Max Richter – On The Nature of Daylight
Жизнь человека начинается с гласных, душераздирающих криков о страдании от обжигающего первого вздоха, продолжается призывом к матери и, колеблясь жизненной амплитудой то вверх, то вниз, оканчивается немощным последним выдохом. Мы не виноваты в том, что приходим. Мы не виноваты, в том, что молчим, когда следует говорить и говорим, когда следует промолчать. Но только чувство вины – есть голос, привязывающий и призывающий к ответственности. Главное – мера. Без меры случается хаос. Тэхён резко просыпается и подскакивает в холодном поту, хватаясь за руку Чонгука ногтями, он кричит и дерется, пока тот не сжимает его до той степени, когда не остается пространства для маневров. - Тише, Тэ, тише, это я… Ты проснулся, это реальность! Успокойся! Успокоение наступает не сразу, спустя долгие и долгие минуты. Перепугавшийся Чонгук передает в трясущиеся руки стакан с водой, помогает Тэхёну попить, затем ерошит руками волосы и тяжело вздыхает. - Ты в порядке? Тэхён кивает и шлепает босиком до ванной, чтобы умыться. Держась руками за раковину, он дышит в зеркало, то покрывается легким туманом его дыхания. Тэхён рисует простейшее, но значимое «엄마» и хлюпает носом. - Ты видел свою маму во сне? – Чонгук обхватывает его за плечи. - Да. Она просила меня что-то прекратить, плакала, а я не мог успокоиться, я был так зол на нее, так зол, что испугался, - бормочет Тэ, хватая Гука за запястья. Тяжеловесная тишина. Чонгук знает, что такое отсутствие матери рядом, но у него есть хотя бы возможность видеться с ней, ухаживать в каком-то роде. Оторванные от ласки сыновья беззвучно страдают в отражении напротив. Две пары похожих сейчас глаз наполнены обжигающей пустотой. В такие минуты сразу осознаешь, что случайностей не бывает. Чтобы окончательно прийти в себя и заснуть снова, Тэхёну пришлось выпить таблетку и зарыться в объятия Чонгука, спрятав в них все страхи прошлого и будущего. Утром Чонгук не может задать Тэхёну коробящий вопрос о вчерашней реакции Намджуна на его фото, только сочувствующе вздыхает. Тэ оказывается подавленным, под его глазами просвечивают круги, испещренные сосудами, а в самих глазах пепелище. Но Тэхён уже не заботится о кошмаре, он подавлен и угрюм совсем по иной причине. И ему так плохо, что тошнота подступает к горлу, царапает глотку и выкручивает живот. Он завязывает Чонгуку галстук, поправляет воротник и очень им гордится, до слезинок в уголках глаз. А Чонгук не хочет уходить на работу, он не может выпустить Тэхёна, прижимает губы к его бьющему веной виску и очень переживает, что его отсутствие в течение ближайших часов чем-нибудь обернется. - Пообещай мне, что с тобой все будет хорошо, - просит Чонгук, и Тэ отчетливо слышит в его голосе нечто уже до боли родное. – Пообещай, Тэхён. - Да-да, все будет хорошо… - Тэхён лишь немного фальшивит, неосознанно сильнее вжимая пальцы в лопатки Чонгука, и так же неосознанно отвечает на его поцелуй, соленый-соленый, вымученный. - Ты плачешь? Тэхён-а? У Чонгука такое лицо, такое красивое… Тэ отворачивается и выдыхает «нет», не внушающее доверия. У Чонгука звонит телефон, потому что он страшно опаздывает в первый день на новой должности. И Гук разрывается, но все еще продолжает стоять на месте, скованный неожиданным всплеском чувств. Тэхён вручает ему дипломат, толкает в спину, усиленно улыбаясь и обещая, обещая с нажимом на каждое слово… Засыпанный обещаниями, растерявшийся Чонгук оказывается за дверью, тянет время, но не тянется за ключом. Он доверяет Тэхёну так, как никому больше. Но все равно дольше обычного идет к лестнице, дольше возможного добирается до работы и весь рабочий день ходит как на иголках или прямо по разбитому стеклу теми самыми босыми ногами.♯♯♯
Дверь не заперта. И уже с порога сердце Чонгука играет с ним злую шутку, долбясь о готовые к поломке ребра. Сглотнув колючий ком в горле, он заходит внутрь, как тогда, когда это случилось впервые и по везению. Но на этот раз его встречает настоящий холод. Пустых стен, голых окон и покинутого тридцати одного квадратного метра. Здесь ничего нет. Ничего и никого. Абсолютно. Техники, мебели, занавесок, стопок книг и каких-нибудь следов, запахов. Нет Тэхёна. Особенно его, ни каплей, ни пыльцой или отпечатком. И Чонгук стоит в полутьме мартовского вечера, чувствуя себя сгустком сажи в черном костюме. Он старается наскрести остатки рассудка, как-то сообразить, проанализировать и сопоставить факты, но по полу шарами катится многоточие вырезанной лезвием тишины. Ошеломляющей. То немногое и сокровенное, что оставалось от Тэхёна - исчезло. Его как будто стерли ластиком, его как будто никогда не было. Чуть отойдя от оторопи, Чонгук замечает слившийся со стеной в спальне лист бумаги, срывает его, не раздумывая ни секунды, и щелкает по выключателю. Однако, электричества снова нет и приходится встать у самого окна. Чон спешит, вчитывается в хорошо знакомый почерк и наперед знает, что к последней точке поседеет на несколько волосков и распрощается с десятком нервных клеток. К середине его начинает колотить и подташнивать, к концу он уже жалеет, что вообще взялся за чтение. Ему кажется, что он спятил. И Тэхён в том числе, а все это бред шизофреника в одном из долгих мучительных кошмаров. В такое трудно поверить, еще труднее пережить и принять. Зачем. Зачем он оставил это, почему не испарился, оставив тайну своего появления не оглашенной?! Потому что сожалел, боялся? Задыхаясь, Чонгук падает на колени, ложится набок, пачкая костюм, переворачивается на спину, ослабляет галстук и раскидывает руки в стороны, прикрывая глаза и до крови закусывая губу. Он старается продержаться, но из-под век напрашивается сырость, все внутри свирепо просится наружу, все внутри беспощадно раскромсано. Листок безжалостно смят, с отчаянным воплем, разносящимся в стороны эхом. От бумаги ничем не пахнет. Вот и все, что осталось от Ким Тэхёна: почерк, пустые поля и непонятная издевательская приписка на испанском - «Gracias por la felicidad». Спасибо тебе за счастье. Спасибо от настоящего Тэхёна, того, который потянул ненастоящего за руку и заставил подписаться. Тот, который обманул и предал еще не то, что не прощен – еще до конца не развеян в своем святейшем образе. Ко всему прочему, у Чонгука остались воспоминания, согласно плану. Ничего более жестокого Чон еще не читал и не испытывал такой гнусной, убивающей боли. План работы. Имя клиента: Чон Чонгук. Возраст: 23 года. Проблема: зависимость от матери, фрустрированность и намеренное подавление своих желаний. Акт первый. 1) Знакомство в интернете. Я высылаю на электронную почту Чонгука спам с адресом сайта, регистрируюсь там и вывожу свой профиль в топ. Чонгук колеблется не больше суток и поступает должным образом. Потому что любит бросать вызов судьбе. Потому что другого не остается. Задача: заинтересовать. 2) Общение. В течение переписки мы постепенно узнаем друг друга. Чонгуку нужен умный собеседник, ему под стать. Я начинаю играть, оставляя подсказки на ярлыках одежды. Задача: войти в доверие и доказать, что мать ограничивает его, как личность, отнимает возможности. Интерлюдия: я проверяю госпожу Чон на здравый смысл, используя звонки от умершего отца в качестве критерия. 3) Иллюзия расставания. На этот раз я позволяю найти себя, но не увидеть, отдаю реквизиты, заставляю думать, что все кончено и удаляю профиль с сайта знакомств. Чонгук оказывается в смятении, он подавлен и не согласен с таким положением дел. Он будет надеяться. Задача: пробудить противоречия. Сроки выполнения первого акта: три недели. Антракт. Акт второй. 4) Стадия знакомства. Я ввожу нового персонажа в сценарий, тот займет в жизни Чонгука особое положение, он будет нуждаться в его заботе и любви, он станет его светочем. Задача: сделать Чонгука самостоятельной единицей. 5) Общение. Этот человек дает Чонгуку все, что ему нужно. Тот должен быть убежден, что их связь неразрывна. Так Чонгук уверует в собственные силы, он зайдет так далеко, как никогда прежде. Задача: оставить воспоминания. 6) Иллюзия счастья. Теперь Чонгук знает о чувствах, знает о том, что любой человек несовершенен. Он принимает мир во всех его оттенках и себя в нем, обжигается и теперь умеет отличать настоящее от вымысла, собственные желания от чужих. Его убежденность в том, что он должен был терпеть материнские страдания – тоже вымысел. Мир – изменяемое поле, в котором равновесие зависит от действий каждого. Катарсис. Чон Чонгук освобождается от подавленных чувств. Его не мучило чувство вины в прошлом, но с новой потерей нашло выход. Сроки выполнения второго акта: три месяца. Результаты и прогноз: Чонгук переживет первую серьезную неудачу. Но у него появится сильнейший стимул и понимание того, что ему действительно нужно. У Чонгука такое чувство, словно его долго-долго били ногами, отбили почки и сбросили с огромной высоты, и вот он приземлился на этом мерзлом полу с разорванной селезенкой и туманом в глазах, но не умер. Он дышит через раз странным инеем и слышит, как время сыплется дождем о стекла. Если бы он не прочел эту бестолковую рабочую запись, он бы понял, что ему нужно. Но так как он увидел спектакль со стороны сцены, ему дико противно и страшно, что все окончилось именно так и ни о чем другом, кроме как о благополучии Тэхёна он думать не в состоянии. Вот почему Тэхён выглядел таким озабоченным и потерянным в последнее время и таким растворяющимся промелькнувшим утром. Где он, что с ним, как далеко он успел уйти и почему Чонгук не может на него злиться? Тэхён уложился в сроки, выполнил все задачи и пункты, пережил сразу две роли и блистательно их исполнил. Но исчез потому, что на самом деле провалился с глухим треском и дошел до конца из принципа. Чонгук не нашел между строк упоминаний о посланном вязаном подарке, а может не хотел находить. А может, у него даже не будет сил подняться сейчас и уйти из белой потухшей коробки, и он останется здесь гнить и умрет смертью отчаявшихся и одиноких, с разбитым сердцем и ножом в спине. Вечер прячет свет, а Чонгук прячет эмоции, которым нужно куда-нибудь деться. Но вот он отирает рукавом скупые слезинки и поднимается, скидывает пиджак и закатывает рукава. Он идет в ванную и там почти наощупь, рыча и проклиная, ломает то, что еще можно доломать. Из дверного проема летит сухая пыль, гремит разбитая керамика, затем вылетает сорванное зеркало и ударяется о стену, распадается по полу блестящим водопадом. Чонгук выходит. Бывшее отражение хрустит под подошвами его ботинок. Он так разгневан на самого себя! И так беспомощен. Как любой ребенок, оставленный на прозябание невнимательным или пропадающим родителем. Все. Все было фальшиво, сыграно и понарошку?! Гук сползает вниз по стене, впечатывается руками в осколки и морщится от мелких порезов, но от них не так больно. Он докапывается дрожащей рукой до кармана брюк и выуживает припрятанную на всякий случай сигарету с зажигалкой. Он давно бросил, но привычка носить с собой не отпала, это нечто вроде кнопки вызова полиции или ингалятора на случай приступа нехватки кислорода. После первой затяжки Чонгук откашливается, потом ощущение становится как раньше, по глотке скользит воздух, приятно разворачивается в легких. Клиент: Чон Чонгук. Двадцать три года. Проблема: зависимость от Ким Тэхёна. Если это вылечится и испарится, сама тяга к нему, то Чонгук, возможно, будет рад. Но он уже знает, что такого не случится. Он не страдает амнезией и маловероятно, что сможет ее заработать так запросто. Дурно. Дурно и тоскливо. С таким грузом не к кому идти, некуда податься. Чонгуку жаль, что он дал обвести себя вокруг пальца, что не узнал подробностей тогда. Однако мог ли он догадаться, что с ним играют до последнего? Как вообще люди узнают, чему верить, а чему нет, когда у каждого свои очки для реальности? Соседи возвращаются с работ, разбредаются по квартирам и гремят дверьми. У Чонгука тут тихо-тихо и слегка пахнет никотином. Одной сигареты явно мало, чтобы прижечь больное. Гуку еще хуже, давит виски, колет сердце. Чон хотел быть с ним. Быть с Тэхёном, состариться с ним, представлял даже кремово-ванильное будущее, как они усыновят детей и поедут путешествовать. Много о чем мечтал, когда Тэ посапывал на его плече или затихал со спицами или книгой в руках. Вечно замерзающий Тэхён с прохладными пальцами, Тэхён, смотрящий по ночам на звезды, которых не видно, отпивающий кофе с удовольствием, читающий стихи вслух, улыбающийся квадратно-мило и беззаботно, растрепанный по утрам, собранный в обед и опасно-страстный ночью. Он говорил, что его нет, но Чонгук может часами рассказывать о нем и его привычках, особенностях и любимых мелочах. Мистер Никто был так уверен в своей никчемности, что не потрудился сознаться сразу и выяснить, что его держит рядом с Чонгуком. Он также не успел узнать, что является для него целым миром. Он так и не услышал оставленного до лучших светлых дней сладко-выдержанного признания. Чонгук хотел сказать ему это много тысяч раз, но находил заменители, думал, что и так ясно, как божий день. В наступление дня, кстати, как и в наступление новой жизни без Тэхёна, Чонгук верит смутно. У него нет плана.