Великие Наследия

mortem - фран. смерть Меня до одури тошнило, перед глазами все еще плыло, но на ногах мне удавалось стоять более чем крепко. Пройдя вперед, я очутился в кабинете, оформленном в темных тонах. — Вынужден попросить вас подождать, — почтительно склонил голову гоблин и, пятясь, вышел из комнаты, закрыв дверь и оставив меня одного. Мне еще не приходилось видеть то, как высокомерные, себялюбивые гоблины вели себя не то, что уважительно, а именно почтительно. Этот народец относился таким образом только к золоту. Они берегли его, хранили пуще своей жизни и могли испортить отношения с любыми существами и всего лишь ради того, чтобы получить лишний слиток. Это, пожалуй, все, что мне удалось запомнить из истории магии, которую преподавал нам профессор Бинс. Пришлось подождать не более двух-трех минут, прежде чем открылась дверь, пропуская трех гоблинов. Каждый из них нес по маленькой шкатулке. Аккуратно поставив шкатулки на стол, они застыли, тот, что казался древнее, а значит и главнее всех, указал на низенький диванчик и кресла. Я не был способен стоять, даже сам потолок, а вместе с ним и стены давили на сознание, и поэтому предпочел присесть в одно из кресел. Мне было все равно, правильно ли поступил или нарушил какие-то этические нормы. Дрожащий от немощности, низенький, хрупкий хранитель золота занял место за столом, сложил вместе руки. Он начал говорить первым. — Добро пожаловать в наш банк, мистер Поттер, — в скрипучем голосе с трудом удавалось разобрать сказанные слова. — Мы рады возобновлению чистой линии вашего рода, мистер Поттер, — продолжал он, мутными глазами смотря на меня, — и надеемся на продолжительное сотрудничество. Мне стало не хорошо. Мысли слиплись в один комок, который с трудом можно было бы разлепить. Кто-то настойчиво подавал стакан с водой. Против воли я взял его, пригубил немного. Сделав пару глотков, понял, что становится немного легче. — Я вынужден попросить вас, мистер Поттер, примерить перстни, для успешного наследования родов, в которых вы являетесь наследником, — поочередно неторопливо открыв шкатулки. Я был в замешательстве. Следуя указаниям, примерил каждое из колец. Гоблины с напряжением смотрели, переводили взгляды с массивных колец, на мое лицо. Как только третье, массивное кольцо оказалось на среднем пальце, в голове все завертелось, меня затошнило еще сильнее.

***

Вокруг было так холодно, леденящий холод, который окутывал собой и душу и тело, на котором уже появились мурашки. А еще было так темно, не было ничего видно, лишь мрак без единого предмета освещения. Я посмотрел вокруг себя и даже сощурил глаза, лишь бы увидеть место, в котором оказался столь неожиданно. Но все было без толку, понять даже по звукам, раздававшимся вокруг, было ничего не возможно. Тихие шорохи тут же смолкали, едва стоило начать прислушиваться к ним, будто кто-то замечал внимание прикованное к этому и прекращал делать свое дело. Абсолютная тишина наступила внезапно, будто в секунду звук был отключен и тут же появился свет, вначале не яркий, но постепенно он являл взору то, что находилось в комнате. Стал виден маленький диванчик, приютившийся в углу, столик возле него и лампа на нем, маленькая и освещавшая лишь крохотную часть поверхности возле себя. Повернув голову в сторону, я смог увидеть маленький камин, в котором яркое пламя пожирало поленья, и изредка выдавала сноп искр, тухнувших в тот же миг. И внезапно меня за руку кто-то схватил и потянул в сторону дивана, а я мог разве что подчиниться. Противиться чужой воле по какой-то совершенно дикой причине не мог, пусть и чувствовал свое тело полностью и контролировал его. Озираясь по сторонам, пытаясь увидеть хоть кого-нибудь, подчинился довольно настойчивой просьбе присесть на диван, он был очень удобный и мягкий, и сразу как-то ушла тревога. Хотелось просто вечно сидеть на этом мягком предмете мебели и смотреть на камин, на то, как в нем горит пламя задобренное поленьями. Но что-то щелкнуло, будто был сделан щелчок пальцами и рядом уже можно было видеть маленькую девочку, она оправила свое розовое пышное платьице и поудобнее присела на диване, словно хозяйка и повернула свое личико в мою сторону. — Привет, — мило улыбнувшись, девочка протянула ладошку вперед для рукопожатия. — Привет, — мне ничего другого не оставалось кроме как пожать протянутую ладонь. — Я очень рада, что ты еще можешь отвечать, — наморщила нос малышка, а после откинулась на спинку дивана, — с мертвыми не всегда весело разговаривать. Обычно они только молчат или мычат. Но я привыкла. Меня Мортем* зовут, — разгладила складки на своем платье она. Я сглотнул, не понимая, что происходит, где я, в конце концов. В голове проносилось слишком много мыслей. Я не поспевал за ними, не был способен разобрать ни одну из них. Время тянулось как резиновое, настолько медленно, насколько возможно. — Смерть. Ты Смерть, — проговорил шепотом, сжимая кулаки, осознав все, что оказался за чертой сам того не осознавая. — Никогда бы не подумал, что умру в собственный день рождения, — не смог не пошутить. Выдавил привычную, ставшую за пару месяцев привычной, усмешку, не хуже чем у Малфоя. Прикрыв глаза ладонью, ожидал, что… что-то изменится. Но земля не уходила из-под ног, а детская ладошка, маленькая, теплая ладошка настойчиво поглаживала меня по плечу. — Хоть я и Госпожа, но умереть ты еще не успел. Я не могу забрать тебя в свой замок навсегда. Как и любого другого. Все люди, животные и другие существа уйдут, рано или поздно, из моих владений, — неторопливо говорила Смерть. Она сидела рядом, прикасалась ко мне, но тревоги разрывающей сердца не было, наоборот, ощущалось спокойствие и целостность, которой прежде никогда не бывало. — Ты умер, но ненадолго. Тело, оставшееся в подлунном мире, не успеет измениться, в отличие от твоей души. Здесь минуты и секунды летят по иному, ты не успеешь заметить их ход, — убрав мою ладонь от лица, она раскрыла ее, притронулась к пальцам, нажимая на подушечки. Девочка, играющая роль Смерти, говорящая вовсе не детские вещи, она могла оказаться лишь плодом больного воображения, но безмятежность, напавшая на меня, не давала, и домыслить, додумать. Глупые мысли все также разлетались в стороны, сталкивались друг с другом и не давали сосредоточиться. Смерть сверкала яркими зелеными глазами, улыбалась и чего-то ждала. — Ты бы не попал сюда, в это место, если бы был всем доволен, — заметила она, а я непонимающе посмотрел на нее. — Три мага, не слабые. В их руках одни из лучших наследий, такие же сильные, как и у тебя. Я оцепенел, сидел, будто кто-то связал меня по ногам и рукам. Не способный сказать хоть слово, все больше и больше сходящий с ума от того, что происходит со мной. На секунду мне показалось, что все творящееся лишь бред, который пройдет в тот же миг, когда я проснусь. Обхватив голову руками, зажмурился, прогоняя навязчивый, противный образ в розовом платье, слишком милый, не способный появиться у меня в голове из ниоткуда. Я не встречал ни единого ребенка, ни одну маленькую девочку, которая бы завлекла настолько, что смогла бы отпечататься в моей памяти. — Я не понимаю, — прошептал едва слышно, настолько, что сам себя не понял, — не понимаю, — произнес более твердым голосом. — Это, и правда, тяжело принять, — спокойно прозвучал голос вовсе не маленькой девочки, а Смерти. — Смертным, самым обычным людям, тяжело принять, что-то, что способно разрушить их ранее существовавший мир. Мне жаль, что… — Почему я здесь? Почему я умер? Ответа не нашлось. Повисла тишина, которую вновь пришлось нарушить мне. — Я не хочу. Я не хочу обратно, — сжав ладонь в кулак, посмотрел на немного удивленную Смерть. — Не туда, где меня считают уродом, где унижают и выставляют на всеобщее обозрение, будто какую-то вещь. Мне вспомнились противные рожи родственников. Дадли с его вечными шутками, переходящими все границы дозволенного. И тетя Петунья, ненавидящую меня просто за то, что в моем теле сохранилась частичка магии, переданной мне от родителей. Она никогда бы не смогла принять меня, не смогла бы понять, с самого начала считая испорченным, ненормальным. А дядя Вернон с легкостью прибил бы меня, если под руку подвернулась такая возможность. Они, все члены этой гадкой семейки, осточертели за все те годы, которые я прожил в их доме. Не знаю, возможно, это счастье, что меня не отдали в приют в детстве, но зачастую мне кажется, что там жизнь была бы намного проще. Хотя, я не могу судить об этом. Я не могу не вспомнить и то, что никто не подошел ко мне как к простому Гарри Поттеру, а не к тому, кто когда-то, сам того не понимая, уничтожил темного волшебника, пожелавшего изменить мир магии в свою угоду. В одной стороне я Гарри Поттер, никому не нужный мальчишка, сирота, а в другой национальный Герой, которому все также нет места, о ком судят по слухам, бродящим из одного уголка магической Британии, в другой. — Я не могу этого сделать. Гарри, даже я не могу, — покачала головой Смерть, — тебе придется вернуться обратно, потому что еще не пришла твоя очередь к забвению. Закрыв лицо ладонями, я слушал все то, что мне говорила Смерть. Тихо, спокойно, какие-то глупости, на которые и не стоило отвечать. Вспомнилось, что не так давно меня тошнило, и противный горьковатый комок встал в горле. В голове никак не хотели укладываться мысли, но постепенно отдельные слова доходили до меня. — Все будет хорошо, — я принимал чужое тепло, будто свое и мне становилось все лучше. — У тебя будут те, кто способен защитить и способен принести не боль, а счастье. — Что? — я не понимал сказанного. — Ненавистные тебе люди станут твоими близкими, — пряча глаза, проронила Смерть. Те, кто был по-настоящему ненавистен мне — монстры в обличии людей и от этого стало противно и тошно. — Тебе сейчас тяжело, но скоро ты изменишься. У тебя будет время подумать, Гарри, все хорошо. Я помогу тебе, — девочка встала, отряхнула подол платья, поправила оборки. Тебя проводит в комнаты слуга, отдыхай, Гарри Поттер, — Смерть, чуть подпрыгивая, ушла. Она почти что растворилась. Я задумался на секунду, и не смог сразу же заметить то, как едва видная тень появилась рядом. Она, наклонившись, сказала: — Пойдемте, господин, — от низкого, неприятного голоса по телу прошлись мурашки, — я отведу вас. Из комнаты, в которой пришлось беседовать со Смертью, вышел вслед за тем тенью в пустой коридор, скудно освещенный несколькими факелами. В воздухе витал запах затхлости и пыли. А еще было холодно, потому что сквозняк обдувал едва ли не со всех сторон. Слуга шел медленно, позволяя понять, где же я нахожусь, и все больше становясь похожим на человека, а не на безликое существо. Потом я не мог вспомнить, как же очутился в спальне, как лег на кровать и как уснул.