Последний полет

"Мы не уходим - мы живем в сердцах тех, кого любим."

- Интересно… когда все это кончится – я исчезну? Тихий и спокойный голос – слишком спокойный для такой ситуации! – заставил меня невольно вздрогнуть, после чего прямо из воздуха передо мной соткалась встревоженная физиономия, и призрачный дракон слегка наклонил голову… то, что осталось от его головы. То, что еще не успело окончательно развоплотиться. - Пожалуйста… расскажи мне еще. - Не говори глупостей, Грустные Глазки, - как можно оптимистичнее проворчала я, примеряясь, куда ударить крошечным долотцем, - Никуда ты не исчезнешь. Ксершу твоя душа без надобности – он не пожирает маленьких дракончиков за то, что те внезапно заболели – так что очень скоро ты возродишься снова. Может быть, в этом мире… или в каком-нибудь другом. Ты бы хотел попасть в другой мир, малыш? - Не знаю, - дракончик нахмурился, и вслед за головой из сумерек проступило остальное туловище… ого, до самых плеч! – Наверное, можно было бы попробовать, но… - он смущенно замерцал, и я невольно улыбнулась. - Значит, вернешься сюда, - пришлось постараться, чтобы голос звучал как можно увереннее, - Родишься снова у Гибкой Шейки, или Волнистой Гривы, или даже у этой… как ее… ну, твоя подружка? - Она мне не подружка! – тут же возмущенно зашипела эта малявка, ради такого случая даже «проявив» себя до основания хвоста… давай, милый, еще немножечко!.. – но, чтоб тебя, не вышло… - и, словно прочитав мои мысли, дракончик погрустнел, - Она не подружка, - добавил он уже тише. - Я знаю, малыш, - в ответ на эти ужасные слова мне осталось лишь еле слышно вздохнуть и, наклонившись, осторожно подуть на свое «творение». Древесина таги – непростой материал, по текстуре больше напоминающий стекло, чем живое дерево, и мне потребовалось почти два дня (судя по количеству «снов»), чтобы все-таки найти подходящую корягу и извлечь из нее небольшой, примерно с три моих кулака, но безупречно-прозрачный обломок синевато-зеленого цвета. Не слишком, конечно, впечатляюще, но выбирать было не из чего, ибо шаман уперся рогом и слушать ничего не желал! Айхарра милосердная, терпеливая – иногда мне до боли хотелось наплевать на свои обязательства и высказать этому ходячему ископаемому все, что я о нем думаю!.. – но приходилось сдерживаться. И надеяться, что дряхлый дракон, как никто иной похожий на ветхое привидение из всеми забытых сказок, не особенно часто проверяет содержимое своего сундука… - Как думаешь, господин Старый Ворчун скоро прознает, где мы прячемся? - Ну, он много знает… - протянул дракончик с явным сомнением в голосе… однако прежде, чем я успела случайно оттяпать себе полпальца, мерцающие «глаза» Великого Шутника сменили цвет на радостно-голубой, - но не думаю, что даже ему придет в голову лезть за нами сюда. - Да уж, - несколько иронично хмыкнула я, сдувая со лба промокшую от пота прядку и кисло осматривая своды заброшенной пещеры, сплошь поросшие сорняковыми грибами. Всего несколько лет назад тут, судя по всему, была неплохая плантация, и призрачные драконы (призрачные призрачными, однако назвать их совсем бесплотными язык не поворачивался – иначе зачем им понадобился настолько внушительный источник пропитания?) ревниво оберегали ее границы от извечных «паразитов» - шляпкогрызов, подтачивателей, паутинников… ну, и самой страшной местной заразы – грибной плесени, что уже успела порезвиться здесь вволю, покрыв изначально белесые, пронизанные ниточками бледного голубого свечения шляпки кормовых грибов своим грязно-желтым пушком, кое-где свисавшим вниз не хуже шаманской бороды! Плесени этой, к слову, драконы боялись, как огня, и их прямо-таки выворачивало наизнанку, стоило им учуять ее слабый приторно-сладкий запах, так что можно было не сомневаться: ни один из членов племени, пребывая в здравом уме и твердой памяти, по доброй воле не сунется на «зараженную территорию», и, наверное, даже мне, когда закончу с работой, придется сходить к источнику. Бр-р… обычно-то я не против ванны, но, чтобы перебить плесневый запах, остается только одно: как следует отмыться едким грибным мылом, которое обязательно «найдет» парочку новых царапин у меня на коже! Сами драконы, во всяком случае, молодые и здоровые, его агрессии словно бы не замечали – видимо, тонкие чувствительные шкурки только казались такими, и не так давно я лично видела, как одна из местных мамаш, как ни в чем не бывало, намыливала своего отпрыска. Кажется, это была Гибкая Шейка… или Раздвоенный Хвостик? Мудрейший Демалат, дожили: я забыла свои же собственные прозвища! Хотя, скажу откровенно, моей вины тут нет. Вот правда! Ибо призрачные драконы, при всей своей очаровательности, категорически не признают имен, и на меня, попросившую представиться старейшину племени, «посмотрели» как на сумасшедшую. Ну, или сделали вид, что посмотрели – формально глаз у них ведь нет, а то, что я считаю таковыми, к зрению имеет лишь самое косвенное отношение. Да, драконам неприятен любой яркий свет, и, когда я впервые зажгла фонарь, в свете которого мне предстояло строчить отчет, первый же встреченный дракон шарахнулся в сторону, как от прокаженной, едва не разбив себе лоб! – но при этом такие понятия как «цвет» или «сияние» им совершенно неведомы: существует тьма (это хорошо) и не-тьма (а вот это ужасающе плохо!). Не-тьма для них означает, что где-то наверху пробило каменную крышу, и очень-слишком скоро ядовитые пары, миновав естественные грибные фильтры, проникнут внутрь и отравят воздух, вынудив обитателей подземного мира спешно затягивать пробоины в потолке каменным грибом, в огромных количествах пользоваться своим едким мылом («Смывает то, что не должно здесь быть», - не очень понятно прояснил мне этот момент шаман) и, по возможности, во все глаза следить за своими плантациями, ожидая нашествия болезней!.. Впрочем, через несколько дней порядок обычно восстанавливался – каменный гриб наращивал временный «зонтик» над проломом, замытые до дырок в шкурке малыши сбегали от излишне переживающих за них родительниц, а грибоводы с облегчением убирали свои раковины-ловушки, наполненные жгучей смесью, и последними объявляли о том, что опасность миновала, после чего жизнь племени возвращалась в обычное русло. Лично мне ни разу не довелось стать свидетельницей подобного переполоха, однако я охотно представляю себе эту картину: флегматичные, на удивление чуждые переменам драконы внезапно оживляются и начинают, точно перепуганные куры, метаться по пещерам, собирая самые нужные вещи, стараясь не спотыкаться о липнущих к ногам малышей, попутно пытаясь выяснить друг у друга, что именно происходит… - Ты опять делаешь это, - мой маленький собеседник вынырнул из «сумерек» прямо перед моим лицом, после чего «глаза» его приобрели лиловый цвет – озадаченный – и часто-часто замерцали, - Так… странно. Можно? - Конечно, - очень хотелось закатить глаза и спросить: неужели прошлых разов было недостаточно?.. – однако деревяшка в руке оказалась очень уж увесистой, так что осталось лишь согласиться. Не зря – мой дружок просиял всей своей короткой гривой (она вытянулась и заострилась – почему-то это означало высшую степень восторга… вот если бы прижалась к шее, как прилизанная – я бы стала думать, чем его напугала), после чего, выпростав наружу два коротких своих щупика, потянулся вперед. Когда я увидела это в первый раз – сия любопытная мордашка заглянула ко мне, когда я легла спать после межмирового перехода, и я чуть не оглушила всех в округе своим визгом, заметив на потолке пещеры две полупрозрачные «медузки», уже вплотную подобравшиеся к моему лицу. Потом-то, понятное дело, малыш извинился и пообещал, что больше так меня пугать не будет… хотя, конечно, для него это было внове, примерно как для меня – не смотреть на собеседника. И он не успокоился, пока я все-таки не свыклась с его странноватыми привычками и не позволила как следует себя о… ощупать. Бр-р! Пришлось, правда, ограничить его «интересы» некоторыми правилами приличия (лезть ко мне в рот, потому что любопытно?.. Ну уж нет!), однако в конце концов Кисельные Ручки сделал вывод, что я – существо забавное, в некотором смысле даже абсурдное, но весьма приятное на ощупь… и, на мою удачу, он не стал рассказывать об этом своим соплеменникам, так что остальные драконы по-прежнему избегали соприкосновений со мной… Лишь через пару недель общения – да, до меня долго доходит, особенно если круглыми сутками сидишь в полумраке и ходишь по стеночке! – я догадалась, почему так. Мой друг говорить отказывался – у меня сложилось впечатление, что он попросту сам толком не знает, в чем дело – и в конце концов мне пришлось насесть на шамана, подлавливая его в тех местах, откуда сей неразговорчивый тип не мог так просто улизнуть, нырнув в сумерки! Например, на его любимой грядке. Или в личной пещере – да, да, порой моя наглость достигала крайней точки, вынуждая заваливаться на его частную территорию и доводить вспыльчивого дракона до белого каления. По толщине рогов, однако, я с ним вполне могла поспорить, так что в конце концов шаман понял: чтобы от меня отвязаться, проще ответить на вопросы – чем он и занимался, шипя и раздраженно дергая щупальцами. Вытягивать из него внятное объяснение пришлось долго, хотя в конце концов я поняла: мой друг родился слабым, но не развоплотился сразу же, а значит – Духи, живущие в сумерках, так и не получили свою жертву. Разгневавшись, сие потусторонние существа якобы начали преследовать нечестивца, поэтому, дабы не навредить всему племени, шаман был вынужден объявить его «бестелесным» - иначе говоря, изгоем. Никто не мог разговаривать с ним прямо, никто не мог делиться с ним пищей из семейного котла или предоставлять убежище, никто не пришел бы на помощь, если бы дракончик угодил в беду. Новорожденный и беззащитный, он оказался живым мертвецом, которого только забыли положить в могилу, и мое появление… Мое появление… Мой бедный, бедный Грустные Глазки… - А теперь ты делаешь другую странную штуку, - чирикающий голосок отвлек меня от мрачных мыслей и заставил с усилием сморгнуть слезы, - Это вода? Ты делишься со мной водой? - Бери, если хочешь, но она невкусная, - я пожала плечами, еле заметно улыбнувшись, - Это слезы, малыш. - Сле… что? - Это… они появляются, когда нам грустно. Или когда мы очень рады. - Ты грустишь? – «глаза» дракончика снова замерцали, - Но ты делаешь… то, первое. Ты радуешься? - И то, и другое, - осталось лишь едва заметно усмехнуться, после чего, поправив прикрытый грибным колпаком фонарь, вернулась к работе стамеской. Эх, жаль, мне не досталось таланта столяра… но, по-моему, вышло вполне мило. Голова, конечно, большевата, да и с узорами, означающими духовную силу, я переборщила, однако глаза получились отличные… наверное, я все-таки не зря облазила ту пещеру в поисках подходящих камней! Видимо, огненные ящерки просто не ожидали такой наглости (или не признали во мне угрозу), и, пока они тревожно перекликались под потолком, я тихо-мирно пробралась между высокими, похожими на недостроенные сталагмиты гнездами и, раскопав в толстом слое помета несколько блестящих округлых… я-не-хочу-знать-что-это, убралась прочь, в любую секунду ожидая прицельного плевка кислотой промеж лопаток. Грустные Глазки, увидев меня (измазанную, всю в поту и уставшую, но торжествующе сжимающую свою «добычу»), просто замер на месте, растерянно поводя щупальцами, и, откровенно сказать, поначалу просто отказывался верить, что «это – для него»… кажется, тогда я в первый раз заплакала. - Не грусти, - на мое плечо опустилось щупальце, и на этот раз я даже не подумала вздрагивать, - Не надо грустить. Я… - Ты не исчезнешь, - прошептала я с какой-то странной свирепостью, хотя и не смогла заставить себя посмотреть ему в глаза, - Ты не исчезнешь, малыш! И тебя не забудут! - Я ведь… - Я. Буду. Тебя. Помнить! – по словам, так, чтобы было понятно, зашипела я, - Буду помнить! И ваш шаман может сжевать свою бороду вместо завтрака, но я затащу тебя в вашу Пещеру Предков! – после чего слезы все-таки брызнули, обидные, горькие… грустные слезы. - Не грусти, - голос моего друга прозвучал уже еле слышно, - Я… тоже буду тебя помнить. Но я хочу помнить тебя радостной. Хочу… - он помолчал, - Помнишь, как в тот раз, в пещере шамана? Еще бы не помнить! Серый порошок, свалившаяся на меня накидка из чьих-то перьев, ошарашенная морда старого дракона… А как он верещал, пытаясь изгнать «злого духа» обратно в сумерки! Тогда-то мне, понятное дело, было совсем не до смеха – на грани срыва было мое пребывание здесь! – но сейчас… Только ради тебя, малыш. - Вот так, - и он опустил голову мне на плечо, - Я… люблю слушать. Спасибо. - Малыш… - Мне… мне… - и он удивленно выдохнул, из-за чего его глаза полыхнули искоркой лилового цвета, вот-вот собирающейся раствориться на таинственных просторах Десятого мира, - Радостно… - после чего его тело – эта эфирная сущность, воплотившаяся в виде самого странного из встреченных мною драконов – растворилось клочком тумана, и я почувствовала тот странный толчок воздуха, который всегда сопровождал призрачного дракона, решившего начать путешествие через сумерки… На этот раз ему не суждено было вернуться из них. Все, что мне осталось – это маленькая, собственноручно вырезанная из мертвого дерева таги «погребальная» статуэтка, нелепая и смешная, которую еще предстояло поставить рядом с фигурками других драконов – тысячью тысяч ушедших душ, хранившихся под сводами Пещеры. Мне осталась только она. И мои воспоминания. Самые драгоценные из всех.