Сквозь окно неплотно прикрытое старыми выцветшими шторами проникали одни из самых первых солнечных лучей. Они светили не особо-то и ярко, но достаточно.
Я видел кого-то. Мальчишку… Нет, уже скорее сформировавшегося юношу, лежащего на полу в позе, говорившей о том, как же он был искалечен буквально изнутри процессами, изменявшими его тело, весь его организм.
Он выглядел жалко. И его так хотелось растормошить, вытянуть из тех кошмаров, в которых он сейчас находился, сказать, что все в полном порядке, но совершить это никто не мог и не желал. Пока не желал.
Мне показалось или… это бы… я
Но вот лучик солнца, пересекая комнату, достиг и лица паренька, настойчиво светя и не собираясь продолжать свой путь дальше. А юноша завозился на полу, неловко дернул рукой и издал полный боли стон, не столько от того, что происходило с его телом ночью, сколько от того, что оно не хотело слушать его и ужасно сильно онемело.
Двигаться просто не хотелось даже сквозь марево ужасных снов, рисованных воображением страдальца.
Полностью выплыть из сна и более-менее спокойствия заставил стук, издававшийся со стороны окна. Взъерошенная сипуха стучала своим клювом в него, и выглядела крайне недовольной, к ее лапе было привязано письмо, и явно было, что птице это не нравилось и очень сильно. Именно по этой причине она и продолжала издавать громкие звуки, чтобы от нее, наконец, отвязали важное письмо и дали волю.
Я перевернулся с бока, на котором лежал, на спину, не без труда и не без боли, раздавшейся во всех мышцах, которую заработал, лежа всю ночь в крайне неудобной позе, напоминавшей собой калачик, компактный и очень маленький, а, главное, способный защитить от всего, что действовало снаружи.
Оказавшись на коленях, уперся ладонями в пол: чтобы прекратить мельтешение белых ярких мушек и кругов перед глазами. Прикрыв веки, опустил голову вниз и с усилием навалился всем своим телом на ладони, причиняя боль, отрезвляющую разум, помогающую привести мысли хоть в какой-нибудь относительный порядок.
Нахальная сипуха все нетерпеливей стучала своим немного искривленным клювом по стеклу и топорщила перья. Птице уже очень сильно наскучило ждать того момента, когда от ее лапки отвяжут письмо и отпустят в свободный, никаким грузом не отягощенный полет. Но маг, который должен был забрать его, то есть я, никак не хотел обращать внимание на создаваемый шум и все так же продолжал сжимать губы, опираться на свои руки и пережидать приступ головокружения.
Пересиливая себя, немощь, которая раздавалась во всех мышцах, я встал, тут же немного пошатнувшись, но выровнявшись, подошел к окну и наконец-таки впустил шумную и надоедливую птицу. Она тут же присела на подоконник и вытянула лапку, на которой находилось послание. Заклекотав, сипуха еще больше распушила свои перья, но спокойно ждала того момента, когда от нее отвяжут тяжесть.
Немного дрожащими руками неуклюже отвязал письмо. Несколько раз пальцем не удавалось правильно подцепить бечевку, но наконец-то это удалось сделать, и гордая птица, щелкнув своим клювом, спорхнула с подоконника, тут же взмывая высоко в пасмурное небо. Ей больше не было ни до кого дела, свою работу она выполнила.
Я так и остался стоять, дрожащими руками сжимая письмо и слепо смотря перед собой. Очки куда-то подевались, и где они теперь находились понятия никакого не имел.
Ноги подкашивались, стоять дольше просто не мог и поэтому тихо присел на пол. Все размывалось перед глазами, дышать становилось все трудней.
Зажав рукой рот, закрыл глаза. Отвратительные белые мушки не перестали кружить, но пространство больше не ускользало и приступы тошноты, подступавшей к самому горлу, медленно сходили.
Из-под ладони по щекам прокатились несколько слезинок. Оставив за собой тонкие дорожки, они исчезли, просто укатились дальше, напоминая о себе неприятным холодком. Утренняя летняя прохлада пробралась в крохотную спальню, на теле появились мурашки, но парню было совершенно не до этого. Головная боль перекрывала собой совершенно все, какой-то нерв безжалостно сводил с ума, пульсировал, передавая по окончаниям жутчайшую боль.
Весь мир сузился лишь до ощущения боли и больше ничего не существовало. Отняв руки от лица, я прислонился к стене все также продолжая держать глаза закрытыми. Пласт чего-то тяжелого навалился сверху и давил, давил.
С некой апатией я взглянул сквозь узкие щелочки глаз на конверт.
Несмотря на дрожь в руках и отвратительное покалывание в пальцах, я нашел в себе силы надорвать конверт и достать тонкий белый лист пергамента.
«Здравствуйте, мистер Поттер. Банк «Гринготтс» берет на себя обязательство известить Вас о необходимости посетить поверенного в течение двух дней для разъяснения некоторых вопросов. Если у Вас не получается уложиться в назначенный срок — пришлите сову для договора на удобное для Вас время.
Представитель нашего банка будет ждать Вас в главном зале.
Всего доброго, мистер Поттер,
С уважением, Банк «Гринготтс».
Строчки расплывались, скакали перед глазами. С трудом прочитал письмо и тут же отбросил его в сторону, содрогаясь от внезапной боли, прошедшей по всему телу. Спазм длился пару секунд, но остаточные ощущения оставляли желать лучшего.
Не понимая, что же делать, только слепо смотрел вперед себя, отрывисто дыша, хватая воздух ртом жадными глотками, раздувая при выдохе ноздри, будто перед немыслимой битвой. Кружилась голова, и все помещение вместе с мыслями ходило по кругу, плыло так же, как совсем недавно плыли строчки письма.
Схватившись за свое горло, я, не понимая, что делаю, сдавил его со всей силы, запуская ногти под кожу, специально причиняя непонятную боль, которая все равно ощущалась фантомом, не так, как нужно.
Родственнички сочли бы меня более сумасшедшим, если бы зашли в маленькую комнатку на втором этаже. Но никто до сих пор не проснулся.
Дышать становилось трудней, и рука дернулась, ослабляя хватку. Почти убить самого себя? Нет, не сегодня, не сейчас.
Во рту появился противный привкус желчи.
Меня стошнило на пол собственной комнаты.
Опираясь на крохотную кровать и выплевывая вчерашний ужин, не успевший как следует перевариться, не понимал что происходит. И только когда не осталось ничего кроме противной слюны я смог спокойно дышать. Постепенно дыхание выровнялось, я перестал жадно хватать воздух ртом, задышал носом.
Огромная тяжесть навалилась на тело. Помимо боли стало тяжело приподнять даже веко, пошевелить пальцем, все, что мог — просто дышать, слушать медленно выравнивающийся стук сердца в груди и тихий стук стрелок в сломанном будильнике Дадли.
Я лежал на полу, неловко и нелепо скрючившись. Ни встать, ни пошевелиться был не в силах.
Противная слюна во рту. Боль в спине и голове. И только одна мысль: « Я не хочу».
— … Я не хочу, — шепнул, проваливаясь в какую-то пропасть.
Она разевала свою огромную пасть, давая мне пройти глубже, но все настолько странным казалось мне, что я не мог понять, где же потолок, а где пол. Но он был подо мной.
Никто не стучал в дверь комнаты и противно не завывал, как обычно делала тетя Петунья, когда парень не спускался и не приступал к своей работе. Было очень тихо, как-то неестественно, но идеально.
Тяжело ворочая языком, перевернулся на спину, не понимая, как мог провести так долго времени в одной и той же позе, все мышцы ныли и даже, кажется, кости похрустывали.
Слепо сощурившись, попытался сложить все воедино. Но ни одна мысль не могла правильно сформироваться в голове. Как только появлялось хоть какое-то осмысление, она тут же распадалась на части, не давая в полной мере обдумать себя.
Что-то поменялось, но что же было не ясно. Какая-то часть внутри изменилась, стала ощущаться острее, ворочающаяся, и готовая в любой момент либо исчезнуть, либо пустить корни еще глубже.
***
Темный Лорд очнулся внезапно. Сознание прояснилось с каким-то толчком, пришедшим не из реального мира, а из сна. По телу прошлась дрожь, стало прохладно, несмотря на то, что в спальне было невыносимо жарко и очень душно.
Из-за духоты в спальне все тело стало липким, покрытым потом, но все еще оставалось ощущение холода, пронзающего буквально изнутри. Мужчина с трудом открыл глаза, которые тут же закрыл, ослепленный яркостью солнечных лучей исходивших от не зашторенного окна.
Через некоторое время дышать стало намного легче, исчез непонятный груз с плеч, и магия заструилась более свободным потоком, чем раньше. Не ощущалось отчужденности изолированности от полного магического потока, теперь он проходил так, как и следует.
Маг вдохнул полной грудью, прогоняя остатки сна.
***
Мне не ясно было, что же я делал. Как будто кто-то руководил мною, я передвигал ногами, шел вперед, держа наготове волшебную палочку. Смотря вперед, не видел ничего, только серый туман.
Звуки исчезли. Они отовсюду пропали, в голове образовалась абсолютная пустота, не дающая мне покоя.
Заметив яркое освещение, тряхнул головой.
Гоблин с величайшим неудовольствием на лице поддался чуть вперед и посмотрел на меня. Неприятный холодок пробрал все мое тело. На секунду задумавшись о чем-то, зеленокожий так же медленно откинулся обратно и заговорил:
— Чем я могу помочь господину магу? — темное длинное перо в крючковатых пальцах слегка зароптало, будто оно было недовольно чем-то, но гоблин не спешил писать в журнале посещения что-либо.
— Я… я не совсем понимаю, почему оказался здесь, — предельно честно ответил, прикоснувшись к голове. Она разрывалась даже не на две, а на тысячи кусочков.
— Разрешите, — медленно протянув левую руку вперед прося палочку, при этом, даже не посмотрев на клиента, гоблин отложил перо.
— Да, конечно, — вложив магический инструмент в отвратительную ладонь, я тут же отпрянул. Хватка у этого существа была сильной, не заботясь о сохранности палочки, гоблин сжал ее и, кривя тонкие губы в неудовольствии, принялся рассматривать.
Пробежавшись глазами, кивнул чему-то своему и, немного помедлив, вернул.
— Прошу следовать за мной, — заведя длинные руки за спину, гоблин неспешным шагом повел меня за собой в открытый коридорчик сбоку.
Темный коридор принял нас без проблем, но сразу же тяжелая дверь закрылась за спинами. Гоблин ничего не говорил, смешно переваливаясь с одного бока на другой. Но спустя всего пару минут напряженной тишины он остановился возле одной из дверей.
— Прошу вас, мистер Поттер, — пропустив меня вперед, провожатый зашел следом.
