Show me your demons

Себастьян Моргенштерн — не Варлак и не Джонатан больше — боль приносящий. Он разъел собственные внутренности желчью и окрасил длинные, слишком к музыке тянущиеся пальцы в цвет кровавой ржавчины. Себастьян улыбку сумасшедше-дьявольскую вытатуировал на идеальном ангельском личике, чтобы никогда не забывать о главном. Моргенштерн по сути своей — настоящий демон. Ногицунэ в его зрачках видит адовы костры и блаженно щурится. Теперь будет кому поставлять лису истерзанные души. Ногицунэ испокон веков — болью питающийся. А падший мальчишка тащит за ворот кожаной куртки очередную жертву, хребтом царапающую холодный бетон. Себастьян горд и по своему — животному — счастлив; девушка пахнет железом в спутанных волосах, прелой листвой под короткими ногтями и чем-то, что заставляет тёмного духа резко выйти из черноты. — Что ты мне принёс на этот раз? — у Ногицунэ тени залегли вековые на молодом лице, фиолетовыми цветами распустившись по нижним векам; у него взгляд, прошивающий первобытным страхом, под кожу с рунами проникает мгновенно. — Девчонку, друг мой, — Моргенштерн бросает ее, скулящую, к лисьим ботинкам, испачканным уличным смрадом, — Низшую, что следила за нами последнюю неделю. Охотник с нескрываемым наслаждением оттягивает слипшиеся темные пряди, лицо, покрытое синюшными ссадинами, поднимает. Древний дух же щурится совсем по-кошачьи, плавно голову на бок гнет и смотрит-смотрит-смотрит — у волчицы разорваны губы, опухли глаза и на шее давлеными отметинами отпечатались чужие пальцы. Ногицунэ странно спокоен/собран, когда на корточки к побитой шавке садится; он улыбается бесновато, а Себастьяна, кажется, впервые мутит: — Если бы ты внимательно слушал, дорогуша, то бы вспомнил, что у каждого культа есть свой кинши*. Табу по вашему. Фуреру кото га декинаи моно**. — Лис на мальчишку не глядит даже. Он проводит ладонью по женской щеке, которая так отчетливо пахнет вблизи сталью, ищет в пустых глазах севшее солнце (парнишка Стилински внутри рвет и мечет, потому что его паре больно), — Ты ведь знаешь, что делают с теми, кто нарушает правила? Моргенштерн знает, но не понимает — круг огненный, как сама Преисподняя, замыкается у его ног. А дальше — пламя, дальше смерть нескончаемая и он, ангельское отродье, тварью последней окрещен и проклят, изувечен и сослан в низины Ада. На миг все, что чувствует Себастьян — это сильнейшая боль, ломающая каждую косточку в смертном теле, дробящая хрупкие перепонки и заставляющая кровь прытко бежать из ушных раковин по мускулистой шее. Ярость древнейшего существа на планете ощущается везде, заставляя в агонии падать оземь, колени дрожащие преклоняя перед Темным лисом. — Та, кого ты притащил — кинши. — Стилински воет в голове, стены невидимые сотрясая, — Тронешь хоть пальцем снова и лишишься всей руки. Под шум неспящего города хруста сломанного указательного совершенно не слышно — бурым зеркалом плещется вокруг еле живая вода. А охотник кричит, потому что чертова иратце не помогает, потому что Ногицунэ любовно поднимает низшую псину на руки и, бросив верного Моргенштерна, уходит, даже не взглянув: — Я думал, ты бесстрашен. Всемогущ. Так как же обыкновенная недостойная смогла стать слабостью Бога? — в пустоту сдавленно твердит мальчишка. — Если волчица — цена, которую я должен заплатить за это тело, то пусть так оно и будет. Хвостатый демон заключает сделки. Лис же честно выполняет их условия — не убивать девчонку (он истребляет всех остальных). Ногицунэ удовлетворенно скалится, когда Себастьян замотанной рукой с алыми разводами зашивает раны, собственноручно нанесенные малышке-с-полным-оборотом. Стайлз, запертый добровольно в тюрьме подсознания, на репите повторяет одно. Ма-ли-я.