Всё те же грабли

      Сражаться с Гриммджо всегда было непростым удовольствием, но Ичиго жаловался только в их первую и, пожалуй, еще во вторую стычку. Джаггерджак – очень хороший боец: быстрый, ловкий и даже в чём-то грациозный – должно быть, это кошачье прошлое прорывается в настоящее сквозь нарочитую расхлябанность и небрежность. Прочие противники прямо-таки обожают во время сражения остановиться и поболтать – чаще всего на тему своей исключительности и скудоумия врагов. Гриммджо же предпочитал разглагольствовать, не отрываясь от драки, и всегда исключительно по делу. Сейчас, например, Секста усиленно пытался выколотить из Ичиго всю дурь, просвещая при этом об арранкарской иерархии и ни на секунду не переставая красоваться. Ему приходилось нелегко: если не брать в расчет Улькиорру, Гриммджо – достаточно неудобный противник… во всяком случае до тех пор, пока за ним следят все, начиная с Готея и заканчивая Айзеном. Не потому, что он совсем не слегка шибанутый на всю голову кошак – впрочем, не без этого, – а оттого что инстинктивно умеет чуять слабые места противников и давить на них, давить, пока не заболит. Гриммджо отбивал его удары, отпускал сомнительного качества остроты, сверкал оскалом и сумасшедшим блеском в глазах, казалось, освещал пол-улицы – фонари-то они раздолбали самыми первыми, – но при этом в голубых гляделках сквозило недоумение. Он чуял уровень его реацу, смотрел запись их сражения с Улькиоррой и Ямми в парке, но ничего не понимал. Что ты творишь? – Это было жалко, Куросаки, – сплюнув, презрительно протянул Гриммджо и запустил в того балой. На пробу, не иначе. Ичиго автоматически принял её на лезвие Зангетсу и только потом понял, что мог и отмахнуться каким-нибудь бакудо. Чего уж там стесняться-то, и так все кому не лень давно знают, что он владеет кидо, разнятся лишь сведения об уровне его подготовки. Хотя, конечно, с Шинджи он здорово промахнулся: псих психом, а сумел по достоинству оценить его Хайнаву. – Может, уже вызовешь свой банкай и повеселимся? – Постараюсь обойтись без него. Ты ведь слабее, чем душка-Улькиорра, верно? – хмыкнул Ичиго. Сосредоточиться, собрать реацу и резко взмахнуть зампакто: – Гетсуга Теншо. Заставь меня. Разумеется, Гриммджо уклонился. И сразу же перешел в атаку, он был серьёзно настроен раскрутить его на банкай. Вот только Ичиго этого не хотел, во всяком случае не так быстро. «Нэ, Король, отставить предварительные ласки, давай повеселимся! Ты только посмотри, как трясёт нашу кису от желания надрать тебе зад», – подначивал его Пустой. Ичиго мысленно цыкнул на Хичиго: он признавал правоту персональной шизы, но не позволял себе отдаться безумию схватки. Ещё не время. Осталось совсем немного, они должны успеть. Прежде чем Гриммджо совсем потеряет терпение. Ичиго поудобнее перехватил рукоять Зангетсу и ринулся в атаку. И тут звёзды так совпали или ещё чего, но в самый ответственный момент ожил крошечный закреплённый у ворота косоде передатчик – из Сейретея наконец сообщили, что капитаны и лейтенанты могут снять печати и пределы. А поскольку тихо передавать информацию умели только бойцы второго отряда, вопль чьей-то души услышал и Гриммджо. Отлично, теперь у него есть прикрытие: вряд ли в такой суматохе кто-то вспомнит, что реацу кьюбантай-тайчо не запечатали при отправке в Генсей. Пользуясь замешательством противника, Ичиго осторожно скосил глаза на крышу, где ранее оставил Рукию. Пусто. Значит, Джиро выполнил его приказ и забрал мелкую стерву лечиться. Тихое, на грани восприятия «пристрели его, Шинсо» Ичиго скорее почувствовал, чем услышал, а отреагировал ещё быстрее, чем успел подумать. Он даже не понял, как оказался за спиной у Гриммджо, но размышлять над этим вопросом просто не было времени. Положив тому руку на загривок, Ичиго довольно-таки бесцеремонно согнул арранкара буквой «зю». Под возмущенный вопль спасаемого блокировал выстрелившее из темноты лезвие своим зампакто и на всякий случай устроил всплеск реацу. Точно таким же он пользовался при сражении с Бьякуей на холме Соукиоку. То что надо для возможных наблюдателей или датчиков. Иллюзия банкая… собственно, без самого банкая. – Бакудо номер двенадцать: Фушиби, – прошипел Ичиго, направляя заклятье в ту сторону, откуда был направлен удар. Что примечательно, он так и не отпустил Гриммджо, а тот и не спешил вырываться – так был ошарашен случившимся. Гин предсказуемо увернулся, уйдя в шунпо, и взрывы, словно хлопки петард, разнеслись далеко по улице. В окнах окрестных домов начал загораться свет. – Ты совсем охренел, Куросаки? – вывернувшись из-под его руки и для верности отпрыгнув на полметра, буркнул арранкар, глядя на него, как на умалишенного. – Куросаки-кун просто не любит, когда у него отбирают противников, – вкрадчиво произнёс Гин, выходя из темноты. – Он та-а-акой собственник, – многозначительно протянул он и ухмыльнулся. – Ичимару-тайчо, – холодно кивнул тому Ичиго – только этого лиса ему здесь и не хватало. – Что-то ваша группа совсем уж разошлась: вы все дружно вырубили датчики на километр вокруг. Капитан Маюри в истерике, Урахара выдёргивает пинцетом щетину, а что происходит у Айзена... боюсь, нам остаётся только гадать, – с весельем в голосе хмыкнул Гин, сделав вид, будто не заметил расчетливо блеснувшие глаза Гриммджо: тот усиленно мотал себе на ус информацию. – И ещё кое-что, Куросаки-кун. Мне-то всё равно, как вы развлекаетесь, а вот Хисаги волнуется, – с хитрой лыбой протянул капитан третьего отряда. Ичиго возвёл глаза к ночному небу, словно призывая его себе в свидетели, и тут же закрыл их, стремясь развидеть Шухея, что застыл на крыше трёхэтажного дома с видом суицидника. Поняв, что его заметили, тот с молодецким воплем «коси, Казешини!», что больше бы подошел кому-то вроде Ренджи, спорхнул с верхотуры в ореоле из цепей. Серпы со свистом рассекали воздух, запущенные умелой рукой в голову не готовому к такому наплыву гостей арранкару, а Ичиго начал раздражаться. В самом деле, как тут интриговать Гриммджо своей неординарностью и широким диапазоном способностей, если всё время под руку лезут собственные подчинённые? А хотя… Снова практически неосознанный прыжок наперегонки со временем. Снова нагнутый в интересную позу отчаянно матерившийся арранкар… «Один», – считал про себя Ичиго, отбивая первый серп Казешини. И резко развернулся, встречая лезвием Зангетсу второй. Удар! Столкновение стали. Искры, словно пощечина, зло укусили правую щеку, но ему на это было плевать. «Два! – радостно выкрикнул Хичиго. Будь у Пустого сейчас помпоны болельщицы, он бы ими вовсю размахивал. – Давай, Король, проучи его! Это только наша киса». «Ты прав», – согласился с ним Куросаки. – Бакудо номер четыре: Хайнава, – ледяным тоном приказал рыжий шинигами, и Хисаги, связанный цепями по рукам и ногам, с глухим стоном и обиженным звоном цепей – Казешини тоже не пришелся по нраву сорванный им стоп-кран – завалился к его ногам. – Что вы делаете, Куросаки-т… – начал было возмущаться пленный лейтенант, но вовремя посланное Гином бакудо мастерски лишило его права голоса, и Шухей не спалил кьюбантай-тайчо перед Гриммджо. Ичиго отпустил едва ли не рычавшего от досады – как же, не дали бедненькому подраться – Гриммджо и холодным, вымораживающим голосом приказал: – Забирай его, и проваливайте отсюда. И Гин, видимо, впечатлённый его интонациями, даже не стал возражать – просто молча взвалил себе на плечо парализованного заклятием Шухея и ушел в шунпо. – Так на чём мы там остановились, Гриммджо-кун? – очень ласково осведомился Ичиго и тут же поморщился, почувствовав тонкий, точечный укол в висок: кто-то – и он даже знал кто – открыл гарганту. К ним пожаловал важный гость. Напоследок ударить со всей дури Гетсугой Теншо и тут же склониться в вежливом поклоне, и очень ехидно протянуть в лучших традициях Гина: – Доброй ночи, капитан Тоусен, пришли забрать питомца? И раствориться в ночи, не вслушиваясь в рычание оскорблённой невинности, которую ещё ожидала глажка против шерсти во дворце самозваного Владыки.

***

      Ему бы и в страшном сне такое не привиделось, однако это случилось: Гриммджо теперь понимал, отчего растаял Улькиорра. Такое сокровище действительно нужно беречь. Он хорош, этот Куросаки Ичиго, чертовски хорош, Айзен его подери. Но всё же Сексте было немного обидно, что за время их сражения мальчишка так полностью и не высвободил свой зампакто, обходясь лишь поступью да художественным размахиванием громадным тесаком. И никакого банкая. Что за стеснительность такая? С Кватрой тот, значит, не скромничал, а с ним можно? Но почему… так? Он же лучше, чем этот отморозок Улькиорра. Ради хорошей драки Гриммджо даже сделал вид, будто не заметил, как какой-то шустрый парнишка под шумок стащил с крыши мелкую девчонку с ледяным зампакто. Но всё было напрасно, рыжий шинигами мастерски уходил со скользкой для него темы, осыпая Джаггерджака градом ударов и получая затрещины в ответ. У Куросаки Ичиго огромные запасы реацу – он прекрасно себя чувствовал при всплесках его духовной силы и даже не морщился, когда ранее Шиффер пытался давить своей. Однако он должен был свалиться после первых ударов. Симпатии симпатиями, а Гриммджо бил сильно и от души – по-другому он просто не умел, – а Куросаки скакал вокруг него, как малявка Койота вокруг новинки из мира живых, и даже не думал харкать кровью или ещё чего. Это либо мгновенное заживление ран, либо какая-то техника, ослабляющая его удары. Он с точностью до метра мог сказать, где и как один за другим гибли члены его фракции, но всё, что его волновало – почему же рыжий мальчишка не пользуется своей силой? Не умеет? Бред, ещё как умеет, он сам видел. Или не хочет? Гриммджо начал злиться – неизвестность сводила его с ума. Появления капитана и другого типчика из той же организации Секста не ожидал, но именно оно дало толчок к дальнейшему развитию ситуации, вызывая ещё больше вопросов. Ичиго – шинигами, тогда какого хрена?.. Почему мальчишка спасал его от своих же? Спасал быстро и качественно – не та попытка съехать, что была до этого. И почему медлил он сам, хотя у него была возможность прикончить Куросаки? Должно быть, пытался понять, каким образом шинигами может использовать сонидо. Это, наверное, странно, может, Гриммджо только почудилось, но было в мальчишке нечто такое… пустое. Он чувствовал это каждый раз, когда сталкивались их реацу, чувствовал ярость и не понаслышке знакомый бывшему адьюкасу вечный голод, страх потерять себя и жажду острых ощущений. И что-то внутри него отзывалось радостью и узнаванием. Чувствовал, но не понимал этого. Поначалу. – Добро пожаловать, Гриммджо, – ласково поприветствовал его мудак на троне, а инстинкты буквально взвыли, предупреждая, что такое вот добродушие не к добру, впрочем, он и сам это знал. Не вчера познакомился с Айзеном. – Что ты скажешь в своё оправдание, Джаггерджак? – согнувшись в уважительном поклоне, допросным тоном допытывался у него Тоусен. Сам Гриммджо кланяться даже и не пытался – перетопчутся. – Ничего, – пожал он плечами, едва удерживаясь от того, чтобы не почесать уже начавшую заживать рану на груди – подарок от Куросаки напоследок. Оказывается, появление Тоусена здорово раззадоривает временного шинигами. – Да как ты?.. – Ну-ну, не горячись, Канаме, я не разочарован, – добродушно протянул их великодушный ками, чтоб его меносы драли. – Полагаю, он просто решил помочь мне решить проблему с перенаселением шинигами в Каракуре. – Не-а, – независимо пожал плечами Гриммджо, даже не пытаясь облегчить свою участь – изворачиваться и унижаться было не в его природе. Он понимал: наказание будет в любом случае таким, как задумал Соуске, тогда зачем же доставлять удовольствие зрителям? – Мерзавец! – схватив его за ворот форменной куртки и хорошенько встряхнув, гневно рявкнул Тоусен. Секста стряхнул с себя руку персонального крота его владычества и нагло ухмыльнулся. – Разве так себя ведёт старший офицер? Признай, ты всегда меня ненавидел. – Я верю в то, что любой, кто нарушает порядок, должен понести наказание. Ради господина Айзена и нашей группы… – Давай, расскажи мне о своей грёбаной морали! – фыркнул он. Как же его уже достали эти два нудиста – Тоусен и Шиффер, – в смысле, они только и делают, что нудят о «вечных» для арранкаров ценностях и гребаном «Айзене-сама»! – Кстати о морали, – говоря это, Тоусен положил ладонь на рукоять зампакто. – Но ведь тебе о ней рассказывать бесполезно, верно, Гриммджо Джаггерджак? – всё тем же равнодушным голосом произнёс он и выхватил меч.

***

– Что это было, Куросаки-тайчо? Почему вы помогли тому арранкару? Он же враг! – налетел на него Хисаги, едва Ичиго переступил подоконник своей комнаты. Было так странно наблюдать истерику у обычно столь сдержанного и, за что Куросаки его ценил, не имеющего привычки задавать глупые вопросы шинигами. Он сначала даже растерялся. В себя Ичиго привёл ехидный смешок нагло растянувшегося на его кровати Гина. Капитан девятого отряда бросил быстрый взгляд на едва заметно мерцавшие желтым стены и двери своего жилища – всё-таки догадались установить кеккай, умницы какие, – а потом легким заклинанием отшвырнул почти схватившего его за грудки лейтенанта в своё офисное кресло. От толчка, вызванного приземлением, колёсики завертелись, и ошарашенный Шухей прокатился до ближайшей стенки. Гин на кровати уже не просто хихикал, он едва ли не захлёбывался от хохота, да и сам Ичиго не удержался от улыбки – очень уж круглыми были глаза у его фукутайчо, крепко державшегося обеими руками за сиденье. – Это был мой вклад, Шухей-кун, вклад на будущее, и теперь нам осталось лишь подождать, пока на него натекут проценты, – всё же снизошел он до пояснения.

***

      Встреча с Куросаки подняла столько вопросов, что ради них не жаль было потерять и руку – за подобную самоволку и попытку поиграть с игрушкой их ками могли ведь и убить. Тем не менее он снова выжил, хоть и заплатил за это потерей руки и места в Эспаде. Но это вовсе не значило, что он простит Тоусену такое – черта с два! О да, Гриммджо отомстит и самозваному ками, и кроту его владычества. Главное только дождаться очередного хода Айзена и немного подкорректировать ситуацию в нужную сторону, и тогда уже не будет ни пафосного трона, ни двух уродов – на нём и возле него. Для пользы дела Гриммджо даже позволил этому ничтожеству Люппи себя унизить. Очень наивно полагать, будто, лишившись конечности, Джаггерджак превратился в котёнка с перебитой лапкой. Наивно и глупо, но все почему-то поверили. И никто ведь даже и не вспомнил, что теперь уже Приварон Секста Эспада отлично фехтует обеими руками и стреляет серо тоже с двух, а его уровень реацу с потерей руки ничуть не изменился. Но слишком мудрые инстинкты, те самые, что пробудил в нём Хоугиоку, подсказывали Гриммджо: это всё не надолго. Ещё они подсказывали какое-то время сидеть тихо. Ничего страшного, в общем-то, он умеет ждать, это, можно сказать, заложено в нём природой. «Идиоты! Только и могут, что ныть «господин Айзен то… господин Айзен это…», а подумать мозгами – это не про нас», – презрительно сплюнул Гриммджо и пинком ноги распахнул дверь в свои покои. И тут же схватился за Пантеру: даже не зажигая свет, он со сто процентной уверенностью мог заявить, что знает своего ночного гостя. – Итак, ты всё же не убил Куросаки Ичиго, – констатировал Кватра, едва не сбивая с мыслей своим вопросом. – Почему, мусор? Гриммджо захлопнул дверь, убедился, что никто не подслушивает, и только после этого спросил: – А почему его не убил ты, Улькиорра? Шиффер очень выразительно промолчал, задумчиво коснувшись того места, где под наглухо застёгнутой белой курткой пряталась дыра Пустого, но ему, в принципе, и не нужен был ответ – всё и так понятно. – А Ямми это почувствовал? – продолжил допытываться Секста. – Нет, только мы с тобой, – пожал плечами неожиданно разговорчивый Улькиорра и добавил: – Это странно. В Куросаки Ичиго отчетливо чувствуется адьюкас, но мальчишка – шинигами, и это… странно. Айзен-сама не предупреждал меня о таком. – И это наталкивает на вопрос, – вкрадчиво протянул Гриммджо, – что ещё скрывает наш… – сделав над собой гигантское усилие, он всё же выдавил из себя это слово: – Владыка? Надо бы этот вопрос провентилировать. Посидели и помолчали, каждый думая о своём. Кватра даже на какое-то мгновение прикрыл слабо светящиеся в темноте зелёные глазищи. А потом резко встал и, ничего не говоря, пошел к двери. Коснувшись ручки, Улькиорра медленно обернулся и ледяным голосом бросил коронную фразочку: – Знай своё место, мусор. После чего так же молча вышел, оставив Гриммджо теряться в догадках. И что бы это могло означать? То ли Улькиорра-трезвомыслящий вновь сменился Улькиоррой-мудаком, то ли он удостоился своеобразного шифферовского предупреждения сидеть ровно и не отсвечивать, хотя бы какое-то время. А то и всё в одном флаконе. Интересно, кто это сейчас сошел с ума: он или Кватра?