Show me your demons

Ребекка, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, с криком рвется к старшему брату, разбивая вдребезги вазу по пути: — Где же твое сердце, Ник? — девушка так устала от пренебрежения и улыбки а-ля моя сестричка слишком влюбчивая, что ноги подкашиваются по инерции; блондинку Кол в своих объятиях сковывает крепче любых цепей, и та утихает понемногу. Сердце ухает в висках мотивами бачаты. Фрея же говорит «в Мистик Фоллс» слишком-слишком тихо; так, чтобы лишь Клаус один услышал, потому что каждый Майклсон в доме замечает — король устал править в одиночку. А его королева именно там, в Вирджинии. Элайджа быстро собирает Нику чемодан. // Любая трещина внутри, поломка или системная ошибка тем ощутимее, чем более ты счастлив — Никлаус Майклсон был, как никогда, счастлив в Новом Орлеане. Хоуп вилась у его ног прозорливым волчонком, хохотала, хватаясь за живот, и рисовала-рисовала-рисовала. В каждом ее наброске на мужчину смотрели знакомые глаза. А Хейли смотрела, печально склонив голову набок, сжимала рукой плечо и никогда не отводила взгляда; била наотмашь, как волчица. Она понимала; эта женщина понимала абсолютно все, приподнимая уголки карих губ — изолировать себя от чувств не значит быть свободным. Это лишь признак слабости, плотно скрываемый за шутливой маской. Маршалл просто-напросто хотела, чтобы отец ее ребенка был счастлив, полностью, без остатка, безумно влюблен и жив. Она уверенно вложила в ладонь Ника билеты на самолет. — Только посмей вернутся без нее, Клаус, тогда я пинком отправлю тебя обратно. // Мистик Фоллс такой же странно-волшебно-притягательный городок, коим был ранее; кажется, что вот он, Клаус, только приехал, и жизнь здесь ключом бьет — до жертвоприношений, странников, изоляции и многого другого; словно десятков лет не прошло. Майклсон по улочкам обходами ходит, от солнца прячась как от разведчика; где-то на подсознательном уровне чувствуя сладковатый запах парфюма, пронизывающий каждый кирпичик на площади. Он уверен — где-то здесь до сих пор обитает Кэролайн; та, чье имя погребено было под слоями пыли и звездной крошки; девушка-одновременно-спасение-и-кара-небесная. Она здесь, и Клаус идет по следу, будто гончая. В школе пахнет наивностью, печалью, магией по венам — в школе Сальваторе так искусно пахнет детьми, что мужчина на мгновение забывает, зачем ступил на порог; Хоуп в голове появляется с копной пружинистых волос. Клаус знает-чувствует, что Форбс каблуками стучит по паркету на втором этаже; знает, что в руках у нее тетради с чернильными разводами на полях, и точно знает о том, что она спускается вниз по лестнице, набирая какой-то заученный до автоматизма номер. Не его, к сожалению. Под ребрами сердце стучит неистово, наровя сорваться с обрыва в пропасть; решетка-безразличие трескается, лоскутами опадая к ногам, потому что она — якорь и маяк — перед Первородным замирает, точно восковая фигура. — Здравствуй, Кэролайн. — улыбается Майклсон; Форбс дыхание от чего-то задерживает. — Клаус!.. Вампирша по-прежнему стройна как лоза, и ангелы за спиной ее песни хвалебные Господу поют «сбереги их сердца, Всевышний. не дай разбиться о скалы непонимания». Замирать при звуке его голоса неправильно, не после стольких лет; коснуться его хочется, аж пальцы покалывает искра; даже обнять его хочется совсем чуть-чуть — старая любовь огнем выжигает брюшную полость. — Что ты здесь делаешь? — а в душе «ты же давал обещание, помнишь?». — Я скучал, дорогая. — «как хорошо, что ты его нарушил». — Прогуляемся? Кэролайн подбородок вздергивает и глаза ларимаровые щурит по-кошачьи; волосы подпрыгивают на плечах в такт ее шагам. Клаус пропускает девушку вперед и следом идет, как тень, завороженный; ностальгия накатывает волнами. А деревья вокруг особняка гнуться, коридоры создавая из золота и изумрудов; свет играет на лицах зайцами. Для Форбс прошлое — это запрет; оглядываться назад нельзя, там слишком больно. Сейчас за ее спиной мужчина-обрывок-из-другого-мира, обернуться к нему значит расколоть штопанное усердно сердце опять на миллион частей. Кэролайн боится снова разбиться хрустальным шаром об асфальт; раскрошить собранное спокойствие индейским гонгом; ей слишком большим усердием далась полноценность, терять ее не хочется. — Так все же зачем ты здесь, Клаус? Прошло столько лет… — Неужели ты забыла обо мне, любовь моя? — действительно хочется сказать «нет», но тогда стены рухнут в одночасье. — Я правда скучал, Кэролайн. Не говори, что не вспоминала меня. — Это не имеет значения. Наша жизнь построена. Не знаю как ты, но своей я вполне довольна. — сердце контролируется мозгом, удары не учащаются. — Надеюсь, ты пришел поговорить о своей дочери; как Аларик и говорил, ей всегда найдется место в нашей школе. — Хоуп не будет здесь учится. Ее место в Новом Орлеане, как и мое. — Тогда, почему ты здесь, в Мистик Фоллс? — Кэролайн не уверена, хочет ли ответ узнать, но Клаус так хищно улыбается, расстояние между ними сокращая, что вариантов никаких не остается; он по-прежнему слишком магнетический для нее. — Любому королю нужна королева, любовь моя. Так вышло, что моя королева чертовски сильно привязана к этому захолустному городку. Форбс руку выставляет во время, еще секунда и мир мог бы закончится на его, Ника, губах. Очень-очень-очень близко. Блондинка лишь выдыхает шумно «нет» и исчезает вихре листьев. У Клауса тоже внутри ломается в тот момент что-то важнее костей. // Утром на тумбочке Кэролайн все-таки находит билеты до Луизианы. Чертов Никлаус Майклсон, убить его мало, — пробовали, не помогло — внутренности все за один день перевернул, старые раны вскрыл своим взглядом внутрь. Просто, если и есть где-то в блондинке любовь к Древнему, то зачаток. Форбс старалась быть с ним максимально чуткой, заботливой; оберегала-хранила вдали от других чувств, а потом все неимоверно много раз рушилось — оставались отпечатки, боль и чувство неудовлетворенности оставались. Плохо было, хоть в вены вербену вплетай. А о том, что девушка зациклена на Клаусе не знает никто, иногда даже она сама не знает. Он сам пророс в ней, оживил, растормошил, и крепость на сердце, кажется, не разрушил — укрепил. Кэролайн думает, что за стенами ее все-таки Ник восседет на троне, ждет терпеливо, когда Королева догадается, что именно прячет. Она прятала его, Майклсона, десятки лет. Почему-то на понимание этого факта уходит слишком много времени. Чемодан, оказывается, был собран еще с их последней встречи в лесу. Разобран же он никогда не был.