***
В зале стояла непривычная, какая-то гнетущая, тишина, прерываемая лишь приглушёнными всхлипами. Страны подавленно молчали. Альфред был безутешен. Он сидел на своём месте и, не скрываясь, рыдал, уткнувшись в сгиб собственного локтя. Жалобные «больно», «страшно», риторическое «что я им сделал?» порой прорывались сквозь толстый рукав куртки. Дверь приоткрылась, и в зал аккуратно вскользнул Россия – он чуть опоздал. Приоткрыв рот для приветствия, он осёкся, увидев абсолютно нетипичную для заседаний картину: никто не ругается, все сидят, потупившись. «Будто умер кто, » - подумал Брагинский, прежде чем он глухо поздоровался и извинился за опоздание. Он подошёл ближе к столу и уселся рядом с Америкой – только это место и оставалось свободным. Вздрогнув, Альфред выпрямился в кресле и дрожащими руками попытался утереть блестящее от слёз лицо. Как-то судорожно выдохнул. Иван покосился на Германию. «Башни-близнецы, » - одними губами пояснил тот. Иван сдержанно кивнул перед тем, как повернуться к Америке. - Ты чо ревёшь? – просто спросил Россия. В воздухе повис потрясённый вздох. Страны, до этого мучительно не находившие слов сочувствия, опешили. Альфред от неожиданности даже перестал шмыгать носом и вытаращил глаза. - Я-я не реву… - прогундосил он. От непрерывного плача забило даже гайморовы пазухи. - А кто тогда здесь ревёт? Я, по-твоему? – Россия говорил невозмутимо, сухо. На секунду Америке стало даже чуточку стыдно. Вот уж кому не стоит демонстрировать свои раны, так это Брагинскому. Раны Альфреда на фоне ран Ивана выглядят царапинами. - Ладно, я реву. – Джонс чуть сконфуженно утёр нос кулаком. И чуть капризно добавил, - Но имею полное на это право. Россия скептически приподнял бровь. -Мне страшно и больно. Теракт… - чуть заторможенно проговорил Америка, глядя на Брагинского слегка удивлённо, будто никого, кроме него не видел и теперь гадал, куда все ушли и почему остался с ним только Россия. После нескольких секунд молчания он указал на правое плечо, - Вот здесь болит сильно. Кровь идёт. Я перевязывал-перевязывал, а она всё равно… Брагинский вздохнул. Джонса было чисто по-человечески жаль. - Это продолжают гибнуть твои мирные граждане, - негромко сказал Россия.* * *
Заседание пришлось перенести на следующий день. Джонса будто прорвало. Он никогда не умел терпеть, сцепив зубы, как обычно поступал Брагинский. Но, как ни странно, именно в удивительных глазах России Америка увидел то, в чём так нуждался в тот момент – сочувствие. Не жалость а-ля «Ах, бедный малыш Фредди!», как у остальных. «Я знаю, что ты чувствуешь. Вот тебе моё плечо. И давай вместе подумаем, как не допустить подобного никогда». Джонса тронуло это до глубины души. Как? Боже, Россия, почему ты такой? После всего, что я сотворил с тобой… После всех моих интриг, козней и ударов ты находишь в себе силы сочувствовать мне. Россия…Как же хорошо, что тогда у меня ничего не вышло. Иначе кто бы поддерживал меня сейчас? Пока Джонс самозабвенно рыдал, уткнувшись Брагинскому в покрытое тёплым шерстяным сукном плечо, страны бесшумно покинули аудиторию, одними лишь взглядами договорившись о переносе заседания на завтра. Сейчас как никогда нужно вместе находить решения возникших проблем. Тем более, таких страшных. Иван, укачивая Альфреда, как мать своего ребёнка, сдержано кивал на вопросительные взгляды. Да, всё будет хорошо. Да, пусть будет завтра. Да, до завтра успокоится. Да, придём. Да, приведу, если потребуется. За окном стемнело. Обнаружив, что затихший Америка заснул, выбившись из сил, Иван аккуратно перенёс того на диван. Оказавшись вне тёплых объятий Брагинского, Джонс, не просыпаясь, зябко поёжился и свернулся в клубок. Где-то в грудной клетке Ивана кольнуло. Как же Америка ещё молод... Вскормил по дурости ядовитую змею прямо со своих рук. И для чего, спрашивается, финансировать группировку с явно террористическим уклоном? Из яростного чувства противоречия к Брагинскому как коммунисту? Как это по-детски… Иван круто развернулся, дошёл до вешалки, на которой сиротливо висело его тёмное пальто, и, вернувшись к дивану, укрыл им сопящего во сне Альфреда, заботливо подоткнув края. Усевшись рядом, Брагинский снова задумался. Теперь придётся выхлебать заваренную кашу до самого донышка. И не Америке одному. Терроризм отныне – проблема международного масштаба. Следующим может быть кто угодно. Иван тревожно вскинул голову, подумав о Беларуси, Украине, Казахстане и других бывших республиках СССР. Нет. Повторения «11 сентября» нельзя допустить. Ради этого Россия приложит все усилия.