Исход

— Лурия! — возглас, бывший громким для его обладателя, разносился по общей связи слишком тихо, искажаясь и перепрыгивая из разума в разум. Всего спустя сутки после исхода, выжившие с Айюра — так их между собой называли тёмные — всё ещё не все и не до конца приняли то, что с ними произошло. Решить оставить дом было тяжело, оставить его по-настоящему оказалось ещё тяжелее. И далеко не все могли воспринять и принять то, что рядом с их временным пристанищем околачиваются местные жители — кто из любопытства, а кто и из злорадства. Алдарис доверил Альгинерии, как одной из немногих выживших прокураторов, руководить заселением в те несколько обветшалых древних зданий на окраине Камены, которые тёмные освободили специально, в первую очередь для судей и кхалаев, бывших наиболее уязвимыми для суровых условий Шакураса. Группа из сотни джудикейторов — большинство из племени Шелак — временно расположилась в широком каменном зале с колоннами, среди растений, выросших прямо из парящих под потолком кристаллов, светивших больным зеленоватым цветом. Их энергия была неприятной, но давала хоть какое-то тепло. Спать предполагалось на полу — лишь временно, пока не было найдено или построено новое жильё. Эти неудобства не должны были продлиться вечно — большая часть флота, не способная пройти через наземные врата, всё ещё находилась в пути извилистом и длинном от одних орбитальных врат к другим. Прилетев, они должны были тут же телепортировать несколько зданий с материнских кораблей или выстроить по экстренным схемам в матрице. — Лурия! Среди вас есть судящая по имени Лурия? — вопрос прозвенел чуть ближе. Услышав своё имя, Лурия невольно очнулась и приподнялась над обессиленными сородичами. Она не ожидала, что кто-то позовёт её по имени теперь, когда она точно знала — её брат и отец остались на Айюре и, скорее всего, уже погибли. Она знала, что могла бы попытаться дотянуться до них через космос, но прямо сейчас у неё не было сил даже просто воспринимать слова и мысли тех, кто окружал её. — Лурия! — позвал голос совсем близко. В зал вошёл один из тёмных. — Судящая Лурия! — Я Лурия! Прекрати кричать! — она резко села, но ослабшие руки были плохой опорой — пошатнувшись, она рухнула обратно. Тёмный замолчал и пробрался к ней, изящно переступая через других лежавших в зале беженцев. Когда он наконец приблизился, она снова нашла в себе сил подняться на локтях и взглянуть на него. На вид этот храмовник казался таким же, как и все прочие — почти всё его тело, включая лицо, скрывала плотная ткань, вероломно короткие нервные отростки были собраны в хвост, серо-голубую чешую в открытых местах покрывало множество мелких ран, а к запястью был примотан клинок незнакомой конструкции. — Что тебе нужно, падший? — Всё хорошо. Я отведу тебя в лучшее место, — сказал он, протянув ей руку. Лурия отстранилась — его голос звучал искренне, но она не могла так скоро поверить тому, кто был вне великого единства. — Зачем тебе я? Я ничем отличаюсь от любого другого в этой комнате. Кто вообще разрешил тебе войти? — Я... я больше сотни циклов мечтал о том, что увижу тебя, — он наклонился и попытался дотронуться до края её одежды. Ровный фиолетовый свет глаз судящей вспыхнул ярко-розовым, и от её вспышки эмоций половина находившихся в зале задёргались во сне. — Ты показала мне Кхалу, и я никогда не забуду этого! — Да кто ты такой, чтобы прикасаться ко мне? — она отшатнулась от его руки и задела соседа. Тот не проснулся, лишь раздражённо дёрнул ногой. — Я... прокуратор из Ара разрешила мне войти и забрать тебя. Я отведу тебя к себе, там... светло, удобная кровать и немного теплее. — Это не ответ на мой вопрос, — от злости к ней частично вернулись силы, и она вскочила на ноги, приготовившись бежать. — Я Улутар. Если, конечно, меня не истёрли из твоей памяти твои наставники... — Ты... — розовое пламя её глаз сменилось на мягкий лиловый свет. — Не может быть! Это ты! — Идём же, я совершенно не хочу беспокоить твоих почтенных соседей, — тёмный кивнул на других находившихся в комнате, всё ярче излучавших раздражение от каждого нового слова, тревожившего эфир. Лурия ответила молчаливым согласием, и скоро они вышли прочь из здания. — Помни, падший. Жизнью за неё ответишь! — бросила им вслед Альгинерия, когда они пробежали мимо неё и группы охранников, даже не остановившись. Прокуратор раздражённо хмыкнула и обратилась к одному из зилотов: — Приведите на её место кого-нибудь. А лучше двух. И пускай лежат поплотнее — не до гордости сейчас. Пожилая судящая имела возможность не напрягаться во время дороги, но сейчас она по собственной воле без устали следила за тем, чтобы как можно больше выживших с Айюра смогли найти приют, пока флот Вершителя не прибыл и не выстроил для них новые дома. Не так давно под её ответственностью находился целый город, и управление лагерем не сильно отличалось по своей сути. Территория была непростительно маленькой, и потому Альгинерия не особенно возражала, когда кто-нибудь из тёмных — что случалось редко — занимался благотворительностью. Она старалась не думать, каким образом и через какую ересь её подопечные были знакомы с местными жителями — их соседство с падшими должно было продлиться неопределённое время, и взаимопроникновение культур было неизбежно, хотя бы из природного любопытства. Огромное количество Перворожденных всё ещё вынуждены были находиться на улице, и никто не рисковал выходить за выделенную им территорию, пока ещё не окончились переговоры с Матриархом. Амилер, подобно многим другим, решила отдыхать в паланкине, где у неё была возможность устроиться с относительным уютом среди поклажи и искусственного освещения. Те же немногие, от кого что-то зависело, предпочитали и вовсе воздерживаться от сна. — Эй! Судья! — у границ выделенной им территории снова появилась одна из местных. Альгинерия приободрилась, надеясь, что сможет освободить ещё несколько мест. — Ищешь кого-то? — Такотос ке Венатир, он выжил? — тёмная взглянула на неё разноцветными полубезумными глазами, приблизившись почти вплотную. — Ты, верно, не в себе, падшая, — Альгинерия отшатнулась и чуть не упала в руки сопровождавшему её зилоту. Её золотые глаза на миг окрасились голубым от мгновенно вспыхнувшего возмущения. — Ты хоть знаешь, кто он такой? — Меня не волнует его положение. Мы все равны в Сумраке. Когда-то я и он... были более чем равны, — в голосе тёмной прозвучала сальная насмешка. — Ты не можешь быть равной члену Конклава, падшая! — разгневанная, прокуратор изо всех сил оттолкнула её и, к её удивлению, незваная гостья не устояла на ногах. — Конклава больше нет, — сказала тёмная с той же интонацией, что и Зератул сутки назад, и поднялась, даже не отряхнув плащ. Только теперь Альгинерия почувствовала, что эта женщина была так же стара, как и она. Её нервные отростки, казалось, не были отрезаны клинком, а оторваны или откушены дикими зверями, а на месте ног были изношенные протезы, изготовленные по образцу почти семисотлетней давности. — Это не значит, что между нами больше нет закона, — прокуратор сжала в кулак ткань истрёпанных одеяний. — Энси Такотос и энси Мариджар по-прежнему стоят выше всех нас. — Однако вашу судьбу решает всего лишь какой-то эмиссар. Он даже ниже рангом, чем ты! — Не тебе судить нас! — гневный возглас Альгинерии пронёсся по Кхале и взволновал всех, кто находился поблизости. Зилоты за её спиной с готовностью зажгли клинки. — Немедленно прекратите! — голос Алдариса осадил их, как мощный удар, и вскоре он сам перенёсся на территорию временного лагеря. — Сестра, прошу, не усложняй наше положение. Дай ей то, что она просит. — Как будто я сопротивлялась. Такотос всё равно остался на своём арбитре, — прокуратор неохотно сменила гнев на презрение. — С теми, кто нашёл его тесную палубу уютнее, чем эта жалкая планета. — Сестра! — Это же ты стоял на коленях перед нашим прелатом? — обратилась тёмная к Алдарису. Насмешка так и не ускользала из её голоса. — Что? Да как ты... — эмиссар сдержался и не стал отрицать её слова, решив, что это не будет воспринято всерьёз. Тёмным неведомо было единство, а значит, неведома была и честность, присущая каждому, кто пребывал в Кхале. — О тебе весь Шакурас говорит! Судящий из Ара, поклонившийся тёмному храмовнику! — она указала на него пальцем и теперь уже неприкрыто смеялась. Зилоты прожигали её взглядами, словно больше всего сейчас хотели уловить в ауре джудикейторов хоть какой-то знак, позволивший бы разрубить смутьянку на куски. Но, к их досаде, и Алдарис, и Альгинерия вдруг успокоились, и никто не произнёс ни слова, пока старая тёмная не покинула территорию лагеря. — Есть хорошие новости, сестра, — когда она скрылась из виду, эмиссар обнял прокуратора за плечи. Мысли и чувства, которые ему пришлось сдерживать в присутствии лидера тёмных храмовников, медленно всплывали на поверхность, обнажая усталость и тревогу, возросшую во много раз. Зерги были здесь, и их присутствие расстраивало попытки мирных переговоров — все говорили лишь о сражениях, и регулирование проблем беженцев всецело падало на него и Альгинерию. — Мы можем общаться через общую связь, или ты уже позабыл? — спросила прокуратор чуть раздражённо. — Мы оба слишком устали для этого. Неужели не чувствуешь, как истощена Кхала? — Времени не было обратить внимание, — она взглянула в сторону, куда убежала тёмная. — Но я даже рада этому. Пока я отвлекаюсь, я могу не думать о том, где мы оказались. — Флот Вершителя Иридер будет здесь через два дня. С ним долетят остатки флота Конклава. Претор Намакир приведёт патрули с окраин сектора ещё через четверть луны. Потом должно стать легче. — Не будет легче, — желтый цвет глаз Альгинерии побледнел, и она подняла голову. Небо было беззвёздно-чёрным из-за плотных облаков, и лишь зеленоватые кристаллы в стенах зданий спасали от голодной темноты. — Особенно когда они восстановят силы и поймут, где находятся, и кто их новые соседи, — она провела рукой перед собой, указывая на сотни жмущихся друг к другу представителей высшей и низшей касты — уже только здесь их было больше трёх тысяч. — Что сказала Матриарх? — Пусть мы защищали врата изо всех сил, зерги успели проникнуть сюда и расплодились, пока мы налаживали контакт. Я приказал претору Артанису начать зачистку немедленно — наши возможности слишком ограничены сейчас, чтобы медлить. Зератул даст ему в помощь свои корабли, — голос Алдариса тоже звучал устало. Что бы ни произошло на вынужденной встрече его и Матриарха падших в их Телематросе, это сильно его утомило. — Это всё, что её волновало? Поверить не могу, что они не способны сами решить эту проблему. Храмовники ещё не восстановились после исхода! — Сестра, мы должны быть терпеливы. Мы здесь гости, — обратился Алдарис сразу и к ней, и ко всем прочим, кто мог слышать его, и было заметно, что слова давались ему нелегко. В который раз за прошедшие сутки он позавидовал отрешённому спокойствию младшего брата, продолжавшего общаться с тёмными с жутковатым смирением. — Мы должны быть благодарны уже за то, что они не перебили всех нас за деяния наших предков. Если наши воины будут сражаться бок о бок, это поможет нам укрепить свои позиции. К тому же... новому претору нужно набрать боевой опыт. — Это не может закончиться хорошо, и ты это знаешь. Ты слышишь их мысли, также как и я. Невозможно за пару дней изменить то, что врастало в твой разум столетиями, — она посмотрела ему в глаза, и по её поверхностным мыслям, переливавшимся гневом, прокатилась волна ужаса, тут же снова скрывшись в глубине. — Ведь ты сам до сих пор в глубине души ненавидишь каждого из падших за то, чем они являются. — Я выбрал выживание для нашего народа, — ответил Алдарис, изо всех сил стараясь не заразиться тревогами сестры. — Не заставляй меня жалеть об этом выборе. Альгинерии вновь пришлось осадить свой пыл. Слишком много она оказалась вынуждена делать того, к чему она не привыкла, за слишком короткий срок. Её изорвавшиеся во время исхода одежды сейчас сочетались с этим миром как нельзя более органично, и из-за этого она испытывала ещё большее отвращение к своей судьбе. — Прости брат, я забылась, — прокуратор отдала ему лёгкий поклон и закрыла глаза. — Как же так вышло, что тёмные не смогли отличить тебя от Мариджара? Алдарис приподнял надбровные дуги и ласково положил ладонь на стянутые в тугой хвост нервные отростки сестры. — Мы оба — лидеры нашего народа, и почти не отличаемся внешне, — он усмехнулся, стараясь отбросить мысль о том, что Мариджар мог специально затуманить свой образ перед встречавшими его тёмными. — А глубже этим несчастным слепцам никогда не заглянуть.