Show me your demons

У Ребекки глаза — по-прежнему норвежские озера, говорит Стефан на ухо. О том, что Сальваторе из прошлого, Майклсон предпочитает страдальчески молчать. О том, что Стефан Сальваторе исчез из ее жизни энное количество лет назад, Ребекка старается вообще не вспоминать. Марсель иногда смотрит на нее, как на сумасшедшую. Нью-Йорк начинает давить на мозги своими неонами и огнями в тот момент, когда блондинка впервые замечает Стефана в зеркале на комоде. Он широко улыбается, засунув руки привычно в карманы брюк, и смотрит на Ребекку, как однажды смотрел на Елену — влюбленно, немного несдержанно, всепоглощающе — от того девушка и стремительно оборачивается. Комната оказывается безлюдна, пуста и почему-то слишком холодна для нее одной. С этого дня сердце будто зажимается в стальной кулак, трепыхаясь в нем, как загнанная птичка, а километры светящихся дорог превращаются в тоску и плачущий блюз. Иногда Ребекке начинает казаться, что Мистик Фоллс все еще запутан в ее венах наболевшими воспоминаниями, смертями и воздушными шарами цвета вишни. Городок еще теплится в груди; не желает впускать на свое место Большое яблоко; говорит о маленьком баре и маленькой школе, где сейчас учится Хоуп. Майклсон же уверяет себя, что ненавидит Вирджинию каждой клеткой бессмертного тела, но только по ночам, опуская голову, чтобы белоснежные волосы спадали на лицо, тихо шепчет, мол, если бы было сил достаточно — навсегда бы его разлюбила. Город или Стефана Сальваторе? Блондинка еще не нашла ответа на этот вопрос. Марсель обнимает своими огромными обжигающими руками тонкие плечи Древней, а она завороженно смотрит в окно. О том, что за стеклом опять стоит младший Сальваторе, Бекка снова предпочитает молчать. Сегодня он печален и сер; глаза, — ивовые ветви — кажется, на мокром месте, а она, Майклсон, отражается в них фьордами и лесом. Стефан — теплый, хороший, солнечный мальчик с ямочками на щеках, как помнит Ребекка, раздавлен и разгромлен, будто стотысячное войско. Сейчас в нем льда и холода на целую галактику хватит; он мерзнет от нулевой погоды, протягивая руку к вампирше, зажатой в чужих объятьях. А та даже легонько привстает, чтобы ладонь коснулась ее щеки, но на деле Сальваторе — лишь расплывчатый силуэт на глянцевой поверхности искаженной реальности. Лежа вечером в кровати с Жераром, девушка вспоминает как бы мельком, что тот мальчишка — герой и мессия — пах медом и волной. Он буквально источал все хорошее, что когда-либо существовало в мире; проводником был, был мечом и карающей десницей — всем, что, закрывая перед сном глаза, вспоминаешь внезапно. Стефан глядит с прикроватной тумбочки, словно побитый щенок, ухмыляясь грустно, брови сводя на переносице отчаянно-дико. А у Майклсон дыхание перехватывает — Сальваторе же виновато извиняется за что-то, прижав ладонь по другую сторону карманного зеркальца. Бекка выбегает из дома — из тяжелых рук Марселя — так стремительно, что сам легендарный Форест Гамп бы позавидовал. Шум стоит в ушах, его голос слышится отовсюду. На улице дождь, и слезы, и пересохшее горло, и красная телефонная кабинка, спрятанная под толстыми стеклами стен. Девушка вздыхает тяжело, сердце столетнее пытаясь унять в груди. Черт бы побрал этого Сальваторе, преследующего Древнюю по зеркалам. Номер Кэролайн дрожащие пальцы набирают по памяти, а затем гудок за гудком ждут: — Алло? Здравствуйте, чем могу помочь? — Форбс посередине ночи даже не кажется усталой или раздраженной; попросту всегда вежливая до рвоты. — Да? — Это Ребекка Майклсон, Барби. У меня есть к тебе вопрос. — Что-то с Клаусом? С Хоуп? — ее голос варьируется от крика до шепота, удивления и изумления. — Нет, — и Майклсон молчит, слушая дыхание Кэролайн, напряженное и горячее. — Где Стефан? Форбс мнется на другом конце, нервно сглатывая ком во рту; кашляет, как при гриппе, и тихонечко молится Всевышнему, чтобы Бекка пошутила грубой шуткой, но блондинка лишь тверже повторяет вопрос, кусая губы в железной клетке. — Стефан умер десять лет назад, Ребекка. Я думала, ты знаешь. — и прерывистое пиканье в трубке режет по ушам, как будто ногтями по нутру. Стефан Сальваторе по-прежнему говорит, что глаза у Ребекки Майклсон — норвежские озера. Он всматривается в ее подрагивающие губы и мокрые локоны светлых волос с отражения на стеклянных стенках телефонной будки. Вампирша, больше не сдерживая себя, плачет — когда-то давно она все-таки его любила. Когда-то давно он все-таки забыл попрощаться.