Lost in the sun. Осколки памяти

Огненные крылья надежно закрывали ее обнаженное тело от глаз двух кортов, стоящих за спиной, и двух незнакомых людей в серых плащах, от которых пахло сильнейшим интересом и заинтригованностью, а еще немного – тревогой, но последний запах был совсем слабым. Босые ступни приятно покалывали такие родные еловые иголки, почти такие же ароматные и пушистые, как в лесах под становищем Ифо. После долгого путешествия через Роур Торн окончательно озверела от однообразности пейзажа, и когда впереди показался лес, а след Найрин повел в его сторону, едва не взвыла от облегчения. С каждым днем пути вопросов становилось все больше; особое опасение вызвали странные трупы крылатых тварей, которых она нашла сегодня после заката. Но сейчас все вопросы вылетели у нее из головы, будто ветром выдуло. Сначала заржала проклятущая Эрис, согнувшись пополам и держась за живот. Она смеялась так заразительно, что прыснула и нимфа, а потом тоже захохотала, прикрывая рот ладонью с тонкими пальцами. Торн все смотрела на нее и глаз отвести не могла. Она и сама не отдавала себе отчета в том, насколько сильно соскучилась, как истосковалась и изволновалась за эти дни, пока не видела Найрин. Нимфа была сказочно красива. Белое одеяние Боевой Целительницы с шароварами, заправленными в черные сапоги, и белой курткой очень шло ей, подчеркивая тонкую талию и округлости бедер и груди. Серебристый ежик волос нимфы за полтора месяца отрос и превратился в короткую шапочку, и Торн до боли захотелось запустить в них пальцы. Око Великой Мани Эрен на ее лбу красиво оттеняли черные тонкие брови, а темно-зеленые, прозрачные, будто изумруды, глаза золотились от смеха. Ее притягательные губы раздвинулись в улыбку, украсив щеки двумя очаровательными ямочками, и Торн уже почти ощущала их вкус на своих губах. Как же я соскучилась по тебе!.. Впрочем, долго любоваться нимфой ей не дали. Позади прозвучал неуверенный голос, густо приправленный запахом сильнейшего удивления и страха: - Это… это что?.. кто?.. Оно с вами?.. Торн обернулась через плечо, вздернув бровь. За ее спиной стояли два корта: один кряжистый и коренастый с кучерявыми волосами и твердыми чертами лица, чем-то смахивающий на медведя, а второй высокий и развернутый, с копной густых черных волос, перевязанных на висках в тонкие косицы. Эти двое не были похожи на кортов, с которыми ей доводилось сражаться, - мелких, кривоногих, с раскосыми чертами лица и смуглых, - но от них исходил похожий запах: кожи, песка и степи, с холодной кисловатой ноткой зловония протухшей на солнце ящерицы. Это же зловоние было разлито в воздухе, и Торн уже успела, бегло осмотрев поляну, приметить в отдалении между деревьев силуэты громадных ящеров, на которых летали корты. Когда она повернулась, высокий парень с красивыми чертами лица непроизвольно отступил на шаг и поудобнее перехватил рукоять ятагана обеими руками. От него сильнее всего пахло страхом и ненавистью, но была еще и колкая, холодная как лезвие, решимость. Торн только ухмыльнулась краешком губ. Если бы она до сих пор продолжала оставаться тем человеком, которым была до той ночи на Сером Зубе, когда Найрин танцевала в ее руках, словно сама Огненная, ей бы ничего не стоило убить их обоих. Один быстрый удар ногой в грудь и второй в горло, ломая трахею, тому, что пошире в плечах. Потом разворот, пинок по руке, подсечка ноги и добивающий пяткой в загривок этому высокому и языкатому. По законам анай корты должны были умереть, сразу же и без обсуждений. Только Торн больше не была анай. Теперь она не была ничем и никем. И это было не ее дело. Спокойно отвернувшись, она вновь взглянула в глаза Найрин. Та уже отсмеялась, и теперь только красивые плечи подрагивали в последних легких смешках, похожих на журчание ручья. Хриплые женские крики наслаждения продолжали доноситься откуда-то справа, и Торн непроизвольно втянула носом воздух. Оттуда пахло водой, Лэйк и какой-то смутно знакомой разведчицей. Что-то тронуло память Торн, но она не смогла бы в точности сказать, кто это был, а потому отбросила запахи прочь. Если Лэйк не волнуется и позволяет себе кувыркаться с женщиной в такое время и в такой компании, значит, никакой опасности Найрин не угрожает. Несмотря на лютую ненависть, какую Торн питала к вечно выставлявшейся Лунному Танцору, ей нужно было отдать должное: за Найрин Лэйк готова была порвать любого голыми руками и никогда бы не оставила ее одну в обществе людей, что могли нанести ей вред. Изумрудно-зеленые глаза Найрин взглянули в лицо Торн, и та вообще забыла обо всем на свете: столько в них было жажды, тепла и радости. От нимфы пахло желанием, ожиданием, гневом и весельем, и все эти запахи перемешивались в такой невообразимый клубок, что в носу зачесалось. А еще проснулось невыносимое желание обнять эту проклятущую бхару, вырвавшую у нее сердце и унесшую его с собой. - Уходите все! – хрипло приказала Торн. Говорить после такого долгого молчания было сложно, язык едва ворочался во рту, но она справилась. – Мне нужно поговорить с Найрин. - Не смей приказывать мне, проклятая анатиай! – заорал из-за ее спины громкий мужской голос. - Вот ты и заговорил с ней, Лейв! – тихонько добавил второй, более низкий и спокойный, с теплой смешинкой. – И чем ты теперь отличаешься от Сына Неба? - Она… она меня вынудила! – словно оправдываясь, обиженно брякнул тот. – Я говорил тебе, они специально делают все эти вещи, чтобы сбить нас с толку и запутать нас! Проклятые отступницы! Торн слегка повернула голову, оскалила не убравшиеся под верхнюю губу клыки и предупреждающе зарычала. За спиной сразу же затихли. Повернувшись обратно и взглянув в глаза Найрин, она твердо повторила: - Уходите все. - Бывает же такое! – с улыбкой покачала головой Эрис, и, подмигнув нимфе, кивнула головой застывшим недалеко от горящего на земле костра мужчине и женщине в серых плащах. – Пойдемте, зрячие, я вам все объясню. - Хотелось бы, - поджала тонкие губы невысокая женщина с нежными чертами лица, разительно отличающимися от черт анай, но интересом от нее запахло только сильнее. Повернувшись, они направились в сторону, где возле второго разожженного костра дремали, опустив головы, двое высоких мышастых жеребцов. Торн только бегло оглядела их, и этого было достаточно. Парочка в серых плащах прибыла очень издалека: ни у анай, ни у кортов подобных лошадей Торн не видела никогда. - Пойдем тоже послушаем, - негромко буркнул за спиной низкий голос. – И убери уже свой проклятый ятаган! Толку-то от него сейчас! Высокий парень что-то недовольно заворчал в ответ, но Торн было уже и на них плевать. Та напряженная струна в груди, что день ото дня натягивалась все сильнее и сильнее, волоча ее сквозь степи к Найрин, сейчас стала невыносимо громкой, больно обжигая и грозя оборваться. Изумрудные глаза нимфы поглотили весь мир, и Торн тонула в них, понимая, что все было не зря. Дезертирство, безумный бег сквозь весь Роур, все было не зря теперь, даже если Найрин больше никогда и не обнимет ее. Я могу просто любоваться ей. И в этом – великое счастье. - Что ты здесь делаешь, Торн? – негромко спросила Найрин, складывая руки на груди и слегка выставляя вперед ногу. Вся ее поза говорила о том, что она недовольна, но запах выдавал ее с головой. Торн глотала его огромными глотками и захлебывалась: желание, острое, словно лезвие долора, горячее, как расплавленное железо. - Я пришла к тебе, - хрипловато ответила Торн, медленно направившись к ней. Ходить на двух ногах было еще страннее, чем говорить. За последнее время она совсем не принимала человеческий облик и разучилась это делать. Казалось, мир стал слишком неустойчивым и шатался под ногами. - Тебя отправила царица? – в голосе Найрин прозвучала неуверенность. - Нет, - пожала плечами Торн. - Тогда как же?.. – Найрин не договорила. Торн ничего не отвечала ей, только молча смотрела, пожирая глазами каждую черточку такого любимого лица. Найрин долго присматривалась, потом тревога и страх проросли в ее запахе сквозь нежность и огонь. Нимфа зашагала ей навстречу и кивнула головой в сторону деревьев, откуда Торн только что пришла. – Пойдем-ка, поговорим наедине. Здесь слишком много ушей. Да и Саира еще… - она поморщилась. Торн кивнула и последовала за нимфой, не слишком вслушиваясь в ее слова. Запах Найрин кружил голову, и от него было так сладко-звонко внутри. А снизу, из глубин ее существа, поднимался дикий голод, заполняя все ее тело и заставляя дрожать руки. Этот голод забил даже протестующе ноющий желудок, немедленно требующий пищи. Ничего, теперь она в лесах, успеет еще отъесться. А вот Найрин она не видела слишком, слишком долго. Едва ли не целую вечность. Нимфа шагала впереди нее, осторожно отводя в сторону ветви редких кустов, а Торн не могла оторвать глаз от ее бедер, так заманчиво подчеркнутых белыми облегающими штанами. Запах желания Найрин стал густым и сильным, и Торн непроизвольно ухмыльнулась под нос. Она ждала меня все это время. Как только огни костров скрылись за деревьями, нимфа остановилась и повернулась к ней. Глаза у нее были совершенно шальные, а на щеках выступил румянец, но Найрин старалась контролировать себя. А потому сложила руки на груди и строго взглянула на Торн. - Объясни мне, что значат твои слова? Если царица не посылала тебя, то как ты здесь оказалась? - Ушла, - развела руками Торн. Возможно, от усталости или голода, а может и от пьянящего запаха нимфы мысли путались, и она не совсем понимала, зачем вообще говорить. Найрин была рядом с ней, такая нужная и желанная, и Торн не видела смысла сдерживаться дальше. Подступив к нимфе, она расплела крылья, оставшись абсолютно обнаженной. Взгляд Найрин скользнул по ее телу, и она судорожно втянула носом воздух, но с силой заставила себя смотреть Торн в глаза. Та улыбнулась. Она прекрасно помнила этот взгляд: голодный, полный огня и какой-то тянущей скрытой тоски. Торн подступила еще ближе и осторожно привлекла нимфу к себе, обняв ту за талию. - Подожди! – кулаки Найрин уперлись ей в грудь, а к запаху желания примешалась перечная нотка гнева. – Что ты имеешь в виду под словом «ушла»? Ты что, дезертировала? Против воли царицы? - А это имеет какое-то значение? – удивленно вскинула брови Торн. – Я же здесь, с тобой. - Так ты дезертировала или нет? – пытливо взглянула на нее Найрин. Брови ее нахмурились, и око Эрен смотрело на Торн недовольно и сумрачно. - Какая разница, как это называть? – вновь пожала плечами Торн. – Я покинула расположение форта Серый Зуб без ведома командования по собственной воле, обманув стражу. Можно называть это словом "дезертирство", словом "побег", да как угодно. Сути это все равно не меняет. – Руки Торн нежно заскользили по спине Найрин. Какая она хрупкая, какая маленькая!.. Нимфа была чуть ниже ее, немного меньше, и это еще больше привлекало Торн. Она улыбнулась, глядя в темно-зеленые глаза. – Я пришла за тобой, Найрин. И я ни о чем не жалею. Плечи Найрин ощутимо дрогнули под ее ладонями, а сама нимфа вдруг заморгала. В темноте было плохо видно, но Торн показалось, что глаза у нее мокрые. Она не стала больше ждать и наклонилась вперед, мягко притягивая к себе нимфу. Губы у нее были такие же сладкие, как тогда, почти два месяца назад, в оружейной Серого Зуба. Только теперь Найрин не кусалась и не рычала, а так мягко и трепетно дрожала в ее руках, что горло стиснуло и дыхание перехватило. - Ты глупая!.. – зашептала Найрин прямо ей в губы в перерывах между поцелуями. – Глупая, бестолковая бхара!.. Ну зачем ты удрала оттуда?! Теперь тебя будут судить! - Плевать!.. – выдохнула Торн, покрывая жаркими поцелуями обнаженную шею нимфы. Ее кожа на вкус казалась сладкой. - Не плевать! – выдохнула Найрин. Запах ее желания был так силен, что пропитал их обеих насквозь, но при этом нимфа каким-то чудом еще умудрялась думать. Правда ее руки неистово стискивали плечи Торн, гладили их и сжимали, словно нимфа не верила, что перед ней действительно Торн, но говорить ей это не мешало. – Когда мы вернемся, тебя предадут суду! Тебя могут приговорить к высшей мере! - Значит, мы не вернемся, - прорычала Торн, обнимая ее крыльями. Вместо ответа Найрин дернулась, почти вырвавшись из ее рук, и отстранилась. Глаза у нее были огромные и темные, как ночь, тревожная морщина пересекла лоб. - Что значит: не вернемся? – заморгала она. - То и значит. Уйдем куда-нибудь вдвоем и поселимся в лесах, как жили твои родители. Я построю дом, ты же помнишь, я каменщица, а с твоими способностями Боевой Целительницы и моей волчьей кровью мы ни в чем не будем нуждаться. – Найрин покачала головой как в тумане, будто не верила в слова Торн, и та покрепче сжала ее в ответ. – И там не будет ни ондов, ни войны, ни политики. Только ты и я. И тишина, которую мы так долго искали. - Я не собираюсь никуда уходить! – решительно покачала головой Найрин. – Я – анай! Мое место на полях сражений рядом с моими сестрами. - И поэтому ты торчишь в этом лесу в компании кортов и каких-то чужаков? – недоверчиво вздернула бровь Торн. – Брось, Найрин! Как только Ларта узнает, с кем вы путешествовали, всех вас объявят вне закона. Проще уйти самим, не переживая этого позора прилюдно. - Как ты можешь так говорить? – от Найрин сильно запахло болью. Она выпуталась из рук Торн и отступила на шаг. Вид у нее был рассерженный и какой-то… беззащитный. – Ты предлагаешь сбежать? Просто бросить все и сбежать, боясь наказания? Боясь позора? - Мне нет дела до того, что сочтут позором, - пожала плечами Торн. В следующий миг в темноте мелькнул кулак Найрин, и левая щека взорвалась болью. Удар был так силен, что голова Торн откинулась в сторону, а из глаз искры брызнули. Проморгавшись, она хмуро глянула на нимфу из-под длинной черной челки, чувствуя во рту вкус собственной крови. Найрин стояла на старом мху между деревьев, выпрямившись и сжимая кулаки; костяшки на правом были сбиты в кровь. Плечи ее ходили ходуном, а запах ярости полностью вытеснил тягучий запах желания. Лунный свет серебрил ее одежду и волосы, а черное око между бровей обвиняло Торн, вопрошало. Та только покрепче сжала зубы. Ей нечего было сказать, прошлое должно было оставаться прошлым и никак иначе. - Как ты смеешь? – приглушенно начала Найрин. – Как ты смеешь приходить сюда и требовать меня? После того, что ты, презрев собственный долг, сбежала из форта в военное время только потому, что волновалась за меня? Как смеешь ты просить меня разделить с тобой жизнь, если тебе нет дела до того, что сочтут позором твои сестры? Или в тебе вообще не осталось никакой чести, Дочь Огня? И коли так, то ты и меня хочешь обесчестить, чтобы одной не так погано было, да? - Прекрати, Найрин, ты все не так поняла, - проворчала Торн в ответ. Рот наполнился кровью из разбитой о зубы щеки, и она сплюнула ее на землю. - И как же я должна была все это понять? – ярость звенела в голосе нимфы. – Ты забыла о том, кто ты есть? Ты отказалась от этого? Ты настолько труслива и эгоистична, что собираешься бросить своих сестер воевать с ондами, а сама планируешь где-то жить со мной? Вдали от фронта и твоих друзей, что будут умирать там, пока ты развлекаешься? - Найрин… - Торн протянула ей навстречу руки, но нимфа демонстративно отступила на шаг назад. - Не трогай меня! Никогда не думала, что это скажу, но из нас двоих проклятущая Низинная бхара – ты, а не я! И кровь гнилая вовсе не в моих венах! – теперь от нимфы пахло острой холодной болью. – Я не хочу тебя больше видеть никогда! Беги и прячься, поджав хвост, от позора, что навлекла на себя сама! Я в этом участвовать не буду! Торн попыталась схватить ее за руку, но Найрин вывернулась и отступила еще на несколько шагов. Лицо ее исказили боль и ярость, а слезы радости в глазах высохли, будто их и не было. Торн чувствовала себя полной идиоткой, но отступать не собиралась. Не зря же она через весь Роур сюда бежала! - Найрин, послушай меня, пожалуйста! – это было почти то же самое, как прыгать в пропасть головой вниз, не открывая крыльев, но Торн заставила себя договорить. – Я люблю тебя! И хочу в этой жизни только тебя! И важнее всего для меня – твоя безопасность!.. - Я не верю тебе! – покачала головой нимфа. – Человек, не любящий самого себя, других любить тоже не может! Ты готова отказаться от своей чести, своего дома и рода, от всего, что ты есть, ради меня? Мне не нужна такая любовь! Оставь ее себе. - Да бхара тебя раздери! – зарычала Торн, в ярости сплевывая кровь на землю. – Что все это за чушь?! Я через всю степь к тебе бежала, думала, что ты в беде, что в опасности! Думала, что с тобой что-то могло случиться! Чувствовала, как ты тянешь меня к себе, словно на поводке! – Ярость разгоралась все сильнее. Эта женщина всегда вызывала в Торн целый ураган эмоций, захлестывающий ее с головой, мешающий думать и сосредотачиваться, будто Роксана специально создала ее затем, чтобы морочить людям головы. – Я дышать не могу, есть не могу, спать не могу без тебя! – кричала Торн, чувствуя, как что-то прорывается в груди, словно застарелый нарыв, течет, течет наружу одной болезненной и сладкой нотой. – Всю мою жизнь ты маячила перед моим носом, такая красивая, такая запретная, такая раздражающая! И только и делала, что каждым своим жестом, каждым словом унижала меня! И вот теперь, когда я, рухмани дарзан, наконец, пришла к тебе, когда я все бросила, все оставила ради тебя, себя саму забыла, вот теперь ты говоришь мне, что тебе это не нужно?! – В два прыжка Торн подскочила к ней и схватила за плечи. На миг глаза Найрин расширились от страха, но она ничего не сделала, чтобы защититься или закрыться от нее. Торн в отчаянии тряхнула ее, едва не подняв над землей. – Что же тогда тебе нужно?! Что?! Что мне сделать такого, чтобы ты перестала изводить меня, а?! - Для начала – убрать руки, - голос Найрин был холоден. Она демонстративно скрестила руки на груди и вздернула бровь, ожидая ответной реакции. В голове уже все перемешалось. Торн во все глаза смотрела на нее, втягивая ее запах и пытаясь понять по нему, в каком настроении нимфа. От нее пахло смесью гнева, желания, боли и радости одновременно, и через все это прорастали зеленые всходы смеха. - Шрамазд ксара! – Торн с силой потянула ее к себе и поцеловала. Несколько секунд Найрин неистово отвечала ей. Потом левая щека вновь взорвалась болью, Торн бросило в сторону, и она не сдержала всхлипа боли: ободранная щека еще больше разорвалась об зубы от второго удара нимфы. - Мы не договорили, - сообщила Найрин, вновь выворачиваясь из ее рук. - Богиня! – зарычала Торн в ночное небо, опустила голову и взглянула на Найрин. Теперь она уже не была уверена, что именно хочет сейчас с ней сделать: задушить или взять, порвав в клочья одежду и забыв обо всем на свете. – Женщина! Прекрати мучить меня! - Ты сама себя мучаешь, я тут ни при чем, - пожала плечами Найрин. – Этого ничего не случилось бы, если бы ты не удрала из форта! Как не случилось бы и нас, если бы ты не измывалась надо мной всю мою жизнь! Ты сама собственными руками создаешь себе проблемы, Торн! И никто тут кроме тебя не виноват. Несколько секунд Торн во все глаза смотрела на нее, борясь с желанием отвесить ей затрещину так, чтобы по траве покатилась. А потом плечи ее опустились, и она тяжело выдохнула. Весь гнев и ярость как-то разом схлынули прочь, оставив после себя лишь усталость. Нимфа-то была права, во всем права, до самого последнего слова. Она действительно сама была во всем виновата, и бессмысленно было перекладывать вину на кого-то другого. Еще в детстве можно было смириться с тем, что ману не любит ее. У анай между родителями и детьми не были приняты особенно теплые отношения. Ману и мани оставались с ребенком до трех лет, а потом передавали его на попечение Наставниц Дочерей. Это, естественно, не запрещало им видеться и проводить какое-то время вместе, но и не укрепляло родственные узы. Остальные дети как-то справлялись с этим, а Торн решила, что она-то сможет заставить ману ее полюбить. И упорно добивалась внимания, день ото дня, зациклившись на этом, словно на самом важном в жизни. Потом появилась Найрин. Другие дети быстро приняли ее, но ману не любила инородцев, и что-то глубоко внутри Торн заставляло ее копировать ее поведение. Возможно, она надеялась, что это сблизит их. Только глупо было на это надеяться. Как и глупо было верить в то, что ее успехи в ратном ремесле принесут хоть какой-то результат. Да, она в совершенстве владела мечом и катанами, прекрасно обращалась с нагинатой и ножами, метко стреляла. Да, она была одной из лучших каменщиц среди молодежи, несмотря на то, что это был не основной род ее деятельности, и особых достижений здесь от нее никто не требовал. У нее получалось все и в разведке, и в составлении стратегических планов, и старшие офицеры ей доверяли. Только вот зачем она все это делала? Не затем ли, чтобы только понравится ману? Ничтожество. Торн угрюмо уставилась на собственные ладони. Щеки изнутри были разодраны, и кровь уже выступила на губах. Слизывать ее было бессмысленно: слишком уж сильно приложила ее нимфа. Несколько красных капель сорвались с губ и упали на ее подставленные ладони, быстро растекаясь и заполняя тонкие росчерки линий. Было ли хоть что-то в этой жизни, что бы ты делала потому, что тебе этого действительно хотелось? Не потому, что это было связано с проклятыми достижениями, до которых никому дела нет. А потому, что хотелось? - Охота, - тихонько пробормотала Торн. - Что? – переспросила Найрин, подаваясь вперед. Вид у нее был все еще рассерженный, но теперь к этому добавилось еще и удивление. - Охота, - повторила Торн, сжимая кулак и поднимая глаза. Она впервые посмотрела на нимфу прямо и честно. – Единственное, что всегда было моим, что бесконечно мне нравилось. Единственное, что не связано ни с чем в моей жизни, то, что я делала для себя. Охота. И ты – моя главная дичь. Найрин пристально смотрела на нее, и желваки на ее щеках двигались. Торн вдруг вспомнила, как выглядит: голая и худая, словно жердь, с горящими крыльями, стоит на поляне и рассматривает собственные ладошки, словно ребенок, которого отругала наставница. И ей стало смешно. Губы сами собой раздвинулись в улыбку. Втянув носом холодный осенний воздух, она ощутила какой-то странный покой, а может, это было тупое безразличие, наступившее после долгих переживаний. Только больше она страдать и сомневаться не собиралась. Торн думала, что покончила с этим еще в пустынной степи Роура, но настоящий покой пришел к ней только сейчас, только здесь, под обвиняющим взглядом нимфы. Она легонько усмехнулась и покачала головой. - Это правда, Найрин. Ты – моя добыча, и я никому тебя не отдам. И никогда не выпущу, как бы ты ни трепыхалась и ни пыталась освободиться. – Нимфа не сдвинулась с места, даже не моргнула, но запах ее изменился, став настороженным. – Ты ведь тоже боишься, Найрин. Причем вряд ли меньше, чем я, - продолжила Торн, делая шаг к ней навстречу. – Боишься, потому что никогда раньше не чувствовала ничего подобного. А еще потому, что мы слишком похожи, мы как два отражения друг друга. Ты тоже всю свою жизнь добивалась признания, была чужой для всех остальных сестер. И сейчас ты еще не до конца понимаешь, зачем это делала. И сомневаешься, стоило ли вообще это делать. – Запах тревоги усилился, но Найрин все еще держала лицо, продолжая смотреть на Торн со смесью презрения и гнева. Торн еще раз усмехнулась. – Мы очень похожи, Найрин. Все мои страхи, что так бесят тебя, есть и в тебе. И, обвиняя меня, ты обвиняешь и саму себя. Нимфа шевельнулась, с безразличным видом дернув плечом: - Ты проделала весь этот путь только для того, чтобы учить меня, как жить? - Нет, - покачала головой Торн. Несколько мгновений она любовалась тем, как тонут лунные блики на дне изумрудных глаз нимфы, а потом решительно направилась к ней. Когда ладонь Найрин вновь поднялась, чтобы ударить ее по лицу, Торн перехватила запястье и намертво сжала его в кулаке. Так они и стояли, разделенные едва ли не сантиметрами пространства, глядя друг другу в глаза. - Я проделала весь этот путь потому, что я люблю тебя, - тихо проговорила Торн. – И уйду по одному твоему слову. Прогони меня, если не хочешь видеть. Найрин рассерженно вздохнула и открыла рот, но так ничего и не сказала. Взгляд ее метался между губами Торн и ее глазами, а рука, которую крепко держала Торн, прекратила вырываться. - Ты унизила мою честь, - проворчала в конце концов нимфа, но пахло от нее неуверенностью, поверх которой вновь начало пробиваться жгучее желание. Торн легонько улыбнулась. - Я бы лучше умерла, чем унизила твою честь, - веско проговорила она, выразительно глядя на нимфу. – Мои слова были сказаны сгоряча. Ты заставила меня задуматься, Найрин. И ты была права. Я поняла самое главное: что теперь я по твоим следам до конца мира пойду. А коли ты соберешься еще ниже, к бесам в бездну мхира, то и туда потащусь. - Ты же только что сказала, что уйдешь, если я прогоню тебя, - нимфа с сомнением взглянула в ее глаза. - Но ты же не прогнала, - улыбнулась Торн. – Да и без толку это. Я же вот отсюда никуда не денусь, сколько бы ты ни гнала меня прочь. – Ее вторая ладонь осторожно легла Найрин на грудь. Соблазн наклониться и поцеловать ее был очень велик, но Торн пока еще сдерживала себя. Найрин колебалась, а именно она сейчас должна была решать. Что-то неуловимое было в воздухе, что-то такое странно звонкое, что заставляло двух круторогих оленей сходиться в жестокой схватке за самку, которая не обращала ни на кого из них никакого внимания. Или молодого глупого волчонка бросать вызов старому матерому самцу, прошедшему сотни битв. И побеждать. Так всегда было в природе, заведено с самого рассвета мира, когда первый олень вскинул голову к небу и запел, призывая соперника биться. Решает всегда женщина. Торн не двигалась, чувствуя как под ладонью отчаянно стучит сердце Найрин. Отследить ее запах было уже совсем невозможно: столько в нем всего сплелось, от ярости до небывалого счастья, а потому Торн бросила эту затею. Она только смотрела в такие нужные и любимые глаза, смотрела и тонула, полной грудью глотая ее запах, которого не было так давно. А потом внутри что-то открылось и лопнуло. Чувство было странным и незнакомым, но не неприятным. Словно ее ребра разошлись, как забитые на зиму ставни на окнах домов на Плато Младших Сестер, открылись навстречу Найрин. Торн с удивлением ощутила, почти что увидела, в груди нимфы маленький золотой комочек. Он светился и мерцал, переливался, был такой теплый и нежный, словно белая шапочка отцветшего одуванчика в середине лета. Сама не зная как, Торн потянулась навстречу этому комочку, чтобы обнять его, согреть… Глаза Найрин широко открылись, и она резко выдохнула, а Торн вообще забыла как дышать или думать. Они стояли под холодными опавшими кронами незнакомого леса, и руки Торн касались Найрин, которая застыла, будто статуя, под холодными прикосновениями восточного ветра. Торн прекрасно осознавала Найрин рядом, чувствовала кончиками пальцев биение ее сердца под кожей, слышала ее дыхание и ощущала тепло тела. Но одновременно с этим, она была и внутри нимфы, прямо под ее кожей, в ее груди. Это чувство было необъяснимым, совершенно необыкновенным. Найрин была так близко, так рядом, прямо внутри Торн. Она растекалась по ее венам, она сливалась с ней, как и Торн, проникающая в нее. Словно наконец-то, после долгих поисков, после тысяч одиночеств и невыносимой толщи лет они нашли друг друга. И все между ними стало общим: одно дыхание, одно тело, одно сердце и одни глаза. Торн только смотрела и смотрела, не зная, что сказать, не в силах произнести ни слова. Огромные глаза Найрин ищуще вглядывались в ее лицо, и голова кружилась, а самой Торн казалось, что их взгляды сплелись в один, проникая им в головы. А потом в груди родилось наслаждение. Золотое эхо, наполняющая экстазом волна накрыла их обеих, и раскаленными волнами удовольствие потекло снизу живота вверх, заполняя их обеих. - Что ты сделала?.. Что это? – забормотала Найрин, пытливо всматриваясь ей в глаза. – Что это такое? Вместо ответа Торн только рассмеялась и привлекла ее к себе, и на этот раз Найрин не сопротивлялась. Они соприкоснулись лбами, все так же продолжая глядеть друг другу в глаза, стуча друг в друге одним единым сердцем. - Это значит, что я люблю тебя, - тихо проговорила Торн, и ее ладони настойчиво и нежно скользнули на талию Найрин. – А ты – любишь меня. - Бхара!.. – пробормотала та, моргая широко раскрытыми глазами, словно сбитый с толку котенок. Торн тихонько рассмеялась и поцеловала ее. EXTENDED CUT. Special edition for pervert bitches only ;) Теперь ощущения были совершенно другие. Желание, казалось, накрыло их обеих с головой, оно было общим и сильным, мощным, словно катящиеся из немыслимой дали, пронизанные солнцем зеленые морские валы. И не было больше никакого гнева и ярости, не было больше ничего, кроме такой желанной женщины в ее руках. И Торн тихонько улыбалась, покрывая осторожными поцелуями все лицо Найрин. Ощущения дробились, рассыпались сверкающими искрами в них обеих, сплетая их еще туже, так крепко, как только можно было. Торн чувствовала прикосновения рук Найрин к ее обнаженным плечам, свое собственное удовольствие от этого, словно эхом отзывающееся внутри Найрин и возвращающееся обратно. И тишина укрывала их сверху золотым пологом, в котором больше не нужны были ни мысли, ни слова. На один короткий миг Торн еще успела подумать, как глупа она была, пока страдала и мучила себя всеми этим бессмысленными размышлениями и сомнениями, похожими на тяжелый и гулкий пчелиный рой. А сейчас мир был пронизан ночной тишью, в которой, казалось, даже ветер улегся и уснул до весны в вывороченных из земли, покрытых мхом корнях старых елей. Ее руки осторожно раздевали Найрин, и отсветы огня от ее крыльев, гуляли по ее нежной, бархатной коже, слегка прохладной под подушечками пальцев. Торн никуда не торопилась, наслаждаясь каждым касанием, каждым поцелуем, каждым сантиметром открывшейся взгляду кожи. У Найрин были острые ключицы и длинная шея, которую Торн исцеловала всю, медленными и жаркими поцелуями спускаясь вниз вдоль яремной вены, в которой маленькой птичкой отчаянно колотилось их общее сердце. У нее были красивые рельефные плечи и сильные мышцы рук, напрягающиеся при каждом движении и гуляющие под кожей, и Торн кончиком языка вела вдоль каждого их изгиба. У нее была великолепная грудь, высокая, мягкая, такая сладкая, с маленькими твердыми сосками, и первый громкий стон сорвался с их губ, когда Торн слегка прикусила покрывшуюся от прикосновений мурашками нежную кожу. Лунный свет мягко обнимал упругое и сильное тело Найрин. Зашуршали опавшие листья, когда ее форма соскользнула вниз, а следом за ней опустились и они, завернувшиеся в крылья Торн и глядящие друг другу в глаза. Алые волны желания все слаще заливали голову, и Торн прикрывала глаза, целуя мягкие губы нимфы, ловя каждый ее стон, каждый ее хриплый вздох. Ее ладони оглаживали изгибы тела Найрин, и оно чувствовалось бархатным и мягким, таким хрупким и при этом сильным, таким нужным. - Я люблю тебя!.. – прошептала Торн, поглаживая и сжимая бедра нимфы, лежащей на ней. В лунном свете серебро волос Найрин почти что сияло изнутри, а глаза ее казались колодцами нежности, в которых не было дна. Ее губы заскользили по подбородку Торн вниз, и та не стала удерживать нимфу, глядя в высокое звездное небо над головой. Найрин целовала ее, не останавливаясь ни на секунду, а ее горячие ладони гуляли по телу Торн, оставляя после себя едва ли не ожоги. И пламя в груди все росло и росло, подпитываясь их общим пожаром. Торн чувствовала прикосновения рук Найрин и чувство Найрин от этого прикосновения, и круг блаженства казался бесконечным, дробясь и рассыпаясь на тысячи тысяч поцелуев и сияющих искр. - И я тебя люблю! – едва слышно прошептала нимфа, прижимаясь губами к низу ее живота. Торн запустила руку в ее серебристые волосы, слегка надавливая на затылок. Как долго она мечтала об этом, как ей хотелось этого! Этот ужасный бег через весь Роур, все страхи, все опасения и все лишнее осталось далеко позади. Теперь была лишь Найрин и захлестывающая их, невыразимая, горячая и мягкая, как первое весеннее солнце, нежность. Язык Найрин коснулся внутренней стороны ее бедра, заставив Торн застонать сквозь стиснутые зубы. Внизу живота пульсировало горячее и плотное желание, и Торн ощущала его отражение внутри Найрин. Она хотела бы, чтобы эта сладкая пытка продолжалась вечно, и - не хотела этого. Торн улыбнулась в усыпанное осенними звездами небо, потом тихонько рассмеялась, когда пушистые волосы неверной защекотали чувствительную кожу на внутренней стороне бедер. Правда, ее смех тут же оборвался, перейдя в стон. Горячий язык Найрин скользнул по ней снизу-вверх, и Торн плотно сжала зубы, чтобы не закричать. От усилия вновь лопнула едва успевшая схватиться рана на внутренней стороне щеки, и рот наполнился кровью. Руки Найрин властно сжали ее бедра, а язык двигался сильно и рывками. Торн поняла, что сейчас ума лишится, поскуливая сквозь стиснутые зубы и бездумно лаская пальцами ее затылок. От безумного желания и дразнящего вкуса собственной крови из-под верхней губы вновь высунулись звериные клыки, и на этот раз она не стала их убирать. Золотая волна наслаждения между ними начала стремительно расти. Торн перестала думать, полностью отдавшись таким нужным, таким желанным рукам нимфы. Она никогда и ни с кем не была такой, никогда так никому не открывалась, никогда никому не позволяла так близко подходить к ней, да что там, заглядывать в ее душу и тело. И сейчас ей было плевать даже на это. Губы Найрин терзали и мучили, язык двигался все быстрее, доводя ее до какого-то совершенно сумасшедшего состояния, в котором перед глазами остались только мерцающие золотые искры, в одну секунду вдруг взорвавшиеся и выбросившие Торн так высоко, как она никогда еще не взлетала. С невероятной силой вцепившись в плечи Найрин, она выгнулась назад, рыча сквозь острые клыки, и нимфа закричала с ней, точно так же стискивая ее бедра. Наслаждение било и било Торн, накатывая невыносимыми, ослепляющими вспышками, казалось, целую вечность, а потом она без сил рухнула на сухие листья поверх измятой формы Боевой Целительницы. Влажными губами целуя живот и грудь Торн, Найрин поднялась вверх и нависла над ней, улыбаясь мягко, словно большая серебристая кошка. Торн все никак не могла отдышаться, оглаживая ладонью мягкие изгибы ее тела, жадно целуя пахнущий ей самой подбородок и теплые губы. Найрин тихонько засмеялась, когда Торн рывком перевернула ее и уложила на шуршащие листья. Ее ладони лежали у Торн на плечах, а глаза смотрели так нежно, так ласково, что внутри все затрепетало. - Может, отдохнешь немного? – тихонько промурлыкала нимфа, подставляя лицо под жадные поцелуи Торн. - Я не устала, - в ответ прорычала Торн, чувствуя, как внутри снова начинает разгораться немыслимое пламя. - Совсем? – что-то похожее на разочарование мелькнуло среди чувств Найрин, но она постаралась спрятать его. Торн хмыкнула в ответ, прикусывая кожу на ее плече. - Ну, немного устала. Не настолько, чтобы отдыхать. Тем более, у нас вся ночь впереди. Найрин была необыкновенно чувствительной, и каждое прикосновение Торн запускало мурашки бегать по ее обнаженной коже. Сердце нимфы отчаянно колотилось, и Торн губами чувствовала, как дрожит ее тело в предвкушении. Острый запах желания разлился вокруг, но только ей уже не нужно было чувствовать его, чтобы понять, что Найрин ее хочет. Комочек в груди горел и рассыпал искры вокруг себя, словно с шипением садящееся в снега солнце. Найрин ногами обвила бедра Торн и смотрела на нее, слегка прикрыв глаза, тяжело дыша и облизывая губы кончиком языка. Глядя ей в глаза, Торн медленно вошла в нее. Нимфа изогнулась в ее руках, запрокинув голову, и с ее губ сорвался хриплый стон. Торн осторожно целовала ее горло, чувствуя запах добычи, но сдерживая зверя, что бился в ней, как безумный, при виде обнаженного горла с выступившими прожилками вен. Каждое движение ее рук отдавалось эхом внутри, и Торн едва не потерялась в ощущениях, где и кто из них, где чье тело и чей голос. Они стали чем-то большим, чем-то одним и дрожащим от наслаждения. И это было самое правильное, самое чистое чувство из всех, что она когда-либо испытывала в жизни. - Я люблю тебя! – горячо зашептала она, пока нимфа дрожала под ней, раздирая ногтями ей спину и впиваясь зубами в ее плечо. – Я люблю тебя! Люблю!.. Ночь укрывала их своим звездным покрывалом, и только щит Аленны Милосердной выглядывал из-за острых макушек елок, заливая лучами своего бледного света их сплетенные тела.