Разоблачение

      Лучшая защита — нападение. Генрих Уолдорф слишком долго жил на этом свете, слишком многим перешел дорогу, поэтому уж точно знал толк в хорошей защите. После новости о смерти своей единственной внучки все встало на свои места. Дело в том, что многие люди, смотря на Генриха Уолдорфа, видят просто старого богатого человека. Только единицы из ныне живущих в Готэме по-настоящему знают, кем является старший из Уолдорфов.       Старик умел вести дела и держать в узде многих главарей мафиозных кланов, мелкие дельцы и вовсе произносили его имя шепотом. Меган однажды задумалась о том, что замок Уолдорфов никогда не подвергался нападениям или грабежам, словно был заколдован или являлся неприступной крепостью.       Эта мысль так долго не давала ей покоя, что однажды, не выдержав, она напрямик поинтересовалась у деда, в чем секрет столь спокойной и безопасной жизни в этом доме. Во всяком случае, опасность не придет извне. На что получила не вполне удовлетворительный ответ: — Этот замок имеет толстые стены, как и кожа Уолдорфов.       Со стороны казалась глупой, а может и интересной картина: старик Генрих Уолдорф сидит в кресле в одной из темных комнат огромной квартиры на сорок девятом этаже, а возле него, как старый верный пес, стоит дворецкий. На первый взгляд спокоен, а, может, он и был таким. Эта странная парочка дожидалась кого-то, но не слишком долго. В темноте жизнь кажется не такой обычной, люди ведут себя иначе. Генрих Уолдорф решил нарушить молчание и обратится к своему верному слуге и по совместительству единственному настоящему другу. — Ты слишком громко дышишь, Чарльз. — Простите, сэр.       На минуту воцарилось молчание, но его снова прервал миллиардер: — Думаешь, я — редкостная сволочь? — Нет, сэр, — поспешно ответил дворецкий. — Так я не сволочь? — Нет, сэр, — снова уверенно произнес Чарльз. — Так я не пойму, ты уже определись: сволочь я или нет. — Вы, сволочь, сэр. Но не редкостная, — голос старого дворецкого не дрогнул, а вот старик в кресле издал странный одобрительный звук, наверное, смешок. — Меган жила за два квартала отсюда в заброшенном доме на втором этаже. — Я знаю, сэр. — Ты навещал ее, Чарльз? — В заброшенном доме? Нет. — Я уделял ей так мало времени и внимания. Она ненавидела меня. Я думал, что умру первым, и мне не придется просить прощения. Она бы простила меня, ей пришлось бы.       Чарльз молчал. И это молчание было красноречивей слов, но вовсе не тех, которые следовало бы услышать. Нет, Генрих Уолдорф не ждал слов утешения от Чарльза, он ждал любых слов. Дворецкий же просто не мог намерено лгать хозяину. Одно дело молчать об опасной выходке и помощи Меган, но другое дело врать. Что-то говорить и уверять, что все в порядке. — У тебя нет детей, Чарльз. Я виноват в этом. — Нет, не виноваты, сэр. Я и только я выбрал такую жизнь. — Милисента меня никогда не любила.       Если старый хозяин придается воспоминаниям — значит, дела идут еще хуже, чем казалось на первый взгляд. Но стоило старику произнести имя Милисенты, и Чарльз не удержался от громкого тяжелого вздоха. Он прожил со своей женой — Милисентой двадцать восемь лет, но ее внезапная скоропостижная кончина (она умерла в 46 лет) подорвала его здоровье и отняла привычную искорку в глазах. Меган тогда была слишком маленькой, чтобы помнить. Все это было слишком давно. — Она не могла иметь детей, сэр. — Я помню. Она так любила Маргарет. Больше, чем я. Моя дочь любила слуг и ненавидела отца, и я упустил ее. А Меган, в ней столько от меня, но что я сделал? — Мы ничего не можем сделать с судьбой, — уклончиво и с ноткой философии заметил Чарльз. — То, что сегодня здесь произойдет… — Генрих сделала паузу, но Чарльз покорно молчал, ожидая продолжения, — должно остаться между нами. — Конечно, сэр. — Я не сделал ничего для своей внучки при жизни, так сделаю все что нужно после смерти. — Что сделаете, сэр? — дворецкий потерял свою бывалую сдержанность и хладнокровие, но хозяин не ответил.       Они прождали недолго, очень скоро входная дверь открылась. Хозяин квартиры громко хлопнул дверью, бросил ключи в чашу у двери, предназначенную для ключей и включил свет. Пока двое нежданных гостей были вне зоны видимости, так как находились в другой комнате, но не прошло и минуты, как хозяин дома их увидел. Генрих дал возможность мужчине обнаружить их самому, дабы еще больше напугать. — Добрый вечер, Дориан! Хотел бы сказать, что рад видеть своего племянника, и что горжусь им, но…       Дориан Левитсон не успел даже схватиться за сердце, как замертво упал на землю. Два тихих выстрела попали прямиком в грудь. Старик-миллиардер покинули квартиру быстрее, чем возле мертвого генерального прокурора Готэма появилась лужица темно-красного цвета. Вытерев все отпечатки пальцев, Чарльз поспешил за хозяином. Бросив взгляд на мертвое тело, застывшее в странной позе, он тихо закрыл входную дверь. Свет решили не выключать.

***

      Меган спала, а Брюс сменил Джона. Затея с пересменой показалась глупой, Блейк долго упирался и придумывал разные поводы, чтобы остаться, но решение было принято. — Комиссар Гордон станет что-то подозревать. — Да, а если за мистером Уэйном приставили слежку? — Мы бы об этом уже знали. К тому же Альфред знает что делать, — заверения не обнадежили и точно не убедили Джона Блейка, но стоило вступиться Меган, как ему пришлось признать поражение и покинуть свой пост.       Сон покинул Меган, хотя до рассвета оставалось несколько часов. Усталость вскоре отошла на второй план, уступая дорогу страху и странному ощущению тревоги за кого-то. Переворачиваясь с одной стороны на другую, пытаясь найти наиболее удобное положение, закрывая глаза и пытаясь не думать ни о чем — напрасно, Меган Уолдорф в эту ночь не уснула.        На цыпочках, так тихо, как это только можно, девушка приоткрыла дверь и заглянула в другую комнату. На диване, положив голову на спинку, спал Брюс Уэйн. Он выбрал не очень удобную позу, его, скорее всего, будут беспокоить боли в спине, когда он проснется. Но сейчас он об этом не думал. Спал он тихо, даже не храпел, что делало его практически идеальным представителем своего вида. Пить хотелось ужасно, а еще посмотреть новости. Выйти на улицу и потеряться в бесконечно долгих закоулках Готэма. Этот готичный город навсегда украл ее сердце. Никогда Меган и в голову не приходило сменить его на более тихий и безопасный. Ни солнечный Лос-Анджелес, ни ветреный Чикаго, ни провинциальный дух Айовы не привлекал ее. Было в этом городе что-то чарующее, уникальное, даже гипнотическое. Она желала быть частью Готэма, она не хотела его покидать. — Брюс, — она едва задела своими пальцами его плечо, он тут же открыл глаза. — Что-то случилось? Ты слышала странные звуки? — Нет. Я остаюсь, Брюс. Дам этому городу еще один шанс.       Уэйн посмотрел на нее своим обыкновенным скептическим взглядом. — Ночью, Меган, нужно спать. Если очень долго отказывать своему организму в отдыхе, происходит сбой. И человек начинает видеть разные картинки, ему, — он многозначительно посмотрел на девушку и продолжил, — начинает казаться, что все обойдется. — Зря я отпустила Джона Блейка. Он не издевался надо мной. — Иди спать, Меган. Иди спать.       И он снова закрыл глаза, давая понять, что разговор окончен.       Меган не двигалась с места, все ожидая, что Брюсу надоест притворяться спящим, не знала же она о его играх в притворный сон с Альфредом. Но вскоре Уолдорф сдалась и решила вернуться в постель. У самой двери, Уэйн снова напомнил о своем существовании, нарушив тишину: — Я закрыл намертво все окна и двери. Не делай глупости, Меган. Просто смирись и спи. — Легко сказать, — прошептала она и громко хлопнула дверью.