Король в кандалах

Одни твердят, что сгинет мир в огне, Другие – что во льду; И миру – часто думается мне – Погибнуть надо именно в огне. (с) Р. Фрост

      — Канаме… — послышался её голос — тихо и мягко, словно шёлковым платком провели по озябшей коже. — Проснись.       Он слышал голос Саюри, пока её глазами смотрел на себя в прошлом. И ужаснулся от увиденного. Какие бы легенды ни слагали о красоте чистокровных и прочих вампиров, и как бы сам Канаме ни относился к себе, но в ту ночь, когда Саюри нашла его, он выглядел поистине отвратительно. Под глазами залегли тёмные круги, щёки впали, почти повторяя силуэт черепа, нос заострился, а в потухших глазах всё же отчётливо читалась неугасимая жажда. И несмотря на это она улыбалась ему и ей хватило духу сказать:       — Я в восхищении… Канаме.       Наконец, он распахнул глаза, повинуясь её зову из яви. Как только мужчина вынырнул из воспоминаний чистокровной, он почувствовал запах реальности: свежий после дождя аромат влажных лилий. И увидел перед собой ореховые глаза Саюри, что с волнением и нетерпением глядели на него. Голова чистокровного покоилась на её коленях, небольшие женские ладони ласково перебирали тёмные волосы мужчины.       Канаме сморщил нос, пробуя воздух: запах лилий был очень сильным и близким. Наклонив голову, он увидел белоснежный цветок у себя на груди. Удивлённый взгляд послужил безмолвным вопросом, и Саюри робко пожала плечами.       — Я хотела, чтобы ты увидел нечто прекрасное, когда открыл глаза.       — Саюри, — Канаме хмыкнул, приподнимаясь и хватая падающий с его груди вниз цветок, — твоей улыбки было бы вполне достаточно.       Покрутив белую лилию в руках, отчего прозрачные капли воды, сверкая в лунном свете, разлетелись в стороны, как хрустальные мошки, Канаме посмотрел на Саюри. Голову укутывал тонкий платок, повязанный на манер капюшона, отчего ветер бесперебойно играл с короткими локонами её чёлки, когда остальные волосы были скрыты от глаз.       Она ждала, что Канаме, в конце концов, скажет ей. От этого томительного ощущения ожидания чистокровная чувствовала покалывание в кончиках пальцев.       — Ты довела мужа до гроба, — задумчиво начал Канаме, не прекращая вертеть цветок в руке. — Убила своего человеческого возлюбленного. Надо держаться от тебя подальше.       Саюри мгновенно напряглась и повернулась в сторону Канаме, но поймала его насмешливый взгляд.       — Я знала! — вскрикнула она и толкнула чистокровного в плечо. — Знала, что это станет предметом твоих странных шуточек.       Канаме заливисто рассмеялся счастливым, чистым смехом — Саюри никогда такого от него не слышала, и вместо того, чтобы посмеяться вместе, зачарованно застыла, слушая, как его голос раздаётся по саду, вспугивая трусливых ночных птиц, что стаями поднялись с ветвей и с шелестом влажных после дождя перьев закружили по небу. Отсмеявшись и утерев глаза, Канаме посмотрел на свою собеседницу и, протянув руку, успокаивающе погладил её по щеке.       — Ты в самом деле считаешь, что подобное способно отпугнуть меня?       — Мне неизвестно, что у тебя в голове, — недвусмысленно намекнула Саюри, опуская взгляд на бьющуюся вену у него на шее. — Собственные чувства ты слишком умело скрываешь.       Канаме порывисто обнял её так, что у девушки заныли кости в спине. Запах его тела — терпкий аромат вина и роз — окатил её волной, и чистокровная беспомощно прикрыла глаза, не способная сопротивляться нахлынувшей жажде. Не успела она расслабиться в его объятиях, как он слегка оттолкнул её, но не для того чтобы освободить из кольца своих рук, а чтобы наклониться и поцеловать. Его губы были теплее, чем окружающий сырой воздух, поэтому от приятных прикосновений вновь заныли кончики пальцев, и Саюри лихорадочно сжимала их в кулаки, попутно сминая ткань серой рубашки Канаме. Он резко оторвался и выдохнул:       — Это достаточно откровенно говорит о моих чувствах?       Саюри смотрела, как двигаются его губы, и думала не о поцелуе. Ей хотелось расцарапать их клыками и слизывать выступающую кровь — по капле, растягивая удовольствие. Испытывая мучения из-за медлительного утоления жажды и наслаждение от вкуса крошечных капель одновременно. И это тоже достаточно откровенно говорит о её чувствах.       Следующий поцелуй был уже менее настойчивым, но более изучающим. Было приятно чувствовать, что под мягкими губами бились мелкие сосуды с красной притягательной жидкостью, оттого поцелуй был ещё более возбуждающим. Но внезапный шорох со стороны стены особняка прервал их, и вампиры резко обернулись, чтобы посмотреть на ночного нарушителя покоя.       — Ой, я шёл мимо и совершенно ничего не увидел! — совсем по-женски заверещал Ичиджо, продолжая странно красться вдоль стены, будто пытался скрыться от кого-то. — Я иду дальше, а вы не обращаете на меня никакого внимания. Вот я уже за поворотом, меня нет, меня здесь уже нет, продолжайте в том же духе, ребята!       — Шут, — фыркнул Канаме, когда Масао, наконец, исчез с их поля зрения. Впрочем, в его поведении не было ничего удивительного: наверняка пытался спрятаться от своих «палачей». Саюри, проводив несчастного взглядом, улыбнулась.       — У каждого короля должен быть свой шут.       — Короля? — удивился Канаме. Вместо ответа она потрепала его по волосам и сказала:       — Нам пора собираться. Если ты не забыл, мы едем в северный Ковен.       В дорогу их проводил Рюо. Видно было, что старый чистокровный сильно беспокоился: мало того, что тревожные вести о спятивших сородичах приходили со всех концов государства, так ещё и старший сын куда-то пропал — Кумоидэ не было дома уже несколько ночей. Днём он тоже не изволил явиться в Ковен, и где его носило, неизвестно. Конечно, сын, которому минуло уже около десятка столетий, не нуждался в опеке, но родительские чувства с каждым годом становились сильнее: тяжело потерять дитя, которое жило с тобой бок о бок веками. И хотя Рюо осознавал, что с Кумоидэ не могло случиться ничего серьёзного (под этим он понимал только смерть), но всегда была вероятность того, что Ханадаги-младший попал в какую-нибудь ловушку, где его пытали непросвещённые люди, удивлявшиеся регенеративным способностям его бессмертного тела. В общем, картины перед его глазами стояли жуткие, оттого и его общий вид был не самым жизнерадостным.       Несмотря на серьёзность проблемы, создавшейся в северном Ковене, никто больше не изъявил желания поехать вместе с Канаме и Саюри: на всех внезапно напала апатия и лень, да и издевательства над провинившимся Ичиджо были куда более приятным занятием, чем выяснение надуманных проблем. «Кто-то создал себе третьего и четвёртого слугу? — лениво проговорил Рен, когда Саюри позвала его с собой. — Ну и прожорливые». После подобной реплики двое энтузиастов решительно завершили поиски спутников.       Ковен на севере не был таким внушительным, как на востоке, но всё же представлял собой двухэтажный особняк с множеством витиеватых коридоров. Особняк принадлежал чистокровной, некогда бывшей представительницей аристократии. Она и являлась здешней главой.       — Шион, — представилась она, протягивая Канаме руку. — Без фамилии. Я живу так долго, что она уже не имеет никакого значения.       Канаме слегка сощурился и внимательно рассмотрел женщину: высокая — её макушка доходила ему до подбородка, с короткими волосами — кончики идеально ровных чёрных волос едва касались плеч, а от пронзительного взгляда серых глаз, казалось, негде спрятаться: так смотрят только долго живущие и много знающие.       — Очень знакомо, — ответил чистокровный, кивнув. — Канаме.       От Саюри не ускользнула заинтересованность, промелькнувшая в глазах главы. Шион слегка улыбнулась и жестом пригласила их следовать за ней внутрь особняка. Эхо их шагов раздавалось по пустынным коридорам, из комнат вдалеке были слышны приглушённые голоса немногочисленных вампиров. Саюри поёжилась от непривычного ощущения запустения и, когда они прибыли в главную залу, сказала:       — Здесь теперь намного меньше жителей, чем было, когда я прибывала сюда в прошлый раз.       — Да, — сухо подтвердила Шион и устало, но не теряя изящности, села в кресло, медленно и шумно выдыхая. — Многие уходят. К Красной Змее.       — К Красной Змее? — заинтересованно вскинул бровь Канаме.       — Вы слышали о ней? — в свою очередь удивлённая Шион широко распахнула глаза, переводя взгляд с чистокровного на Саюри. Та кивнула.       — Кажется, она и есть наш бич. Мы не один раз сталкивались с кровопийцами, что отказывались примкнуть к нашему сообществу из-за предрасположенности к убеждениям этой вампирши. Но мы никогда не встречались с ней лицом к лицу. Слышали лишь, что она считается одной из первородных.       Канаме нахмурился и в задумчивости почесал висок. Он вспомнил сон с Саюри, где на её месте потом и оказалась женщина с красными волосами, что назвала его Кейтаро. А после пробуждения он заметил красную змею у своего окна. Совпадение? Едва ли. Шахматы научили его складывать одно с другим и выявлять наиболее вероятное развитие событий. Поэтому у него не было сомнений, что та женщина и была Красной Змеёй. А Кейтаро — его человеческим именем.       — Ты сама с ней виделась? — задал вопрос Канаме.       — Нет, — ответила Шион и напряглась. — Но до меня дошли сведения, что кое-кто из восточного Ковена помогает ей в сборе армии.       — Что?!       Услышать подобное было то же самое, что и узнать, что в семье среди братьев завёлся предатель и убийца. Несмотря на небольшие разногласия в силу разности характеров многочисленных жителей Ковена, всё равно создавалось впечатление, что на востоке всё хорошо: все старались придерживаться единого мнения и как можно меньше причинять вред людям, не вступать с ними в контакт без необходимости. Но выясняется, что не все думают так, как делают вид.       — Кто это? — подала голос Саюри, прозвучавший надломлено.       — Если бы я знала, — Шион пожала плечами. — Я отправила своих людей в западный Ковен, чтобы они привели оттуда подмогу. Боюсь, такими темпами моему дому скоро придёт конец.       Фигура Шион была самим воплощением скорби — можно было ваять статую. Пальцы нервно потирали лоб, стопы постукивали по полу, пока женщина размышляла: когда она упустила момент из виду, позволив подопечным думать так, как не следовало? И какую же силу на самом деле имела Красная Змея, раз с подобной лёгкостью уводила сородичей из-под крыши мирного дома?       Голос Канаме вывел их из задумчивости. Как обычно — полный решимости и уверенности.       — Вы всегда можете рассчитывать на нашу помощь, Шион-сан. Мы одна семья и не позволим, чтобы подобное произошло с Вашим домом. Если Красная Змея собирает армию, — для чего бы ей это ни понадобилось, — мы выставим свою. И сами встанем в рядах солдат, чтобы защитить и без того хрупкий мир между расами людей и вампиров.       Казалось, Шион растерялась. Ещё момент, и она была готова заплакать, но вовремя собралась, мрачно выдав:       — Боюсь, этот мир уже разрушен.       Прежде чем гости успели возразить или привести довод в пользу своего мнения, Шион встала и, натянув дружелюбную улыбку, несмотря на откровенно поганое настроение, произнесла:       — Я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнаты. Наверняка вы устали с дороги и хотите отдохнуть. Чай тоже будет с минуты на минуту.       Замешкавшись у порога, она вновь повернулась к гостям и осторожно спросила:       — Может… крови?       — Нет, благодарим, — мягко улыбнувшись, остановила её Саюри. — Мы не голодны.       Хлопнула дверь, и вместе с Шион из залы исчезло напряжение. Из окна подул прохладный утренний ветер, принося с собой запахи совсем других цветов, отличных от тех, что росли рядом с их домом. Хотя Саюри было над чем поразмыслить и даже погрустить, но слова Канаме подняли ей настроение. Она прямо смотрела на него — нежно и даже как-то благодарно.       — Что с тобой? — не помедлил прозвучать вопрос с его губ.       — Ты назвал нас семьёй. Точнее, признал Ковен своей семьёй. Мне приятно это слышать.       Канаме выдохнул. Он и сам от себя не ожидал подобных слов, но они будто соскользнули с языка. Значит, где-то в глубине души он уже считает себя частью этого немного странного сообщества. Как-никак, а дом всегда там, где живёт близкий человек.       В зале посветлело — небо окрасилось алыми лучами рассветного Солнца. Саюри подошла к окну: рама была распахнута настежь, и прямо на неё лился цветочный поток воздуха с полей. Смотреть на восходы было больно, и оттого всё ещё притягательно.       Канаме стоял сзади и рассматривал силуэт хрупкой снаружи, но сильной внутри женщины, окружённый ореолом света. Саюри безуспешно тянулась к Солнцу, которое отторгало её, мучило, не приветствовало, но она всё равно оставалась верна своим желаниям: пусть будет больно, главное, лицезреть первозданную красоту. В конце концов, даже они произошли из неё.       Чистокровный вдруг понял, что улыбается своим мыслям. С какой настырностью он отвергал любовь раньше, так что теперь эти чувства казались ему сущим сном. Стоит повернуться — и он проснётся, вновь недовольный собой, своим бессмертием и ненужным могуществом. Поэтому он молча и недвижимо наблюдал за доступной ему красотой: за тем, как развеваются её длинные локоны с косичками, как подрагивают её плечи от прохлады и сияет кожа в пока ещё не слишком болезненном солнечном свете. Он слышал, как течёт её кровь — звенит в тонких венах, и звук этот был похож на пение сирены, ибо он знал, насколько губительна мелодия, но позволял ей себя топить. Сопротивляться поглощающей чувственности уже было невозможно. Напротив, хотелось отдать ей всего себя. И взять как можно больше.       Он подошёл к ней и обнял за плечи. То ли от холода, то ли от неожиданного прикосновения, Саюри вздрогнула и улыбнулась. Почувствовав его тёплые ладони на себе, она больше не хотела думать о проблемах, что привели их сюда.       — Осень только началась, а утра здесь уже намного холоднее, — тихо, будто боясь разрушить волшебство момента, сказала она. Саюри услышала, как Канаме усмехнулся и, наклонившись к ней, прошептал:       — В моей постели тоже холодно. Согреешь?       Чистокровная застыла на мгновение, но потом в ней проснулось совсем девичье желание подшутить над незадачливым ухажёром. Она развернулась и, шутливо нахмурившись, щёлкнула его по носу.       — Извращенец, — нарочито-серьёзно сказала она и усмехнулась. — Мне уже далеко даже не триста лет, но я же младше тебя на восемь, девять, а может, даже десять столетий. Не стыдно приставать к маленьким девочкам?       — Мне нравятся маленькие хорошие девочки, — томно ответил он, хватая её за запястье и прижимая изящную ладонь к своей щеке. — Особенное удовольствие мне доставляет делать их плохими.       — А что потом?.. — почти неслышно спросила Саюри, полуприкрыв глаза и подавшись вперёд, ближе к нему, и обнимая его за шею. Канаме посмотрел на неё прямо — гранатовые глаза заискрились от предстоящего восторга.       — А потом я наслаждаюсь мучениями, которые сам себе создал.       — Мазохист, — шепнула Саюри, скользнув губами по его щеке.       — И садист.       Сейчас было не время, не место, но было наплевать. Он с упоением целовал её, обнимая за тонкую талию, и с радостью принимал ответные поцелуи. Жажда крови и ещё чего-то большего струилась в ней, и Канаме был счастлив, что он, только он один был причиной этой жажды и страсти. Непередаваемое ощущение — быть кому-то нужным так сильно, что она сжимала в кулаках его волосы, прижималась к его телу, жадно вдыхала его аромат, полностью покрывая его губы своими. Теперь он понял всю силу первых слов, сказанных ему ею: «Я в восхищении».       «Я тоже».       Саюри оторвалась от него и заглянула в потемневшие глаза.       — Канаме, ты чувствуешь? — беспокойно спросила она, оборачиваясь. Всё ещё находясь в наваждении, чистокровный не сразу понял, о чём речь, и лишь сильнее прижался к ней бёдрами, выдохнув:       — Конечно…       — Я не об этом, — поспешила его разубедить в своих мыслях Саюри. Он распахнул глаза и увидел, какой испуганной она была. И вдруг до него дошло. Запах гари. Где-то совсем рядом что-то горело в крупных масштабах.       Спешно следуя за этим запахом, они явились туда, где был его источник: горела деревня совсем неподалёку от Ковена. Огнём полыхал абсолютно каждый дом, причём, судя по состоянию, уже не первый час. И почему они не учуяли его раньше?       Посреди одной из улиц стояла Шион со слугами и некоторыми из жителей её Ковена. На лице главы застыли растерянность и ужас. Остальные вампиры тоже стояли, беспомощно опустив руки. Было ясно — здесь не осталось ни одной живой души.       Почуяв прибывших, Шион резко обернулась. Её лицо исказилось от гнева, но когда женщина увидела, кто явился, оно вновь стало пустым.       — Канаме-сан, Саюри-чан! — воскликнула она и хотела сказать что-то ещё, но передумала. Никакие слова уже не имели смысла.       — Кто? — коротко спросил Канаме, тронув Шион за плечо. Только сейчас он заметил, что в руке та сжимала смятый листок, который и протянула ему. Чистокровный развернул послание и прочитал написанное:       Невинные души — жертвоприношение Королеве.       Их новая ипостась — её армия.       И кому же предназначено властвовать в нашем мире?       Узрите ответ.       Канаме поднял взгляд на горящие останки домов. Трупов было мало, видимо, как и указано в послании, армия забрала многих себе в слуги, но всё же кое-где виднелись безжизненные тела тех, кто избежал худшей участи. Саюри склонилась над окровавленной девочкой, распластавшейся на сухой земле. Ей было лет двенадцать — совсем скоро она могла превратиться в прекрасную девушку, останавливающую юношей метким взглядом ясных глаз. Но этого не будет. Уже никогда.       Саюри заплакала. Впервые за долгое время она позволила себе слабость — поддаться обуревающей жалости и злости. Они были рядом и не предотвратили этого. Если бы только они узнали вовремя.       — Мы возвращаемся домой, — прогремел над ней грозный голос Канаме. Она подняла голову и недоумённо посмотрела на него, не веря тому, что он говорит.       — Канаме, не в такой момент!       — Нет времени оплакивать ушедших, — строго проговорил он, поднимая Саюри с земли. — У меня есть незавершённое дело. Убитых не вернуть, но то, что может остановить убийц, предотвратит дальнейшие потери. Мы едем домой, Саюри. А здесь помогут вампиры из западного Ковена.       — Нет, — покачала головой Шион и устремила на них скорбный взгляд. — Западного Ковена уже не существует. Только что пришли вести: особняк полностью уничтожен, большая часть вампиров перешла на сторону Красной Змеи, а тех, кто оставался на нашей стороне, увели в плен. Мы несём потери, и нас уже втянули в эту игру. Без ответного боя не вырваться.       Красная Змея нанесла очень болезненный удар. Её ход был внезапным и смертоносным. Но по правилам шахмат следующий ход должен последовать с их стороны. И глядя на догорающую идиллию человеческой жизни, Канаме пообещал себе, что Красная Змея тоже будет невероятно удивлена его шагу.