Я люблю тебя!

Ох! Все. Это история закончилась *_* Вот думала я, балда, что напишу ее в трех частях. Вот и написала. В пяти. Знала, что нелюбовь к математике мне аукнется. Снова же – за интерес спасибо. Я умница :D (не хвалите, приходится самой. Совсем тяжела жизнь авторов Т_т ) Думала поделиться песней, но из-за моей осенней мелахнолия-депрессии песня унылая и к тематике не подходит. Поэтому импровизируйте. ____ Осторожно отстраняясь, Дино смущенно кашлянул в ладонь, не понимая внезапности собственного порыва. Но. Его переполняло счастье. Живительным родниковым ключом бившееся внутри, делая тело одновременно легче перышка, но несоизмеримо тяжелым, как литый металл. И казалось, словно крылья Кёи, наконец освободившиеся, с восторгом мощными хлопками поднимавшие сухие листья с земли, заставляя тех кружиться, создавая цветастый хоровод, резонируют в нем. Отдаются капельками силы в крови. Будто бы еще секунда, и… You… Хибари ничего не сказал, на секунду прикрыв глаза и только лишь кинув очередной холодный взгляд на Дино, ответивший ему теплой улыбкой. И сейчас все вдруг встало на свои места. Метания, непонятки, сомнения. Все прошло. Заменилось на спокойное понимание собственной цели. You are… И это благодарственное спокойствие было… Священным. Настолько величественным, как и сам Кёя, спустившийся с небес. Тот самый вздорный мальчишка, который краснел, смущался, хватался за оружие, снова заливаясь невольно краской от то ли смущения, то ли злости. Но… Все это было теперь слишком привычно. Дино сейчас казалось, что так и должно быть. You are my… И это осознание давало ему то самое счастье, мощным потоком бившееся в теле, то накрывая неукротимой волной, то отходя, давая почувствовать как же одиноко без него. Мустанг улыбнулся, читая в серых глазах немой вопрос, отвечая уже известными ему словами: «You are my Heaven». Бьякуран вздохнул. Цуна лежал на его коленях, закрыв глаза и задремав. Эти двое… Фран и его ненормальный принц-потрошитель. Они не выходили из головы. Как давно уже не встречались достойные соперники. Как давно Джессо позабыл всю прелесть схватки, когда адреналин стучит в висках, заламывая. Когда пальцы чуть дрожат, не от страха, а от предвкушения. И именно в такие моменты жизнь переливалась каждой своей изящно украшенной гранью. Именно тогда была жизнь. Бьякуран медленно провел ладонью по золотисто-каштановым волосам, пропуская отдельные прядки через пальцы и улыбнулся. Когда-то совсем давно, когда Адам еще не поддался этой грешной женщине, ввергшей его в Ад, именно тогда он любил Мукуро. И его аромат яблок, которым пахла каждая клеточка его кожи. И в волосах запах никому неведомых тогда замыслов. И все чаще сейчас, по прошествии стольких тысячелетий, все чаще в голове возникал вопрос: А правда ли Джессо мог любить его? Может это лишь иллюзия чувств, которые влил в него этот предатель. Может. Да, может, только кто теперь скажет наверняка? Бьякуран снова задумчиво улыбнулся, наблюдая, как Цуна сонно поежился, прильнув ближе и тут же потершись щекой о колено. Его крылья. Его Рай Фран равнодушно наблюдал, как Бель, в очередной раз не сдержавшись, перерезал какой-то девушке горло. Как она, хрипя и извиваясь, умирала на царских руках, орошая все кровью из длинно-тонкой раны. — Эй, лягушка, — хриплый, пропитанный безумием, как почва кровью под его ногами, голос, и ненормальный блеск глаз, алчный, но не до злата, а до чужих жизней, — иди сюда. — Вы снова будете вырезать ей сердце, выламывая ребра? – безразлично, но подходя. Смех с шипением, не змеиным, а скорее разъяренной кошки. — Заткнись, и слушайся, — резко хватая Франа за запястье и полоснув ножом. Наблюдая, как кровь багровыми каплями катится по мертвецко-белой коже. Облизнув пересохшие от возбуждения губы, Бель склонился, припадая ртом к ране. Языком проводя но ране, забираясь в самую глубь пореза, желая хоть сейчас, но увидеть на равнодушном лице признаки разбирающей жгущей боли. Поднимая глаза, скрытые за пшеничными волосами, Бель заметил лишь мимолетное почти садистское удовольствие. Бельфегор раздраженно оттолкнул от себя руку, впиваясь губами в бледную линию рта Франа, языком приоткрывая губы. «Мой персональный Ад». — А теперь ты меня убьешь? – немного нерешительно, дрожащим голосом, но все равно храбрившись улыбкой, спрашивает Мустанг. — Зачем? — Ну тебе ведь надо сердце мое… забрать, — волна дрожи по телу. Не от страха, а просто от того, что… Смерть ведь оборвала бы все. И этот нескончаемый поток бушующего в груди счастья, ласковым теплом согревавшее тело. — Идиот, — несколько даже удивленно. — Э? – растерянно заморгал Дино, пытаясь справиться с переменами настроения Кёи. — Заберу с собой. — В Небо? — Нет. Теперь ты – мое небо. — А куда? — Без разницы. — Я ничего не понимаю, — едва ли не заливаясь искрящимся весельем смехом, ответил Дино. — Это твое обычное состояние. — А кнутом? – мгновенно отреагировал Мустанг, улыбкой едва ли не затмевая уже всходившее солнце. – Покраснел! И, наконец, неудержимый смех, радостными нотками откликаясь в каждом стебле и капле росы. Heaven doesn't seem far away anymore no no Heaven doesn't seem far away. Киоко с улыбкой встретила солнцеликого Бьякурана, даря ему самую милую из улыбок. — Мы рады, что вы вернулись. — Да-да, — с усталой вежливостью отозвался ангел, скрываясь за облачными вратами. — Знаешь, Бьянки-сан, — девушка повернула голову, встречаясь с коллегой взглядом, — а тебя не волнует, что все ангелы с первого поколения нашли себе… парней? — Девушки сегодня не в ангельской моде. Ева отбила желание. Может чая? — Н-нет, спасибо, хоть на небесах и не умирают… Но рисковать не хочется. — И как хочешь, пойду любимому Реборну отнесу. Провожая взглядом подругу, Киоко тяжело вздохнула, не понимая, почему же Бьянки так не любит начальство. — Мне кажется, что меня обманули, — совершенно равнодушно сказал Дино, наблюдая, как Бьякуран стремительно растворяется в небесах, держа в руках еще дремлющего Цуну. — Что теперь? – даже снисходя до пустого ответа-вопроса. — А разве ты не должен сразу стать милым, добрым, счастливо улыбаться? Ну принцессы всегда меняются после первого поцелуя. — Еще что-то? – опуская лицо, пряча смущение и нехорошую улыбку, спрашивает Кёя, вновь доставая из ниоткуда тонфа. — Ну-у, пока ты мне не выбил зубы – да, — с легкостью приближаясь, длинными тонкими пальцами убирая волосы с серых глаз, — я люблю тебя. Кровь с новой силой ударила в фарфоровую кожу, оттеняя ее малиновым. — Забью… — Поцелую, ты хотел сказать. — До смерти! — Ну я согласен!