Мой ласковый и нежный зверь

      – Ты должна рассказать Трофимову, – Никита шипел на ухо девчонке, а Майя, устало прикрыв глаза, только отмахивалась. Не сейчас, в тон другу отзывалась она. Сначала нужно навестить родственников этой Смолиной и узнать, насколько она была близка с моей сестрой.       Майе пришлось рассказать Никите правду. Друг едва успел присесть за кухонный стол, когда девчонка вывалила на него то, что скрывала всю жизнь. О неожиданном визите Тумасяна тоже рассказала. Так вот кто тебя так, обескуражено тянул Андреев, отпивая горячий кофе.       «Я не знаю, что именно связывало Вику с ним», – Майя решила, что виски больше подойдет для этого вечера, и вытащила из шкафа стаканы и запечатанную бутылку. Алкоголь приятно обжег горло и на какое-то время подарил иллюзорное ощущение легкости.       – Сейчас, – настаивал Никита. – Это важно.       – Важно сейчас найти журналюгу с ее подружкой. А то у нас за три дня нарисуется целых пять трупов. Грачев вряд ли будет в восторге.       Монотонная, лишенная эмоций речь старшего психолога вгоняла в сон; Громова и Андреев почти не слушали объяснений Нины Витальевны, насколько важна психологическая составляющая в работе их оперативно-следственной группы. «Теперь перед каждым заступлением на дежурство, вы должны проходить обязательное тестирование». Эти слова вызвали недовольный гул среди оперов.       – Какое еще, нахер, тестирование?! – Зотов едва держался на ногах от усталости.       Всю ночь он вместе с оперативниками «Пятницкого» и «Якиманки» обходил тату-салоны. Майя слышала, как капитан, рассеянно ероша светлые волосы, делился с коллегами: я не думал, что их будет столько. Мы и половины не проверили. Громовой на долю секунды даже стало жаль мужчину, а потом она вспомнила, что это – Зотов, и только злорадно улыбнулась, поймав взгляд опера.       – Товарищ капитан, задержитесь после совещания, – смерив Зотова равнодушным взглядом, произнесла Зыкова. Откашлявшись в кулак, она продолжила свою монотонную речь.       Майе показалось, что психологичка никогда не закончит.       Пытка бесполезной информацией закончилась в половине одиннадцатого утра. Полтора часа потраченного впустую времени.       – Зотов, что у тебя? – Алексей Сергеевич тяжело опустился на ближайший стул.       – Работаем, товарищ полковник, – с готовностью отрапортовал опер. Майя поразилась, как быстро он взбодрился. Ей на раскачку после бессонной ночи потребовалось несколько часов и пара литров крепкого кофе, ему же хватило тридцати минут и банки энергетика.       – Активнее работайте. Результаты должны быть уже к вечеру.       Трофимов обвел собравшихся тяжелым взглядом.       – Давай, сейчас подходящий момент, – Никита легонько ткнул подругу под ребра. Майя сдавленно охнула от боли. Сука, едва слышно прошипела она сквозь зубы, прижимая ладонь к левому боку. Прости, засуетился Никита.       – Громова, с тобой все в порядке? – встревожился Алексей Сергеевич.       – Да, – Майя выпрямилась. Ей немедленно требовалось обезболивающее. – Разрешите выйти?       Не дожидаясь ответа начальника, девчонка поднялась с дивана, подхватила свой рюкзак и торопливо вышла из зала совещаний. Тяжело дыша при каждом шаге, она прошла в кухню, уже приведенную в порядок. Бросив рюкзак на стол, Майя отыскала чистую кружку среди нагроможденной рядом с раковиной грязной посуды, налила воды прямо из-под крана. Надеюсь, я не превращусь в козленочка, с усмешкой подумала Громова, запивая таблетки.       – Привет, девочка без имени.       Майя едва не подавилась от неожиданности. Сглотнув воду, она поставила чашку на стол и обернулась. В дверном проеме, привалившись плечом к косяку, стоял Вадим. Майя заметила в его руках два картонных стаканчика.       – Вадим Юрьевич, какая неприятная встреча, – Громова смерила мужчину презрительным взглядом. Жаль, что черный список не избавляет от встреч в реальной жизни. – Мне показалось, что Вы все поняли вчера.       – Тебе показалось. Кофе? – Вадим протянул девчонке один из картонных стаканчиков.       – Мне не нравится твоя настойчивость. Больно она маниакальная, – девчонка проигнорировала его жест. – Может, ты и есть наш маньяк, а?       Фыркнув, Громова прошла мимо. Вадим проводил ее долгим взглядом.       – Все возможно, – усмехнулся мужчина и отпил приторно-сладкий кофе. ****       – Ты вообще понимаешь, что с нами сделает Трофимов, когда узнает о сокрытии важной информации? – Никита повторил этот вопрос десяток раз за последние полчаса.       – Хватит, а? – раздраженно попросила Майя. – Бесит. Трофимов не узнает, можешь расслабиться. Здесь налево.       «Тойота» медленно проехала сквозь высокую арку, остановившись во дворе – маленьком, с разбитой детской площадкой, заставленном машинами, большая часть которых давно должна была уйти в утиль, и чахлыми редкими березками, каким-то чудом сохранившимися в мегаполисе. Майя бросила оценивающий взгляд на дом: серый, словно выцветший от постоянных дождей, в четыре этажа, нижний забран решетками. Привычных скамеек с всезнающими бабульками нет, подъездные дорожки заплеваны, в шелухе семечек и окурках. Цепкий взгляд заметил использованные шприцы и битое стекло водочных бутылок. Чу́дное местечко, хмыкнула Майя, выбираясь из седана.       – Я вот не понимаю, хоть убей, что могло быть общего у моей сестры с дамочкой, проживающей в таком месте, – Громова быстро шла по разбитому тротуару к нужному подъезду, засунув руки глубоко в карманы чуть великоватых ей джинсов. Трофимов еще вчера разрешил следователям сменить форму на гражданскую одежду. – Они же были из разных миров.       – Ты хорошо знала подруг сестры? – Никита вышагивал рядом, ловя на себе заинтересованные взгляды молодых мам, прогуливающихся вдоль дома с огромными неповоротливыми колясками. Женщины приветливо улыбались симпатичному, хорошо одетому мужчине, и моментально кривились, когда Майя, в насмешку, подхватывала друга под руку.       – Не так, чтобы очень, – Громова усмехнулась, почувствовав, как запылали огнем мочки ушей. Мило. – Но в лицо знала всех. А Смолину увидела первый раз только на фотографии. О, мы пришли.       Никита галантно распахнул перед Майей старую деревянную дверь. Девчонка нырнула в темноту.       В нос сразу же ударила смесь обычных для такого места запахов: затхлость, моча, гниль и табачный дым. Майя поперхнулась воздухом, надсадно закашлялась и поспешно закрыла пол-лица шарфом. Никита что-то бормотал за ее спиной, медленно поднимаясь по лестнице. Редкие жильцы настороженно косились на чужаков: по одной только дорогой одежде было видно, что эта странная пара не из их мира. Андреев отвечал короткими кивками на осторожные приветствия, Громова удостаивала незнакомцев только презрительными взглядами.       Они поднялись на четвертый этаж. Майя шагнула к нужной двери, нажала на обожженную кнопку звонка. В глубине квартиры сипло защебетали птицы, послышался детский голос и громкий топот.       – А вы кто? – в приоткрытую дверь просунулась взлохмаченная голова. Огромные синие глазищи смотрели на незваных гостей со смесью неподдельного интереса, настороженности и затаенного страха.       – Мы из полиции, – Никита развернул служебное удостоверение, которое вряд ли о чем-то сказало шестилетней девочке. – Из взрослых есть кто-то дома?       – Папа есть, – осторожно сообщил ребенок. Майе девочка понравилась, хотя к детям она относилась с прохладой. – Только он пьяный спит. И тетя есть.       «Да уж, нарвались на семейку».       – Тоже пьяная спит? – озадаченно уточнил Андреев. Надо бы местных инспекторов ПДН вызвать, шепнул она на ухо Майе. И участкового. Пусть разбираются, что за жесть здесь творится.       Девочка, не почувствовавшая угрозы, расслабилась и с серьезным выражением замотала головой, стукнувшись лбом о створку. Поморщилась, но не заплакала, как ожидала Громова.       – Как тебя зовут? – Майя присела на корточки, оказавшись на одном уровне с ребенком. Девочка заинтересованно рассматривала яркий принт на футболке Громовой, выглядывающей из-под расстегнутого пальто.       – Дарья.       – А я Майя, – Громова протянула девчонке руку. Та помедлила немного, но пожала ее ладонь. — Позови тетю.       Оказалось, что общаться с детьми не так страшно и сложно, как Майе всегда казалось. По крайней мере, с этой серьезной не по годам девочкой точно.       Даша кивнула и, оставив дверь открытой настежь, скрылась в темноте длинного коридора. Офицеры переглянулись; Майя первой вошла в квартиру. За ее спиной Никита передернул затвор табельного «Макарова». Громова обернулась, одними губами прошептав: «Это лишнее!». Друг проигнорировал ее слова; оттеснив девчонку плечом и держа оружие на изготовке, мужчина медленно двинулся по коридору вслед за ребенком Вероники Смолиной.       Они прошли в кухню, остановившись на пороге. Молодая женщина, ссутулившись, сидела на табурете в пол-оборота к ним, прижимая к себе племянницу. Ее плечи чуть подрагивали, а девочка, обняв тетку за шею, что-то шептала ей на ухо. Услышав шаги, женщина вздрогнула, быстро вытерла лицо кухонным полотенцем и подняла голову, мельком взглянув на нежданных гостей.       Ее лицо было бледным и осунувшимся, но не растерявшим своей красоты; бледные, будто выцветшие веснушки рассыпались по носу, лбу и подбородку. Когда-то, наверное, живые и яркие зеленые глаза взирали на офицеров со страхом и затаенной надеждой. Длинные спутанные волосы были забраны в высокий хвост, открывающий желто-лиловые синяки на шее, плохо замаскированные дешевым тональным кремом.       Майя искоса взглянула на Никиту, поймав его заинтересованный взгляд. Сестра покойной Смолиной явно приглянулась другу. Громова фыркнула, мысленно прикидывая, с кем из двух женщин, к которым он проявил интерес, Андреев начнет отношения. Зная характер друга, решила, что с этой, сидящей перед ними на обшарпанном табурете.       – Здравствуйте, – откашлявшись, произнесла женщина. Майя попыталась определить навскидку, сколько ей лет, но не смогла.       Никита развернул служебное удостоверение.       – Главное Следственное Управление. Капитан юстиции Андреев Никита Дмитриевич.       Женщина нахмурилась, внимательно вчитываясь в каждую букву.       – А вы?.. – она обратилась к Майе. Громова протянула ей свое удостоверение. Женщина дрожащими руками развернула красные «корочки» и прочла вслух: – Лейтенант юстиции Громова Майя Тимофеевна. Главное Следственное Управление. Майя? Сестра Вики Стрельцовой?       Девчонка, помедлив, утвердительно кивнула. Дело принимало интересный оборот.       – Вы были знакомы с моей сестрой? – взгляд Майи ненадолго задержался на жирном рыжем таракане, неторопливо ползущем по стене, оклеенной старыми выцветшими обоями. Вся квартира насквозь пропахла нищетой. Майя тряхнула головой: как вообще Вика могла связаться с этими людьми? – Вы…       – Простите, я не представилась. Катя, Екатерина Смольская, – женщина потрепала племянницу по коротким волосам и легонько подтолкнула ее к дверному проему: – Иди, поиграй в своей комнате.       Даша послушно кивнула и вприпрыжку убежала из кухни. Катя проводила племянницу долгим взглядом.       – Вика… она часто заглядывала к нам, приносила Дашке всякие сладости и игрушки, – тихо ответила женщина. Опустив голову, она принялась рассматривать свои короткие сгрызенные ногти с облупившимся лаком. – Может быть, чаю?       Женщина вскочила с табурета, едва не опрокинув его. Достала из шкафа, висевшего над раковиной, две чашки со щербатыми краями и отсутствующими ручками, со стуком поставила посуду на стол. Нашла коробку с чайными пакетиками, литровую банку с сахаром, коричневым, слипшимся. Загрохотал почти уроненный на газовую конфорку эмалированный чайник с чудовищными цветами на боках. Майя наблюдала за суетливыми движениями хозяйки, пытаясь отогнать образ того жирного таракана, бесстыже ползающего по этим чашкам, лазающего в коробке с чаем.       – Присаживайтесь, – суетливо предложила Катя.       Майя опустилась на колченогий табурет, стоящий у окна; Никита, отказавшись с вежливой улыбкой, облокотился плечом о стену за спиной Громовой. Табельный «Макаров», снятый с предохранителя и патроном в патроннике, до сих пор надежно лежал в руке — так мужчине было спокойнее.       – Вика, она же Дашкина крестная, – Катя поставила перед гостями чашки, до краев наполненные кипятком. Майя, чтобы ненадолго занять руки и собраться с мыслями, аккуратно положила сверху по чайному пакетику, наблюдая, как вода окрашивается в светло-коричневый цвет.       Крестная. Майя дернула за нитку, и вода стала темно-кирпичной. Странно, что Вика не рассказывала об этой стороне своей жизни. О том, что она являлась частью этой неблагополучной семьи, что крестила чьего-то ребенка. Сейчас было неприятно осознавать, что у сестры были секреты от нее, Майи. Ей казалось, что они с Викой всегда откровенны друг с другом до конца.       – Катя, мы, собственно, зачем приехали, – за разговором о собственной сестре Майя напрочь забыла, с какой целью они с Никитой прибыли в эту квартиру. Громовой нечасто приходилось сообщать родственникам о смерти их близкого человека, и сейчас она тщательно подбирала слова. Никита тоже молчал.       Майя уже собиралась сказать все, как есть, когда повисшую тишину разбил звонкий детский голосок.       – Катя, Катя, мама написала! – шестилетняя Даша примчалась в кухню, сжимая в маленьком кулачке дешевый смартфон. Подпрыгивая от нетерпения, девочка протянула телефон тетке. Майя и Никита обменялись недоумевающими взглядами. – Когда она приедет?       Женщина мельком посмотрела на дисплей.       – Завтра, – Катя снова потрепала племянницу по густым каштановым волосам.       – Ура! – девочка подпрыгнула, захлопала в ладоши. – Мама приедет завтра! Мама приедет завтра! Ура! Папа, папа, мама завтра приедет! Папа!       И девочка умчалась прочь из кухни.       – Можно? – Майя протянула руку и ненавязчиво забрала из рук Кати телефон. Быстро просмотрела пришедшее сообщение. «Буду завтра».       «Уезжаю в Питер на работу. Присмотри за Дашкой. Люблю вас», – датировано двадцать вторым марта.       «Завтра буду дома», – это уже через две недели.       «Прости, не получается вернуться сейчас. Предложили поработать еще две недели. Обещают хорошие деньги. В мае сможем съездить на море».       «У меня все хорошо. Люблю вас», – отправлено в ночь, когда собачник-полуночник наткнулся на изуродованное тело женщины в Нескучном саду. По предварительному заключению Бориса Васильевича на тот момент Вероника Смолина была мертва более суток. И никак не могла посылать своей сестре сообщения.       – Катя, Ваша сестра мертва, – Никита избавил подругу от обязанности произнести эти слова. – Два дня назад ее тело было обнаружено в Нескучном саду.       – Нет, – Катерина растерянно улыбнулась. Майя увидела, как мелко задрожали ее руки, и горячий чай выплеснулся ей на запястья. Кажется, женщина даже не заметила этого. Продолжая улыбаться, Катя переводила взгляд с одного лица на другое. – Не может быть. Ника же вот только что написала смску. Вы же видели сами.       По ее щекам потекли слезы. Поставив чашку на стол, женщина тяжело опустилась на табурет, нервно смяла в тонких пальцах линялую ткань фартука.       – Катя, – Никита шагнул вперед, положил женщине ладонь на плечо. Екатерина подняла на него выцветшие глаза и вцепилась в его руку, как в спасательную соломину. – Вам нужно будет опознать труп. Формальная процедура…       Она захлебнулась в беззвучных рыданиях.       – Катя, послушайте, – Майя щелкнула пальцами перед лицом женщины, привлекая ее внимание, – откуда Вероника знала мою сестру? Это очень важно для меня. Катя!       Громовой пришлось повысить голос и легко встряхнуть женщину за плечи, чтобы вывести ее из ступора. Екатерина не отреагировала. Майя тряхнула ее еще раз – с тем же успехом. Девчонка уже подумывала, чтобы залепить женщине пощечину, единственный действенный способ привести в чувство, который она знала.       – Белка, даже не думай, – прошипел Никита, когда Майя занесла руку. А что еще делать, в тон ему отозвалась Громова.       Оттеснив подругу от Кати, Андреев вытащил чистую чашку из шкафа и, не найдя в кухне кувшина с фильтром, налил воду прямо из-под крана. Мягко поглаживая женщину по содрогающейся спине, мужчина вручил Екатерине кружку.       – Выпейте, – велел Никита. Катя послушно схватила стакан дрожащей рукой, расплескав едва не половину налитой воды на колени. Бескровные щеки покрылись алыми пятнами, и женщина забормотала слова извинения.       Майя смотрела, как Катя неловко оттирает воду со старой, заношенной юбки, и понимала, что не чувствует вообще ничего. Никаких острых приступов жалости к несчастной, забитой зятем-алкоголиком женщине, ни сочувствия, ни желания как-то помочь. Даже отвращения не было.       Ни-че-го.       Абсолютная пустота.       Чужой человек. Источник информации.       И не более.       Лицо сотрется в памяти, едва они закроют за собой дверь в эту нищую квартиру, мысли-воспоминания о встрече вытеснят более свежие, более важные. Так всегда бывает. И Майя начала привыкать к этому, научилась не заострять внимание на рассказы, перегруженные подробностями чужой личной жизни – пустой и ненужной, в принципе, – выбирая лишь те моменты, которые могли бы помочь следствию. Если вслушиваться, запоминать, проникаться, можно сойти с ума…       …и потерять себя.       Хороший следак должен разделять личное и рабочее, так учили в академии МВД. Вы-следователь и Вы-человек – разные люди, и должны молчать друг о друге, так говорили в академии МВД. С первого курса делили цельную личность на две отдельных, независимых, обособленных. Воспитывали будущих шизофреников.       Те, кто так и не смог разделить себя надвое, ломался под гнетом чужих проблем, спивался, сходил с ума, решался на суицид. Не так уж и много вариантов развития событий. И только сильные, жестокие, равнодушные, циничные шагали вверх – по головам проигравших. Победителям доставалось все. За исключением, может быть, возможности когда-нибудь собрать себя по осколкам, снова стать единым целым. Если, конечно, в этом кто-то нуждался. Победителям прощается все. Даже диссоциативное расстройство личности.       Она была этим победителем.       Идущая по головам, ломающая систему. Жестокая и устало-равнодушная. Живущая по собственному Кодексу Чести и извращенной морали.       – Откуда Вероника знала мою сестру? – Майя наклонилась к лицу Кати так близко, что их носы почти соприкоснулись. – Ну!       – Вика училась в одном классе с мужем Ники, – сквозь всхлипывания произнесла Катя. – Они дружили раньше. До того, как бизнес Егора прогорел, и он запил.       Майя нахмурилась, пытаясь вспомнить этого Егора, Викиного друга. Кажется, у сестры в школе был какой-то друг, не из тех, кто «не разлей вода», но достаточно близкий. Майя никогда его не видела, и даже не была в курсе, что они перестали общаться. Вот она – связь Виктории и Вероники. Егор, этот старинный сестринский приятель.       – Пойду, гляну, как он там, – Никита снял «Макаров» с предохранителя.       – Девочку только не напугай, Рэмбо, – фыркнула Майя.       Провожая друга тяжелым взглядом, она понимала, что сегодня или завтра придется рассказать о Веронике и ее сестре, рассказать о Вике, об этом Егоре. Она не хотела никак связывать имя собственной сестры с трупом, но Виктория давным-давно собственными руками связала себя с этой семьей. Уже не было возможным говорить о Веронике, не упоминая при этом Викторию.       Майя провела ледяными пальцами по лицу. Сестричка, сестричка, в какое же дерьмо ты влезла?! Громова выпрямилась; отступив от давящейся рыданиями Екатерины, девчонка отошла к окну. Чуть отогнув прозрачную занавеску, Майя рассеянным взглядом скользнула по припаркованным внизу машинам. Сердце учащенно забилось, когда она увидела темно-серый «Х5». Таких машин в Москве сотни тысяч, уймись уже! Майя сжала края деревянного подоконника. Таких машин, действительно, полно в столице, но Громова знала, что это – тот самый джип.       Майя сжала зубы: Халецкий снова следил за ней.       Никита вернулся через пять минут. Развел руками, отрицательно покачал головой.       – Бесполезно. Он не в адеквате.       – Что ж, пришлем завтра местных оперов, – Майя пожала плечами. – Пусть притащат его в отдел, приведут это чучело в чувство. А мы подъедем позже.       – Ты же понимаешь, что нам придется все рассказать? – понизив голос, спросил Никита. – И о твоей сестре тоже.       – Расскажем, все расскажем, – протянула Майя, по-прежнему выглядывая в окно. Джип все так же стоял во дворе. – Только не скажем, что мы с Викой родственники. Ладно, нам пора.       Она задернула занавеску, развернулась лицом к другу.       – Иди в машину, – Никита вытащил из кармана ключи от «Тойоты» и бросил их Громовой. Майя ловко поймала связку. – Я догоню.       Девчонка услышала, как Никита несмело предлагает Кате и ее племяннице временно пожить у него, если Егор снова распустит руки. Майя снова почувствовала укол ревности. Если сначала она не испытывала по отношению к женщине никаких эмоций, то сейчас она ее ненавидела. ****        Я дома.       Обжигающие струи ударили в спину. Майя стояла под душем, нагнув голову и наслаждаясь горячей водой. Весь негатив смывался с кожи, утекал в слив, растворяясь в водосточных трубах. Переживания последних двух дней вымывались из памяти. Еще чуть-чуть, и все забудется. За шумом воды Громова не услышала, как кто-то тихо открыл входную дверь.       …Закрыв кран, Майя завернулась в полотенце. Запотевшее стекло, мутное отражение, странный шорох в гостиной… Девчонка уперлась ладонями в широкий борт умывальника, низко опустила голову. Отступившая, было, боль сейчас с новой силой вгрызлась под ребра. Упаковка обезболивающего осталась в рюкзаке, небрежно брошенном в прихожей.       – Пора слезать с таблеток, – Майя провела по мутному стеклу. – И к врачу бы.       Из зазеркалья на нее смотрела уставшая, со ссадинами и кровоподтеками, но по-прежнему красивая двадцатидвухлетняя девочка-куколка с прилипшими ко лбу пепельными волосами. Широко распахнутые серые глаза, аккуратный носик, полные губы, высокие скулы — достаточно эффектная внешность, чтобы мужчины оборачивались вслед. Майя поморщилась: пожалуй, сейчас она не отказалась выглядеть бы самым заурядным образом. Постоянное навязчивое внимание утомляло. И, как будто в подтверждение этих мыслей, в прихожей зазвонил айфон.       Оттолкнувшись от борта умывальника, Майя выпрямилась. Коротких часов сна под утро едва хватило, чтобы продержаться до конца рабочего дня и не свалиться с ног. Усталость брала свое: девчонка широко зевнула и, поправив полотенце на груди, вышла из ванной, окунувшись в прохладный воздух. Распаренное тело моментально покрылось мурашками.       – Без полотенца тебе будет лучше, – ленивый голос, донесшийся из кухонного проема, заставил резко обернуться. Андрей Халецкий, привалившись плечом к косяку, внимательно рассматривал девичьи коленки. В тусклом электрическом свете кожа девушки казалась бледнее обычного, а блестящие капли воды, скользящие по тонкой шее и рукам, сводили мужчину с ума.       – И все-то вокруг знают, как мне будет лучше, – пробормотала Майя, лихорадочно соображая, как этот человек оказался в ее квартире. Она точно помнила, что заперла дверь на замок, а ключей у Халецкого быть не могло.       От маниакального взгляда майора Громовой стало не по себе. Поправив полотенце на груди, едва не упавшее от порывистых движений, девчонка сделала несколько мелких шагов назад. Ей хотелось увеличить дистанцию, оказаться как можно дальше от мужчины. Затравленный взгляд скользил по широкому коридору, а пальцы нервно сминали край полотенца.       Андрей рассмеялся.       – Не бойся, не съем.       – Не уверена, – нервно усмехнулась Майя, отступая еще на два шага назад.       – Подожди.       Властные нотки в голосе заставили замереть на месте. В глотке моментально пересохло, когда Андрей, лениво оттолкнувшись от дверного косяка, сделал три шага вперед. Майя вздрогнула всем телом, когда горячие пальцы сжали ее плечи.       Девчонку и мужчину разделяли какие-то ничтожные сантиметры.       Майя чувствовала горьковатый запах мужского парфюма, видела выступившие мелкие капли пота на виске. Шумное, прерывистое дыхание оглушало. От невесомых прикосновений кожа покрывалась мурашками.       – Ты себе представить не можешь, как мне тебя не хватало.       Кожа горела от сухих, воспаленных поцелуев.       – Уйди.       Майе не хотелось снова возвращаться в прошлое. Терпеть побои и унижения, отчаянно ненавидеть себя – за слабость и мужчину рядом – за то, что он не хочет ее отпустить. Тогда ей стоило больших усилий, чтобы уйти. Майя сомневалась, что в этот раз сил хватит. Ломанная-переломанная. В этот раз Андрей добьет ее окончательно.       – Андрей, уйди, – Майя низко опустила голову, и влажные волосы спасительной завесой закрыли ее лицо. – Пожалуйста, оставь меня в покое.       – Глупенькая, – Андрей провел большим пальцем по сухим, потрескавшимся губам девчонки. От его ласкового голоса хотелось бежать, не оглядываясь. – Я не уйду. И тебя больше не отпущу.       Майе хотелось реветь в голос. От страха, бессилия и злости.       Слабая, безвольная.       Проигравшая.       – Это лишнее.       Всего лишь одно резкое движение. Полотенце, уютное и теплое, бесформенной грудой упало к ногам. Майя инстинктивно сжалась, понимая, что произойдет следом. От внимательного взгляда Халецкого было физически больно. Щеки горели стыдливым румянцем, а Андрей разглядывал каждый миллиметр обнаженного тела.       Стыдно.       Мерзко.       И хочется умереть.       – Откуда это? – Андрей хмурился, пристально рассматривая сине-лиловые синяки.       – Неудачно упала с кровати, – устало огрызнулась Майя, обхватывая себя за плечи. Ей было холодно и неуютно, хотелось быстрее одеться и, забравшись под одеяло, не вылезать из-под него вечность.       Халецкий рассеянно кивнул, вполне удовлетворенный ответом. Сейчас его мысли занимала только обнаженная девушка перед ним. А об ее синяках и о том, кто их оставил, мужчина подумает потом. Утром, завтра, в следующий раз.       – Я забыл, какая ты красивая.       Она дрожала от каждого его прикосновения. Раньше – от желания, сейчас – от страха. Он не хотел, чтобы она боялась. Он не хотел делать ей больно, но она вынуждала его. Моя маленькая, моя любимая – сероглазая тварь.       Он мог бы взять ее силой прямо здесь, на холодном паркете. Вместо этого развернул ее и несильно подтолкнул в спину. Она сделала несколько неловких шагов вперед, растеряно оглянулась. Он недвусмысленно кивнул в сторону ее огромной кровати, неторопливо расстегивая пуговицы на черной рубашке.       – Зачем? – Майя до побелевших костяшек сжимала изящную дверную ручку. Она понимала: если сейчас не дать отпор, все повторится. Она снова превратится в персональную игрушку Андрея.       – Потому, что мне так хочется.       Вот так просто.       Потому, что мне так хочется. ****       В эту ночь Майя так и не смогла заснуть. Бессонница приняла измученное сознание в свои мягкие объятия, а ведь Громова была уверена, что они попрощались навсегда. Бесплотная подруга не желала отпускать, уходить, забываться. И впервые, наверное, Майя была этому рада. Что-то привычное, родное, что не давало окончательно тронуться умом после минувшего вечера. Что-то, что еще связывало тонкой нитью мир, расколовшийся на множество мелких частей.       Простые настенные часы, висящие над дверным проемом, мучительно медленно отсчитывали минуты. Майя с равнодушным видом наблюдала за движением черных стрелок и жалела о том, что не курила. Табак успокоил бы нервы, привел в порядок хаотичные мысли, от которых уже болела голова. Выстроенные в ряд разномастные кружки с остатками крепкого кофе на дне, молчащий смартфон, запечатанная пачка сигарет, вечность назад забытая кем-то из оперов, и сгорбленная девчонка, не отрывающая бессмысленного взгляда от циферблата. Картина маслом.       В глубине квартиры что-то грохнуло. Майя не пошевелилась, даже взгляд не перевела. Оглушающе тихое тиканье часов эхом отдавалось в ушах, перебивало все другие звуки. Их просто не существовало. Фарфорово-тонкие пальцы бездумно перебирали деревянные бусины.       – Не понимаю, что может быть такого увлекательного в часах?       Насмешливый голос ворвался в сознание. Майя с трудом сфокусировала рассеянный взгляд на мужчине. Бодрый и выспавшийся, волосы еще влажные после душа, и три верхних пуговицы на рубашке небрежно расстегнуты. Андрей шагнул вперед, и обоняние уловило аромат дорогого парфюма с едва ощутимыми мандариновыми нотками. Майя глубоко вдохнула, желая запомнить этот запах, впитать в себя. Зачем? А, черт его знает... Иногда ее поступки не отличались логикой.       – Выглядишь отвратно, – усмехнулся Андрей и чуть наклонил на себя одну из кружек. Проверяет, что пила девчонка этой ночью.       – Это кофе, можешь расслабиться, – с нервной усмешкой.       – Не спала? – глупый вопрос. И так ведь видно.       – Не спала, – согласилась.       Взгляд, скользящий по кухне, уткнулся в маленькое зеркало, забытое несколькими днями назад на разделочном столе. Сухие, растрескавшиеся губы искривила болезненная усмешка. Вид, и в правду, отвратительный. Бледное лицо, фиолетовые тени под покрасневшими глазами, спутанные волосы. Недавние отметины, оставленные ребятами Антона Тумасяна, ярче обозначились на коже и привлекательности не добавляли.       Майя снова нервно усмехнулась, закрыла лицо руками. Картинки-воспоминания – четкие, ослепительно-яркие, пугающе реалистичные – вспыхивали под плотно закрытыми веками. Лучше бы позавчера ее забили до смерти. То, что произошло этой ночью, было хуже, гораздо хуже. Лучше бы били, били, били…       Скрипнула открываемая дверца навесного шкафа, зазвенели потревоженные чужаком кружки. Шум воды, щелчок кнопки электрочайника. Мысленный взор Майи рисовал, как жестокий, психически неуравновешенный майор открывает банку с кофе, как темно-коричневый порошок водопадом сыплется на дно кружки. Как мужчина берет в руки чайник, заливает кофе кипятком. Звон бьющегося о керамику металла неприятно ударил по барабанным перепонкам.       Привычные движения нормального человека. Но Андрей Халецкий не был нормальным!.. Чертовый психопат!.. Майя до боли закусила губу, чтобы не рассмеяться в голос.       Истерика неслышно подкрадывалась на мягких кошачьих лапах.       – Ты бы привела себя в порядок, – жалостливый взгляд Халецкого не вызвал внутри никаких эмоций. Мужчина, облокотившись плечом о гудящий холодильник, маленькими глотками пил обжигающий кофе. – Ты – сотрудник доблестной полиции, а выглядишь, как наркот на ломке.       Равнодушный взгляд мазнул по лицу; в абсолютном молчании Майя слезла со стула. Затекшие ноги неприятно кололо; сделав два неуклюжих шага, Громова схватилась за край стойки. Стук дна кружки о поверхность разделочного стола привел в замешательство: от Андрея Халецкого можно было ожидать всего, что угодно. Горячие ладони легли на талию, поддерживая девчонку.       – Проводить? – фальшиво-заботливый голос над ухом.       Майя тряхнула спутанными волосами. Они могли быть красивой парой.       – Обойдусь.       И аккуратно убрала руки майора.       …Вода привычно обжигала кожу, смывала воспоминания о прошлой ночи, разъедающие сознание. О нечеловеческой жестокости Халецкого, при мыслях о которой все сжималось внутри. Об испытанном унижении. О грязи и мерзости, въевшихся в кожу так, что не ототрешь. Почувствовав соленый привкус на языке, Майя поняла, что плачет. Горячий душ не принес обычного облегчения и успокоения.       Настойчивый стук в дверь вернул к действительности.       – Ты там часом не утонула?       Майя живо представила, как мужчина, упираясь ладонями в дверь, прижимается лбом к прохладному красному дереву. Девушка криво улыбнулась. Больные фантазии уставшего мозга. Скорее, Андрей, сложив руки на груди, упирается спиной в дверь. Полуприкрытые веки, привычная ухмылка, впитавшаяся в поджатые губы.       – Иди нахуй, мудак! – перекрикивая шум воды, огрызнулась Майя. Судя по громкому смешку, Халецкий услышал ответ.       – Выходи, – мужчина резко сменил тон. – На сборы тебе пятнадцать минут. Потом отвезу тебя в усадьбу.       – Спасибо, сама доберусь, – язвительно отозвалась Майя и распахнула дверь в ванную комнату, выпустив клубы пара. – Не маленькая.       Там, под обжигающими кожу и душу струями воды, представляя себе майора, Громова была недалека от истины. И ухмылка, и полузакрытые глаза, и скрещенные руки на груди. Ошиблась Майя в одном: мужчина упирался плечом в стену.       – Маленькая, еще какая маленькая, – ухмыльнулся Андрей. Затуманенным взглядом, так же, как и накануне, он изучал мелкие капли воды на раскрасневшейся коже. – И глупенькая.       Майя смерила Халецкого презрительным взглядом и, дернув плечом, прошла в спальню. Она хотела закрыть за собой дверь, но Андрей настойчиво придержал створку. Кажется, майор не собирался оставлять Громову в одиночестве. Майя фыркнула и одним движением избавилась от полотенца. После сегодняшней ночи ей уже было все равно. Она слышала, как скрипнули половицы под ногами мужчины.       Девчонка неторопливо одевалась, чувствуя пристальный взгляд Андрея, развалившегося в кресле.       – Долго будешь на меня пялиться?! – злобно поинтересовалась Майя, торопливо застегивая пуговицы на серо-голубой рубашке.       – Иди ко мне, – Андрей, проигнорировав вопрос Громовой, требовательно похлопал по подлокотнику кресла.       Он проигнорировал ее вопрос, она, в свою очередь, проигнорировала его жест.       – Ну.       Андрей поймал пытавшуюся проскочить мимо девчонку за руку, силой притянул к себе. Майя взбрыкнулась; равнодушие, наконец, ушло, уступив место привычной агрессивности. У всего в этой жизни существует предел, и Халецкий достиг той черты, переступать которую не стоило.       – Не дергайся, – Андрею все-таки удалось усадить девчонку к себе на колени. – Хочешь повторить нашу ночную игру?       – Попробуй, – подозрительное спокойствие в голосе. И вырываться перестала. Халецкий вопросительно изогнул бровь. – За изнасилование и побои закрою. И погоны не помогут.       Андрей поперхнулся воздухом. Ему послышалось? Нет, со слухом всегда был полный порядок. Девчонка действительно посмела угрожать ему. Глаза медленно наливались кровью, губы сжались в тонкую нитку, пальцы стальными тисками сдавили дрогнувшие плечи. Сдавлено охнула от боли. Да-да, вот так. Никто не смеет угрожать мне, майору Халецкому, и стоит преподать тебе хороший урок, чтобы запомнила его как следует.       – Не играй с огнем, маленькая моя, – выдохнул Андрей в шею девчонки. Замерла в его руках, спина прямая, напряженная. Вздернула подбородок и, кажется, кусает губы. Пальцы сильнее впиваются в худые плечи. Еще чуть-чуть, немного сильнее, и тонкая кожа лопнет под ними. Еще чуть сильнее…       – Хватит мне угрожать, – поморщившись, тихо попросила Майя. Сохранять лицо с каждой секундой становилось все сложнее. Может заорать, чтобы выплеснуть хоть часть той боли, что сейчас концентрировалась под пальцами майора? Тупая пульсация отдавалась в висках, под плотно сжатыми веками раскрывались причудливые алые цветы.       «Закричи, и станет легче», – подсказывали откуда-то справа.       Нет. Она вытерпит, не покажет слабость. Иначе Халецкий сломает ее окончательно. Нужно перетерпеть, нужно выдержать. Черт, как же больно! Чувствует, как на глазах закипают предательские слезы. Еще не хватало!.. Соберись, тряпка! Соберись, немедленно! Ресницы уже влажные, и крупные капли медленно скользят по щекам. Твою мать!..       – Ну-ну, – ласково до холодных мурашек, до непроизвольной дрожи. Плечи больше не сдавливают. Хриплый полувздох, судорожный полувсхлип. Обрывки мыслей в голове.       …оставьте меня в покое…       …уйдите прочь…       …исчезните из моей жизни…       …и боль с собой заберите…       …твари…       Плохо слушающиеся пальцы торопливо расстегивали неподатливые пуговицы. Зарывшись лицом в мягкие волосы, Андрей вдыхал терпко-сладкий аромат корицы и шоколада и никак не мог надышаться. Ему казалось, что он может сидеть так вечно. Такое близкое присутствие этой невозможной девицы опьяняло, сводило с ума. Она была похожа на тяжелый наркотик: стоит один раз попробовать, просто за компанию, ради интереса, для веселья, и вот ты уже плотно сидишь на игле, так, что не соскочить.       Никогда.       Пальцы осторожно коснулись бархатистой кожи, и каждое это прикосновение отзывалось волной дрожи, накрывающей хрупкое тело. Страх пропитывал каждую клеточку, а Андрей больше не хотел, чтобы девочка его боялась. Нет, он больше не собирался брать ее силой, он хотел быть нежным, таким, каким бывает обычный мужчина со своей женщиной. И сейчас, покрывая ее обнаженное плечо сухими поцелуями, Андрей желал, чтобы Майя Громова перестала дрожать от ужаса.       – Не бойся, я не сделаю тебе больно, – шептал Андрей пересохшими губами. Торопливые поцелуи покрывают виски, мокрые от слез щеки, шею, снова плечи.       – Верю, верю, – яд в голосе оплеухой, пощечиной.       И тогда Андрей озверел. Пальцы сомкнулись на шее, а ведь он просто хотел быть нежным, ласковым, обычным. А она не захотела. Она все испортила. Бабы, они всегда все портят. Андрей убедился в этом еще двенадцать лет назад.       Ей только-только исполнилось семнадцать; два длинных невесомых хвоста, перевязанные алыми лентами, легко качались в такт торопливым шагам, а огромные серо-голубые глазищи смотрели с такой пронзительной грустью, что становилось не по себе. Он, курсант школы милиции, влюбился в светловолосую девочку. И мысленно называл ее «Мой ангелочек». Но ангелочек оказался сущим чертом.       Она уже «сидела» на героине, когда случай свел их морозным декабрьским вечером. Узнал случайно, долго орал, даже ударил, но не отказался, не оставил. Он пытался вытянуть ее из той ямы, в которую девочка-ангелочек угодила по глупости. Так он считал тогда.       Жестокая реальность расставила все на свои места. И преподала хороший урок. Тогда он собственноручно едва не поставил крест на своей карьере в МВД, ввязавшись туда, куда не следовало. Его вытащил начальник кафедры, симпатизирующий молодому и амбициозному курсанту. Ему повезло, ей – нет. Он не смог ее спасти. В памяти навсегда остались широко раскрытые серо-голубые глаза с застывшей в них пронзительной грустью.       Он похоронил ее, и вместе с ней все человеческие чувства.       Свет погас.       Тьма внутри поглощала, рождая на свет самых ужасных монстров.       – Пусти, – отчаянный хрип вернул к реальности.       Андрей разжал пальцы. Заплаканная, дрожащая девочка рвалась из его рук, а он не мог ее отпустить. Только не снова, не сейчас. Ту свою девочку-ангела он не уберег, потерял. Но об этой малышке Андрей сможет позаботиться. Второй раз ту же ошибку он не допустит.       Монстр внутри недовольно заворочался, поднимая голову. Свет, тусклый, едва различимый причинял почти ощутимую боль, заставлял уползти глубже во тьму. Чудовище рычало, но пряталось, трусливо поджав хвост. Не в его силах было противостоять этому чужеродному свету, медленно, но верно заполняющему душу мужчины. Чудовище могло только ждать. И оно затаилось в ожидании, опустив морду на лапы и прикрыв глаза цвета свежей крови.       – Прости, я не хотел, – лихорадочно шептал Андрей, зарываясь лицом в пепельные волосы. Он все еще держал Майю за горло, но, уже не применяя силу, осторожно поглаживая большим пальцем мокрую от слез щеку. – Моя маленькая девочка…       Зазвонивший в кухне айфон Громовой заставил их обоих вздрогнуть. Андрей убрал руки, а Майя, резво соскочив с его коленей, бросилась прочь из комнаты.       – Белка, надеюсь, твое утро добрее, чем наше, – мрачно произнес Никита. На заднем фоне девчонка различила знакомые голоса Зотова и Саши Степнова.       – Случилось что-то? – Громова удобнее перехватила телефон.       – Случилось, – нервно усмехнулся Никита. Майя нахмурилась: тон друга не предвещал ничего хорошо. – На Ютуб сегодня заходила?       Холодный северный ветер трепал спутанные волосы, рвал подол серо-голубой рубашки. Майя мгновенно пожалела о своем опрометчивом поступке: открытый, продуваемый со всех сторон небольшой балкон был самым неподходящим местом для долгих дружеских разговоров.       – Нет, – отрывисто бросила девчонка. – Ник, можешь нормально сказать, что случилось?!       Ей было холодно, хотелось спать, и уклончивые ответы друга здорово злили.       – Маньяк наш выложил в интернет видео, – охрипшим голосом отозвался Андреев, – как он убивает подругу журналистки. С телефона этой самой журналистки.