Я люблю тебя!

снова хотелось написать что-то теплое и хорошее. что вызывало бы улыбку и чувство, словно солнце согревает своими лучами. надеюсь, что получилось. спасибо! ________________ Дино любил бывать у Кёи. Нет-нет, отнюдь не потому, что тот косился на него холодными взглядами, редко изрекал из себя едкие комментарии или безразличные дополнения. Хотя все вокруг уже были уверены в том, что у Мустанга напрочь отсутствует инстинкт самосохранения и вообще Дино был мазохистом. Но, видимо, тайный и этим не бравировал. Но, как говорится… Ан нет, ничего там не говорится. Просто дома у Хибари не было ограничений. Разумеется, толп девушек Дино с собой не приводил, подчиненные и те предпочитали этот дом стороной обходить и дежурить у забора (ну мало ли Хибари взбесится). Можно было включать любимую Нирвану на всю, не заботясь о соседях – те все равно дрожали лишь от упоминания Кёи. Можно было ходить по дому голым – все равно всем наплевать. Можно было пить кофе, заедая его мороженным, и никакой Ромарио не посмотрит как на ненормального. Ну и самое приятное – можно было целый день валяться в кровати, покрывая поцелуями теплую кожу Хибари. Сжимать того в объятьях и раз за разом чувствовать душащий прилив нежности и заботы. И готовить на кухне салат на двоих. Да, ели они только овощи и фрукты. Как-то так получилось, что Дино не ест рыбу, а Кёя не ест мясо. Единственный компромисс. Правда Хибари все равно косился на блондина и говорил что-то вроде «травоядного», но мы-то знаем, что это уже как признание звучит! А еще, Мустанг любил смотреть что-нибудь страшное. Ужастики, которые дома он даже взглянуть бы не решился, сейчас были ему морем, которое по колено! А тут уже вступал весомый авторитет Кёи. Примерная логика Мустанга: какой злодей посмеет к нему приблизится, когда рядом есть Хибари? Логика действовала и успокаивала. Поэтому теперь триллеры стали чем-то едва ли не приключенческим. А уж ставить ставки на то, кто быстрее умрет и кто убьет убийцу – было хоть и странно, но весело. В этом плане даже Кёя проявил какую-то несвойственную ему уступчивость. Объяснялось это, кстати, тем, что ему было наплевать кто подохнет. Если его что-то не устроило бы – он бы сломал плазму. Дорогую, кстати. Хорошую, большую. Этот чертов Конь подарил на годовщину. Да и как половину интерьера. И те вазы. И ковер с длинным ворсом на пол. И картины итальянских художников. Как-то давно, когда брюнет только развернул подарочную ленту - а Дино обязательно все в нее заворачивал, да еще в три слоя! – что вид из его резиденции в Риме выходит именно на эту площадь. И не стоит даже упоминать, что каким-то образом, совершенно невероятным, Мустанг умудрился занять небольшой домик в Ватикане. Прямо под носом у Папы Римского и его верной свиты фанатиков – по мнению Кёи, разумеется. Разумеется там были и другие выражение, но во избежание оные не писались. Так вот! В ванной неизменно стоял и его шампунь, и его бритва, и его дезодорант, которым пахло все вокруг. И его полотенце, серой тенью висевшее рядом с раковиной. Даже его махровый халат, который блондин никогда не надевал. И вот как он это объяснил: - Видишь ли, вот висит он, и я знаю, что он есть. А выкину я его под твоим, безусловно чутким, руководством, и будет так пусто и он обязательно понадобится! - Вот поэтому мой дом теперь и полон всяким мусором. - Ничего это не мусор! Тут почти все раритетное! - Живу в музее, - чуть прикрывая глаза. Но так не до чего не договорившись, оставили халат в покое. Хибари уже четко уяснил, что лучше он все это вышвырнет за раз, вместе с Мустангом (ну если такое вообще произойдет), чем будет как хорошая жена распределять где мусор, а где нужные вещи. На том и порешили. Зато то, что Дино каждый день готовил завтрак - перед воротами маячили его подчиненные, поэтому ничего не ломалось и не билось. И то, что, иногда, Мустанг в порыве чувств называл брюнета «дорогой» или чего похуже – не трогало Хибари вообще. Каменный, чесслово! Иногда они просто бродили по улицам. Обычно в дождь, когда машин было минимум, как и прохожих. Под одним большим зонтом и в плащах, с капюшоном. Золотые волосы слишком бросались в глаза. Покупали на улице чай в пластиковых стаканчиках, без сахара и с лимоном, чтобы потом не простудиться и шли снова. Что-то говоря. Что-то рассказывая. Дино тогда много чего поведал и о детстве, и о тренировках Реборна (Хибари тогда даже чуть захотелось оказаться на его месте, чтобы снова сразится с этим ребенком). Даже рассказал о всех своих девушках – приказной тон брюнета заставил. Правда потом тот сделал себе заметку убить этих коров к чертовой матери, но тут же забыл, едва Дино коснулся своими прохладными, да еще и влажными пальцами запястья. От этого по телу пробежали мурашки, и чуть передернуло от холода. И самое противное, то, что бесило в этом Коне – он имел влияние. Совсем незаметное на первый взгляд. Вроде бы улыбается, касаясь лица ладонями и с нежностью заглядывает в глаза. Вроде бы так обычно обнимает, но каждый раз от даже мимолетных касаний пухловатых губ колени предательски подгибаются, в тело отдает приятной дрожью. И Кёя иногда, ну конечно совсем редко, чтобы этот идиот не зазнался, делал что-то, о чем просил Дино. Совсем редко! Но делал. ** - Можешь, пожалуйста, приехать? У нас тут Рождественская вечеринка, я хотел бы провести ее с тобой. - Собирай вещи и едь, - холодно. За окном первый за год снег большими перьями опускается на серый асфальт. Такой пушистый и невесомый. Так и хочется им любоваться. - Если бы я мог, - даже не видя, брюнет знал, что улыбка у мустанга сейчас горькая, и уголки губ опущены вниз. - Не поеду, - отнюдь не категорично. - Тут Мукуро, - плутовато, чуть прищурив глаза. - Когда самолет? Они оба знали, что это неправда. И то, что Хибари даже не вспомнит про этого чертового иллюзиониста. Но редко, когда понимал, что это действительно необходимо, он позволял себя уговорить. Не потому, что это травоядное надолго засело где-то в груди. Вовсе нет! А потому, что хотел этого сам. - Рождественская сказка, - шептал Дино, сжимая только что спустившегося с трапа Кёю. От блондина тогда пахло хвоей и мандаринами. «Интересно, почему эти животные вечно едят мандарины в это время?» - пронеслось тогда у Хибари. ** Вместе они были редко. Слишком мало времени для них обоих. И никого не волновало, что Мустанг был по три-четыре дня в неделю в Японии, уделяя все свое время только одному человеку. Только Ромарио иногда хмыкал, слыша про очередной незапланированный выходной или ложную простуду, которую Дино просто обязан был лечить у Шамала, который, конечно, в Японии, и безразлично, что тот лечит только девушек! Помощник кивал и привычно распоряжался на всякий случай проводить Босса на самолет и покараулить у дома Хибари. И все делали вид, что так и должно быть, а отворачиваясь уже не скрывали добрые улыбки и даже своеобразную радость за то, что босс нашел свое счастье. Пусть и настолько своеобразное. И все время, что они были вместе, для них пролетало за секунду. Приятную, но такую скоротечную. Они никогда не брали совместные задания, но старались закончить каждый свое поскорее, чтобы вновь вернуться в дом, который стал для обоих чем-то большим, чем просто стены, пол и потолок. Каким-то теплым уголком. Самым-самым во всем мире. Туда хотелось возвращаться. И скучалось. И ожидалось. И вызывало только самые теплые эмоции. В те моменты оба выключали телефоны, компьютеры, интернет, дверной звонок. И Дино готов был собственноручно забить еще и входную дверь и все окна на первом этаже. Ну, на всякий случай. Счастье всегда было искрометное. Жаркое, но не обжигающее. Сладкое, но не приторное. Ласковое, но не навязчивое. Нежное, но не бесхарактерное. Они оставались собой, становясь друг другом. И не ссорились. Правда. Ни разу. Им было нечего делить. Не из-за чего конфликтовать. Оба делали все, что могли. И оба это понимали. А глупости творили только с неизменного всегда молчаливого согласия чуть прищуренного взгляда серых глаз. Оставаясь, вроде бы, обычными чуть больше, чем друзьями, они умудрились сотворить собственную вселенную своих чувств просто так. Без катастроф, без апокалипсиса и самый устойчивый мир во всей бесконечной вселенной. И их мир сиял ярче, чем все собранные в одну ладонь тусклые звезды, кое-как освещающие Землю. Сиял теплее, чем золотое солнце. Внушал чувство надежности мощнее, чем твердая земля под ногами. И окатывал эмоциями яростнее, чем волна океана. И Хибари, в очередной раз просыпающийся в крепких объятьях, и как обычно молча выругавшись на всяких идиотов, которые даже во сне не оставляют его в покое, чуть прищурил глаза, улыбнувшись тому, что Конь снова прошепчет во сне его имя. И чуть смущаясь собственной развязности едва ощутимо коснулся губами подбородка, и снова засыпая. А Дино, инстинктивно сжимая крепче и просто разрываясь от всего лишь одной нежности, улыбнется, едва Кёя закроет глаза. Он полюбил просыпаться утром только потому, что брюнет всегда просыпаться раньше, слабо целуя и вновь проваливаясь в дрему. Это до дрожи было приятно. - Я люблю тебя, - снова шептал Дино, с нежностью, вкладывая снова и снова всего себя в эти слова.