Show me your demons

Фиона Галлагер прагматична; сдержана и все чаще утопает в работе, ежедневно заглатывая грязные тарелки и стиральный порошок килограммами — видимо, надеется, что они приобретут аспириновый эффект быстрее, чем девушка вновь доберется до травки. Ее жизнь ведь одно сплошное недоразумение — начиная с алкаша-Фрэнка и заканчивая дурацкими, будто из прошлых веков с вензелями, буквами на правой ладони. Они, твари, чешутся каждое утро, жадно напоминая, что по-прежнему находятся на ней, на Фионе, прямо под холмом Сатурна. Галлагер знает, с детства учили же, что соулмейт — это хорошо; это офигенски круто иметь кого-то одного в целом мире, предназначенного только для тебя. Фиона видела такое счастье в глазах Йена совсем недавно — до того, как пришлось распрощаться со своей половиной на мексиканской границе. Его буквы корявые, точно выцарапанные на коже иглой. И они красные, идиотско-красные «мм». У Липа они размером в несколько миллиметров, угловатые, с засечками. Брат постоянно не замечает их, говоря, мол, Бог надо мной не властен; буду с тем, с кем хочу. Только Фиона видела, что «с кем хочу» ничерта не выходит — Липа лишь ломает пополам, по вертикали и горизонтали, складывает, словно сраного журавля из оригами. А его «мм» проступают сильнее из-под слоя тонального крема Дебс. У брюнетки же буквы-зебры как в неправильном зоопарке души. Фиона обычно трет их железной губкой до крови, молится/повторяет «да будьте уже цельными в конце концов», а потом оседает на пол в тесной ванной и проклинает вселенную — красный мешается с пепельно-фарфоровым, складывая «лк», будто молитву/спасение на коже. Правда, белыми буквы становятся только, если соулмейт мертв. Фиона долбанная ошибка природы. // С Люсьеном Каслом Галлагер знакомится одним вечером в Новом Орлеане. Выигранная путевка со «все включено» приятно тяготит сумочку, когда девушка ступает тонким каблуком по красной дорожке. А дом Майклсонов огромен, а Люсьен Касл слишком громко смеется рядом с Никлаусом, бросая хищные взгляды на дам в вечерних платьях. К сожалению, Фиона одна из них. Той ночью у Касла был поразительно- мечтательный взгляд самого Джеймса Дина, ореол загадочной опасности и рубашка, расстегнутая на две пуговицы ниже ключичной ямки. А у Галлагер стойкая алая помада, оставляющая такие же стойкие следы губ на белом хлопке его расстегнутой рубашки. Люсьен взял Фиону в полночь под романтичную балладу о созданиях ночи. В машине, где фары рассекали темноту. Где на паром/жаром покрытых окнах оставались на несколько мгновений следы рук/ступней/груди. Где в спертом воздухе пахло виной и вином. Фиона виновата, ведь на ладони Люсьена мертвые «ам», а она позволяет забыть их, утыкаясь носом в живот. Касл — дикий; проявляется это в манере двигаться плавно/легко; в усмешке, граничащий с оскалом хищника; в ранках, оставляемых его зубами. Мужчина метит Галлагер прочнее любой связи, любых букв, так заманчиво-сильно схожих с его инициалами. — Я еще никогда не был так жив, дорогая, — шепчет брюнет прямо в губы. Фиона вроде и хочет ответить, да только слова комом встают в горле. // На утро девушка просыпается в своей постели. На стуле одиноко висит гостиничный халат, на столе дымится чашка. Люсьена Касла нет не то что в номере — в мыслях. Его образ туманный и развеянный, будто дым от сигарет. Фиона знает, что познакомилась с ним вчера. Знает, что он слишком громко смеется. Знает, что его глаза почти такие же, как и ее собственные. И, кажется, знает, что такси — горящие фары — именно он оплатил ночью. Что ноют предательски губы, Фиона старается не замечать.