. Меркулов сегодня утром нашёл тело. Давай левой рукой? Месть. Я убью вас. Мне нужно срочно с тобой поговорить! Светлый наивный мальчик. Его многие любили. Ревность. Опять его ждёшь? Бедная бабушка. Пидорский скандал. Павел закрыл лицо руками, разминая переносицу. Он знал, какие условия в городских изоляторах временного содержания. Он бы отдал всё, что у него есть, чтобы забрать Гошу оттуда немедленно. Даже если Гоша убийца. Даже если Гоша — Джордж-потрошитель. Павлу невыносимо было представлять его в грязной камере, на вшивых нарах, под светом тусклой лампочки, забранной в круглую решётку. Какие сокамерники попадутся Гоше или, вернее, каких сокамерников подберёт следователь? Павел боялся об этом думать.