Всё те же грабли

      Ичиго о многом мечтал в этом мире: чтобы Айзен где-нибудь самостоятельно убился без помощи временного шинигами, чтобы Хоугиоку нафиг свалил из его внутреннего мира и чтобы ему не пришлось чмокать в лобики свою Эспаду. Да много ещё таких вот «чтобы»! Но это всё слишком абстрактно и невыполнимо. Если же говорить о сиюминутных желаниях, то на данный момент Ичиго просто хотел следом за Шухеем выпроводить и Гина из комнаты, а в идеале вообще за порог своего дома, и наконец обработать синяки и ссадины, которыми его щедро и от души наградил Гриммджо. Как оказалось, даже иерро и огромные запасы реацу не способны до конца защитить его от усиленных ударов Сексты Эспады. Он знал, что если разденется, то будет напоминать незадачливого косплейщика леопарда, а через полчаса-час его отметины превратятся в нечто совсем уж непотребное. Ичиго, конечно, мог бы сейчас на всё наплевать и просто завалиться спать, зная, что к утру всё рассосётся само собой, но ради чего идти на такие жертвы? Пафосно превозмогающего боль и раны героя Ичиго строить не перед кем, так что зачем мучить себя и свой организм? Не казённый же. Ведь можно намазаться мазью и сладко проспать остаток ночи, не беспокоясь, что боевые отметины будут ныть при каждом движении. Капитан там он или не капитан, а школу ещё пока никто не отменял, и на уроках желательно присутствовать не только его полусонному телу, но и всему к нему прилагающемуся. Ичиго с раздражением покосился на сладко потянувшегося на его кровати Гина и мысленно пожелал тому растяжений на все конечности. Меносовы законы гостеприимства мешали ему схватить за шкирку собственного ученика и вышвырнуть за окно как нашкодившего кошака, а сам Ичимару никуда не уберётся: слова «чуткость» и «тактичность» не из его лексикона. Куросаки не поленился сходить за своим офисным креслом и прикатить на место. Плюхнувшись на сиденье, он хотел с недовольной миной на лице сложить руки на груди и посверлить наглого оккупанта укоризненным взглядом, однако смог лишь сдавленно зашипеть, когда его спина коснулась спинки кресла. Гин ещё раз потянулся и бросил взгляд на часы. — Ой, как поздно уже! Не удивительно, что я буквально сплю на ходу, — тихонько рассмеялся он, поспешно садясь на кровати. Фальшь в этом смехе заметила бы даже Орихиме. — Прошу прощения, тайчо, буду вынужден вас покинуть, мне нужно готовиться к урокам. Всё-таки услышал, — досадливо цокнул Ичиго. Гин проявил тактичность. Признаваться в собственных слабостях перед учеником не хотелось, но нет худа без добра: Ичимару уйдёт, и кьюбантай-тайчо сможет заняться своими боевыми отметинами. — Спокойной ночи, Гин, — заботливо пожелал он, таким вот образом пытаясь извиниться за свои не слишком-то лестные для того мысли. — Спасибо, Куросаки-тайчо. Закроете за мной окно? — обернулся к нему Ичимару и плутовато усмехнулся, словно мысли Ичиго не стали для него секретом. Ученик слишком уж хорошо знал своего учителя, что в данном случае оказалось только благом. — Чуть позже, пусть комната проветрится, — вернул ему усмешку Куросаки. Заживляющая мазь ко всем своим полезным свойствам была на диво пахучей, а оставлять после себя улики не хотелось. У блистательного капитана вроде него не может быть никаких проблем или ранений, — в своё время вбивал ему в голову Хоугиоку. Для своих подчинённых Куросаки-тайчо должен быть твёрдым как скала и несокрушимым подобно Сейретею, только тогда те будут готовы идти за ним и в огонь и в воду, — учил его мудрый старик Зангетсу. Ичиго запомнил эти правила и следовал им так, будто от них зависела его жизнь — а в каком-то смысле так и было. Достав из-под матраца баночку с мазью, в два приёма разделся и безрадостно оглядел поле деятельности: леопард, как есть леопард. Щедро смазав синяки на ногах, Ичиго перешел к груди и рёбрам. Те саднили, но, хвала всем богам, обошлось без трещин. Бережно относиться к собственной жизни и здоровью — едва ли не первое, чему его научил Зангетсу сразу после финальной Гетсуги. Учил старик его долго. И больно. Продолжая начатую ещё тогда лекцию о том, как разнятся их цели и желания. Ичиго, наверное, на всю жизнь запомнилось, как он висел, распятый на одном из небоскрёбов в своём внутреннем мире, а сдвоенный голос каким-то образом слившихся воедино Хичиго и Тенсы читал ему нотации. От громового хора у него едва не лопались барабанные перепонки, а из пробитых черным и белым мечами запястий медленно, но верно текла кровь… Когда Ичиго пришел в себя после потери сознания, уже Зангетсу мрачно пообещал ему, что если его снова убьют, как во время битвы с Улькиоррой, или ситуация дойдёт до финальной Гетсуги Теншо, которую он так и не использовал, то старик не поленится и выйдет поговорить со всеми о вечном. И начнёт именно с друзей Ичиго, которых его зампакто любит примерно так же нежно и пылко, как Барраган Айзена. А поскольку как минимум девяносто процентов шинигами и арранкаров переквалифицировались из врагов в друзей только после того, как едва не убили Куросаки, черный список у Зангетсу будет весьма длинным. Что хорошо в этой мази — она довольно быстро впитывается в кожу. Ичиго натянул хакама и со вздохом попытался заглянуть через плечо, чтобы оценить, насколько всё плохо у него со спиной. Зрелище удручало, спина была словно один большой синяк — вполне ожидаемо, учитывая, сколько раз он влетал в столбы и стены домов. Жаль только, что он не до всех сможет дотянуться. Но делать нечего, придётся как-то справляться. С едва слышным звуком закрылось окно, которое Ичиго специально оставлял открытым. Он обернулся, но никого не заметил. В зеркале отобразилась промелькнувшая за спиной тень, и капитан девятого отряда резко развернулся, готовясь встретиться с незваным гостем лицом к лицу, а не, гм, тылом. Стратегически позиция была правильной: позади него стоял шкаф, а ожидать нападения со стороны шкафа… Ичиго — параноик, но не настолько. Однако в комнате никого не было. И реацу ничья не ощущалась. Совсем. — Покажись, пожалуйста, — проговорил он таким тоном, чтобы до неведомого шутника сразу же дошло: это была вовсе не просьба. На неизвестного это никакого впечатления, впрочем, не произвело. Совсем рядом раздалось чьё-то пакостное хихиканье, и из руки Ичиго забрали баночку с мазью. Он осознал, что всё это время вёл охоту за призраками с ней наперевес и что со стороны это выглядело совершенно по-идиотски, и сам не удержался от весёлого фырканья. И тут же резко замер, когда неведомый шутник принялся аккуратно размазывать холодную мазь по его спине. Не хотелось этого признавать, но так было гораздо лучше. Ичиго резко дернулся, обернулся и… встретился с безмятежным прищуром Гина. Недалеко же он ушел, зараза эдакая! Оценив выразительность посланного ему взгляда, Ичимару осторожно отступил назад, тут же и вжимаясь спиной в многострадальный шкаф, и медленно, стараясь не делать резких движений, поднял руки, словно бы сдаваясь. Впечатление только портили банка с мазью в одной руке и запачканные в лекарственном снадобье пальцы другой. — Тайчо, если нужна была моя помощь, могли просто попросить, — укоризненно произнёс Гин. «Попросить? Тебя?» — мог бы хмыкнуть Куросаки, но вместо этого окинул капитана третьего отряда скептическим взглядом, и выражение лица Ичимару поспешно сменилось на крайне обиженное. «Ах, какая мы фиалка!» — восхитился в его голове Пустой, у которого всегда и обо всём было своё мнение. Но сейчас Ичиго был с ним полностью согласен, потому что он и подумать не мог, что Гина действительно может обижать его неверие. — Позволь мне помочь тебе, — подойдя к нему вплотную, почти прошептал он на ухо Куросаки. Близко, слишком близко, — проскользнула паническая мысль, в то время как с пальцев едва не рвалось боевое кидо. Странно, он даже на выкрутасы Бьякуи так не реагировал, а тут вдруг неожиданно разнервничался… «Это всё из-за Джаггерджака», — подсказал ему Зангетсу. В голосе старика отчетливо слышалось недовольство, по своему обыкновению он сдержанно ненавидел Сексту Эспада. Впрочем, его зампакто вообще никого не любил. — Ну что же, помогай, — разрешил кьюбантай-тайчо. Он забрался с ногами на свою кровать, сев так, чтобы на ней с комфортом мог разместиться взрослый мужчина. Клин клином вышибают.

***

      Наблюдать за Ичиго-младшим с недавних пор стало его заданием. Дорогие сородичи насели на него всем скопом после эмоционального рассказа Хиори, и ему пришлось признаться, что мальчишка Ишшина далеко не так прост, как им казалось. Мастерское владение кидо в столь юном возрасте не так сильно их впечатлило, как идеальный контроль внутреннего Пустого. Это означает, что есть кто-то ещё такой же, как они. Кто-то, сумевший научить Куросаки, как правильно дрессировать внутреннего зверя. Шинджи не стал делиться с товарищами своей уверенностью насчет неучтённого собрата по проклятию, но те тоже не были идиотами и смогли понять, что к чему. Очень вовремя пропал Куросаки-который-капитан. Да ещё и Гин этот! Мелкое улыбающееся наказание из десятого отряда, что за сто лет превратилось в наказание крупное, но уже для всего Сейретея, он определённо был подручным Соуске все эти годы и по идее должен был присоединиться к тому в Уэко Мундо. Но не присоединился. Вместо этого Ичимару на пару со своей подружкой нянчится с детишками в мире живых. В заштатном городке шинигами столько, что не продохнуть, и все крутятся вокруг мелкого отпрыска Ишшина, а над всем этим гордо реет тень пропавшего много лет назад рыжего капитана десятого отряда. Впрочем, возможно, что не такая уж и тень: были у Шинджи подозрения, что там далеко не всё так просто, как ему казалось. Именно поэтому слежка за Ягодкой для него стала хобби, а не тяжкой повинностью. Странности в поведении Ичиго он заметил во время первой стычки детишек с арранкарами. Нет, со стороны всё было очень красиво и правильно: главный герой приходит на подмогу только тогда, когда второстепенными перекопали полпарка, — вот только на помощь пришли шинигами из бывшего десятого отряда. Красотка Огата и наличие брата-близнеца у Шихоуин Йороуичи, конечно, сперва впечатлили его, но не настолько, чтобы у Хирако отключило мозг. Куросаки вёл себя не как смертный мальчишка, только вчера дорвавшийся до сил шинигами, а как опытный и побитый жизнью капитан. И странности продолжились уже сегодня, когда Ичиго столкнулся с ещё одним Эспадой. Не узнать в этом скалящемся арранкаре бывшего офицера десятого отряда было просто невозможно. Появившегося в парке Кватру Шинджи тоже узнал. Интересно только, как Ичиго-который-капитан объяснил этот феномен своим друзьям и подчинённым? Играл с Гриммджо, как и ранее с Улькиоррой, не причиняя никакого существенного вреда, но всё-таки не сумел противостоять инстинкту, что есть у каждого хорошего капитана — инстинкту защищать своих подчинённых. А Ягодка-кун — хороший капитан, даже слишком. Если раньше у Шинджи были только подозрения, то всего один взгляд на руку Ичиго, по-хозяйски лежащую на загривке у арранкара, превратил их в твёрдую уверенность: они действительно имели дело с бывшим капитаном десятого отряда. И капитаном девятого нынешним. А значит, Ямамото в курсе происходящего. Все знают, кроме вайзардов. И Айзена. Последнее, кстати, особенно грело душу, однако это вовсе не означало, что Хирако не хотел знать подробностей. Менос побери, да его прямо распирало от любопытства! Проникать в комнату Ичиго через окно Шинджи не стал. Если он всё же не ошибся в своих предположениях, то риск нарваться на какое-нибудь убойное кидо возрастал прямо-таки в геометрической прогрессии. Поэтому он пошел в обход. Проникнуть в дом семейки Куросаки было до смешного легко, впрочем, нужно быть полным самоубийцей, чтобы лезть в обитель двух капитанов. К тому же в доме постоянно обретаются какие-то шинигами. Дверь в комнату Куросаки была приоткрыта. Хирако видел того в щелочку: обряженный в одни лишь хакама мальчишка, чей торс был разукрашен лоснившимися от нанесённой на них мази синяками, сидел на кровати, а за его спиной очень деятельно копошился Ичимару Гин. Он какое-то время честно любовался на криво висевшую цифру пятнадцать на двери, пытаясь быть деликатным, но долго не выдержал — Шинджи и так чувствовал себя крайне глупо, топчась у самого порога, — и вошел. — У меня тут назрел один вопрос, Куросаки, — не став дожидаться, пока его «заметят», позвал он мальчишку. Сомнений у Хирако больше не было. Сидевший на кровати с ногами Ичиго, спину которого в этот момент увлеченно обрабатывал заживляющей мазью Гин, недовольно поморщился и бросил приказным тоном: — Зайди и закрой за собой дверь. Дует. «Ох ты ж, ками-сама, какие мы грозные», — фыркнул про себя Шинджи, но всё же послушно выполнил требуемое и для надёжности подпёр дверь собственной спиной с видом человека, который никуда не уйдёт, пока не получит желаемое. Гин закончил целительские процедуры и теперь тщательно вытирал перепачканные пальцы влажными салфетками. Белобрысый ублюдок демонстративно не обращал на него внимания, а Шинджи в любой момент ожидал нападения. Просто прелестно. — Говори же, Хирако-кун, — ласково, будто приглашающе поторопил его Ичимару. По спине проскользнул предупреждающий холодок: интуиция, то чувство, без которого не выжить ни одному капитану, требовала, чтобы он очень тщательно подумал над тем, что хотел сказать. И разумеется, Шинджи по привычке её не послушал: не то время, чтобы осторожничать, он сейчас узнает правду. Чуть больше о том, что произошло в ту ночь, сто четыре года назад — а это стоит возможного риска. — Я хочу знать, Куросаки, каким образом ты выглядишь в точности, как сын Ишшина, и куда вы оба дели Ичиго-младшего? К чести его молодого коллеги на лице кьюбантай-тайчо не дрогнул ни один мускул, только выражение глаз вдруг стало таким, каким никогда не будет у пятнадцатилетнего подростка — даже с учётом всех приключений. — Это уже два вопроса, Хирако, — склонив голову к плечу, будто увидел нечто любопытное, мягко произнёс Куросаки. Сговорились они с Ичимару, что ли? Кстати о Гине, — Шинджи перевёл взгляд на белобрысого ублюдка и скривился. Тот сидел за спиной у своего командира и, казалось, даже не дышал. На первый взгляд могло показаться, что он безуспешно пытался спрятаться от возможных проявлений гнева Ичиго, но Хирако прекрасно знал: какой бы двуличной тварью ни был Ичимару, трусость явно не входила в число пороков капитана третьего отряда. Со своей позиции он этого, разумеется, не видел, но догадывался, что рука Гина покоилась на рукояти зампакто. Ичимару был готов убить его в любой момент. — И всё же я хочу знать. Шинджи сложил руки на груди, демонстративно подойдя к столу Ичиго и с удобством устроившись в его кресле. Он никуда не уйдёт, пока не получит ответов на свои вопросы. Рыжий капитан, должно быть, тоже это понял, поэтому с тяжелым вздохом приказал: — Установи барьер, Гин. Как Ичиго со своим ломким мальчишеским баском умудрился мурлыкнуть имя подчинённого так, чтобы это было похоже на вербальную ласку, Шинджи не знал. Но даже так получилось весьма… впечатляюще — проняло даже его. Ичимару медленно и аккуратно выполз из-за спины Куросаки и всё так же, не спеша, занялся выполнением приказа. Хирако поморщился: Куросаки называл своего приёмыша Лисёнком, у кого-то тот вызывал ассоциации с ядовитым змеем и только Шинджи виделся огромный паук. Всем своим видом вызывает омерзение, даже когда вроде бы ничего не делает. У Гина ведь и внешность соответствующая: худой, нескладный, с тонкими руками-ногами, что вылитые паучьи лапы, и даже острых жвала тоже два: язык и зампакто. Будто арахнид, он опутывает своей ложью-паутиной всё и вся. И больше всего досталось именно Куросаки, как бывшему капитану этой твари, а иначе Ичимару остался бы гнить в Гнезде Личинок. Понятно ведь, кто похлопотал перед стариком Ямамото, чтобы эту тварь выпустили, — предательство в Готее прощать не принято. Устанавливал Гин барьер как-то странно. Шинджи долго не мог понять, что это за танцы без музыки? И только потом, когда их троих заключило в бледно-фиолетовый куб кеккая, дошло: Гин пытался таким вот образом защитить Ичиго. От него. Всё это время ублюдок старался стоять между ним и сидевшим на кровати шинигами, одновременно прикрывая от возможного удара со стороны Шинджи и не мешая Ичиго, в случае чего, атаковать из-за своей спины. — Тайчо, я закончил, — отрапортовал Ичимару и всё так же, стараясь держаться строго между Хирако и командиром, вернулся под бок Куросаки. — Я заметил, спасибо, — хмыкнул тот и зябко передёрнул плечами. Гин отреагировал мгновенно. Шинджи даже опомниться не успел, а на плечи замёрзшего Ичиго было наброшено его же косоде. «Какая заботливая тварь», — скривился про себя вайзард, борясь с тошнотой. Это выглядело странно, но всё-таки не стоит забывать, что даже отъявленным мерзавцам должно хотя бы что-то быть в этой жизни дорого. Один страдает манией величия в особо тяжелой вариации; другой носит под формой женское бельё и воображает, будто слеп как крот; ну, а кто-то до сих пор не может вылезти из-под полы хаори своего первого капитана. Все они когда-то были людьми, и у всех есть свои слабости. — Куросаки, я жажду ответов, — взглядом пожелав Ичимару навернуться с кровати, напомнил о себе Хирако. — Клановые побрякушки и немного старой доброй демонической магии, — тонко усмехнулся Ичиго. — Я ведь тоже Шиба как-никак. Шинджи недоверчиво вытаращился на скромно потупившегося «мальчишку». Да, это многое объясняло, и в частности — какого меноса раздолбай Ишшин стал лейтенантом, когда в десятом отряде было до черта и больше более достойных шинигами, но не давало ответов на его вопросы. — Шиба? Т… ты?! Ичиго тяжело вздохнул, нормально одел косоде, запахнул его на себе, после чего принялся быстро складывать печати. Сначала уплотнился поставленный Гином кеккай — бледный цвет потемнел до насыщенного фиолетового оттенка, — а затем поверх него легло ещё два. И всё это молча, без единого слова! Шинджи поёжился: он сидел у самой границы барьера, едва ли не опираясь о него спинкой кресла, и слышал, как тот тихо гудел и потрескивал от вложенной в него реацу. Бывший капитан прекрасно понимал, что если бы это было хадо, от него бы и мокрого места не осталось. Куросаки снял с руки фенечку, сплетённую из нескольких кожаных шнурков. Хирако в этом не слишком хорошо разбирался, но, кажется, нечто подобное совсем недавно вошло в моду у нынешней молодёжи. В воздух взвился вихрь реацу, превращая мелкого крикливого пацана во взрослого мужчину; ещё одна безмолвная кидо-распальцовка — и золотисто-рыжие волосы начали стремительно темнеть. Ичиго как-то по-особому взлохматил иссиня-черную гриву и стал до ужаса похож на обоих лейтенантов Шиба: своего и тринадцатого отряда, только черты лица были более мягкими. — Глава младшей ветви — Шиба Хороши, — не вставая с кровати, театрально поклонился он Шинджи. Шинджи изумлённо вскинул брови: вот это поворот! — А как же Куросаки Ичиго? — Всего лишь псевдоним, — улыбнулся Хороши и доверительно подмигнул. — Но кто же знал, что клан Куросаки выжил? Я думал, что они давно вымерли. — Как мамонты, — любезно подсказал Гин, про которого Хирако, к стыду своему, уже успел забыть: сидя рядом с не-Ичиго, тот словно бы укрылся в тени своего бывшего капитана и практически не ощущался. Он вздрогнул, прекрасно понимая, чем могла для него обернуться такая вот невнимательность, будь это открытой конфронтацией. — Хирако-кун, а как ты догадался, что это я? — пихнув локтем в бок непрошеного суфлёра, чтобы тот не мешал, спросил Шиба. — Ладно старик Ямамото и Кеораку с Укитаке, они — живые очевидцы войны с квинси и сразу же меня раскусили, но ты… Признавайся, Хирако-кун, где я прокололся? — Для меня это было не сложно, — победно усмехнулся Шинджи. — Я наблюдал за тобой с тех самых пор, как ты стал капитаном, Куросаки-кун. Ты действительно думаешь, что я тебя не знал? Шинджи нагло скалился ему прямо в лицо и думал о том, как же хорошо, что его молодой коллега при всех своих неоспоримых достоинствах ещё не научился читать чужие мысли и не знал, как пристально он следил за Хороши. Наблюдать за Куросаки-который-тайчо было не просто милым увлечением — для него это было сродни наваждению. Хирако было просто до чертиков любопытно. Хирако не верил ему ни на грош.