Король в кандалах

      Риричио осторожно ступал по древней кладке из камней, восторженно осматривая стены и потолок помещения: поместье Фурумии Чизу было очень и очень старым, возможно, ему было больше тысячи лет, но сверхъестественный взгляд вампира помог ему увидеть магию, что сдерживала дом от превращения в развалины. Воистину ничего не было проблемой, когда кровь давала столь невероятную власть, сравнимую с божественной.       — Добро пожаловать в мой дом, — прозвенел в воздухе женский голос — уверенный и очаровывающий. Риричио направил свои шаги туда, откуда шёл звук, и оказался перед входом в просторную тёмную залу с высокими, но занавешенными чёрной парчой окнами, а пол из старого мрамора был устлан извивающимися красными тельцами змей. Никакие гады не пугали создателя пауков, поэтому он не вздрогнул и вгляделся вдаль: на другом конце комнаты у стены стояло кресло из чёрного дерева, на котором восседала неизвестная ему до сих пор чистокровная в длинном красном платье. Его шлейф стелился по белому мрамору, и под тонким шёлком угадывались движения тонких змей, которых он покрывал.       — Я Фурумия Чизу, первая из бессмертных, — продолжила она, сделав ударение на слове «первая» — для неё это было поистине важно. Ширабуки широко раскрыл глаза и посмотрел на стоявшего столбом рядом с Чизу Кумоидэ: серебристые волосы струились по плечам и груди, а улыбка была гибче змеи.       — Не стесняйся, Рири, — непривычно добродушно сказал он, протягивая Ширабуки руку. Ханадаги-младший, судя по поведению, всеми силами пытался завладеть расположением соратника, который всё ещё балансировал на лезвии. Риричио сглотнул накопившуюся от волнения слюну и сравнил взгляды этих двоих: видят боги, они были потрясающей парой — у обоих в глазах горело пламя и жажда порабощения. Нетрудно догадаться, чьего порабощения.       — Рад видеть Вас, Чизу-сан, — неуверенно ответил Риричио, на что чистокровная благосклонно кивнула, исправив его:       — Чизу-сама.       — Хм… Чизу-сама. — Ширабуки засомневался, что «первая из бессмертных» имела право требовать к себе подобного обращения: высшая степень уважения в вампирском обществе, как правило, оказывалась слугами их хозяевам, прочими вампирами чистокровным. Но разве было правильно обращаться таким образом к себе подобному? Вампирский этикет ещё не был писан чернилами, поэтому Риричио проглотил зародившуюся обиду.       — Кумоидэ, напомни мне, — раздражённо начала Чизу, поглаживая подбородок и не сводя пристального взгляда со своего гостя, — почему ты решил переманить на нашу сторону своего друга?       — Не по доброте душевной, — покачал головой Ханадаги, тоже глядя в упор на растерянного Риричио. — В нём есть рациональное зерно.       — Хорошо. — Чизу встала, изящно переступая между своими змеями, и подошла к гостю. Тот внимательно следил за её движениями, словно боясь упустить что-то важное в её жестах. Она обошла его вокруг, осматривая как товар на рынке — не самый приятный взгляд, особенно в жизни мужчины, прожившего несколько сот лет. — Знаешь, Риричио, прежде чем мы начнём конструктивный диалог, я хочу, чтобы ты осмотрелся здесь. Увидел всё сначала своими глазами. Моя новая подруга, Фумино-чан, поможет тебе.       От тёмного угла отделилась тень, и через пару мгновений перед взором Ширабуки предстала ещё одна чистокровная. Пышные длинные жёлтого цвета кудри вились до самого пояса, а глаза были такого пронзительно-чистого голубого цвета, что можно было вскрикнуть от жалости. Но к его удивлению, девушка не расплакалась, как это показалось сначала, а задорно улыбнулась и протянула Ширабуки руку, тяня его за собой прочь из тёмной залы.       Коридоры и прочие комнаты, мимо которых они шли, были не светлее и не теплее. Отовсюду веяло вековой сыростью и адским мраком, как в тюрьмах.       — Твоя хозяйка рассердилась на меня за что-то? — с сомнением в своём вопросе спросил Риричио, пытаясь вырваться из крепкого рукопожатия юной чистокровной. Она шикнула.       — Разве ты не заметил, что я чистой крови?       — Я хотел сказать, что она здесь главная.       — Да, она королева. А в слово «хозяйка» вампиры вкладывают совершенно иной смысл, разве не так?       Риричио не стал отвечать. По мере их продвижения вглубь дворца он чувствовал всё ощутимее плотный запах людей и их крови. И десятков, а может, сотен обращённых.       — Отвечая на твой вопрос, — продолжила она, её голос был тонким и нежным, как у девочки-подростка, — нет, Чизу-сама не рассердилась. Просто прежде чем принять решение, ты должен увидеть всё.       Ширабуки начинал понимать, что именно он должен увидеть. Фумино толкнула резную высокую дверь, и на Риричио, как снежный вихрь на путника, вышедшего из укрытия, обрушился тяжёлый запах крови. В длинном коридоре бок о бок стояло множество клеток из поржавевших прутьев. Внутри томились истощённые люди и люди, обращённые в вампиров. Где-то вместе, где-то порознь — Ширабуки ещё не улавливал связи между различиями в их размещении. Единственное, что сразу бросилось в глаза и было логичным: там, где люди сидели в одной клетке с обращёнными, они проживали последние минуты жизни. Ширабуки впервые видел подобный ужас: когда один чистокровный уничтожал несколько человек подряд — это было закономерно, но когда несколько обращённых одновременно пожирали одного человека — это было зверство. Как гиены.       — Зрелище тебе не по душе? — невинно похлопав ресницами, обратилась к нему Фумино. Риричио помотал головой и принялся разглядывать пленников в клетках. Их здесь были сотни. Фумино продолжила: — Это будущая армия королевы. Её слуги и их корм.       — Армия? — переспросил Ширабуки. — Разве кто-то угрожает ей?       — Ты ведь ничего не знаешь о Чизу-сама? — вместо ответа отозвалась Фумино и печально усмехнулась. — Всю свою долгую жизнь она страдала. Она стала первой бессмертной, но боги отказали ей в своей благосклонности, из-за того, что тот, другой был на пару лет старше неё и оттого считался первородным. Будучи предоставлена сама себе, она была вынуждена познавать новую силу в полнейшем одиночестве. А когда узнала всю свою мощь, то развязала войну в Империи, желая стать стержнем нового мира, в котором сильные существа закономерно бы правили слабыми людьми. Но тот, другой помешал ей, а через несколько лет, в течение которых она терпела издевательства над людьми, что её боялись и пытались убить самыми зверскими способами, он и вовсе заточил её в тысячелетний сон. Поэтому когда она проснулась, она была полна ненависти к слабым людям и тем из нас, кто шёл против установленного природой законом — мы явились на свет, чтобы карать. Поэтому сильнейшие должны стоять во главе. Иначе шайка обезумевших от своей слабости людишек нас уничтожит.       Ширабуки понимал, что в этом была извращённая логика: перевёрнутые с ног на голову факты, призванные оправдать чужую жестокость. Но это было болью Чизу. Теперь оставалось понять, почему другие идут за ней. И самое главное — почему он здесь.       — Скажи мне, как ты оказалась в её обществе?       Недолго думая, Фумино кивнула и жестом пригласила Риричио следовать за ней. Они прошли всего ничего, когда остановились перед клеткой, в которой сидела одна обращённая. Судить о возрасте по её ужасному виду, больше напоминавшему скелет, чем живое существо, было сложно, но волосы с проседью и обвисшие щёки давали понять, что женщине было уже за пятьдесят. Заметив приближение чистокровных, она сделала усилие над своей слабостью и протянула костлявые руки, как у старухи-смерти, к прутьям. По шевелящемуся рту, однако не издававшему ни единого звука, было понятно, что она просила крови. Длинные клыки упирались в сухие губы, и по подбородку текли тонкие нити тёмной крови.       — Бедная, моя бедная, — с наигранной жалостью пропела Фумино, проткнув ногтем тыльную сторону ладони. Наклонив руку, она дала паре капель крови упасть в рот женщине, что жадно прижалась к прутьям, пытаясь получить ещё, но Фумино решила, что двух капель будет достаточно, и со злостью схватила несчастную за горло и отбросила к дальней стене, не прилагая никаких усилий.       — За что ты… — начал Ширабуки, но тут же умолк. Ответ был очевиден.       — Моя мать, — обречённо говорила Фумино, не сводя взгляда со скулящей женщины, — пыталась убить меня самыми ужасающими способами, когда узнала, кем я стала. Я ей доверяла, а она предала мою дочернюю любовь. Но моей ненависти было достаточно, чтобы не убить её, а лишь обратить и издеваться до конца её дней. — Прильнув к прутьям, она крикнула обращённой: — Слышишь, мама! Посмотри на себя. Кто теперь из нас настоящее чудовище? Ты искупишь свои грехи перед высшими существами, только когда умрёшь ради Чизу-сама!       Когда имя чистокровной прогремело в воздухе, многие обращённые завыли в страхе — большинство из них принадлежали «королеве». Гул этого воя заставил Ширабуки поморщиться и зажать уши руками, пытаясь хотя бы унять силу кошмарных криков. Происходящее и услышанное здесь и сегодня позволило Риричио понять одну важную вещь. За Чизу пошли те кровопийцы, что натерпелись боли от людей, в надежде уничтожить и подчинить себе обидчиков. В Ковене же жили те вампиры, что сами причиняли людям боль на протяжении долгих лет, и пресытившись, оставили их в покое, выбрав существование вдали от хрупких жизней. И кто из них были настоящими чудовищами?       Утром в городе, как обычно, не протолкнуться. Пульсы человеческих сердец сливались в дисгармонии, как сотни сбившихся с ритма барабанов, и каждый удар был подобен бою молотка по дереву — глухо, но ощутимо. Саюри натянула капюшон пониже, исподлобья наблюдая за проходившими мимо пешеходами. Хотелось скорее уйти домой.       — Мы почти закончили, — оповестила её Майя, тоже вся с ног до головы укутанная балахоном и широким капюшоном. Хио заглянула в список в своей руке, кивнула, когда отметила, что всё перечисленное в нём уже было приобретено, и достала из кармана другой лист — небрежно и неровно заполненными разными почерками. — По «списку необходимостей» у нас уже всё есть, осталось завершить со «списком личных пожеланий». — Саюри молчала, и Майя, быстро пробежавшись глазами по написанному, не стеснялась выказывать мысли вслух: — Надо найти кожаные ремни для моего мужа… Зачем они ему? И… А зачем Канаме флакон змеиного яда?       Светло-карие глаза Хио с изумлением уставились на Саюри, которая в свою очередь тоже удивилась. Подумав немного, она пожала плечами и ответила:       — Он ставит всякого рода эксперименты. Наверное, собирается напоить им Ичиджо.       Майя хмыкнула и повернулась к грузчикам, что складывали купленную провизию в телегу. Один из юнцов, заметив взгляд чистокровной, покраснел, но не преминул кокетливо, совсем по-женски, помахать ей рукой.       — Как у вас складывается с Канаме?       Вопрос застал Саюри врасплох: она смутилась и нахмурилась прежде, чем успела что-либо возразить. Майя самодовольно улыбнулась.       — Попалась. Теперь не отвертишься.       — Но мне нечем утолить твою жажду сплетен, — спокойно ответила Саюри, вздыхая и прикрыв глаза. Про нечаянный поцелуй упоминать точно не хотелось — это никого не касалось. — Как бы он ни оттаял и ни изменился с нашей первой встречи, ему всё ещё тяжело поддерживать обычные отношения с окружающими.       — Но мне кажется, что ему легче всего общаться именно с тобой. И честно сказать, не только мне.       — Потому что я постоянно пытаюсь вытащить его из омута, в котором он сам себя потопил. — Саюри нахмурилась, будто вдруг обозлилась на что-то. — Если бы я привела его в Ковен и оставила в покое, как это делала ранее с другими вампирами, которых находила, то… Но я не могла бросить его разбираться со своими внутренними демонами самого. При всём своём могуществе он выглядел таким беззащитным и потерянным. Прямо как те люди, что бросают тщетные попытки жить, осознав, как короток их век. Но как ни странно, у Канаме была прямо противоположная причина устать от жизни. Это меня поразило.       — И восхитило, — подхватила Майя, понимающе улыбнувшись, не как до этого, а мягче и проще. — Все мы, чтобы не устать от чересчур длинной жизни, вынуждены снова и снова разжигать внутри себя огонь из угольков, что теплятся в нас с рождения. А в Канаме тогда, когда он пришёл в Ковен, казалось, даже угольки потухли. Как у тебя хватает терпения до сих пор ждать, пока он решится?       — У нас есть неоспоримое преимущество перед спешкой — огромное количество времени. Не вижу причин спешить.       — Наверное, ты права, — согласилась Майя, вновь проверяя, закончили ли мужчины с погрузкой. — Я не слишком хорошо его знаю, но, пожалуй, давить на него будет то же самое, что и пугать дикого зверя во время приручения — только огрызнётся и убежит.       Саюри тихо усмехнулась. В самом начале её знакомства с Канаме она именно так и думала о нём — как о диком, не прирученном и обозлённом на себя хищнике.       Майя вновь посмотрела на списки, которые никак не выпускала из рук в нетерпении, когда же завершится погрузка.       — Я всё никак не забуду, что он говорил на том собрании.       — Создание непререкаемого авторитета в ночном мире… — начала Саюри, и Майя продолжила:       — …Которого будут бояться и слушать все вампиры. И который будет действовать в интересах человечества. — Хио тяжело выдохнула — эта тема была предметом бесконечных дискуссий с Реном. — Если бы у нас было своё правительство, которое имело бы представителей в органах власти людей, нам бы не пришлось жить маленькими поселениями в каком-нибудь захолустье. И были бы налажены поставки необходимого продовольствия — нам бы не надо было таскаться с этими дурацкими списками и выездами на рынок каждый месяц — хуже, чем в заброшенной деревне. Иногда я думаю, почему отец не возьмёт на себя эту ношу? Почему мы топчемся на месте?       — Ханадаги-сан… То есть, отец, — поправила себя Саюри — в моменты злости не было желания называть его титулом приёмного родителя, — боится власти. Смешно звучит, но это так. Однажды он лишился всего, когда пытался добиться верхов.       Майю окликнули грузчики, и она покинула свою спутницу, чтобы проверить всё ли на месте и в необходимом количестве. А Саюри продолжила разговор на заданную тему уже сама с собой в мыслях. Ей было интересно, готов ли Канаме возложить обязанности пресловутого монарха на себя? Однажды он сказал ей, что власть для него не имеет значения. Но крестьяне почитали его своим лордом и обращались к нему по любой мелочи, невзирая на страх, из-за чего ни деревня Канаме, ни окрестные территории не канули в Лету со временем — он превосходно справлялся с обязанностями незримого главы, защитника и покровителя. Встать во главе всего ночного общества — задача более сложная, но если не Канаме, то кто? Даже Ханадаги-старший не был настолько терпелив и строг к себе подобным.       Шум на площади, находившейся неподалёку, заставил Саюри обратить внимание туда. Махнув рукой на крик звавшей её назад Майи, чистокровная подошла к столпившимся на площади людям, стараясь не привлекать к себе лишних взглядов и вообще держаться немного в стороне, чтобы запах человеческой крови не сводил с ума. На постаменте перед собравшимися стоял грузный седой мужчина, кричавший так громко, что его было слышно за сорок шагов, а вампирскому слуху и того проще было уловить его слова.       — …и это уже не первый раз! Десять дней тому назад пропали ещё двое, тел никто не видел. А из Микото и вовсе каждую неделю приходят рапорты о пропаже людей.       — Скажите людям правду, городничий! — донёсся из толпы разъярённый крик. Мужчина на постаменте, который и являлся городничим, насупился и начал говорить ещё громче.       — Мы не хотим сеять панику! Но вам лучше знать, что люди пропадают. Поэтому призываем вас не ходить в одиночку по улицам города даже в дневное время. А со следующей недели каждый день после захода Солнца будет объявляться комендантский час!       — Не эту правду! — прозвенел всё тот же голос, и с другого конца послышалось:       — Да, расскажите им, что некоторых из пропавших находят мёртвыми! С укусами на теле!       По толпе прошёлся ропот, послышались испуганные вздохи, кто-то даже всхлипнул, скорее всего, кто-то из родных тех людей, что пропали. Саюри сжала ладони в кулаки. Так не должно быть. У кого из вампиров хватает совести поступать против установленных правил?       — Я слышал, что пару дней назад, — крикнул какой-то мужчина совсем рядом с Саюри, — в Микото так были убиты две «изящные женщины». В них не было ни капли крови, а шеи искусаны!       — Что это за напасть?       — Это демоны, демоны!       — Проклятье на нашу Империю, мы горим в огне невидимого зла!       Саюри зажала ладонью рот, не веря тому, что слышит. Пару дней назад в Микото были убиты две «изящные женщины». Но два дня назад там были Ичиджо и… Канаме.       — Саюри! — кричала Хио, пытаясь нагнать спутницу.       — Немедленно едем домой, Майя, — резко отозвалась она и споткнулась, едва удержавшись на ногах. Она увидела, как к её ногам подкатился сочный персик, а чуть поодаль на коленки упала маленькая девочка, взирая на чистокровную испуганными большими глазами. Саюри подняла плод и, присев, протянула его ребёнку, попытавшись улыбнуться — настолько мягко и дружелюбно, настолько позволяло ей смятение мыслей и волнение.       — Это твоё, бери же, — дрожащим голосом сказала Саюри, вкладывая персик в маленькие пухлые ручки девочки. Она пахла так замечательно, что у вампирши слегка закружилась голова, и Саюри невольно закусила губу. Девочка посмотрела на чистокровную, — благо, с её низенького роста ей было прекрасно видно скрытое капюшоном лицо, — и восторженно ахнула.       — О, вы ангел!       Саюри замерла, не убирая свою ладонь с фрукта и рук восхищённой девочки — они были такими тёплыми и нежными. Губы задрожали, и чистокровная едва совладала с чувствами, чтобы ответить:       — Нет. Я не… я не то. Я совсем иное и… О боги.       Она вскочила и побежала вперёд, на сей раз не обращая внимания на крики обеспокоенной Майи. Она думала о том, чтобы быстрее добраться до места, где она оставила Гортензию, прибыть в Ковен и поговорить с Канаме.       Саюри со всей силы распахнула дверь в лабораторию Канаме. Он вздрогнул от неожиданности, развернувшись к ней лицом, так как сидел спиной ко входу. Запыханная и раскрасневшаяся от быстрого шага, но всё ещё прекрасная, она вошла внутрь и скинула капюшон — было невыносимо жарко.       — Канаме, скажи мне правду.       — Правду? — озадаченно переспросил он. Саюри подошла ближе, мельком оглядывая стол, на котором снова что-то дымилось и журчало в колбах. Она положила руки ему на плечи и посмотрела прямо в глаза, глядя сверху вниз. Длинные волосы с мелкими косичками упали вперёд, и у Канаме мурашки пробежались по спине. Прежде чем она снова разомкнула губы, чистокровный пытался понять, какого рода правда ей нужна, и готов ли он солгать, чтобы не потерять её благосклонность.       — Два дня назад ты был в Микото вместе с Масао, — тихо заговорила Саюри, внимательно следя за его глазами. — Сегодня я услышала, что две молодые женщины из того дома были убиты. — Канаме нахмурился, не понимая, к чему ведёт чистокровная, и она пояснила: — Укушены и обескровлены.       Мужчина тяжело выдохнул и прикрыл глаза ладонью. Он почувствовал, как хватка рук Саюри на его плечах постепенно ослабевает, будто вытекает доверие из её чувств, и он с силой поборол желание резко усадить её к себе на колени, погладить по голове и, как это всегда делала она, приговаривать: «Хорошая девочка. Не смей сомневаться во мне».       — Канаме, какой бы горькой ни была правда, я хочу знать, что случилось на самом деле. Это вы убили их?       Чистокровный посмотрел на неё сквозь длинную чёлку непослушных волос, взгляд был тяжёлым и глубоким, как будто ноша обвинений была гранитной плитой, что он нёс на спине. Канаме поймал себя на мысли, что если бы он в самом деле убил хоть одну из этих женщин, он бы сейчас охотно солгал Саюри, лишь бы она не узнала неприглядную и суровую правду.       — Нет, Саюри, я не сделал ничего плохого. Даже не коснулся никого из них.       Взгляд чистокровной немного смягчился, но видно, что легче ей не стало. Она медленно опустилась на пол и глубоко вздохнула, словно только сейчас осознала, как же сильно устала.       — Кто же тогда сотворил это?       — Не спеши обвинять Ичиджо, — вкрадчиво сказал Канаме, прекрасно понимая, как успокаивающе на женщину может воздействовать мягкий и грудной мужской голос. — Это может оказаться кто угодно, но я обязательно поговорю с ним и выясню всё сам. Не утруждай себя излишними беспокойствами, ты и без того слишком много волнуешься.       Саюри подняла голову и посмотрела в его глаза — два сияющих тёмных граната, чей блеск был более манящим и привлекательным, чем переливы других драгоценных камней. Чистокровная улыбнулась.       — Я волновалась за тебя. Не хотелось, чтобы это был ты.       По-доброму усмехнувшись, Канаме привстал и сел на пол рядом с Саюри. Удивившись, она, однако, не успела ничего сказать, когда он прижал её к своей груди, поглаживая волосы — такие длинные и шелковистые, с мелкими косичками меж густых прядей. Медленно проводить пальцами по всей длине было настоящим наслаждением для него.       — Я тебе верю.       — Я тебя не подведу.       Услышав это, Саюри набрала в лёгкие воздуха, вбирая вместе с тем и аромат тела чистокровного. Она вспомнила о девочке на площади, о мягкости её ладошек и душистом запахе персика. Жажда крови дала о себе знать, стоило Саюри взглянуть на бьющуюся в бесконечном ритме вену под его мраморной кожей. Так близко и очаровывающе, что устоять перед соблазном почти невозможно, и она провела языком по его шее, с удовольствием ощущая мелкие удары его сердца, которые резко начали учащаться. Как будто с детства известная ей песня, которая становилась быстрее под конец, увеличивая накал эмоций. Поняв, о чём думает, Саюри отпрянула, но Канаме попытался удержать её, сжав запястье чистокровной.       — Пожалуйста, Саюри. Если ты хочешь крови, то можешь взять, сколько угодно. — И подумав немного, он лукаво улыбнулся. — Меня ещё никто не кусал. Это будет… интересный опыт.       — Нет, — покачала она головой, перенимая его дразнящий тон. — Мне просто надо найти Мегуми, и жажда утихнет.       Она распалась на тучу алых лепестков роз, исчезая в полумраке, не дав Канаме остановить её хоть одним словом. Тень разочарования промелькнула на его лице — желание не только брать её кровь, но и отдавать ей свою слились воедино, становясь необходимыми как воздух. Канаме горько усмехнулся и подумал, что вампиры поистине чудовища, если их чувства выражаются столь гадкими порывами души. Но даже в этом было что-то до дрожи привлекательное и возбуждающее, словно без обмена кровью невозможно по-настоящему выражать любовь, как если бы все слова на свете были ложью по своему определению, и только в солоноватом вкусе крови была разбавлена правда эмоций.       Стряхнув с себя это наваждение, Канаме встал, одновременно чувствуя приближение очень знакомой ауры. Ичиджо.       — Привет! — задорно, как и всегда, поздоровался Масао, входя в лабораторию и блистая жизнерадостностью. Вот кого действительно не трогают проблемы бытия. — Я видел Майю, поэтому решил, что тебе уже привезли змеиный яд для нового эксперимента.       Его губы двинулись, чтобы сказать что-то ещё, но Канаме пригвоздил Ичиджо к стене одним ударом, прижимая локтем его шею. Масао вскрикнул — скорее от удивления и неожиданности, чем от испуга: в конце концов, убить его не получится.       — Ты чего дерёшься?!       — Две женщины, с которыми ты проводил время пару дней назад, были найдены обескровленными. Не знаешь, чьих рук дело?       Канаме решил застать Ичиджо врасплох, на всякий случай, если тот знает истинного виновника преступления. Почему-то в невиновности самого Масао он не сомневался. Однако до чего же странно почувствовал себя Канаме, когда Ичиджо вдруг ослаб в его хватке и потупил глаза к полу, пробормотав:       — Моих. Это я их убил.