Король в кандалах

      Жаркое лето подобралось к порогу Ковена, лениво и небрежно набрасывая пышные цветы и сочные листья на ветви пробудившихся деревьев. На первом этаже поместья, где были распахнуты высокие окна, стоял яркий запах распустившихся цветов в саду Саюри. Густота аромата лилий, тюльпанов и гвоздик, свежесть сирени и жасмина, жизнерадостная лучистость декоративных ромашек и нарциссов — от воздуха, щедро наполненного этими запахами, кружилась голова, но это не нервировало, а напротив — успокаивало и даже усыпляло, внушая спокойствие и расслабленность.       Канаме полюбил место у окна. Там стояло кресло, сидя в котором было приятно созерцать, как ночью, когда блистающее дно Луны освещало трепещущую зелень вокруг поместья, распускались любившие тёмное время суток цветы, и воздух заполняли совсем иные запахи: медовая вуаль маттиолы, сахарный привкус душистого табака и сладость примулы. Легко угадываемые вампирским глазом ночные оттенки лепестков дополняли умиротворяющую картину. Сад жил и дышал — днём и ночью, одухотворяя мрачный образ поместья бессмертных и внося что-то живительное в это спрятанное среди высоких деревьев место.       «Пахнет… так мягко и свежо, как она», — думал Канаме, пробуя воздух на вкус с наслаждением, втягивая его в себя медленно, как это делают, когда пробуют нечто чрезвычайно вкусное и редкое. Вспоминая образ чистокровной, Канаме размышлял, может ли он просто подойти к ней и попросить её крови. Одного глотка было бы вполне достаточно, в этом он был уверен. Разве будет всего один глоток выдавать их безнравственность?       — Эй, Канаме! — услышал он сзади себя оклик и, обернувшись, увидел чету Хио. Майя держала мужа за руку и мило улыбалась, а Рен кивнул Канаме, привлекая его внимание к себе. — Отец собирает нас всех в гостиной, ты пойдёшь?       — Да, я присоединюсь через минуту, — нехотя ответил чистокровный, не желая уходить отсюда и прерывать молчаливое общение с природой. И не только поэтому.       Канаме иногда боялся находиться рядом с Саюри. Он смирился с тем, что ему было не совсем спокойно, когда она общалась с ним, дышать было тяжелее и становилось жарко из-за учащавшегося биения сердца. Но теперь он ещё боялся своих мыслей. Мыслей, что могли привести к полному уничтожению спокойствия и устоявшихся принципов.       Вот и сейчас, войдя в гостиную, где теснилась толпа шумных вампиров, он мгновенно выделил среди разнообразия душных запахов единственную желанную нить и пошёл на её пленительный зов. Саюри появилась перед его глазами внезапно, когда проходивший мимо слуга одного из чистокровных, поздоровавшись с Канаме в низком поклоне, сошёл с пути и открыл его взору низкий бархатный диванчик, на котором девушка сидела в полном одиночестве. Пока остальные вампиры что-то бурно обсуждали, сидя кучками по углам гостиной, Саюри наслаждалась чтением книги, упорно стараясь сосредоточиться на её содержании среди гомона. Опершись о подлокотник рукой и обхватив ладонью щёку, она опустила взгляд вниз, на раскрытую на коленях книгу, и неторопливо переводила взгляд ореховых глаз со строчки на строчку, внимая каждому чернильному слову. Канаме вздохнул и направился к ней. Ладони предательски задрожали, и он сжал их в кулаки, отчего вид его стал более решительным. Заметив чьё-то приближение, Саюри подняла на него вопросительно-изучающий взгляд, проводивший чистокровного до места, куда он и сел — на другом конце дивана.       — Что-то стряслось? — участливо побеспокоилась она, внимательно осматривая его фигуру — внешне уверенного, но внутренне раздираемого противоречиями мужчины. Канаме покачал головой.       — Сегодня жарко.       — Очень.       В доказательство согласия с его словами Саюри шумно выдохнула, пытаясь охладить напряжённый воздух вокруг себя, и осторожно перелистнула страницу, вновь углубляясь в чтение. Действительно, виной всему была жара: мучаясь от неудобства липнущей к телу одежды, Саюри стала чаще надевать разлетающиеся юбки и платья, открывающие вид на её острые коленки и изящные щиколотки, ранее всегда укрытые от глаз слоем плотной ткани штанов и кожей сапог. И руки, оголённые теперь по локоть, позволяли рассмотреть её дивные тонкие запястья, сквозь кожу которых едва виднелись голубые нити вен. Канаме искоса наблюдал, как она читала, не замечая ничего вокруг и абстрагируясь от внешнего шума. Она сидела так близко — стоило только руку протянуть и коснуться. Это было очень просто физически, но слишком тяжело психологически.       Он наклонился и сомкнул ладони в замок на затылке. Что же с ним творится, что происходит? Только ли одна жажда управляет его ощущениями и желаниями?       Почувствовав, что на него смотрят, Канаме поднял голову и повернулся к Саюри. В её глазах читалось уже не просто беспокойство, а испуг. Участливость и небезразличие плескались в её потемневших глазах, заострённые крошечные тени ресниц делали её проникновенный взгляд ещё более выразительным, и оттого — болезненно-притягательным для него. Канаме самодовольно хмыкнул, в мыслях радуясь тому, что его состояние не проходит незамеченным для неё, и губы дрогнули в попытке уронить слова, как его намерения прервал резко увеличившийся гомон, который оповестил о появлении в гостиной Айдо и Ичиджо. Даичи, заметив Канаме на диване, в два прыжка пересёк расстояние между ними и сел с ним, сияющий, как полированное серебро.       — Канаме-сан, смотрите, что я умею!       Сразу несколько эмоций посетило голову Канаме, когда Айдо плюхнулся рядом, отделяя его от Саюри. Сначала в нём вскипело дикое желание пришпилить Даичи к стенке, которое сменилось сомнением, в самом ли деле незадачливому вампиру было уже почти пятьдесят лет — пусть и редко, но он мог вести себя чересчур ребячливо. Третьей мыслью, занявшей голову Канаме, было то, что он решил поизучать на досуге поведение чистокровных — возможно, даже такие, казалось бы, мелочи, помогут в дальнейшей разработке оружия.       Не успел Айдо показать все прелести своих новых возможностей, как внимание присутствовавших переключилось на семью Ханадаги: в гостиную вошёл Рюо вместе с чистокровной женой и двумя детьми — мальчиком и девочкой. В отличие от Кумоидэ, который родился человеком и стал вампиром под влиянием Красной Луны так же, как Рюо и все остальные чистокровные первого поколения, эти двое были уже рождены кровопийцами.       — Прошу внимания! — начал Рюо, поднимая руки вверх, чтобы все до единого посмотрели на него, хотя этого и не требовалось — присутствовавшие и без того были заинтересованы, зачем глава Ковена собрал их здесь этой ночью. — Сегодня вечером мой младший сын Иссей создал своего первого теневого клона.       Вампиры, знавшие цену этому умению, одобрительно и восхищённо загалдели и принялись хлопать в ладоши, поздравляя тем самым светловолосого мальчика десяти лет, покрасневшего от такого внимания к себе. Рюо, светившийся от гордости, наклонился к сыну и вкрадчиво попросил:       — Сын, продемонстрируй.       Иссей протянул вперёд левую руку, а острым ногтем на большом пальце правой руки медленно и с наслаждением, будто проводя смычком по скрипке, прорезал ладонь. Выступившая горячая кровь растеклась по линиям жизни, окрашивая их в густо-алый. Иссей силой мысли не позволил ране затянуться, и кровь наполнила мельчайшие каналы линий на ладони. Когда с этим было покончено, и багровая жидкость начала потихоньку переливаться через край, а глаза присутствовавших вампиров инстинктивно налились красным, Иссей занёс правую руку над левой, и тёмно-алые нити поднялись вверх, повинуясь мысленному приказу мальчика. Переплетаясь в пока ещё не сформировавшийся силуэт, они стягивались друг с другом, прижимаясь сильнее, набухая и плотнея. Ещё одно мысленное усилие, и через минуту кровопийцы увидели в руках Иссея пестрокрылого ястреба. Пронзительный крик хищной птицы, возвестивший о её появлении, показался столь громким в ограниченном помещении, что даже заглушил бурные восторги вампиров. Пока птица кружила по гостиной, распространяя мягкий и молочный запах детской крови, Иссей, зардевшись, начал собирать поздравления.       — Кумоидэ, ты поздравишь брата? — За мягким тоном Ханадаги-старшего пряталось отцовское желание подчинения. Кумоидэ, сидевший в углу гостиной и тоже лениво почитывавший роман, исподлобья взглянул на отца, не удостоив этим младшего брата, вернулся к чтению и презрительно сказал:       — Ты хотел сказать «сводного брата»?       — Кумоидэ, — железные нотки прозвучали на этот раз громче в голосе Рюо. Кумоидэ, подняв взгляд кверху, выдохнул и заискивающе-снисходительным тоном сказал подошедшему Иссею:       — Молодец, это потрясающее достижение в твоём возрасте.       — Спасибо, брат! — воодушевлённо ответил Иссей, счастливый от того, что старший и более опытный в создании магических вещей родственник удостоил его своим вниманием. Рюо удовлетворённо кивнул и оставил нервного Кумоидэ в покое.       — Поздравляю, Иссей, — с улыбкой произнесла Саюри, захлопнув книгу и чмокнув мальчика в щёку. — Долго тренировался?       — О, нет, — охотно принялся рассказывать Иссей. — Правда, я долго не мог понять, кого именно хочу видеть в роли своего фамильяра, но моё сознание само подсказало и выдало образ ястреба. На это ушло пару месяцев.       Слышать умные слова из уст ребёнка, произнесённые серьёзно и с полным пониманием их значения, было забавным, поэтому Саюри по-доброму рассмеялась и потрепала Иссея по волосам, отчего он ещё больше покраснел — внимание старших красивых «сестёр» для постепенно взрослеющего мальчика было приятно. Он повернулся к Канаме и с ожиданием посмотрел на того. Поняв, чего от него хотят, Канаме протянул Иссею руку в знак одобрения и произнёс:       — Мои поздравления, Иссей-кун. Впечатляюще.       Взгляд мальчика вспыхнул от радости, и он, с готовностью пожав руку Канаме, горячо поблагодарил его: похвала самого древнего чистокровного была особенно лестной и желанной.       — Я не понял, — подал голос ошивавшийся неподалёку Ичиджо, когда вся семья Ханадаги удалились на безопасное расстояние, — а в каком возрасте можно создать своего первого теневого клона?       Компания сидевших вокруг вампиров удивлённо переглянулась между собой — вопрос казался нелепым для кровопийцы, который лишился статуса человека более двадцати лет назад. Одна из девушек решилась дать развёрнутый ответ изумлённому Масао:       — Для детей, рождённых вампирами, создать теневого клона в возрасте десяти-одиннадцати лет сродни триумфу. Обычно это происходит приблизительно в тринадцать-четырнадцать. А что касается чистокровных первого поколения… то тут всё происходит очень стремительно: многие из нас создали своего первого фамильяра уже через год пребывания в состоянии бессмертного, а то и меньше.       — Что? Год?! — разинул рот Масао, окидывая ошеломлённым взглядом сородичей, некоторые из них уже откровенно посмеивались. — Вы серьёзно, что ли? Я один не умею этого делать?       Красноречивое молчание было ему ответом. Ичиджо в один короткий миг почувствовал себя ничтожнее жука, громко и безрезультатно бившегося об оконное стекло, что раздражало Ичиджо не хуже сочувственных взглядов сородичей.       — Не расстраивайся, Ичиджо, — попытался подбодрить его Хио, похлопывая по поникшим плечам. — Зато ты умеешь поднимать всем настроение.       — Или раздражать, — не удержался Айдо, но тут же прикрыл рот рукой и отвёл взгляд, делая вид, что это был не он. Ичиджо злобно сверкнул зелёными глазами исподлобья и нервным движением сбросил со своего плеча руку Рена. Он раскрыл рот, застыл на одного мгновение и повернулся к Хио, который удивлённо приподнял брови, наблюдая за непонятными намерениями Масао.       — У тебя филины, да? — спросил Ичиджо, ткнув пальцем в грудь Хио. Тот растерянно кивнул. Тогда палец бывшего пирата резко поменял направление на Майю. — А у тебя?       — Кошка, — охотно ответила та, сузив глаза.       — Я почему-то думал, что лисица: вечно у тебя выражение лица хитрющее, — констатировал Масао и, не обращая внимания на вспыхнувшую Майю, повернулся к сидящим на диване. — У Канаме — летучие мыши, это мы знаем, Айдо… что у тебя, друг?       — Полярный лис.       — Белый такой, пушистый? Кто бы мог подумать, — задумчиво пробормотал Ичиджо и перевёл взгляд на Саюри, внезапно притихшую. — Твоя очередь.       Канаме сразу заметил, что на неё заинтересованно взирали не только он сам и Ичиджо, но и многие другие из окружавшей их компании. Он сощурился и пристально посмотрел на Саюри: её расслабленная поза ничем не выдавала волнения, губы растянулись в по-королевски снисходительной усмешке, однако голос её отчего-то дрожал, хоть девушка и пыталась придать ему больше твёрдости.       — Люди любят говорить, что в женщине должна быть загадка. Пусть эта будет моей.       — Но Майя рассказала… — по-детски наивно возразил Ичиджо.       — Майя замужем, — отшутилась Саюри и усмехнулась, бросая тревожный взгляд на Хио, который, поняв, к чему всё идёт, тут же перевёл тему разговора.       — Вы, кстати, знаете, что отец устраивает послезавтра ночью пир в честь рождения на свет теневого клона Иссея? Думаю, мальчишке стоит преподнести в дар что-нибудь полезное. Ваши предложения?       Под шумок по-человечески загалдевших о суетном вампиров Саюри поднялась с дивана и не спеша покинула гостиную, оставшись незамеченной для всех, кроме одного.       Канаме больше не мог оставаться в духоте, и на то было несколько причин. Во-первых, ему, откровенно говоря, было плевать, какой презент кровопийцы собираются сделать мальчику, с которым он лично был едва знаком. Во-вторых, мысль о крови Саюри не оставляла его в покое — с этим надо было что-то делать, а не пускать всё на самотёк. И в-третьих, ему хотелось узнать, почему простой разговор о фамильярах заставил её упасть духом и переменить настрой: она была не из тех, кто соскальзывает с темы просто из-за нежелания продолжать разговор.       Саюри сидела на ступенях у заднего входа в поместье, сложив руки на коленях и натянув на них подол летнего платья; смотрела вдаль, где темнели синеющие ветви-руки деревьев с несуразной формой «пальцами», облепленными тёмно-зелёными овалами листьев. Полный диск Луны сиял как адуляр, переливаясь от жемчужного до едва уловимого голубого в атласно-синем небе, и кожа Саюри светилась в её ласковых и тёплых — этой летней жаркой ночью — лучах. В глазах Канаме, пока что плохо разбиравшегося в своих внутренних порывах мужчины, она выглядела эфемерной, иллюзией, что может рассеяться, стоит только дотронуться, но от её прелести желание прикосновения становилось ещё более жгучим с каждой минутой созерцания.       — Тебя смутил вопрос Ичиджо? — наконец спросил Канаме, вторгаясь в её территорию спокойствия. Взмахнув ресницами, Саюри повернулась к нему и слегка насупила брови, так, словно передумала хмуриться и злиться на неудобный вопрос.       — Мне захотелось покоя, — уклончиво ответила она и снова подняла взгляд к небу. — Они все слишком громкие.       Канаме чуть приподнял уголки губ, почувствовав скрытность в её словах, и присел рядом, под ним скрипнула старая деревянная ступенька. Вытянув вперёд руку и проткнув кожу ногтем, он дал крови течь, и не успела Саюри моргнуть глазом, как на его ладони сидела небольшая летучая мышь, с трепетным клёкотом машущая кожаными крыльями. Угомонившись, существо перелезло с руки Канаме на колени Саюри. Чистокровная рассмеялась неуклюжести зверька и нежно погладила его по мохнатому затылку двумя пальцами. Мышь от наслаждения прикрыла глаза-бусины и начала едва заметно покачиваться вперёд-назад, как заведённая кукла.       — Они уродливы, — заключил Канаме, закончив осматривать собственное произведение крови, но сразу добавил: — Я имею в виду летучие мыши вообще.       — Нет, — возразила Саюри, продолжая ласкать зверька, укрывшего её колени широкими жилистыми крыльями. — Они, конечно, не обладают таким несомненным очарованием, как, скажем, кошки, но это и делает их особенными. Не каждый разглядит прекрасное в столь противоречивом существе. — Помолчав немного в ожидании ответа Канаме, который предпочёл всё же никак не комментировать её слова, она добавила: — Наверное, поэтому твоя сущность выбрала их в качестве теневого клона.       — Зато у несомненно красивой женщины наверняка должен быть такой же несомненно прелестный фамильяр, — не без хитрости в намерениях парировал Канаме. Саюри усмехнулась.       — Ты делаешь мне комплимент?       — Ты уходишь от темы?       Саюри осторожно передала фамильяра его хозяину и тяжело выдохнула. Ей явно был неприятен этот разговор по каким-то причинам, и Канаме даже почувствовал укол вины и хотел извиниться, но девушка его опередила.       — Не думала, что ты такой же чрезмерно пытливый, как и остальные.       — Прости, — выдавил из себя Канаме, давая мыши раствориться в его ладони. — Я не хотел давить.       Как ему объяснить, что ему было плевать на то, какими силами и способностями обладали прочие жители Ковена? Как ему сказать, что более всего на свете он хотел знать всё о ней, и что любопытство его не было праздным? Как признаться самому себе, что стремления его были продиктованы чувством более глубоким и поглощающим, чем дружба и товарищество? Чувством, которое он ещё не решался называть по имени.       — Мы никуда не двигаемся, — вдруг начал он, хмуро почёсывая подбородок и устремив взгляд в пустоту леса впереди себя. Саюри напряглась.       — Ты тоже так считаешь?       — Да, — твёрдо ответил Канаме и перевёл свой взгляд на собеседницу. Саюри смотрела на него с ожиданием, что он наконец скажет то, чего она давно от него добивалась. Но внезапно Канаме продолжил иначе: — Ханадаги хорош только в организации пустословных собраний и пиров в честь любой мелочи. Но для чего вы создавали Ковен? Чтобы оградить людей от кровопийц. А на деле занимаетесь только благотворительностью для своих же.       — Ох, ты… ты об этом, — Саюри даже растерялась, но заметив озадаченность на лице Канаме, быстро собралась и посерьезнела. — Сбор бессмертных и их слуг под одной крышей — лишь первый шаг в защите людей от нас. Погляди на Луну — уже с десяток лет она не окрашивалась в кроваво-красный. Это значит, что превращения окончены, и скоро мы соберём всех чистокровных в местах, удалённых от людей.       — И что тогда? Каков наш следующий шаг?       Саюри опечалилась, уголки губ опустились, и она медленно вздохнула, втягивая свежий воздух, наполненный медовым ароматом ночных цветов.       — Управление чем-либо невозможно без орудия устрашения. На этом зиждется каждая государственная организация: люди подчиняются тому, что имеет власть и право наказать за ослушание. Другими словами, вселяет страх. Единственное же, что сможет устрашить вампиров…       — Способ их убить, — закончил за неё Канаме, глядя ей прямо в лицо. Он был рад, что она его понимала.       — Которого у нас нет, — грустно добавила Саюри, но он возразил:       — Пока нет. Я добьюсь того, что оружие явит себя на этот свет, чего бы мне это ни стоило, Саюри.       — Значит ли это, — задумчиво спросила она, — что ты стремишься удержать новую власть в своих руках?       — Вампиры, без сомнения, будут бояться того, кто будет хозяином оружия, — кивнул Канаме, — но на самом деле мне плевать, кому достанется эта пресловутая власть. Мне важен сам факт свершения. Люди не должны страдать от безнаказанности более сильных существ.       Когда он закончил говорить, он ожидал услышать от неё что-либо, но в ответ раздавались лишь крики хищных птиц в глубине леса. Повернувшись к Саюри, он увидел, как она улыбается. Ему.       — Я же говорила, Канаме, — нежно проговорила она, поднося руку к его щеке. Прикосновения тонких и прохладных пальцев окутывали свежестью в этой душной ночи. — Ты хороший мальчик. Думаешь о людях в первую очередь.       Канаме прикрыл глаза и медленно потёрся щекой о её ладонь. Желание сбросить маску сильного и непоколебимого мужчины было особенно велико в этот момент, в нём проснулся детский порыв быть обласканным, укутанным в тёплых объятиях, и не чьих-либо, а её. Видимо, жажда обыкновенного человеческого тепла в присутствии существа, вызывающего неоднозначные эмоции, жутко обострялась. И не только эта жажда.       Он наклонился к ней ближе, к её оголённой шее, и вдохнул её яркий цветочный аромат.       — Что ты делаешь? — строго спросила Саюри, осторожно кладя дрожащие ладони на его опущенные плечи, обтянутые грубой тканью. В ответ послышался его неестественно глухой голос:       — Я хочу…       Чистокровная отпрянула от него и резко встала, он последовал её примеру. Саюри смотрела прямо и осуждающе, всем своим видом и позой показывая, что не одобряет его поведения. Глаза же Канаме горели красным от жажды и взирали на неё так, как смотрит обезумевший моряк на сокровище, что искал десятилетиями.       — Я не раз уже говорила тебе, — не терпящим возражений тоном, как мать, отчитывающая дитя, сказала она, — что тебе пора найти себе слугу.       Саюри вытянула вперёд руку, повелевая этим жестом сделать шаг назад, но вместо этого он властно сжал её запястье — гладкое как фарфор — и притянул уже не на шутку испугавшуюся девушку к себе.       — Всего один глоток ничего не изменит, — шепнул он, уткнувшись головой в её лоб и опаляя дыханием её раскрасневшееся лицо.       — Это не так, — беспомощно простонала Саюри, пытаясь вырваться из крепких объятий, но тщетно: древний чистокровный был на уровень сильнее её.       — Один глоток, — повторил Канаме и с силой всего этого демонического желания крови прокусил её шею, с облегчением чувствуя, как живительный напиток её вен проникает внутрь. Саюри вскрикнула от боли и, вытащив наконец левую руку, посадила звонкую пощёчину на его щёку.       Канаме отшатнулся и, схватившись за лицо, устремил на неё ошарашенный взгляд. Она тяжело дышала, грудь часто поднималась и опускалась, а пальцы были сжаты в кулаки так сильно, что точёные ногти нарисовали крошечные ранки на коже ладоней. Канаме опустил руку, и стало видно, как с уголка губ, справа, стекает тонкая как шёлковая нить струйка тёмной крови.       — Как видишь, я не самый хороший мальчик, — мрачно и почти разочарованно проговорил чистокровный; глаза его, до этого всё ещё светившиеся в лунной темноте ярко, как рубины на Солнце, потухли и вновь стали тёмно-гранатовыми. — Для тебя. Сколько бы я ни сдерживался всё это время, мои желания одерживают надо мной верх сейчас. Ты слишком веришь в меня.       — Ты просто не понимаешь, — покачала головой Саюри и разжала кулаки: злость её постепенно улетучивалась. — Всё станет проще, когда ты сам для себя поймёшь!       — Пойму что?!       Препирания прервали чьи-то неуместные аплодисменты. Спорившие обернулись к дверям, где стоял Ширабуки Риричио, что с горестной торжественностью окидывал их взглядом.       — Молодец, Саюри, — громко выразил своё одобрение он, однако в голосе слышалось отвращение и гнев, направленные уже на Канаме. — Так с нахалами и надо поступать, чтобы меньше распускали свои грязные руки.       — Рири, — глухо окликнула его Саюри. Уж кого, а именно его меньше всего хотелось видеть в такой напряжённый момент между нею и Канаме. — Уходи, это не твоё дело.       — Как раз-таки моё, — возразил Ширабуки и подошёл ближе. Канаме прожигал его тяжёлым взглядом. — Я не позволю кому-то брать без позволения то, чего я не получил, как бы ни старался.       Ещё один опрометчиво смелый шаг — и Канаме, схватив Риричио за шиворот рубахи, швырнул его об землю. Он был на взводе, и Ширабуки очень вовремя появился, чтобы у Канаме появился шанс выбить из себя накопившуюся спесь, что он высоко оценил: наступив на того ногой, измазывая в пыльной грязи его белоснежную рубаху, Канаме наклонился и сжал шею Риричио. Хриплые проклятия полились из его глотки. Но когда с губ Канаме сорвалась капля крови Саюри и упала на лицо Ширабуки, его глаза резко распахнулись и загорелись. И тогда Риричио остервенело начал расцарапывать руки Канаме, которые мощно прижимали его к земле.       — Хватит! — не выдержала Саюри и мощный удар энергии сбил обоих мужчин с того места, где они находились, разводя их по разные стороны. Одарив каждого гневным и недовольным взглядом, она резюмировала: — Ведёте себя как человеческие подростки. Стыдно должно быть. У меня нет никакого желания наблюдать за вашими глупыми поступками!       Круто развернувшись на каблуке, Саюри со злости хлопнула дверью так, что та жалостливо заскрипела, и девушка скрылась внутри поместья. Канаме выдохнул и встал с земли, отряхивая от земляной крошки одежду. Ширабуки, кряхтя как старик, и держась за шею, на которой до сих пор были видны медленно исчезающие следы от пальцев Канаме, тоже поднялся и посмотрел на недавнего соперника в драке. Канаме же напротив — не удостоил того и мимолётным взглядом, судя по всему, решив для себя, что Саюри была права, и тоже направился к входу. За пару шагов от двери Ширабуки окликнул его:       — Ты недостоин её крови! — в голосе — отчаяние и жёсткость. Канаме остановился и, не оборачиваясь, спросил:       — Почему ты так считаешь? Только потому, что ты не получил того, чего хотел, а мне это удалось? Или тому есть более объективная причина?       Но Ширабуки игнорировал шквал вопросов и разразился новым приступом ненависти.       — Тебе и этого не удалось! Ты лишь попробовал на вкус пару капель, и она была против!       Теперь Канаме повернул к оппоненту голову, всё ещё демонстрируя ему свою спину, измазанную в пыли. Ширабуки заметил на его лице ехидную усмешку превосходства.       — Хочешь знать правду, Рири-кун? — На этих словах Канаме полностью развернулся к нему и начал идти на него, продолжая издевательским тоном: — Я пил её кровь дважды, и каждый раз Саюри давала её добровольно.       Ширабуки растерянно посмотрел в тёмные глаза Канаме, не отнимая руки от шеи, синяки на которой уже успели зажить и раствориться в бежевой коже.       — Неправда.       — Всё — правда, — с нездоровым наслаждением протянул Канаме. Подойдя уже вплотную к Риричио, он насмешливо хмыкнул, когда заметил дрожащие губы Ширабуки, и елейным голосом спросил: — Рассказать тебе, какова на вкус её кровь? — Он наклонился к уху чистокровного и бархатным полушёпотом продолжил: — Она тягучая, терпко-сладкая с отдалённым металлическим привкусом прохлады, словно ты слизываешь цветочный мёд с серебряной ложки.       — Замолчи! — Ширабуки яростно застонал от эмоциональной боли и толкнул Канаме, но так ослаб от потрясения, что оттолкнулся назад сам, в то время как его собеседник остался стоять на месте недвижим. Тяжело задышав, Риричио замотал головой и бросился бежать в лес.       Лёгкий летний ветер, приносящий лишь кажущееся облегчение от жары, подул со стороны озера вдалеке. Послышался запах стоялой воды, полной зелёных водорослей и корней. Чёрные волосы Канаме слегка покачивались на ветру, то открывая, то закрывая его пасмурный взгляд.       Быть хорошим — слишком тяжело. Куда приятней издеваться и управлять безумием своих врагов.       Солнце ещё не встало над горизонтом, и кое-где на лиловом небе ещё поблёскивали особенно яркие звёзды, но Саюри уже готовилась ко сну. После пережитого этой ночью хотелось лечь спать пораньше, чтобы полноценно отдохнуть. Её чуткий слух улавливал размеренное дыхание Мегуми в соседней комнате: девушка, в отличие от своей госпожи, провела день более насыщенно, поэтому свалилась с ног ещё раньше.       Саюри, сидя перед зеркалом, неторопливо водила щёткой по блестящим волосам. Движения были бездумными, сама Саюри витала в своих мыслях, не всегда приятных. Чёрт бы побрал Ширабуки: если бы он не вмешался, разговор с Канаме мог бы закончиться совершенно иначе, так, как того хотелось ей. Она устала от того, что чистокровный потакает собственным слабостям, не желая быть честным со своими чувствами и ощущениями. Ему было удобно думать, что он — несчастен и не понят, что эмоции и привязанности только давят на него, оттого продолжал вести себя так, словно ничего не понимает в своём сердце. И ничего не понимает в её: неужели ему в голову не приходило, что она сама не прочь выпить его крови? Что его безотчётно томные взгляды и редкие выстраданные улыбки могут сводить с ума? Что ей тоже может хотеться его рук вокруг своего тела и дыхания на своей коже?       Саюри не была заложником внутренних заблуждений в силу того, что никогда не жила отшельником, поэтому чётко осознавала, что ей нужно от Канаме. Пока он плутал по дороге к осознанию со своей стороны, она была вынуждена терпеливо ждать. Благо, что времени у них предостаточно…       Вдруг послышался стук в окно, похожий на клёкот. Прежде чем Саюри обернулась и увидела, что потревожило её покой, её посетила одна мысль, и как оказалось, она была верной: это был шорох крыльев летучей мыши. Зверёк бился в окно, сжимая в пасти красную розу. Саюри мгновенно растаяла и улыбнулась; подошла к окну и распахнула его, впуская шустрое существо внутрь. Быстро-быстро размахивая крыльями, мышь застыла в воздухе напротив лица Саюри, ожидая, когда девушка возьмёт цветок. Когда Саюри осторожно вынула розу из зубастой пасти животного, она заметила, что посередине стебля была намотана бумажная лента. Развернув послание, она прочитала слова, написанные ровным, как у королей, почерком:       «Извинения хорошего мальчика перед плохой девочкой».       Саюри от души рассмеялась и, прижав розу с запиской к груди, почесала затылок летучей мыши.       — Передай хозяину, что он прощён, — ласково проговорила она, — и что «плохая девочка» тоже извиняется за пощёчину. — Затем Саюри подошла к окну, указывая на распахнутую раму. — А теперь — кыш!       Когда летучая мышь с трепетом покинула её покои, чистокровная плюхнулась на мягкую кровать и вдохнула запах бумаги. Чернила пахли Канаме.       Риричио сидел на камне у озера, уткнувшись локтями в колени и уронив на ладони лицо. Голову раздирали неприятные и режущие сознание мысли. Канаме, конечно, мог солгать — с него станется, но что если это правда? Как быть? Почему он, почему этот мужчина?       Рядом послышались тихие, но различимо мужские шаги, и Ширабуки поднял искажённое страданиями лицо. Впереди, сияя в лунном свете, стоял Кумоидэ. На длинные белые волосы, что сверкали как алмазы в ночи, было больно смотреть, и Риричио опустил взгляд.       — Какая трагедия, — ухмыльнулся Кумоидэ и остановился в паре шагов от Ширабуки, сложив руки на груди. — Разбитое сердце и слёзы в три ручья. Ты жалок, Рири.       Плечи Ширабуки задрожали. Он поднял на «брата» злобный взгляд; резкое движение рукой — и из-под земли начали восставать крупные пауки, мчащиеся на Кумоидэ. Тот сильно топнул ногой, посылая удар по земле и заставляя членистоногих остановиться.       — Пошёл отсюда, — выпалил Ширабуки. Ханадаги-младший покачал головой и присел на корточки.       — Мне обидно наблюдать, как ты хоронишь свою силу в слезливых попытках обратить внимание этой жестокой женщины на себя.       — Она не жестокая, — возразил Риричио, но Кумоидэ ответил не менее жестокой правдой:       — Ты ей не нужен.       Ширабуки задался вопросом, откуда Кумоидэ было знать, что его состояние вызвано равнодушием Саюри и её чрезмерным вниманием к другому мужчине. Но потом подумал, что вопрос того не стоил: наверняка Ханадаги-младший наблюдал за развернувшимся противостоянием где-нибудь из-за угла. Это всё не имело значения.       — Она делает тебя слабаком, потому что ты изначально слаб с ней. Я могу помочь тебе обрести ту силу, которая заставит Саюри не сомневаться в тебе.       Бледно-зелёные глаза вампира загорелись недобрым болотным пламенем. Поняв, что зацепил его, Кумоидэ самодовольно усмехнулся и поднялся, протягивая Ширабуки широкую ладонь.       — Я отведу тебя к Красной Змее.