Шведская семья

Вечер в «Старой Таверне» прошел по традиционному сценарию: хозяин не знал, как угодить, заваливая стол всевозможными блюдами, посетители поздравляли, восхищались, просили автограф, и из-за такого пристального внимания уставшие спортсмены быстро перекусили, не засиживаясь допоздна, разъехались по домам. — Надо менять ресторанчик, — заметил Ингвар, сделав играющее в машине радио тише. — Сегодня среди посетителей половина папарацци присутствует. Завтра опять в газетах увидим наши фотки с невестами — дважды с одними и теми девушками ужинали, точно объявят о помолвке. — Точно, а после третьего ужина их уже в жены запишут, — улыбка чуть тронула губы Олафа. Казалось, сама мысль о наличии у него жены вызывала немного ироничное удивление. — Ну, если ты хочешь выиграть еще какую-то медаль… Я не буду против того, чтобы отмечать твои победы, даже с «женами» в компании, — Ингвар говорил в своей любимой ироничной манере — с саркастической улыбкой, но с серьезным выражением в глазах, которое немного удивило и одновременно обрадовало Олафа. Он участвовал еще в одной индивидуальной гонке и в эстафете, однако измотанный, выложивший в начале все силы на достижение заветного серебра в первых стартах, он не смог в этот раз пробиться на пьедестал. Их странное общение продолжалось в том же ключе, что и раньше: парни перешучивались, общались, вместе ездили на соревнования и тренировки, ужинали в разных ресторанчиках, иногда вдвоем, но чаще прихватывая с собой Аманду и Мирри. Олаф, давая возможность самому Ингвару разобраться в своих желаниях, до окончания этапа дал тому время все обдумать, не форсируя сближения и не напоминая о произошедшем. Утром, после памятной второй медали и не менее памятного вечера, Ингвар хотел, потихоньку собрав вещи и вызвав такси, съехать на базу. Но Олаф, вовремя заметив все его метания, включил в разговоре свой обычный режим стёба, всё перевел в шутку, и их день начался с дружного ржания. Неделя подходила к концу, соревнования закончились, все разъезжались, упаковав инвентарь. Шведская сборная получила три дня выходных перед выездом на следующий этап соревнований. В клуб решили съездить в первый день, чтобы за оставшееся время успеть перевести вещи в новое жилье, как раз их срок аренды начинался во второй день выходных. Олаф довольно часто на протяжении нескольких лет посещал клубы приморского городка Сундсвалль, где шанс наткнуться на внимательного фаната биатлона был ничтожен, в отличие от Эстерсунда, биатлонной столицы Швеции. Именно по этой причине он и решил поехать туда с Ингваром, условившись, что всю программу развлечений он берет на себя, и тому не о чем беспокоиться. Эти то слова и вызвали беспокойство Ингвара: — Я совсем не уверен, что мне это нужно… — в его глазах плескалось сомнение. — Никто тебя принуждать ни к чему не будет, — поспешно заверил его Олаф, памятуя о прошедшем инциденте. — Мы просто едем отдохнуть: сначала пообедаем в каком-нибудь морском ресторане, затем оторвемся в клубе. Немного отдохнем и утром поедем домой. Я уже заказал столик в ресторане и два номера в мотеле. Решай для себя сам — ты едешь или нет, я по-любому поеду. Я за неделю две медали выиграл, уеду через два дня на гонки, и до рождественских каникул одни сплошные соревнования, режим и никаких клубов, — говоря, он решительно ворошил вещи в шкафу, ища любимый свитер с капюшоном, предназначенный скрывать своей тенью черты лица в клубе. — Если едешь — собирайся, выезжаем через час. Предоставив решение на усмотрение Ингвара, Олаф всё-таки помог тому с выбором, слегка подтолкнув, вроде бы случайно не закрыв до конца дверь в душе, и напевая вполголоса какой-то мотив. План сработал — Ингвар, привлеченный звуками пения, мелькнул возле двери, где не стал слишком долго задерживаться, и, всего лишь пару минут полюбовавшись на подтянутое тело Олафа, побежал собираться. Торжествующая улыбка Олафа отразилась в зеркале, в котором он только что наблюдал отражение приоткрытой двери за спиной и заинтересованный взгляд Ингвара. Через десять минут тот сам постучал в душевую: — Я еду с тобой! И, чтобы успеть выехать в срок, освобождай душ! Олаф понимающе улыбнулся, вытираясь, и посторонился, неспешно надевая халат и искоса наблюдая за Ингваром. А тот, со своей стороны, будто провоцируя, неспешно раздевался, аккуратно складывая каждую вещь на корзине для белья, ощущая обостренным восприятием, как по его обнаженной спине скользит взгляд Олафа. Сложив рубашку и футболку, он взялся за брюки и, удивленно взглянув в глаза Олафу, спросил: — Может, ты дашь мне помыться? Немного смутившийся Олаф молча вышел, впервые не найдя что сказать в ответ. Через час мощная БМВ мчала парней по гладкому шоссе в сторону ближайшего большого города. Сперва немного сковывающее молчание и напряжение царило в салоне, затем Олаф включил радио, покрутив настройки, остановился на музыкально-танцевальной музыке, заранее предвкушая такой же, наполненный музыкой и танцами, вечер в клубе. Олаф, искоса поглядывая на напряженное лицо Ингвара, думал, что надежда сблизиться с ним этим вечером в клубе напрасна.

***

Олаф, как настоящий швед, обожал национальные блюда из рыбы и морепродуктов, поэтому ужин заказал в маленьком морском ресторанчике на набережной. Перед тем, как выйти из машины, Олаф, придержав на минутку Ингвара, предупредил: — Что бы мы там друг другу не наобещали за медали, это тебя ни к чему не обязывает. Мы просто по-дружески вдвоем приехали развеяться после тяжелой недели. Сначала ресторан, затем клуб, и только ты решаешь: сам ты остаток ночи проведешь или уведешь с собой в мотель девчонку или парня! Я точно знаю, зачем я в этот клуб приехал… Может быть, мне и хотелось бы эту ночь провести в твоей компании, но если тебе это не интересно — это не станет для меня проблемой. Мы приехали развлекаться, так развлечемся так, чтобы на следующий месяц было что вспомнить! Ингвар только понимающе хмыкнул, но заметно расслабился. Теперь, когда над ним не нависало Дамокловым мечом выполнение обязательств, возводя все эксперименты из нежелательной необходимости в разряд остро-любопытных, запретно-привлекательных, он мог в мыслях на минуту представить, как оно — оказаться в одной постели с Олафом, и острая дрожь, состоящая из лёгкой боязни и волнительного возбуждения, прокатилась по его телу. После ужина парни заехали в мотель, оформили номера, оставили машину на стоянке и двинулись в сторону клуба «Рекс», находящегося в соседнем квартале. Так как был ещё ранний вечер, то народу было немного. Решив начать расслабление с легких коктейлей, Олаф провел Ингвара к бару, сделал заказ и стал сканировать взглядом пространство клуба в поисках симпатичного объекта, достойного внимания. В огромном помещении, похожем на ледовый дворец с терявшимися в темноте углами, было достаточно тепло. Центром всего клуба, где двигалось под ритмично пульсирующую музыку несколько десятков человек, являлась большая площадка, огражденная от столиков и бара перегородкой в виде полустены. Светомузыка неспешно менялась, то заливая всё вокруг, словно океан, приятным синим цветом, то кроваво-красным пугающе озаряла умиротворённые лица и заставляла зрачки от неожиданности сужаться, то била резко по нервам кислотно-зелёным и отталкивающим цветом. Люди танцевали, сидели за столиками, потягивая различные коктейли, приходили и уходили. Приятная и ненавязчивая атмосфера царила в этом демократичном месте, располагая буквально каждого гостя к приятному времяпрепровождению. Все вели себя естественно, никто ни на кого не смотрел косо, излучая знаменитую шведскую толерантность. Никого не удивляли ни целующиеся мужские парочки, ни сидевшие в обнимку девушки, хотя и обычных парочек было много. Спустя два часа и три коктейля Ингвар настолько освоился, что отрывался на танцполе, теснясь в толпе и перемигиваясь с симпатичными девушками, но и не теряя из поля зрения Олафа. А тот был в своей стихии: наслаждался музыкой, движением, вниманием, что одаряли его гибкую спортивную фигуру окружавшие его парни и девушки. Оба биатлониста выделялись над толпой высоким ростом, привлекая к себе внимание. Но Олаф всегда придирчиво выбирал, с интересом рассматривая окружающих, всем своим поведением сигнализировал, что он в поиске… В поиске то ли партнера на остаток ночи, то ли спутника, разделяющего его интересы по жизни, то ли приключения на ближайшие полчаса в виде минета в кабинке клубного туалета. Олаф развлекался и веселился, под легким алкогольным флером рассматривая потенциально-привлекательных парней. В ответ на свой заинтересованный взгляд он уже получил с полдюжины завлекающих знаков, улыбок и просто прямых приглашений пройти во внутренние помещения клуба, изобилующего тихими уютными уголками. Однако то ли среагировавшие оказались не в его вкусе, то ли вечер только начинался, то ли надежда увлечь Ингвара не до конца угасла, только все приглашения он пока отвергал с легкой улыбкой и неизменным: — Может, чуть позже. Он знал свои предпочтения и вкусы, и при иллюзии большого выбора в переполненном геями и бисексуалами клубе ему было трудно найти того, кто полностью соответствовал бы его критериям привлекательности. Прожив всю жизнь в спортинтернатах среди мощных спортсменов, убедился, что и в постели ему нравятся высокие, сильные, спортивного телосложения парни с дерзким характером. Окидывая взглядом зал и каждый раз натыкаясь на Ингвара, он слегка радовался, что тот еще в зале, а не ушел с какой-нибудь красоткой. Сам Олаф старался держаться от него недалеко, наблюдая краем взгляда. Часам к одиннадцати народу в клубе прибавилось: приехало несколько больших компаний, видать, уже отжигавших в других заведениях и решивших продолжить веселье в «Рексе». Особо выделялась компания из шести высоких широкоплечих парней и двух не менее спортивно выглядевших девушек. Девушки в сопровождении двух парней двинулись в сторону бара, оставшиеся четверо парней влились в танцующую толпу, на полголовы возвышаясь над окружающими. Олаф, издалека приметив рослых парней, довольно кивнул своим мыслям: «Ну теперь есть на ком остановить выбор, если хоть один из четырех окажется геем и отзовется…» Видать, вновь прибывшие тоже искали для себя брутального партнера, так как на волнах музыки двое мужчин все ближе придвигались к Ингвару, танцуя ближе и ближе, чуть ли не зажимая его вдвоем. Тот, сначала не поняв, немного отодвинулся, затем перешел в другую часть танцпола, однако его и там достали, притом на его негодующий взгляд отвечали заинтересованными подмигиваниями, пошлыми улыбками и какими-то шуточками, благо, что за грохотом музыки он не расслышал, но раздражение всё больше и больше охватывало мысли. А когда он увидел, как такая же парочка высоких парней ошивается возле Олафа, прижимаясь в танце к нему, сливаясь в одном ритме, то приобняв за плечи, то двигаясь в унисон, тогда на него накатила непонятная ярость, появилось желание кулаками расчистить личное пространство и затем отодвинуть нарушителей от Олафа. Ингвар решительно двинулся в его сторону, дождался перерыва между треками и предложил тому: — Ол! Пошли еще по коктейльчику выпьем. Олаф, с некоторым удивлением взглянув в глаза Ингвару, приобнял того и двинулся к бару. Через минуту возле них материализовались и две пары их поклонников. Так как возле бара было чуть потише и посветлее, высокие фигуры приобрели черты давно знакомых спортсменов-биатлонистов из сборной Германии. Им тоже дали выходной и разрешили остановиться на сутки в Сундсвалле, где они решили развлечься в самом продвинутом клубе. Биатлонный мир очень тесный, все друг друга знают и, с одной стороны Олаф был рад, что у него появился выбор между несколькими партнерами из чужой сборной, а также возможность удовлетворять свой сексуальный голод прямо на соревнованиях, не рыская в поисках партнера по клубам. С другой стороны, немцы были основными конкурентами за медали, и, связываясь с ними, он рисковал карьерой. И третий аспект, мешавший бездумно окунуться в чувственное наслаждение с Гансом или Куртом — это его нежелание заводить отношения дольше, чем на одну ночь. И сейчас, стоя у бара, с высокими стаканами в руках, окруженный сильными высокими телами, разгоряченными в танце, пахнущими дорогим парфюмом и легким спортивным потом, самым прекрасным запахом в мире, Олаф просто наслаждался ситуацией: как же ему хотелось до хруста в костях сжать желанное тело, ощутить на себе такую же сильную хватку любого из окружавших его биатлонистов, а больше всего его влекло к Ингвару. Небольшая компания биатлонистов быстро нашла общие темы для разговора, обговаривая на смеси немецко-шведско-английского языков последние новости и сенсации из мира спорта. Только если языки произносили банальный треп, то местами пошлые и развязные жесты и взгляды выдавали истинные желания. Клаус, разделивший серебро с Олафом в первой гонке, ещё тогда положил глаз на него, и теперь, используя любую возможность приблизится к объекту своего желания, всё переводил разговор на будущие соревнования, общие гостиницы, возможность целую зиму не расставаться, выступая на одних и тех же стартах: — Представляете, наши сборные в Хохфильтцене поселяют на одном этаже гостиницы, можно в гости друг к другу заходить. У Ингвара в глазах потемнело от мысли, что Олаф где-то там будет по вечерам ходить в гости по гостиницам всех биатлонных стадионов, будет вращаться в компаниях разных Куртов и Гансов, выдавать свои ехидные комментарии и шуточки, может, даже пикироваться с этими немцами будет… Хотя, если подумать, какое там чувство юмора у немцев? .. «Нет, не будет Олаф с ними шутить! Но спать между гонками может вполне», — эта мысль совсем не понравилась Ингвару, и он смерил оценивающим взглядом всех четырех иностранцев, затем, значительно взглянув в глаза Олафу, сказал: — Можно тебя на минутку, разговор есть. Олаф коротко извинился: — Мы на пару минут. — Хотелось бы в тихом месте поговорить, — Ингвар напрягал голос, перекрикивая шум музыки. Олаф махнул рукой в сторону декоративной панели, скрывающей вход в полутемный коридор. Оставив позади шум и мелькания светомузыки, они продвигались почти наощупь — только тусклая лампочка над выходом в зал бросала желтое пятно на пару метров. Дальше темный коридор расширялся множеством ниш с уютными диванчиками, закрытых тяжелыми бархатными шторами, глушащими звуки. В некоторых нишах уже целовались парочки, отгородившись шторами, а особо нетерпеливая тройка, даже не зашторившись, ласкалась чуть ли не на глазах, и только тьма им служила покровом. Проходя мимо этой ниши, слыша звуки поцелуев и стоны в три голоса, Ингвар только ошалело глянул в темноту и поспешил за Олафом дальше, в свободную предпоследнюю нишу. Олаф, усаживаясь поудобнее в темноте, произнес: — Располагайся и говори — я тебя слушаю. Ингвар, решительно настроенный в баре, от необычной обстановки растерял всю свою храбрость по дороге, и теперь смущался, краснел. Только темнота спасала остатки его гордости, а в мыслях крутилось: «Что я делаю? Я сам бросаюсь в постель к мужчине! Сам напрашиваюсь! Зачем? Для него ведь это на одну ночь…» Олаф, не дождавшись ответа, рискнул предположить: — Может ты решил отдать мой приз за медаль — поцелуй? Ингвар, увидевший спасительный выход из неловкой ситуации, кивнул, а затем, опомнившись, что темнота надежно поглотила его кивок, подал голос, едва заметно дрогнувший от волнения: — Да! Олаф, уже не ждавший подобной инициативы, обрадовано засмеялся: — Самый прекрасный поцелуй со вкусом кофе! Хочу ещё такой! Посиди минутку, я сейчас в баре кофе закажу и продолжим. Олаф только начал подниматься, как Ингвар, вспомнив о немцах, оккупировавших подходы к барной стойке, моментально перехватил парня, обняв, и, не задумываясь ни на секунду, выдал: — Я тебе завтра дома с кофе выдам дополнительный поцелуй, а этот хочу здесь и сейчас! Немедленно! Олаф терял голову от этого решительного «Здесь и сейчас», а обещание завтрашнего поцелуя со вкусом кофе дарило совсем уж нереальную надежду. Разум отказывался верить, только сердце выстукивало в шальном ритме, стоило Олафу его обнять, прижав с силой к груди, губами исследуя лицо и наслаждаясь такими же мощными объятьями и такими же нетерпеливыми губами партнера. Ингвар, за покровом темноты забывший и о смущении, и о своей нордической крови, и о ненавистных немцах, упивался неизведанными доселе моментами. В реальности был только данный момент: две сильные ладони, будоражащие волнение в крови, оглаживающие, пощипывающие и прижимающие кожу на спине под футболкой; губы со вкусом мохито, целующие так, что сознание уплывало, а окружающее пространство переставало существовать, превращаясь в вакуум открытого космоса, безлюдный и безвоздушный. Ингвар, уже задыхаясь, понял, что просто забыл дышать, увлекшись поцелуем, и чуть отпрянул от Олафа. Однако тот, уже ощутив в своих руках тело долгожданного партнера, о котором неосознанно мечтал в последнее время, не дал Ингвару отстраниться, покрывая поцелуями шею, легонько лаская языком за ухом и прикусывая мочку. От нахлынувших ощущений Ингвар терялся в пространстве и времени, его губы горели от желания вкушать чужие поцелуи, и даже скользить губами по щеке Олафа было непередаваемо хорошо. А уж его юркий язычок, выписывающий иероглифы на шее Ингвара, просто создавал невероятный эффект горячего касания и контрастно-холодного воздуха после. Но больше всего поразил Ингвара собственный стояк — такого сильного желания у него еще никогда не возникало: его член, казалось, пульсировал от нереализованного желания, сводил с ума, вызывал странные, непривычно-жалобные, и в то же время страстные стоны. Олаф целовал лицо, скользя по линии скул губами, ладонями ласкал спину, с возрастающей страстью прижимался своим возбуждением, толкнувшись пару раз пахом в бедро, застонал гортанно, усилием воли удержался, чуть не кончив, как мальчишка. Затем провел рукой по бедру, накрывая бугор под ширинкой, осуществляя следующие движения поверх джинсовой шершавой ткани, отдающееся сквозь одежду в самых чувственных точках члена Ингвара, которого прошило острейшим наслаждением, будто от удара электрическим током. Он, неосознанно поддавшись вслед движению руки, закусил губу в желании еще кое-как сдержаться, однако глухой стон вырвался сквозь стиснутые уста, тело выгибалось, плавилось и, казалось, жило своей жизнью, предавалось чувственным соблазнам по собственной воле, неконтролируемой разумом. Ингвар полулежал на диванчике, раскинувшись и стремительно капитулируя перед нахлынувшим безумием, отдавая себя на милость победителя. А победитель, сам малость пришалевший от избытка чувств, с силой обнимал желанное тело одной рукой, а второй боролся с застежками джинс. Невероятным усилием ему это удалось, не встревожив своего неопытного пугливого партнера. Одна мысль только и удерживала, не давая терять последнюю ниточку здравого смысла, не пускающую сорваться в пике страсти: «Первый раз! У него это в первый раз!» Олаф, расстегнув брюки Ингвара, аккуратно сдвинул вниз вместе с бельем, ладонями еще раз приласкал ствол, решительно проложил дорожку поцелуев вниз, накрыв горячими губами головку, облизал круговым движением и с пошлым чмокающим звуком втянул вглубь. Обласкав член и доведя Ингвара почти до пика, Олаф языком стал выводить спирали по всей длине, затем, перехватив губами нежную шкурку на мошонке, всосал яичко в рот и, перекатив на языке, выпустил, чтобы одарить такой же лаской его близнеца, после любопытно-прыткий язычок кончиком прикоснулся, больше дразня, к тугому колечку ануса. Ингвар испуганно дернулся, но ласкающая член рука Олафа удержала и успокоила, а через пол минуты и горячие губы вернулись на головку, усиливая в десятки раз удовольствие. Зато вторая рука Олафа взялась мять и ласкать промежность, проходясь кончиками пальцев по увлажненному колечку, надавливая средним пальцем каждый раз чуть сильнее. На секунду парень отвлекся, облизав стратегически-важный палец, увлажнив, и направил его легкими ласкающими движениями. Ингвару это явно приносило дискомфорт, но ощущения от крышесносного минета перевешивали возможные неудобства. Он всё больше подмахивал, поддаваясь вперед, тем же движением назад насаживаясь на палец, и легкая боль пряной нотой добавлялась в общий букет ощущений, оттеняя удовольствие с одной стороны, и продляя время наслаждения, не давая сразу скатится в оргазм. Сочные стоны разливались, песней звуча в ушах Олафа, и тот постарался, нащупав кончиком пальца простату, прогладив ее сперва легонько, а после сильнее и сильнее, вызывая какую-то дрожь, переходящую в предоргазменную. Ингвар с силой сжал руки до синих отпечатков на плечах Олафа, выгибаясь и напрягаясь до поджатых пальцев на ногах. Тихие стоны перешли в торжествующий рык от пронизывающих все тело оргазменных волн. Член, плотно обласканный губами и рукой, вздрогнул раз-другой и излился в сумасшедшем оргазме. Олаф, прижимающийся пахом к ноге Ингвара, излился одновременно с ним, только представив, что тот кончает от его пальца на простате, оглашая все окрестности своим голосом, неконтролируемо-страстными звуками и стонами. Ингвар лежал, опустошенный, огорошенный и почти счастливый, а может, очень несчастный — его состояние не поддавалось анализу. Все мысли и чувства, по ощущению, были будто отделены от него стеклянной стеной, как рыбы, лениво плескавшиеся в большом аквариуме. Олаф обтер его платком, поправил одежду, затем предложил: — Решай: продолжаем веселье и возвращаемся к немцам, или в мотель отдыхать? Когда Ингвар услышал о продолжении веселья с немцами, у него началась форменная истерика, всхлипы перемешивались с истерическими смешками и невнятными репликами. Олаф, прижав его к себе, выцеловывал нежно пульсирующую венку на виске и все пытался понять, причём тут немцы, из-за чего истерит здоровый двадцатисемилетний мужик. И, когда сквозь малопонятные фразы выплыл смысл претензий, ему осталось только довольно рассмеяться — Ингвар его ревновал. И не просто ревновал, но еще и страдал, зная, что у Олафа все встречи обычно на одну ночь, и поутру всё развеется, они разойдутся, и не останется даже той странной дружбы-соперничества. — Кто тебе сказал такую глупость? Это с клубными мальчиками, может, на один вечер, а между нами мы можем выстраивать такие отношения, какие хотим. И если ты определился со своими приоритетами, то и я точно уверен, с кем хочу по жизни идти рядом! И сегодня, и через месяц, и через год! Даже встретить старость я готов с тобой! Я хочу, чтобы ты поехал со мной на все соревнования… — И что, больше никаких клубов, мальчиков, немцев? И даже на этапах никого не будешь искать? Я бы поехал, если б был уверен… — А зачем мне искать, если у меня уже есть ты? Ведь есть же? И у меня есть предложение — ты едешь со мной, для моральной поддержки, для споров, наконец… Рядом с тобой я еще не одну медаль выиграю! Что скажешь? — Олаф, скрытый в темноте, замер ожидая ответ Ингвара. — Только для поддержки и медалей? — расстроенный голос Ингвара холодными интонациями мог поспорить со снежной бурей, однако темнота скрывала довольный блеск глаз. — Ой, дурак! — даже застонал Олаф. — Я предлагаю тебе ехать со мной, потому что мне плохо без тебя. И я думаю, что и тебе самому будет скучно. Последний аргумент: за вторую медаль ты обещал исполнить любое желание. Так вот, мое желание: отныне мы официально пара и ты едешь со мной! Ингвар только молча придвинулся, обнял и запечатлел этот миг крепким поцелуем, подтверждая всё сказанное.