Обретая себя

Наутро Аоба снова не мог вспомнить, что именно ему снилось, хотя изо всех сил цеплялся за уходящие образы, стараясь как можно дольше не открывать глаза. Но видения все равно ускользали. Оставалось только возбуждение… И утихающий оргазм, приближение которого он почувствовал достаточно задолго, чтобы успеть понять, что снова весь мокрый и липкий. Это было второе утро, когда ему не хотелось просыпаться вот таким образом. "Да что происходит? - подумал Аоба, переворачиваясь на спину, - И знать бы еще…почему..." Голубоволосый юноша помотал головой, прогоняя остатки сна, и поплелся в душ. "Все противно, как все противно, если не сказать хуже, наадеюсь, я не разговаривал во сне. Если Коджаку слышал..." - подумал Аоба, превозмогая дрожь, заходя в ванную. Однако там он столкнулся с Коджаку. Тот видимо только из неё вышел, потому что был почти обнаженный, без своего кимоно, только в полотенце обернутого вокруг бедер. С волос стекали капли воды. - О, доброе утро Аоба,- улыбнулся он, - Проснулся? Аоба хотел ответить, как вдруг почувствовал, как теряет связь с реальностью. - Аоба, Аоба! Слова казались все более далекими, их почти не было слышно, когда терпкий, яркий, одуряющий, как никогда, аромат кожи затуманил голову юноше, заворожил, лишил рассудка. Осознав вдруг, что сжимает Коджаку изо всех сил в объятиях, Аоба испугался, что тот поймет его неправильно. Закусив губы, он заставил себя отшатнуться. Красные глаза тут же вспыхнули болезненным испугом. - Не надо! - Коджаку рванулся за ним, хватая за плечи. - Аоба, не надо… Хватит уже… убегать… Аобу словно ошпарило мыслью, что «убегать» - это, видимо, совсем не то слово… Что, может, то, что он сейчас ощущает, это как раз - настоящее, и… неужели его друг может разделять его чувства? - Коджаку… - голос предательски задрожал, срываясь на шепот. - Я с ума сойду, если ты… оттолкнешь меня… Ты так мне нужен… весь… твое тепло… О, боже, ты… ты просто не понимаешь… не видишь… - Ты такой… ты не можешь… меня… - сбивчиво прошептал Аоба, чувствуя разрастающееся в груди чувство страха, - Я так боюсь… что ты… - Ш-ш-ш… - ладони Коджаку погладили его скулы, прошлись по волосам, по шее. Нежность пальцев, томительная покорность в глазах - и какая-то безумная, отчаянная надежда. Аоба не понял, как получилось, что губы, скользя по лицу, вдруг накрыли его сладкие, податливые губы, так беззащитно, раскрывшиеся ему навстречу. Сразу же, словно тот ждал этой возможности. В первое мгновение Аоба даже не осознал, что произошло. Теплые, мягкие прикосновения губ - и мир словно исчез, выключившись. Осталось только разгоряченное лицо Коджаку в его ладонях, рваное дыхание, сдавленные стоны, вырывающиеся из груди. "Да что ж я делаю - обрывком пронеслась горячечная мысль Аобы, но было поздно. Он почувствовал, как язык Коджаку проник в его рот, глубоко, страстно, нежно, исследуя его, влажно скользя по его языку. Он чуть не обезумел, до синяков сжимая его плечи, отдаваясь этим губам. "Нельзя! - завопило что-то в его голове. Нельзя, не смей, ты потеряешь его, если позволишь себе… " Почти крича от отчаяния, Аоба заставил себя прервать поцелуй. И тут же услышал хриплый, почти жалобный стон, увидел, как тот рванулся к нему, снова притягивая к себе. Увидел безумный, голодный блеск в его глазах. - Ну уж нет! - выдохнул Коджаку, медленно приближаясь к его лицу и зарываясь пальцами в голубые волосы. - Я не позволю тебе… снова… сбежать от меня… И дыхание превратилось в стоны, и мысли закончились сразу же, все тело тут же охватил жар. Аоба и раньше терял контроль над собой - даже просто прикасаясь к нему. Но сейчас все было по другому… - Еще… - простонал Аоба, тяжело дыша, каждый раз, когда они отрывались друг от друга, чтобы вдохнуть. - Еще… Одно это слово сводило Коджаку с ума. Дрожащий шепот Аобы, и его жаркие, податливые губы, и дразнящий, влажный язык - каждое прикосновение отдавалось почти физической болью, судорогой, сводящей все тело, скручивающей его в тугой узел. Почти нестерпимо хотелось, стискивая его в объятиях, вжиматься в него все сильнее. Ногти Аобы впились ему в спину, царапая обнаженную кожу, а поцелуи становились все агрессивнее, и этот дикий контраст доводил Коджаку до безумия, до умопомрачения. - Мой… - счастливо прошептал Коджаку. Ладонь легла на затылок Аобы, и тот сдался, с отчаянным безрассудством прижимаясь к горячему телу, зарываясь в него, отдаваясь его настойчивости. Стягивая с Аобы одежду, Коджаку добрался до постели и повалил его на нее подминая его под себя. Затем он начал спускаться все ниже, буквально зацеловывая каждый участок кожи, который попадался ему. Как, оказывается, он скучал по своему "другу"… «Друг», по своему обыкновению, вообще не сдерживал стоны, вцепившись пальцами в простыню. Когда Коджаку задел одну из его самых чувствительных точек, Аоба, выгнувшись, застонал - тот неплохо изучил его тело в прошлый раз. Он круговыми движениями заскользил пальцами у входа, заставив парня неконтролируемо задрожать. Тем не менее, Аоба заставил себя приподняться на локтях и, протянув руку к прикроватной тумбочке, выудил из нее тюбик со смазкой. Он торопливо сел на кровати, подполз к Коджаку и встал рядом с ним на колени. На ощупь выдавил на ладонь вязкую массу и обхватил ею член Коджаку, резкими движениями проводя от основания до головки. Тот шумно втянул носом воздух, не отрываясь от его губ. - Давай, сколько можно жда…а… - Аоба оборвал свою реплику, когда тот, склонившись, резко вобрал его в рот. Голубоволосый парень вцепился пальцами в иссиня-черные волосы, колени задрожали, и он рухнул обратно на кровать. Коджаку ласкал его член со сводящей с ума нежностью, преднамеренно оттягивая пик наслаждения. Слышать сдавленные стоны, ощущать крупную дрожь под пальцами - это было так восхитительно, так желанно… Голубоволосый юноша уже был на грани и, почувствовав это, тот ускорился и добавил скользящие движения рукой по своему возбужденному члену. Несколько мгновений и… - Ах! - Аоба кончил, выстрелив ему в горло. Не дожидаясь, пока тот придет в себя после оглушившего его оргазма, Коджаку стал растягивать его вход - сдерживать себя дальше казалось невозможным. Аоба с готовностью развел ноги и сам стал нетерпеливо насаживаться на пальцы. - Я хочу...тебя.... Очень... - простонал он. Коджаку удивленно посмотрел в его затуманенные страстью глаза и решительно убрал руку - затем, чтобы заменить ее ноющим от невыносимого желания членом. Аоба сдавленно ахнул и непроизвольно широко раскрыл глаза, когда тот вошел в него. Он нетерпеливо комкал простыню, но Коджаку завел одну из его рук над головой и переплел его пальцы со своими. Он постепенно наращивал темп движений, отстраненно наблюдая за своим любовником: несколько прилипших ко лбу голубых прядей, закушенная губа, сквозь которую все же прорывались стоны, очертания мышц заведенной наверх руки, зажмуренные глаза и по-кошачьи выгнутая спина. Он был невероятно красив. Коджаку почувствовал, как волна нежности захлестнула его с головой. Он сделал несколько резких движений и кончил, излившись внутрь Аобы. Тяжело дыша, он опустился в раскрытые объятия и закрыл глаза, прислушиваясь к его быстрому сердцебиению. - Мне так не хватало тебя, - прошептал Коджаку, гладя его по голубым волосам. Аоба лишь тихо дышал. Через несколько минут он начисто отрубился.

***

Невидимые руки легли Аобе на плечи, дыхание стало ближе... Тихий, приглушенный стон... Поцелуй - нетерпеливый и грубый. Аоба ясно чувствует, как кто-то ласкает его шею губами, тихонько прикусывает мочку уха... Рука быстрым движением пытается продолжить ласки, но растворяется на полпути к цели... Слаю лишь оставалось несильно прижаться к Аобе. "Ты почти мой", - шепчет он, продолжая целовать, то, что доступно - шею и плечи. Тот вздрагивает, запрокидывая голову назад. Слай видит его лицо - затуманенный взгляд, губы, приоткрытые в беззвучном стоне. - Уж лучше так, чем ничего, - довольно прошептал он. На прощанье Слай провел рукой по лицу Аобы... и это заставило того прижать руку ко лбу и вскочить, бездумно глядя в пространство. И на секунду Аобе показалось, что посреди комнаты появилась призрачная серая фигура – словно выткалась из молекул душного воздуха «Наверное, у меня начались галлюцинации от стресса», - проплыла вялая мысль. На смену им пришло странное, тревожное чувство – казалось, что кто-то пристально наблюдал за ним. - Кто ты? - спросил Аоба тихим, испуганным голосом. В ответ – молчание.