Кошмар

Продолжение POV Себастьяна Тихо-тихо вхожу в комнату, вижу, как дрожит маленькое тело под одеялом. Он спит, но при этом ощущает все события, происходящие извне, поэтому скрип вызвал страх. Какая прелесть. Увидеть своего неприступного и холодного господина дрожащим, как кленовый лист – воистину прелестное зрелище. Я бесшумно прикрыл за собой дверь, чтоб никто внезапно не помешал, а сам пошел в сторону окна. Раз господин все воспринимает, но не понимает, что все происходит в реальности, надо его успокоить: -Господин, я знаю, что вы не спите, — усмехнувшись одними губами, сказал я. Аура хозяина тут же устоялась на месте, вместо несильных покачиваний, а красно-черный страх перестал разбавлять прозрачный нежно-голубой цвет. Подойдя к окну, я выглянул наружу. Действительно, прожженный след был очень глубок. Подул ветер, а меня пробрала дрожь, как только я подумал, что могло бы произойти с господином, доберись огонь до комнаты. Поймав фалангами пальцев мечущийся тюль, я втянул его внутрь, отметив самый кончик белоснежной ткани, таки подвергшийся нападению рыжих языков. Я не чувствовал волнение, тонкой одеждой окутывающее тело, лишь плотно захлопнув окно, внутри разлилось спокойствие. Только в этот момент я в полной мере ощутил некую опасность, источаемую вечерней прохладой. Сегодня рановато потемнело. Слишком рано. Как-то это подозрительно, ну да ладно. Руки самовольно потянулись к тяжелым шторам и с силой дернули их к центру. Я обернулся, смотря в лицо Сиэля. Очень давно я не пользовался такой возможностью, создавая «реальный сон». Но сейчас действительно мне это очень нужно. Как давно я не думал о том, как хочу господина. Так неужели я не могу взять то, что хочу?! Да, это эгоистично, но я не могу сделать ничего со своей демонической натурой. В данный момент я хочу его тело даже больше, чем душу. Но, если первое я могу получить в любой момент, то второе не дано… И, возможно, уже никогда не достанется мне… Если меня не станет, Майджек позаботится о том, чтобы граф никогда не вспомнил своего дьявольски хорошего дворецкого – Себастьяна. Сейчас искусственное сердце что-то тянуло вниз. Наверное, это любовь. Губы трогает легкая улыбка. Конечно, не к Сиэлю, а лишь к себе. Никогда я не смогу любить кого-то настолько же сильно, как люблю, в первую очередь, себя. Но мое бесследное исчезновение отчасти огорчает, действительно жаль, что мое существование не оставит никаких воспоминаний. Хотелось плакать. Пафосно уронить несколько слез, обжигающих дыру, находящуюся вместо души. Но я не могу плакать. Моя «душа» состоит изо льда, который никогда не растает, ведь я не умею плакать, ровно как и любить… Глаза обожгло. Продолжая удерживать мышцы лица в приподнятом положении, я всем корпусом развернулся в сторону графа. Грациозно сбросить с рук перчатки – это тоже часть красивого плана… *** -Себастьян, я хочу тебя! Тебя, а не твои пальцы! Честно говоря, я тоже давно хочу вогнать вставшую плоть в нутро хозяина по самое не могу, но откровенно боюсь. Это непонятно. Если демон связан контрактом с хозяином, он не имеет права причинить хоть малейшую боль своей жертве. Это обязательное условие контракта. Хотя, казалось бы, мне должно быть все равно, ведь скоро контракт будет автоматически расторгнут. А если я его нарушу, то грядет наказание, однако оно и так грядет, и совсем не из-за контракта, хуже уже ничего не будет. Но все же… Что-то такое странное, наверное, я сильно привязался к Сиэлю. По личностным желаниям я не хочу причинять ему боль, лишь удовольствие. Пальцами я продолжал методично растягивать отверстие господина. Несмотря на сильное желание почувствовать меня внутри себя, Сиэль не мог ещё попривыкнуть к постоянно накатывающему удовольствию. Спина мальчика снова прогнулась, из-за чего он прильнул грудью ко мне. Я опустил взгляд на лицо графа, покрытое мелкими бисеринками пота. Как мне хотелось, чтобы эти глаза были открыты. У него прекрасные глаза цвета безбрежного, синего моря. Моя стихия – это огонь, а вода отталкивает. Именно поэтому его глаза манят в мальчике как ничто другое. Вот в чем парадокс. Но обязательным обстоятельством данной демонической возможности являлись закрытые глаза. Если вдруг глаза господина откроются, неважно по какой причине, заклинание рассеется. Сиэль ухватился пальцами за воротник моей рубашки, потом, поднатужившись, разорвал его. Однако одного воротника мальчику явно было мало, поэтому он продолжил свое варварство по отношению к рубашке, поочередно заставляя пуговицы покидать свои насиженные места. Одной рукой я продолжал растягивать анус Сиэля, а второй перебирал взмокшие волосы. Такие мягкие, но под пальцами будто жесткость, будто тело графа не хочет принимать подобные ласки. Послушно я переместил руку на спину, потом на живот, грудь. Поводив немного по ещё не до конца сформировавшихся выступах фигуры, обхватил рукой член. Мальчик выдохнул, откинув голову назад. Вовремя. Господин уже закончил свое действо по отношению к рубашке и явно собирался приступить к более радикальным мерам, но мои меры, принятые более поспешно, остановили его. Я не хотел, чтобы мальчик доставлял мне какое бы то ни было удовольствие. Я хотел получить все сам, хотя бы в этой негласной игре быть абсолютным победителем. Кроме этого некоторые зачатки совести, которыми все же наделила природа, взыграли и не позволяли принимать ласки от наивного мальчишки. Одна рука продолжала массировать и поглаживать член Сиэля, пальцы второй я резко вытащил из разогретого и жаждущего отверстия и рукой прижимал господина к себе, держа его поперек шеи. Граф думал было вскрикнуть от появившегося внезапно дискомфорта, вызванного резким движением, но я заглушил уже готовый сорваться вскрик поцелуем. Это был последний поцелуй, я об этом знал. Потому что больше не собирался целовать мальчика и даже если он сам захочет поцеловать меня, я ему не позволю. Язык будто пытался охватить сразу все пространство ротовой полости, жадно ловя стеснительный язык хозяина. Я делал всасывающие движения, стараясь поглотить господина полностью, но, естественно ничего такого не желал. Поцелуй продолжался очень долго, я жадно, а иногда даже грубо, терзал рот мальчика. А тот в свою очередь, вместо того, чтобы сопротивляться, совершенно размяк в руках и расслабился. Но вдруг что-то заставило меня насторожиться. Я почувствовал необыкновенный вкус сквозь поцелуй, который не мог заглушиться ничем. Я вокруг почти ничего не чувствовал, лишь этот божественно-дьявольский вкус. Вовремя поняв, что происходит, пока я не провалился в бездну наслаждения, я разорвал поцелуй, отстранив от себя господина. Его голова все ещё была запрокинута, а дышал он совсем тихо, что не вязалось с поцелуем, который давным-давно должен был выбить из него весь воздух. Но то, что сделал я, не лезло ни в какие рамки. Я только что непроизвольно чуть не высосал душу господина. Конечно, это процесс довольно-таки длительный, но когда он захватывает, твое сознание кружится среди миллиардов осколков потрясающей души, и ты уже не можешь себя контролировать, а лишь на автомате продолжаешь совершать нужные действия. Наверное, ещё несколько секунд, и я бы уже не смог остановиться. Бросив короткий взгляд на лицо хозяина, я отметил блаженную улыбку, застывшую на губах. В этой ситуации закрытые глаза были как нельзя уместны, не то, что раньше. Аура господина была абсолютно спокойна и невозмутима. Казалось, его душевное равновесие, которое, по сути, только что было нарушено, непоколебимо. Я такое вижу впервые. Хотя если подумать, то процесс высасывания души никогда не прерывался в начале. Потом я опустил взгляд на свою руку, залитую приятно пахнущей спермой и все ещё продолжающую сжимать обмякшее достоинство графа. Но почему-то не возникало ни малейшего желания слизать такой десерт, было желание другое, перебарывающее все остальные, и я не собирался его сдерживать. Быстро стянув с себя штаны и приподняв Сиэля за бедра, я насадил его на свою стоящую плоть. Полностью, сразу до конца, без всяких прелюдий, их и так было достаточно. Сейчас мне хотелось лишь получить то, зачем я пришел и поскорее уйти. По телу расходились электрические волны, затуманившие рассудок, который я старательно пытался удержать на месте. Тело мальчика дрожало от удовольствия, а сам он будто бы вдруг ожил и стал ерзать по моим бедрам. Снова приподняв его, резко опустил. Восторженный вздох и мы одновременно выгнулись, столкнувшись грудью. -Себастьян, — прошептал мальчик, нарушая старую тишину. Хотя все мысли, роившиеся в моей голове, создавали ощущение массовости, из-за чего я ни разу не прочувствовал, что наши тела помимо страсти опутывает тишина. Продолжая насаживать Сиэля на свою плоть, я припал губами к его шее. Целовал, кусал, подчиняясь пробудившимся животным инстинктам. Мальчик стонал, сильно вгрызаясь ногтями в кожу на моих лопатках, побуждая меня действовать ещё более грубо. А мне хотелось грубости. Хотелось жестокости. Истеричного смеха, который я не смогу услышать, сколько бы ни вслушивался в удовлетворенные стоны. Я безуспешно пытался заменить Майджека Сиэлем, пытался заставить мальчика реагировать на жестокость так, как реагировал он. И почти добился. Когда по белой шее поползла соблазнительная теплая струйка, граф закричал. Мое сердце затрепетало. Это было похоже, но не то. В нем не скользило истеричных ноток, смех не переливался, не перекатывался, как вода через камни. Я снова зло укусил хозяина, уже почти не контролируя себя. Это было похоже на наказание за неоправданные надежды. Я злился на себя за злость по отношению к господину, но ничего не мог поделать. А потом резко опрокинул Сиэля на спину, наваливаясь на него сверху. В районе живота было что-то теплое и мокрое, кажется, мальчик кончил уже второй раз, а я никак не мог дождаться разрядки. Этот фактор тоже ужасно злил. Истязав шею, я переключился ниже, кусая грудь, оставляя кровавые следы. Уже спустя секунду я внезапно осознал, что граф перестал дрыгаться подо мной. Однако сей факт меня не остановил, я продолжал жестко вбиваться внутрь мальчика, пока не кончил. Выйдя из него, я натянул штаны и с сожалением посмотрел на хрупкое тельце, медленно но верно истекающее кровью.