***
Всё это проносилось в голове Мирри в виде коротких отрывистых воспоминаний. Притом мысли и об Аманде, и об Ингваре с Олафом были светлыми, насыщенными позитивом и теплом, а размышления о недельном пребывании на родине ничего, кроме досады, не вызывали. Мирри в какой-то мере понимала родителей, которые тяжело работали, чтобы поднять репутацию своей спортшколы на недосягаемую высоту. Им в какой-то мере это удалось… но… в любом успешном деле никогда не обходится без какого-то «но». Вот и здесь пресловутый финансовый вопрос затмил всё и всех. Мирри до сих пор считала Сиэтл своим домом, а родителей — самыми близкими людьми. Даже к Аманде она относилась более настороженно, наученная горьким опытом с Лесли, была готова к всяким неожиданностям, даже к тому, что любые отношения рано или поздно могут исчерпать себя. Но родители… Эта связь —навсегда! Каким же разочарованием для неё стала встреча с отцом и матерью, которые почти не обратили никакого внимания на её рассказ о замужестве, не стали смотреть видео, объяснив, что нужно спешить к юристам! Мирри растерянно со всем согласилась, даже не отдохнув после перелета, отправилась в офис адвокатской конторы. По дороге она задумчиво молчала, вслушиваясь в щебетание Гейл, радостно перечислявшей, что в первую очередь нужно улучшить в их спорткомплексе. Отец, более чуткий, периодически отдергивал жену: — Погоди разделывать не убитого кабана. Ещё неизвестно, что там судья решит… Может, нам ничего не достанется. Или процесс будет длиться десяток лет… — Глупости какие! — отмахнулась от него Гейл. — Это с завещанием они могут тянуть годами, чтобы адвокаты побольше денежек из нас вытянули. А то, что Лесли в дарственную записала — наше по праву. Спорткомплекс уже не отберут, да и телеканал тоже! Правда же, доченька? Мирри стало невыносимо от мыслей о том, что самые родные её люди в погоне за дорогим имуществом растеряли всю любовь и чуткость. Она думала, что раньше её мама была не такой — она любила Мирри, переживала за её успехи в спорте, расстраивалась, когда узнала о её нетрадиционной ориентации, печалилась от мысли, что внуков им не видать. Даже горевала вместе с Мирри после смерти Лесли, оплакивая не ту взбалмошную платиновую блондинку, что разбила сердце её дочери, а порушенный мир Мирри, её отказ от привычного образа жизни, её нервные срывы и депрессии, её отъезд в далёкие края... Вот прошло каких-то семь или восемь лет, Мирри возвратилась, окрепшая, сильная, счастливая новой любовью, но не нашла никого, кому было бы это интересно, кто радовался бы вместе с ней. Всё пересилили жадный блеск в глазах, расчетливость в умах и странное безразличие в сердцах родителей. Сперва Мирри хотела со злости развернуться и уехать в аэропорт, чтобы забронировать билет на ближайший рейс, но отец спас ситуацию, переведя разговор на спорт, на перспективных малышей, которых недавно набрал в льготную, почти бесплатную группу. Мать немедленно охарактеризовала: — Ты жалкий неудачник! Это из-за твоих нищих социальных групп у нас вечно нет денег, все на аренду уходит! Говорила я тебе: работа должна приносить доход! — Гейл! Прекрати! — посуровел отец. — За деньги у нас тренируется уйма народа. А если два десятка мальчишек из самых бедных кварталов будут у нас в зале заниматься вместо того, чтобы хулиганить и дурь искать на улицах — в нашем городе станет немного чище. — Глупец! — фыркнула Гейл. Мирри только презрительно закатила глаза, смолчав и на этот раз. Боги, как же ей хотелось высказаться! Но она сдержалась, про себя решив, что постарается сократить визит, ускорив все юридические процедуры. Пока родители переругивались, их автомобиль прибыл в точку назначения — к высотному зданию бизнес-центра, где на пятнадцатом этаже располагался офис одной из самых успешных юридических компаний. Скоростной лифт в считанные секунды доставил семью Смитов на нужный уровень, где предупредительный секретарь провел в кабинет к одному из младших владельцев. — Позвольте представиться, — встретил он Мирри располагающей улыбкой. — Мистер Янкель, Генри Янкель. Я веду дела ваши родителей. Мистер Янкель Мирри не понравился, как и его отрепетированная улыбка, как и оценивающее выражение в глазах. Он словно приценивался к Мирри или прицеливался… Словно решал, сколько он сумеет выжать из ситуации, какое количество долларов может эта простушка выделить из своего немаленького наследства. Мирри поздоровалась, пытливо рассматривая хозяина кабинета, но от выбранной линии поведения не спешила отступать: пока не разобралась, что здесь происходит, ничего говорить и решать не стоит. Янкель, не выдержав долгой паузы, продолжил: — Позвольте поздравить вас с таким значительным наследством! Теперь вы очень богатая леди и завидная невеста. Будьте осторожны — за вами начнут ухаживать очень многие охотники за приданым. Без согласования с нами не подписывайте никаких бумаг, а при вступлении в брак — составляйте контракт. — Вы меня из Европы вызвали, чтобы только это сказать? — нервно среагировала на его предупреждения Мирри. — Вы не представляете, как опоздали… Я уже в браке с очень небедным человеком. Так что услуги юристов по составлению брачного контракта припоздали. — Нет, конечно, — мистер Янкель открыл папку с приличной пачкой документов и придвинул к Мирри. — Мы предлагаем вам свои услуги при разрешении всех ваших проблем юридического характера. Мы будем вести ваши дела, защищать ваши интересы в суде. Как только вы подпишете договор, мы тут же вступим в борьбу за наследство… — Стоп! — немного нервно ответила Мирри. — Я ещё ничего не решила! Мне нужно подумать… И ещё одно… Если все документы в сейфе Лесли Морган предназначались мне, я хочу их немедленно получить. — Увы, у нас только копии, и то я их не могу вам выдать, пока вы не являетесь нашим клиентом. А оригиналы — упакованные, описаны и опечатаны, теперь они хранятся в банковском хранилище просроченных ценностей. — В каком банке? — Подпишите договор, и я всё вам скажу, — ультимативно заявил Янкель. — Пожалуй, нет! — твёрдо возразила Мирри тихим голосом, тем самым голосом, который сигнализировал, что она в холодной ярости. — Чем больше я вас слушаю, тем меньше понимаю, зачем мне ваши услуги. Банков в Сиэтле не так уж и много, за день или за два, но я объеду их все. Документы я заберу и без вас… — Но без юристов вы сами не справитесь с Морганом! Мы со своей стороны готовы пойти вам навстречу, снизив процент выплат от выигранных сумм. Скажем, процентов на двадцать или двадцать пять… — Я должна подумать, — дипломатично ответила Мирри. — Хочу посмотреть документы, поразмыслить на досуге, посоветоваться… Такие решения я не могу принимать без моей семьи… — Мирри! — воскликнула Гейл. — Но мы же здесь, и мы готовы тебя во всем поддержать! — Мама, — саркастично изогнула губы Мирри. — Так уж и во всем? Даже если я это проклятое наследство передам в благотворительный фонд? Или просто от всего откажусь, улетев в Европу прямо сегодня? — Но… Но, дочь… Подумай и о семье… — Гейл едва не плакала. — Ты же сама сказала: «Посоветоваться с семьей надо…» — Правильно, мамочка! Позвоню в Эстерсунд и посоветуюсь. Муж у меня там. Оказалось, что любящая семья у меня только в Швеции. — Что ты такое говоришь, милая? — настойчиво добивалась своего Гейл. — Какой муж, если ты лесбиянка?! Наверное, он из-за денег с тобой! — Ха-ха! — не выдержала Мирри. — Моя шведская семья даже не подозревает, сколько всего оставила Лесли. Меня замуж брали нищую как церковная крыса. У меня была только зарплата тренера по борьбе и самообороне, такая мелкая для дорогого лыжного курорта, что я могла только комнатку в мансарде снимать. Вы же за эти восемь лет позвонили раз пять, и то не сильно беспокоились, как я там… — Дочь, но ты же сама… — попыталась оправдаться Гейл, но отец её отдернул: — Да, она права! Перестань к ней цепляться. — Как ты можешь?! — взвизгнула мать. — Она сейчас глупостей наделает, наследство растранжирит, а мы останемся без работы. Мы тридцать лет работали в этом зале, а теперь… — Замолчи! — рявкнул на расходившуюся жену отец, и добавил для Мирри: — А твои документы ищи в филиале Манхеттен-банка, что находится на пересечении тринадцатой авеню и четвертой стрит. И не переживай о нас, решай, как для тебя будет лучше. — Да, папа, — кивнула Мирри и, выходя из кабинета, добавила: — Я тебе потом позвоню. Мирри немедленно поймала такси до Манхеттен-банка, где, предъявив удостоверение личности, получила опечатанный пакет, оплатив за его хранение пару сотен долларов. Затем, выбрав скромный отель на тихой улочке, она сняла номер и поспешила вскрыть послание из прошлого. Внутри пакета находились два конверта, полные бумаг. Мирри высыпала на кровать документы из того, что был не заклеен — договор дарения, чеки на оплату пошлин, завещание на нескольких гербовых листах, тугие пачки акционных пакетов нескольких корпораций, упомянутые в завещании и, наконец, полный список всех бумаг, составленный банковскими служащими и юристами. Переворошив и не найдя ничего, лично написанного Лесли, она нетерпеливо отбросила ценные бумаги в сторону и вскрыла ещё один толстый конверт. На покрывало посыпались многочисленные фотографии, записки, когда-то написанные самой Мирри для Лесли, рисунки карандашом, изображающие юную спортсменку Мирри то в зале, то в раздевалке, то в душе. На последней картинке Лесли нарисовала двоих девушек, приникших друг к другу посреди огромной кровати. Они лежали, полные неги и спокойствия. Темноволосая, коротко стриженная, мускулистая спортсменка заботливо обнимала хрупкую блондинку, словно пыталась защитить от всего мира, от всех опасностей и несправедливостей бытия. Хотя модели лежали к художнику вполоборота со спины, и лиц на картине не было видно, но Мирри узнала и комнату, и кровать, и фигуры девушек: это были они с Лесли. Внизу была подпись и стояла дата: Лесли нарисовала этот рисунок за неделю до гибели. Значит, и закладку в банке с завещанием и дарственной она сделала тогда. Хотя, скорее всего, Лесли копила свои сокровища не один месяц. Мирри сделала такой вывод, рассмотрев на каждом рисунке примечания — первые наброски появились буквально в день знакомства. Последним, что она достала из пакета, был блокнот в сафьяновом переплёте, небольшой, размером с ладонь. Мирри открыла исписанные листы тетрадки и застыла: это был личный дневник Лесли, так и озаглавленный: «Дневник любви». Из него выпал засушенный цветок полевой гвоздички, потом ещё какие-то древние гербарии. Мирри вспомнила, что на первом свидании они гуляли в парке и шутя дарили друг другу букеты из подножных трав, растущих под деревьями. Какие-то одуванчики или лютики… Мирри уже на второй день и не вспомнила бы, а Лесли хранила. Мирри с горечью вспомнила все моменты, связанные с этими чувствами. Пусть прошло восемь лет, она почти всё забыла, успокоилась. Так стоит ли будоражить прошлое? Сейчас она прочитает дневники бывшей любимой… Всколыхнёт в себе забытую боль… Мирри разрывалась на две части: она хотела знать, что о них двоих думала Лесли, что чувствовала к ней, о чем думала, собираясь замуж за сына делового партнера отца. Но, с другой стороны, Мирри боялась разбудить призраков ушедшей боли. Да и читать чужие дневники… Как-то не очень порядочно. Даже если этот дневник оставили ей в наследство. Мирри настолько глубоко погрузилась в мысли, что не сразу услышала звонок. Когда ответила, обрадовалась голосу Олафа, он ей казался самым разумным из их семьи. Олаф спрашивал, как у нее дела, намекал, что её очень ждут, тоскуют: — Ты там не затягивай визит, так как тут кое-кто без тебя не спит, не ест, бродит, как тень отца Гамлета. — Я постараюсь… — вздохнула Мирри. — Мне нужно решить дело с наследством. Ещё юристов найти… Хотя мне хочется всё послать к демону и немедленно вернуться к вам. Вы же меня и без наследства примете? — Не говори глупостей! — фыркнул в трубку Олаф. — Для нас ты всё та же Мирри, храбрая и стойкая. Не важно, сколько у тебя денег, наши отношения от этого не изменятся. Кстати, на юристах можешь сэкономить. В Нью-Йорке у нас филиал, там есть пара толковых юристов, я тебе скину их адрес и номера телефонов. Можешь ими располагать. Они помогут тебе во всем. — Спасибо, — немного успокоилась Мирри. — Но… У меня ещё одна проблема, которую я не могу доверить чужим людям, но и не могу сама решить… — Чем смогу — помогу. — Я не знаю, могу ли я принять это наследство. Я встречалась с девушкой, очень богатой девушкой. Потом в какой-то момент я узнала, что она должна выйти замуж за бизнес-партнера, родить детей… а я… а я… — всхлипнула Мирри. — А я не смогла сдержать ревность. Мы поругались. Я наговорила много обидных слов, она вспылила и уехала… Она погибла в ту ночь в автокатастрофе. Я почти погибла с ней. Я до сих пор виню себя в её смерти. Как же я могу взять эти деньги?! — Мирри, послушай, успокойся… — тихим шепотом прозвучал голос Олафа. — Ты её любила. А она тебя? Вот представь, что она тебе после смерти хотела бы сказать. Если бы ты погибала, что бы ты сказала своей любимой?! Наверняка бы потребовала: «Живи, не смей опускать руки! Живи за двоих! Люби за двоих!». Ведь так? — Не знаю… — вздонула Мирри. — Ничего не знаю, я теперь ни в чем не уверена. Зачем она замуж собралась? Может, и не любила меня никогда… — Жаль, мы этого никогда не узнаем, — попытался успокоить её Олаф. — Хорошо бы её записки почитать, дневники. Может, письма к тебе?.. — У меня как раз её дневник в руках, но я боюсь его читать. — Знаешь, тут я тебе не советчик. Каждый сам определяет для себя уровень храбрости. Чтобы ты не решила, мы втроем тебя поддержим в любом случае. Главное, береги себя и не забывай, что кое-кто без тебя не спит и не ест. — Хорошо. Я тебя услышала, — щепнула Мирри. — Спасибо. Передай Аманде, что я скоро буду. Я ей позвоню через пару часов. Мне сейчас нужно кое-что срочное сделать.***
Еще с отеля Мирри дозвонилась до секретаря мистера Моргана и решительно потребовала аудиенции у самого Большого Босса. Секретарь попробовал перенаправить назойливую посетительницу к заместителям, но Мирри с особой настойчивостью акцентировала, что у нее дело личное, семейное. Пока она доехала на такси к офису, секретарь смог выяснить у шефа, сможет ли он принять эту даму. Морган, сперва возмущённо отказался: — Даже слышать не хочу об этой твари! Неужто ей мало того, что она вытянула из моей девочки, теперь рвётся… — Но она сказала, что хочет вернуть что-то такое, что принадлежит вам, — заметил помощник. — Мало верится, но ладно… Через час я приму её, перенеси встречу с мистером Бригсом на полчаса позже. Действительно, нужно взглянуть, из-за кого моя дочь… — проворчал Морган, но заметив острый интерес в глазах секретаря, резко умолк. — Ладно, как приедет, — пропусти вне очереди. — Всё-таки дела семейные.***
Мирри ехала в такси по центру Сиетла и читала дневник Лесли. Ей повезло, что ехать пришлось всего минут десять. Она открыла на последних страницах и читала, смахивая набежавшие слёзы: «Сегодня мне опять снился тот сон: я бегу в густом тумане, ищу свою Мирри, зову. А в ответ — глухая тишина. Мне всё чаще снится то этот туман, то страшное падение с высоты. Я бегу, бегу и срываюсь вниз. Лечу и кричу. Просыпаюсь от крика. Я не могу спать сама дома, но не хочу пугать любимую. Я чувствую, что что-то грядёт плохое…» Минуту посидев в покое, Мирри открыла дневник снова: «Моя любимая девочка, как же мне тяжко. Я не могу подвести отца. В бизнесе такое не прощают. Значит, свадьбе — быть. Но и не могу потерять тебя. Если ты меня бросишь — мне останется только последняя экскурсия на Ниагару. Да, это я, несгибаемая Лесли, которую все считают бездушной и бессердечной… А я готова ради тебя на всё…» Перелистнув на последнюю страницу, Мирри обратила внимание на дату — накануне смерти Лесли писала: «Мне опять снилась моя гибель. Я не хочу верить! Я буду бороться за нас двоих. Но если этот сон в руку… Если я погибну… Я хочу, чтобы ты жила. Чтобы ты продолжала радоваться жизни, смеялась и любила за двоих. Хочу, чтобы наш спортзал, где мы познакомились… Он твой теперь. Я верю, если что — ты распорядишься им разумно, как и спортивным телеканалом, моим любимым детищем. Остальное — мелочь, не стоящая упоминания. Да, я знаю, что готовлюсь нанести тебе удар своей свадьбой. Но время у меня ещё есть всё подготовить, поговорить. Я знаю, что всё будет хорошо. Я тебя так люблю, что хочу родить дочку с такими же карими глазами, как у тебя, с такой же улыбкой, и даже с именем Мирри. Если бы ты знала…» Такси давно приехало на стоянку перед офисом «Морган Инкорпорейтед», но странная пассажирка только рыдала, закрыв ладонями лицо. Таксист вежливо хмыкнул, потом напомнил: — Приехали, с вас двадцать два доллара. Мирри, вытерев лицо салфеткой, расплатилась и молча вошла в здание. Когда секретарь впустил ее к Моргану, та молча выложила все акции и документы на недвижимость на стол, пояснив: — Это всё ваше. Я не могу принять, это всё слишком… — Что, простите? — нахмурился Морган. — Это слишком больно, — почти простонала Мирри. — Прошло восемь лет, но я не смогу каждый день прикасаться к этому и не вспоминать. Поэтому я возвращаю вам всё, что дала мне Лесли. Только у меня к вам будут две просьбы. — Сколько? — презрительно скривил губы Морган. — Точно не знаю, — опустила заплаканные глаза Мирри. — Но сумма для меня значительная. Там несколько миллионов надо. — Вы получите всё, что просите. Только поконкретнее, пожалуйста… — презрение так и сочилось из уст Моргана. — Да, и запомните: я вам плачу только раз, больше ко мне за деньгами… — Да как вы подумать такое могли! — возмутилась Мирри. — Я возвращаю всё так, бесплатно. Нужно налог уплатить и пошлину государству. А мне ничего не надо. Правда, вы можете кое-что для меня сделать… — Да? Слушаю… — Прошу вас не закрывать спортзал, где работают мои родители. — Ладно, это возможно, — растерянно произнес бизнесмен; у него в голове не укладывалось, что кто-то мог отказаться от такого состояния. — Ответьте только одно: почему? — Очень больно, — тихо произнесла Мирри. — Очень… И ещё одно… Я никогда не была на могиле Лесли. Скажите, где её похоронили. — Я сам отвезу вас! — решительно произнес Морган и приказал секретарю: — Машину к подъезду! Я уезжаю с мисс Смит! Все встречи отменить! — Я миссис Смит-Йонсон, — заметила Мирри. — Тогда у вас могут быть сложности с передачей прав на недвижимость. Муж имеет право на часть имущества. Могут быть проблемы в суде. — Нет, никаких проблем. В Штатах есть филиал компании нашей семьи, там юристы все уладят. Не тратьте время, едем к Лесли… — Как же так? — несколько чопорно переспросил Морган. — Вы так любили мою дочь, что даже сейчас страдаете… А сами вышли замуж. Кого вы обманываете, недалекую влюблённую девицу или богатого мужа? — Нет, это несколько не такой брак. Если слышали что-то о шведской семье… В Штатах это называется лавандовый брак. Молодому гею нужна жена для представления родственникам, нужен наследник. У нас договорной брак, дружеский, фиктивный. — А что вы с этого имеете? — Мне нужен ребенок. Дочку хочу от здорового мужчины. — Что, в наше время мужчин свободных мало? — Нужен тот, что согласится на искусственное оплодотворение, притом чтобы не претендовал на мое тело, но мог заботиться о ребенке. Значит, гей — самая лучшая кандидатура. — Зачем вам это? — Я очень виновата перед Лесли, — заплакала Мирри. — Мы поссорились из-за свадьбы. Я ей много чего неприятного наговорила… — Она вас простила, — вздохнул Морган. — Если любила — простила. — Она, может, и простила, но я… я себя не могу простить. В ее последней записке было пожелание родить дочку и назвать моим именем. Мне кажется, что и моя дочь должна носить имя Лесли. Тогда я смогу себе простить. — Нет! Оставьте мертвое имя мертвым! — резко возразил Морган. — Раз начали жизнь с нового листа, не тяните за собой старую боль. Приедем на кладбище, попрощаетесь, отпустите прошлое и летите к своему лавандовому гею. А я уж как-нибудь сам. Хорошо, что идею подкинули про суррогатное материнство. — Спасибо, — зарыдала на груди у Морганна Мирри. — Спасибо, вы так… вы так добры… — Ну уж нет, совсем не добрый. И занятой. И вообще, нет у меня лишних денег перечислять туда-сюда в казначейство миллионы за старый полуразваленный спортзал. Лесли спихнула его удачно тебе, вот и возись сама. Вот хоть отцу доверенность выпиши. А мне и так есть чем заняться. — Но как же так? А телеканал? — Ты же спортсменка! Вот и придумай, куда его приспособить. Считай, что это твое приданое. — Но я не могу… — Можешь! Это не тебе! Это той девчонке, которую ты родишь, и которую могли бы звать Лесли!***
Мирри возвращалась домой, в Швецию. Вспоминала в самолёте все моменты и понимала, что единственный родной и понимающий человек, что встретился ей в Штатах — мистер Морган.