Ты — музыка, но звукам музыкальным Ты внемлешь с непонятною тоской. Зачем же любишь то, что так печально, Встречаешь муку радостью такой? Где тайная причина этой муки? Не потому ли грустью ты объят, Что стройно согласованные звуки Упреком одиночеству звучат? Прислушайся, как дружественно струны Вступают в строй и голос подают, — Как будто мать, отец и отрок юный В счастливом единении поют. Нам говорит согласье струн в концерте, Что одинокий путь подобен смерти.
Ей снилась бесконечная белая стена, и она, идущая вдоль, едва поспевающая за спутником впереди. Небо, затянутое тучами, вот-вот обрушит потоки своей холодной воды на нее, а она куда-то спешит. Куда же? Меган понимала, что близится конец. Развязка наступит рано или поздно. Все шахматные фигурки сложат в один футляр и упрячут до следующей игры. Но кем она была в этой игре? Наверное, пешкой. И вдруг Меган отчетливо осознала, что это не сон. Она вовсе не спит, а истекает кровью. И еще ей тепло и немного страшно. Но в чем причина ее страха? Все самое страшное с ней уже случилось. Осталось недолго. Ее фигуру просто убрали с шахматной доски. И у Меган не было сил анализировать свою жизнь. Вспоминать, что стало причиной того, что сейчас она лежит на холодном полу с дырой от пули в груди и ждет смерти. — Все могло быть не так, — ее мучитель говорил едва слышно, но с такой ноткой печали, что ей даже показалось на мгновение, что ему и вправду жаль. — Ты должна была остаться со мной, Меган. Это твое упрямство. Меган молчала. Ей хотелось просто закрыть глаза. Снова. Может, снова отвлечься и представить, что она бежит от него. Где-то недалеко от нее лежал и Брюс Уэйн. С ним дела обстояли куда хуже, чем с ней. — Ты победил, — одними губами произнесла Меган. — Ты можешь быть собой доволен. — Победил? — закричал Дерек. — По-твоему я хотел победы? Меган замолчала и просто закрыла глаза, готовясь встретиться со смертью и покинуть Готэм навсегда.***
За два дня до этого Два мощных взрыва прогремевших в центре Готэма подвергли город в неописуемый ужас. В городе был веден комендантский час, и после девяти вечера никто не решался даже прибавлять звук в телевизоре. Самое страшное во всей этой трагедии было то, что виновника так и не нашли. Более того, маньяк, терроризирующий город, не желал даже показываться или выдвигать требования. Меган прекрасно понимала, кто виноват во всем. И понимала также, что бездействие приведет к еще большим разрушениям и взрывам. Выйти на связь с Брюсом она не решалась. Отпустила пса на свободу, так как ей просто нечем было его кормить, и потихоньку обустраивалась в своем новом жилище. Доверять некому. Да и убегать более не было смысла. За всем этим хаосом люди все внимательней всматривались в лица прохожих, пытаясь предугадать, кто террорист. Меган же решила выходить в город только ночью. Зная кратчайшие пути, ей удавалось обходить патрули. Правда, это было слишком рискованно. Казалось, что после взрывов ее уже трудно чем-то удивить. Как она заблуждалась... Первая полоса ее газеты оповещала всех жителей города о том, что Брюс Уэйн взят под стражу и обвиняется в ряде преступлений. Меган быстро пробежалась глазами по нескольким предложениям, не веря своим глазам. На главном портрете он в одном из своих дорогих костюмов и с нахальной, даже дерзкой улыбкой. — Глазам не верю, — вовремя опомнившись, Меган сложила газету и спрятала ее в карман. Оставаться было опасно, поэтому она поспешила ретироваться пока ее не засек патруль. Последующие несколько часов стали решающими. Хорошо все обдумав, Меган пришла к выводу, что ей придется сражаться в одиночку, ведь если хорошенько во всем разобраться, она стала причиной всех несчастий, которые происходили в Готэме уже несколько последних месяцев. Серийный убийца, теракты, побеги из тюрьмы. Всему этому придется положить конец. И она догадывалась, как именно это нужно сделать.***
Генрих Уолдорф сидел возле огромного камина в своем кабинете и о чем-то думал. Огромное состояние, которое он унаследовал, и приумножил теперь казалось ему таким бесполезным. Он думал о своей единственной внучке и все-таки решился на отчаянный шаг. Левитсон явится в ближайшие минуты, и у него [Генриха Уолдорфа] просто не появится другого шанса сделать это. Поднявшись на ноги, старик последовал прямиком к столу, выдвинул верхний ящик и достал некие документы. Более не раздумывая и минуты, подписал их. — Возмездие настигнет каждого из нас, — громко произнес старик. И далее случилось то, что предвещают в плохих анекдотах — ему ответили. — Рано или поздно. — Мистер Левитсон, — Генрих оживился и даже едва улыбнулся. — Тебя так долго приходится ждать. — Извините, — нарочно растягивая слова, произнес Дориан. — На дороге были пробки. —Ты пришел заявить права на поместье и все мои деньги? —Генрих снова выглядел усталым и всем своим видом давал понять, что ему давно наскучил разговор. — Зачем было убивать моего брата? — О, это, — скучающим голосом произнес мужчина. — Мне нужно было заманить тебя сюда, к тому же защитить свою внучку. Дориан захлопал в ладоши. В доме было так тихо, что от этого действия разошлось немалое эхо. Трус бы съежился, но Генрих Уолдорф был готов умереть. — Заманить меня? — с издевкой в голосе произнес Левитсон. — Да. Я готов умереть, мальчик. А ты готов к смерти? — В этой комнате один мертвец, и это точно не я. — Ты так уверен, мой милый мальчик, — Генрих рассмеялся вслух. — Знаешь, стариков часто недооценивают. Даже если я явлюсь с повинной к главному в полиции, напишу чистосердечное, вряд ли кому-то придет в голову, что такой старик мог убить сорокалетнего мужчину. Да, не чистого на руку, да слишком самонадеянного. Но все же это маловероятно. И в этом вся прелесть. Дориан не желал больше слушать Генриха и достал пистолет. — Как банально, — все с таким же скучающим голосом произнес старик. — Но это лишнее, поверь. Мы оба уже мертвы. Даже, — Генрих сверился с часами на запястье, — десять минут как. Но ничего, не сразу действует. — Я ничего не пил, не ел ни здесь, ни где бы это ни было. — Да, — согласился Генрих. — Но ты переступил порог моего кабинета и… — И? — И сделал первый вдох. Знаешь, в чем прелесть старости и богатства? — Можно быть занудным? — Когда смерть дышит тебе в затылок, ты можешь сам выбрать, как встретишь ее. — И как же? — Этот воздух, — Генрих улыбнулся и подошел к мини-бару, находящемуся недалеко от рабочего стола. Дориан бросился к выходу, позабыв о мести, но дверь была заперта. — Неожиданно, правда? — Генрих наливал что-то в свой стакан и откровенно потешался над напрасными попытками собеседника выбраться из комнаты. — И не вздумай разбивать окна с помощью стула или чего-то другого. Благодаря Меган, здесь такое стекло, которое выдержит сам Армагеддон. Так что послушай старика и расслабься. — Яд в воздухе? — Хороший мальчик, — улыбнулся Генрих. — Но как? — Как я знал, когда следует его распылять? Это очень просто. Ты открыл дверь и привел в действие мой план. Звучит зловеще. И нужно кончать с этим, а то я уж слишком похожу на Меган. Кстати, ей все и достанется. Это будет моим последним желанием. И после этих слов Генрих Уолдорф просто осушил стакан с янтарной жидкостью и медленно подошел к своему креслу у камина. Дориан последовал совету старика и насладился последним глотком дорогого виски напоследок.