СССР больше нет.

Звук поворачивающегося в старом замке ключа. Глухой толчок. Неторопливый и унылый скрип двери. Три грузных шага. Усталый вздох. Брагинский пришёл домой. Хотя опустевший и как-то вмиг обветшавший дом назвать «домом» можно лишь с большой натяжкой. И то, если закрыть глаза, задержать дыхание и вспомнить лучшие моменты. Как строили БАМ всем миром, как гуляли на ВДНХ, как полетели в космос... Иван вяло подумал, что нужно хотя бы закрыть дверь. СССР больше нет, он согласен. Но нужно как-то жить дальше. Начать сначала. Прошлое – прошлому. Но... Взявшись за дверную ручку, Иван уже в который раз замер, погружаясь в воспоминания, на время забывая об окружающем мире.

***

Джонс неожиданно впечатал его в стену. Брагинский больно ударился затылком. Перед глазами потемнело, и он слепо попытался оттолкнуть Джонса, но слабость уже не в первый раз невидимой паутиной окутала всё тело. - Ну почему же ты не понимаешь, Иван? Ты не должен бояться меня. Со мной ты будешь в безопасности, - пылко шептал Джонс. В этот момент его можно было бы назвать красивым. Молодое, изнутри светящееся здоровьем лицо, густые золотистые волосы, приятный персикового цвета румянец. А глаза - самого чистого небесного оттенка, сверкающие неистово, почти безумно. - Пусти, Джонс. Ты одержим, - Брагинский безуспешно дёрнулся. Сам факт временной слабости выводил его из себя. А уж когда ею пользовались, его и вовсе начинало потряхивать от досады. Когда же это кончится? Когда его руки вновь нальются силой? Да и нальются ли? Альфред ухмыльнулся, наслаждаясь моментом. Тело Брагинского дрожало подобно натянутой до предела гитарной струне, готовой порваться и засветить прямо в глаз, но Америка точно знал, что Иван сейчас безобиден как новорожденный котенок. - Думаешь, твои друзья из СНГ будут тебе надёжной опорой? – промурлыкал Джонс, усмехаясь Брагинскому прямо в ухо. Иван подавил дрожь омерзения. Кто знает, как эту реакцию воспримет одурманенный победой Америка. Тем временем рука Джонса переместилась с плеча России на его горло: - Ну, и где же они сейчас? Если мне вздумается убить тебя сию же секунду, не думаю, что они смогут как-то мне помешать... - А зачем оно тебе, Джонс? – Иван, вцепившись в руку противника, пытался отвести её подальше от шеи и пытливо вглядывался в лицо напротив. - Я хочу, чтоб ты понял одну простую вещь. Ваня, ты не такой, как они. Ты, как у вас говорится... другого поля ягода, и выбирать себе друзей должен тщательно, под стать себе. Можно даже, чтоб они были чуточку лучше, чтобы тебе было, куда стремиться, - Америка довольно скалился, дурным взглядом обшаривая лицо России. - А что вы будете с этого иметь? Ни ты, ни Европа никогда ничего не предлагаете и не делаете просто так, - Иван прищурился. Ему нужно было знать, зачем Джонс ввалился к нему в дом на ночь глядя. Рука американца снова переместилась на плечо, стиснув так, будто тот боялся, что Брагинский совсем растворится, побледнеет и невзрачной дымкой ускользнёт сквозь пальцы. Глаза России напоминали сейчас бездонные колодцы, и американцу казалось, будто на него смотрела сама бездна. Джонс замялся. Это всего лишь Брагинский, уверил себя он. Более того: ослабленный, похожий на неясную тень, Брагинский. Отчего же тогда так жутко? - Вовсе нет. Началась новая эпоха. Мы все слишком устали от войны, - наконец сказал Джонс, вперив свой взгляд в переносицу России. Иван иронично приподнял брови, но Джонс решил не обращать на его богатую мимику никакого внимания, - Даже я. Герои не железные, и как и все нуждаются в поддержке. - Ах, ну да. Подде-ержка, - елейно-сладким голосом протянул Иван. Его тонкая улыбка осколками резанула по терпению Альфреда. Он встряхнул Брагинского за грудки. Тот опять ударился затылком, от неожиданности издав тихий вскрик. Альфред в бешенстве приблизил своё лицо к лицу России настолько близко, что их лбы и носы столкнулись. - Не ёрничай, я говорю серьёзно. Я тебе предлагаю реальный выход из тупика, а тебе лишь бы позубоскалить! Когда ты забрал себе всё ядерное оружие Советского Союза, я промолчал. Когда ты создавал свой смехотворный СНГ, я тебе не мешал. Когда ты потребовал не принимать Польшу в НАТО, я пошёл тебе навстречу. Видишь? Никакой корысти я не преследовал! А ты всё наглеешь, Брагинский! Хоть бы спасибо сказал! Повисла напряженная тишина. Иван, с выражением лица, по которому нельзя было сказать, о чём он думает, с наигранно вежливым интересом разглядывал пышущего праведным гневом Америку и никак не мог решить, то ли тот прекрасный актёр, то ли дурак. Требовать абсолютного доверия после всего того,что случилось... - Зачем НАТО расширяешь? Зачем ПРО? - Ну, это вообще! Как с тобой разговаривать? – в сердцах воскликнул Джонс, хватаясь за голову и отходя к столу. Облокотившись о столешницу, он немного помолчал, уставившись на незатейливый узор на клеёнке. Потом вскинул вихрастую голову, - Я устал тебе повторять, Брагинский. Это. Для всемирной. Бе-зо-пас-нос-ти. - Для меня это всё-равно что просверлить дыру в стене моего рабочего кабинета, установить ружьё дулом прямёхонько мне в голову и сказать, что это защитит меня от бандитов, - Брагинский весело хмыкнул, подпирая собой стенку. Хохмил, лишь бы Джонс не заметил, что его не держат ноги. Альфред вмиг оказался рядом, опять впечатав Брагинского в стену. Лицо исказилось от бешенства. - Ты проиграл мне Холодную Войну. Помни своё место и не лезь туда, куда не просят, - угрожающим шёпотом сквозь зубы, глаза в глаза, мёртвой хваткой. Зрачки напоминали две маленькие точки. Иван застыл. Джонс в таком состоянии способен на что угодно, и Брагинский понимал, что сейчас просто не способен дать отпор. Гнетущее молчание нарушало лишь тяжелое дыхание Америки и тиканье старых кварцевых часов. - У тебя нет ничего, что давало бы тебе право вякать на меня. Ни сильной экономики. Ни демократии, - Джонс презрительно усмехнулся и ухватил Брагинского за подбородок, дабы продемонстрировать тому свою власть. От него не укрылось то, как Иван от слабости постепенно съезжает вниз по стене, - Всё, что ты имеешь сейчас, есть у тебя только потому, что я разрешил. А я великодушен. Я добр. Я терпелив. Я оставил за тобой место в совбезе ООН только лишь в память о той небольшой помощи, которую ты так любезно оказал нам во время Второй Мировой... Глаза Брагинского гневно полыхнули. Небольшая помощь?! - ...хотя мог бы отдать тёплое местечко тому же Индии. Или даже Японии, - Джонс с удовольствием наблюдал за едва заметными изменениями на лице Ивана. Чуть сошлись широкие брови, расширились ноздри, наметились желваки. Прекрасен в своём бессильном гневе. - В общем, подумай. О том, кто ты, кто мы. Сколько теперь стоит твоё слово в мире. И что будешь дальше делать. Да, и не забывай, что ты мне должен кругленькую сумму, - с деловитой небрежностью закончил Джонс, отступил на пару шагов и стряхнул несуществующую пылинку с любимой куртки. Иван молчал, волком смотрел исподлобья. - Раз должен – рассчитаюсь, - слегка подрагивающим от сдерживаемой ярости голосом произнёс Иван, желая быстрее закончить этот разговор, больше похожий на неудавшийся фарс. Неудавшийся для него. Джонс же явно получал удовольствие. - Сомневаюсь! - расхохотался Америка. - Ты едва сводишь концы с концами и вряд ли когда-нибудь выберешься из этой дыры, в которую сам себя загнал. Ха-ха! Ладно, заболтался я тут с тобой. У меня, в отличие от некоторых, всё по минутам расписано. Можешь не провожать, хах! Махнув на прощание рукой, Джонс скрылся в коридоре. Иван продолжал молча опираться на стену, устало откинув голову и уперев взгляд в потолок, слушая удаляющиеся упругие шаги. Хлопнула входная дверь, всё стихло. Тикали кварцевые часы. Ивану казалось, будто он слышит, как мечется переменный ток в лампочке накаливания. - Невыносимо! - вдруг выплюнул он. Кое-как отлепился от стены и направился в гостиную, где в небольшом, замаскированном под стену баре был припрятан алкоголь. На следующий день, часа в два, к нему пришёл Борис. Кивнул в знак приветствия и молча двинулся в сторону кухни. Иван, так же не издав ни звука, запер дверь и грузно двинулся следом. Со вчерашнего на столе осталось несколько бутылок. Иван приподнял брови в немом вопросе, Борис, подумав, отрывисто кивнул. Иван вышел. Борис тяжело опустился на табуретку у окна, опираясь на стол. С его лица уже долгое время не сходило выражение печали. Весело становилось только лишь под градусом. Вернулся Иван с двумя чистыми стопками. Поставил на стол, убрал то, что осталось от вечера. Подошел к холодильнику, достал бутылку водки из морозильной камеры. Движения его были замедленны, будто он продирался сквозь толщу воды грязного водоёма. Было паршиво, вчерашний срыв не принёс облегчения и ни капли не усмирил волну самоненависти. Борис молча наблюдал, но взгляд был чуть расфокусирован. Будто всё видел, но не осознавал. Тикали часы. Пили без закуси. Лишь после второй стопки Борис произнёс: - Я больше не могу, Ваня. Я ухожу. Иван поднял глаза от клеёнки, но ничего не сказал. Ждал. - Тогда в 91-м я был моложе и полон сил. Всё казалось предельно просто: захотел – создал новое государство, захотел – конституцию наклепал. И всё – вот она, началась, новая эпоха. Новая жизнь... Когда тебя подхватывает волна народной поддержки, сложно представить себе, что кому-то придёт в голову идея вставлять палки в колёса. Всё пошло не так. Я не ожидал, что будет всё настолько тяжело. Не предусмотрел. Хотели, как лучше... - ...получилось, как всегда, - эхом откликнулся Иван. Они смотрели друг другу в глаза, в которых звериная тоска отражала саму себя, - А мне-то что теперь делать? - Присмотрись к Вовке. Парень толковый. Думаю, скучать с ним не будешь... Россия сардонически улыбнулся.