Последний полет

"Кровь на зубах - кровь в твоих жилах, жизнь в твоем теле. Вкуси ее".

Наверное, хорошо, что я предпочитаю ходить на озеро утром, когда жара еще не настолько выжигает все в округе, чтобы от нее не спасала соломенная шляпка. Хотя, в общем-то, выбор времени диктуется не температурой воздуха, а общей морокой, которую означает для меня простенькое, в общем-то, желание пополнить запасы драгоценной влаги: вода в этом мире (или, точнее, на суше – пересоленные моря меня не интересуют) вообще в редкость, но и сохранившаяся в мутных озерах и мелких, мне по пояс, реках тоже далека от совершенства, поэтому, набрав полное ведро, приходится разве что пляски с бубном не устраивать, дабы превратить ее во что-то более-менее прозрачное… Ну да ладно, забудем. Итак, в то примечательное утро я, как обычно, спускалась по пологому холму к бледно-коричневой глади озера, блестевшего на дне потухшего вулкана. Солнце (солнце?.. Я бы этот зловеще-рыжий шарик по-другому назвала…) пока еще прохлаждалось где-то за вершиной кратера, так что здесь, внизу, было еще вполне комфортно… ну, за исключением этого колючего кустарника, чтоб его! Видимо, я крупно прогадала, отправившись в этот суровый мир, где даже малочисленная рыба плавала в броне, без комплекта рыцарских доспехов, так что теперь то и дело вынуждена была избавляться от различных острых предметов, застревающих в волосах, одежде и впивающихся в кожу. И, собственно, я как раз еле слышно ругалась, отдирая от ближайшего ствола кое-как заплетенную косу, когда сквозь девятикратное поминание каждого из ядовитых языков Ксерша до меня внезапно достучался новый звук – еле слышный плеск воды, явно тревожимой каким-то крупным животным. И ладно бы это оказалась местная корова-черепаха или та уродливая бронированная собака (на деле – трусливейшая тварь, ничего, крупнее зайца, на зуб не берущая) – я бы даже не остановилась, продолжая спуск к озеру: дескать, от одного ведра не обеднеете, а мне еще на целый день хватит! Но это оказался… Дракон. И это было странно. Местные драконы, если я не ошиблась в выводах, с водой находились в довольно… сакральных отношениях: вода была жизненно необходима для выживания стаи, но никто, кроме готовящихся отложить яйца самок, к ней не приближался, и даже после целого дня охоты пропыленные до кончиков рогов ящеры не торопились восполнять запасы жидкости в организме, ограничиваясь тем, что им перепадало с мясом. В чем причина подобной сдержанности – разумный выбор или же особенность организма – я не знала, но это было крайне удобно, поскольку беременная драконица в стае была одна, да и та утоляла жажду лишь раз в пять-шесть дней. Тогда что здесь забыл этот самец? Нет, это точно самец. Конечно, различать пола у краснорогих драконов – дело непростое, особенно поначалу, и мне потребовалось целых два дня наблюдений, прежде чем я сообразила: если и есть объяснение тому, почему лишь у половины (меньшей) драконов стаи рога именно красного цвета, то лишь такое. У самок с детенышами головные «украшения» были того же рыжевато-песчаного цвета, что и остальное туловище, разве что малость потемнее, тогда как у этого ящера, как раз склонившегося за очередным глотком, вся голова была будто в крови вымазана, и рога напоминали два лунных серпа, все еще проглядывавшихся в утреннем небе. Рога, к слову, были приличных размеров, из чего я заключила, что имею дело с одним из крупнейших самцов в стае… но это точно не вожак – у того на морде был крайне запоминающийся шрам, от глаза до самой глотки, тогда как у этого дракона ничего подобного не было. На первый взгляд он вообще производил впечатление здорового и полного сил существа, так что я уже решила, что это какой-то чужак, вторгшийся на территорию стаи и вот-вот грозящий навлечь на себя гнев хозяев… когда, наконец, сам дракон решил эту загадку – и, приподнявшись на задних лапах, с силой хлопнул крыльями, позволив мне сполна насладиться зрелищем выпуклой груди и неровной линии ребер, явно испытавших столкновение с чем-то очень и очень тяжелым. Вот тогда-то я и поняла, что он забыл на берегу озера. Он готовится умирать. Признаться, подобное я видела и раньше – в суровом мире этих полудиких драконов смерть ходила за ними по пятам, и даже самые стойкие из них редко доживали до зрелого возраста. И ничего странного, что всего за четыре месяца моего пребывания здесь я увидела, как минимум, смерть троих драконов – двух подростков и одного старика. Ритуал был довольно коротким, так что мне пришлось поторопиться – и, кинув ведро на первый подходящий сучок, я стремглав помчалась вверх по склону. У-у-ух, мое счастье, что кратер был неглубоким, а после прошлого раза мне достало ума разведать путь и найти-таки тропинку на вершину! Правда, после минувшей пыльной бури мои нехитрые отметки в виде стрелочек надежно похоронил песок, так что искать дорогу приходилось по памяти, больше всего опасаясь не успеть. Краснорогие были ужасающе, неприлично, невообразимо торопливы, так что этот самец мог подняться в любой момент, а я все еще ругалась по-великаньи, продираясь сквозь эти проклятые кусты, словно созданные для ошкуривания неосторожных исследовательниц. Под конец, уже понимая, что не успеваю, я плюнула на осторожность и взяла последний участок склона с разбега, благодаря всех Девятерых и учителя Фентара в частности за то, что после той памятной вылазки к скальным драконам подарил мне пару отличных «подков», как он выразился, а именно уродливых, тяжелых и явно не по моей ноге сшитых сапог, в которых, тем не менее, любая прогулка по горному склону уже не грозила каждый миг обернуться бесславным падением. И я от души поклялась, что, вернувшись домой, расцелую этого старого жеребца в обе щеки, ибо мне удалось не только сохранить равновесие и взобраться-таки на эту проклятую скалу, но и успеть как раз к началу спектакля – даже отдышаться не успела, как позади раздался грохот хлопающих крыльев, так что пришлось тут же бросаться на землю, прикрывая голову. Предосторожность была вовсе не лишней – несмотря на отсутствие передних лап и, мягко скажем, не самые видные умственные способности, краснорогие драконы превосходили любого своего сородича по общим габаритам, так что поднятый этим громадиной ветер вполне мог смахнуть меня, точно надоедливую мошку, и унести куда-нибудь за облака, а так пришлось лишь вволю наглотаться пыли… после чего, едва протерев глаза, садиться и наслаждаться представлением. Я ведь тогда еще толком не знала, что именно оно из себя представляет… А пока что все было вполне прилично. Красиво даже. Покалеченный самец летел с какой-то молчаливой яростью, вроде бы и не слишком торопясь, но каждый взмах этих широченных крыльев, под которыми без труда укрылись бы все учащиеся нашей Академии разом, уносил его все дальше и дальше от кратера, в прокаленную до самого дна фиолетово-синюю небесную чашу. Выглядело это поистине сказочно, так что, засмотревшись, я чуть не пропустила второй этап развернувшейся драмы – тот самый миг, когда из глубокой темной пещеры, насколько я поняла, служившей главным входом в драконье логово, появились штук пять молоденьких драконов и, точно стайка мелких птичек, устремилась за взрослым. Каждая из этих «птичек» была размером с хорошую лошадь, а то и двух, но все же рядом с колоссом в небе они и правда напоминали крохотных воробушков, решивших увязаться за пролетающим упитанным рябчиком. На этом этапе мои предыдущие наблюдения обычно обрывались – даже при самой удачной позиции драконы успевали скрыться за вершиной кратера меньше чем за минуту, после чего разочарованно вздыхающей мне оставалось лишь вернуться к обыденным делам, надеясь, что в следующий раз повезет больше. К вечеру молодые драконы возвращались, иногда в полном составе, иногда – лишь некоторые из них, так что до сих пор я считала, что остальные подтягиваются позже, уже с наступлением сумерек… М-да. Как говорит учитель Фентар, никогда не приятно ошибаться… но какое облегчение чувствуешь, осознавая свою ошибку в гордом одиночестве! В оправдание себе скажу, что никаких предпосылок к подобному поведению я не замечала. Да, краснорогие были довольно несдержанными, порой даже злобными, и редко какой взрослый дракон не мог похвастать полным набором шрамов, от «любовных» царапин до поистине кошмарных рваных ран, после которых, я уверена, и при должном уходе большинству людей был бы подписан смертный приговор. Очевидно, живучесть драконов существенно превосходила нашу, так что даже этот зрелый самец, несмотря на изувеченную грудь, мог бы еще жить и жить… но, очевидно, добычи сейчас вновь стало не хватать, а голодная молодежь требовала кровавой пищи, так что незадачливому сородичу был подписан смертный приговор. Я, признаться, так и не поняла, каким образом драконы разбираются с такими вещами – голосуют? Бросают жребий? Или вожак просто объявляет свою волю, после чего несчастному остается лишь покориться?.. – но за все время и, без малого, штук двадцать «похорон» лишь разок была свидетелем случаю, когда обреченный попытался оспорить решение стаи. Попытка, мягко говоря, оказалась неудачной – его разорвали в клочья еще до того, как он добрался до вожака, после чего изуродованный труп с удивительной брезгливостью швырнули вниз, на скалы, и местные падальщики чуть с ума от счастья не сошли, обнаружив этакую груду мяса. После этого обряд вновь стал проходить по обычному сценарию, и на этот раз мне повезло стать его свидетелем до самого конца. «А ведь это тоже похоже на танец», - помню, отстраненно подумала я, когда первый из молодых драконов настиг преследуемого и запустил зубы ему в хвост. Рев великана, наверное, вблизи без труда выбивший бы из меня дух, донесся даже через то колоссальное расстояние, что уже успело нас разделить, после чего старый дракон, сложив крылья, бросился вниз, видимо, пытаясь стряхнуть с себя нахального юнца. Тот, впрочем, отцепляться не планировал, держась не хуже пиявки, так что в конце концов укушенному пришлось самому выходить из падения – в противном случае он рисковал перебрать со скоростью и порвать крылья, а то и врезаться в землю на полном ходу, превратившись в кучу мяса и переломанных костей. Взрослые драконы вообще предпочитали не слишком разгоняться, даже в погоне за добычей, и тот единственный раз, когда мне удалось наблюдать драконью охоту (они решили не улетать за пределы кратера, а задрать одинокую бронекорову, решившую утолить жажду у озера), молодые драконы выполняли роль загонщиков, тогда как зрелые члены стаи обеспечивали силу и мощь, разрывая несчастное травоядное на куски. Старые драконы не летали быстро. Старым драконам это было ни к чему… А потому молодые, молодые и быстрые, настигли его раньше. Теперь они были выше, у них было преимущество, так что они вцепились в него, как волки в оленя, повисая на складках шкуры и разрывая ее острыми, как бритва, зубами. Гигант летел, несмотря ни на что – дальше, дальше, пока кровожадные маленькие убийцы кромсали его живьем. Без жалости, без сострадания – еще недавно он был для них живым королем, богом, способным любого из них схватить за голову, оставив ужасные раны, а то и сломать шею неуклюжему отпрыску, рискнувшему приблизиться во время трапезы. Каждая самка, судя по всему, откладывала не меньше пяти-шести яиц, но из этой полудюжины лишь один-двое малышей достигали зрелости. Лишь четверть всех детенышей принадлежала к женскому полу. Жестокий расчет: в стае из десятка взрослых драконов самок было всего две. Они были крупные, сильные, агрессивные – даже взрослые самцы не всегда рисковали с ними связываться, отворачивали головы и лишь еле слышно шипели, когда эти фурии начинали кусать их за плечи и крылья. К детенышам матери относились немногим лучше – как я потом выяснила, другие самки никогда не отказывались сожрать созревающие яйца, если мать отлучалась от гнезда, и после вылупления родительница лишь первое время опекала свое потомство, после чего малышам предстояло заботиться о себе самим. Начинали свою охотничью практику новорожденные дракончики с ловли жуков и многоножек, которых немало было в неухоженном логове, и лишь много позже, избежав всех опасностей, могли рассчитывать на более солидный кусок в общей добыче… Или скажем, на тело загрызенного старого дракона, которого посчитали не слишком ценным для дальнейшей борьбы за существование. Раненому члену стаи нужна пища и опека; если пищи в достатке, его сородичи еще могут позволить себе содержать нахлебника, но если, как сейчас, еды с трудом хватает даже для зрелых охотников – что ж, проще избавиться от бесполезного рта, заодно накормив голодающих подростков, так что мне, пожалуй, не стоило и удивляться, когда громадное чешуйчатое тело наконец сдалось и рухнуло на отдаленной гряде невысоких холмов, взметнув чудовищное облако пыли. Загрыз ли старика кто-то из молодых, или же он сам ослабел от потери крови – не знаю, однако бесстрастный ученый в моей голове заставил досмотреть эту трагедию до конца, вплоть до того момента, как крошечные фигурки на теле великана принялись жадно рвать его на кусочки. Теперь, можно не сомневаться, они наедятся до отвела – хотя каждый из юных охотников не достиг и четверти веса взрослого, при желании они могли уместить в своих желудках поистине чудовищное количество пищи, так что не пройдет и нескольких часов, как от задранной добычи останутся лишь толстые кости и грубые пластины брони, сваленные небрежной кучей. Очень может быть, что к трупу убитого присоединится и кто-то из его убийц – во время кормежки краснорогие вели себя на редкость агрессивно, порой переходя все границы, после чего, отяжелевшие и абсолютно довольные жизнью, молодые драконы вернутся в свое логово – до следующей охоты. А я? А мне, увы, осталось лишь смахнуть тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот, после чего, чувствуя, как по спине сползают холодные капли, поспешно спуститься в долину, под прикрытие колючего кустарника, подальше от безжалостных глаз, быть может, наблюдавших за мной со стороны…