Show me your demons

Йен подскакивает на свой кровати, когда внизу, оглушительно хлопнув дверью, появляется Эллисон Арджент с извечным «галлагер-веснушка» на губах. Она врывается, не стуча, не предупредив, плюхается рядом и закидывает свои длинные ноги на его, Йена. — Жизнь — отстой, малыш. Никогда не взрослей, — у нее во рту противная бананово-клубничная жвачка, которую Арджент жует день изо дня; Галлагера такая жутко раздражает. — Говоришь, как Этта из прачечной, — Элли высовывает язык и тычет парня локтем в бок; тот смеется, — К черту все, старушка. — К черту. Странно, но всего несколько недель назад новенькая Эллисон Арджент отличалась от ребят-гетто совершенно всем — походкой, речью, дорогой одеждой, мечтами о светлом будущем за душой. Потом она ворвалась ураганом в Петси, упорным однако ж, но скрытным ураганом, снося культурные барьеры отборным матом и сигаретами с ментолом. Этакая девочка-инди-рок, молчание которой точней, чем речь. Фиона привела ее дом со словами «эл, эта семейка ненормальная. только не бойся», а брюнетка, кажется, совершенно не боялась, снимая с шеи шарф, пахнущий восточными пряностями. — Ты сегодня опять разговаривала во сне, — осторожно шепчет Йен, пытаясь говорить тихо, ласково, чтобы девушка не расклеилась в очередной раз, — Звала ее. Галлагеру, как не удивительно, было разрешено знать храбрую Арджент другой — сломленной маленькой девочкой, сбежавшей из родного дома, потому что там ее окружала одна лишь сплошная смерть. Ее лучшая подруга Лидия Мартин умерла в перестрелке полгода назад, встав на защиту любимого бандита — «волк», так его называли в полиции. А малышка Эллисон после месяц не улыбалась, четыре месяца не спала, едва шевелила губами ржавыми от бухла — помирала следом за ней; ко дну шла, как старый теплоход, и никто не мог вытянуть ее обратно. — Ты снова хотела его убить, Эл. Но это не правильно, не законно. — Пора бы уже понять, Веснушка, что закона не существует. Каждый за себя, особенно мой папочка, — последнее слово девушка выдавила с таким отвращением, что Йен мгновенно морщит нос. Ему понятно: ненавистная рыжему клубника — это потерянная недо-блондинка Мартин; переслащенный банан — убивший почти-сестру папочка Крис. А Эллисон напоминает себе не сдаваться, пережить боль, перевязать узлом раны, надувая светло-розовые пузыри. Йену Галлагеру, наверное, повезло — девочка-инди-рок спит на его плече, доверяя свой сон. Арджент другая, не такая, как дешевки гетто. Она милая, добрая, по-сестрински дерзкая и родная сердцу. Парень, например, в тайне от Элли, знает, что заставкой на ее телефоне до сих пор стоит «кудряшка-Айзек» — тот, кто остался в прошлой жизни с предательствами и убийствами; Айзек, с которым брюнетка обещала встретиться через полгода. Зажившая. Похудевшая. Живая. Без упущенных шансов. Йен старается не привязываться (получается отвратительно хреново), потому что скоро Эллисон станет лучше; потому что скоро Галлагер ее все-таки исцелит, заштопает, исправит. А пока он ежедневно повторяет «на всякий случай подальше давай держаться от заверений в нежности, хорошо?».