Король в кандалах

      Возлюбленная моя Сестра!       Невыразима моя тоска по тебе. Особенно сейчас, когда мир вокруг обратился в ад. Ад недвижимый, застывший в ожидании взрыва ужаса.       Враги пока не дают о себе знать. А я всё боюсь, как бы они не добрались до твоего дома, не дали тебе узреть всю грешность и грязь этого мира. Их грешность и их грязь.       Женщина, что зовётся Красной Змеёй, невыразимо высокомерна и самоуверенна. Являясь одной из Первородных, она ведёт за собой армию таких же потерянных и разочаровавшихся в жизни вампиров. Тех, кто не ищет ничего, кроме чужой смерти ради собственного насыщения. Для них жизнь человека — лишь пыль под ногами, мешающая удовлетворительному существованию. Но они же и те, кто пострадал от людей больше всего.       Вспомни нас с тобой. Мы причиняли людям зло, а устав, встали на их защиту. С последователями Змеи всё наоборот. Это над ними издевались, их мучили и клеймили. Разве не имеют ли они право на месть?       Но в то же время, разве может сильный мстить слабому? Ведь люди издевались над ними не из чувства превосходства, а из-за страха. И это заслуживает сожаления, не мести. Слабый отомщён природой тем, что не может достойно себя защитить. Мы же отомщены тем, что любые возражения на наши наказания караются клеймом преступников и палачей на наших челах.       Я запуталась, я устала. И только в одном существе в этом мире я вижу свою опору. В том, кто сам недавно в ней нуждался так сильно, что боялся принять любую поддержку. Он был слаб поначалу, но сила его расцвела. Его равнодушие было похоронено мною, и на этой могиле я вырастила любовь и его веру в себя, в то, что он нужен. Такую хрупкую, что она способна разбиться при одном неловком прикосновении беды и несчастья. Я боюсь сделать ему больно. Этому властному, могущественному существу, древнейшему из всех, самому одинокому и печальному… Я боюсь, что одно моё неосторожное движение разобьёт его, что он больше не соберётся воедино из этих осколков. Как я боюсь! Боюсь разрушить его красоту (он так прекрасен!) и необъятную силу. Но вместе с тем, не могу ничего не делать. Мир сейчас слишком хрупок и зависит лишь от жизни кого-то одного.       Помнишь, отец сказал мне, что ему пришлось пожертвовать моим счастьем ради того, чтобы в будущем кто-то другой получил надежду на спасение? Это ли не тот момент, о котором он говорил!       Но вопреки всем моим страхам я решаюсь. Мне больно, я боюсь. Мне горько, я не хочу терять то, что могла бы обрести, зная, что оно наверняка могло случиться. Но я держу в руках голубку и отпускаю её в небо, чтобы руки были свободны для битвы с драконом.       Не знаю, когда мы с тобой увидимся… Совсем скоро мир, вероятнее всего, изменится до неузнаваемости. Но прошу тебя об одном. Если вдруг по какой-то причине я исчезну надолго, так надолго, что проще поверить в то, что меня больше нет, позаботься о Канаме. Не дай ему перестать жить и утонуть в своей боли. Позволь ему узнать, Юрико, что это значит — любить.       Твоя Саюри.       Саюри положила письменные принадлежности на стол и медленно выдохнула, словно было больно дышать. Она обхватила голову руками и опустила взгляд на бумагу, глядя, как постепенно теряют блеск чернила, высыхая. Возможно, скоро точно так же потеряют блеск и её глаза.       Из окна раздавались мужские голоса. Кто-то нетерпеливо кричал, кто-то нервничал, кому-то явно было весело, несмотря на обстановку. И только один голос выделялся среди прочих царственным спокойствием и решительностью.       — Ичиджо, если хочешь заняться полезным делом, а не путаться под ногами, лучше покорми лошадей, — вкрадчиво попросил (приказал) Канаме, на что Масао всё же нашёл наглость возразить:       — Но ими занимается Рен!       — Ичиджо, — более твёрдо и с лёгкими нотками угрозы повторил его имя Канаме, и бывший пират повиновался, мгновенно исчезнув.       Усмехнувшись, — что-то связанное с Канаме всегда поднимало ей настроение, — Саюри встала из-за стола и подошла к окну. Ситуация сложилась так, что чистокровному пришлось взять поводок, привязанный к шее ночного мира, и повести его за собой. По своей ли воле они за ним идут? Эти — да. Здесь и сейчас — да. Но кто знает, как всё повернётся, когда Канаме получит преимущество в борьбе не только с Чизу, но и со всеми ними?       Канаме стоял внизу, под её окном, отдавая распоряжения по подготовке разведывательного отряда. Высокий, в белой рубашке и кожаных брюках, с накинутым на плечи длинным чёрным пальто. Тёмные тона в одежде, в которую была облачена решительная фигура мужчины, дополняли мрачность его взгляда.       — Канаме-сан, по нашему следу никого не нашлось.       — Канаме-сан, Шото-кун прислал фамильяров и сообщил, что на их пути никого не повстречалось.       — Канаме, у нашего отряда всё готово.       — Канаме-сан…       — Канаме-сан!       Почувствовав, что находятся в тисках, вампиры сжались в один комок с центром в виде древнейшего чистокровного. На подсознательном уровне они отказывались сейчас ступать шаг в сторону, словно младенцы без матери. И эту всемогущую мать, имеющую мудрость укрыть их от любых невзгод и научить выживать в мире ненависти, они видели в нём.       Канаме нахмурился и осторожно потёр переносицу. Слишком много внимания вокруг его персоны, ему не нравилось это, тем более, когда он сам находился в состоянии неразрешимости внутренних вопросов. Беспокойство заставило его посмотреть наверх, и взгляд натолкнулся на силуэт Саюри у окна. Взгляд его тут же смягчился, и мужчина поднял ладонь, чтобы помахать чистокровной. Она тут же улыбнулась. При виде его решительно направленного на неё взгляда она вспомнила всё то, что происходило между ними в этой комнате, и вспыхнула. При каждом касании до её тела он улыбался и мягко вздыхал. В глазах его было столько надежды и веры в будущее, но все эти чувства были покрыты горечью. Саюри знала, что Канаме ждал. Он не отказался от решения принести себя в жертву и дать людям оружие против бессмертных. Но не отказалась и она. И Саюри не может позволить дать ему себя опередить.       Куда пойдут все эти кровопийцы, когда Канаме не станет? За кем пойдут? Скорее они перегрызут друг другу горла, чем будут сражаться бок о бок против врага, который желает подчинить себе смертных.       Нельзя этого допустить. Ни за что на свете этого не должно произойти. Ведь отец говорил именно об этом когда-то давно…       Саюри вздрогнула от внезапного стука в дверь её комнаты, за нею ощущалась мощная аура Канаме.       — По твоему взгляду из окна мне показалось, что ты скучаешь, — сказал Канаме, когда чистокровная впустила его к себе. И не дав опомниться, отпечатал на её губах свой поцелуй. По её телу прошла болезненная дрожь: сколько таких поцелуев им ещё осталось?       — Тебе же не дадут там заскучать, — усмехнулась она, пряча печаль своих размышлений за нежной улыбкой. — И как они отпустили тебя?       — А как бы они попробовали меня задержать? — отозвался Канаме риторическим вопросом. Саюри пожала плечами и обвила руками шею мужчины.       — Они нуждаются в тебе.       — Я этого не просил.       — Но так вышло.       — Тогда им придётся привыкать к кому-то другому… — обречённо выдохнул Канаме, обхватывая запястья Саюри. Она помрачнела.       — Ты так и не передумал?       — Саю-у-ри, — непривычно протяжно произнёс её имя чистокровный и сел на кровать, увлекая женщину за собой. — Это пустая тема для разговора. И она не приносит ничего кроме печали. Давай, пока у нас есть время, не будем об этом говорить.       — Так беспечно, — тихо проговорила Саюри. Но скорее всего, он был прав. Пока время было, надо им дорожить и не тратить впустую на ранний траур.       Канаме провёл языком по её шее, обдав кожу горячим дыханием. Клыки опустились в бледную кожу, вызывая мимолётный приступ боли. Чистокровный глухо застонал, когда в рот брызнули горячие капли крови возлюбленной женщины.       — Пей, мой хороший мальчик, — приговаривала она, поглаживая его по спине. «Пей много, чтобы хватило надолго».       Чизу скребла ногтем шершавую поверхность стены в тёмной пещере, где пережидала временное отступление. Пространство освещалось лишь слабой свечой, неохотно распространявшей бледно-жёлтый свет вокруг. Где-то в глубине пещеры в лужу капала вода — размеренно, спокойно и безмятежно, одна капля за другой. Чизу была бы не против иметь в себе столько же мужества оставаться спокойной, как и эта вода.       Канаме. Её проклятье и древний враг.       Чизу не забыла пророчество её бабушки-прорицательницы и знала, что Канаме-Кейтаро должен был скоро выпустить на свет оружие. Это обязательно должно случиться, потому что её бабушка никогда не ошибалась. Поэтому Чизу ждала. Когда оружие будет изготовлено, им необходимо будет его заполучить любыми возможными способами.       Череду мыслей прервало появление Кумоидэ. Клёкот крыльев его фамильяров постепенно утихал, и перед глазами чистокровной наконец явился образ её возлюбленного.       — Ну что? — нетерпеливо спросила она, для убедительности своего интереса постучав стопой по земле. Ханадаги-младший усмехнулся.       — Всё идёт по плану. Армия слуг готовит тебе дворец, моя королева. Скоро не будет нужды тебе скрываться в этой гнилой пещере. — Подойдя к ней ближе, он встал на колено и поцеловал её грязную из-за земли руку. — Я сам усажу тебя на трон.       — Хотелось бы, чтобы эти отбросы работали быстрее, — фыркнула Чизу, польщённая поведением Кумоидэ. Должным по отношению к ней поведением. — Как только Кейтаро создаст бич против всех нас, мне потребуется надёжное убежище.       — Когда ты хочешь, чтобы дворец был готов?       — Сегодня, — резко ответила Чизу, стукнув кулаком по стене. Кумоидэ приподнял в удивлении светлую бровь. — Сейчас же.       Ханадаги-младший потёр подбородок, думая, какой ответ лучше дать. Его и самого напрягало, что приходится скрываться вот так, чтобы Ковен их не обнаружил. Наконец, щёлкнув пальцами, он встал и сказал:       — Я сделаю всё возможное, чтобы увеличить производительность нашей армии. И займусь этим прямо сейчас.       — Кумоидэ! — позвала его Чизу, пока тот не исчез. Он развернулся, блеснув волной белоснежных волос. — Наши дети… в порядке?       — Об этом не волнуйся, — заверил её Ханадаги. — Близнецы в надёжном месте, куда мы их и отправили.       — Хорошо, — кивнула Чизу, наконец позволив себе немного успокоиться. — Они моё наследие. Других таких больше не будет.       И она была права.       Выйдя из пещеры, Кумоидэ тронул за плечо сидящего на холодной сырой земле Риричио. Ширабуки выглядел абсолютно убитым после того, чтоб произошло между ним и Саюри. Он не находил себе места, постоянно задавая вопрос в голове: «А на той ли я стороне?».       — Вставай, Рири, — повелительно сказал Кумоидэ и прошёл мимо него, надеясь, что Паук послушно последует за ним. Но тот спросил:       — Куда мы идём?       — Нам необходимо завербовать ещё несколько тысяч солдат. Крепость-дворец должен быть построен в минимально короткие сроки, так как Канаме может получить оружие в любой момент. Думаю, вот эта деревенька, — Кумоидэ указал пальцем на виднеющиеся вдали постройки, — подойдёт. Через пару часов выступаем.       Решение было принято невероятно быстро и хладнокровно. Кумоидэ не растрачивал время на мелочи, тем более сейчас, когда каждая минута на счету, а в сердце уже давно не было места человечности: его занята пожирающая любовь к древней вампирше.       — Вот так легко? — спросил Риричио, вглядываясь в очертания беззащитной деревни.       — А чем себя нужно отягощать? — искренне недоумевал Кумоидэ, внимательно глядя в глаза собеседника. Риричио нервно сглотнул, его покрасневшие от волнения глаза беспокойно смотрели по сторонам.       — Я… — ломаным голосом начал он. — Я сейчас же исчезаю, чтобы сообщить армии о нашем решении. Ханадаги кивнул, будучи уверенным, что глупый Ширабуки действительно отправится делать то, что сказал. Но на деле Риричио направился в форме фамильяров совсем в другую сторону.       — Покорми лошадей, если не хочешь мешаться под ногами, — бубнил себе под нос Ичиджо, пока раскладывал сено в конюшне. — Того гляди и приказывать начнёт на официальном уровне.       Проклиная запропастившегося куда-то Рена, который должен присматривать за лошадьми, Масао вышел с копной сена из конюшни, напевая что-то незатейливое и любимое ещё со времён мореходства, и подпрыгнул, когда узрел перед собой груду шевелящихся отвратительно-чёрных пауков, которые формировались в человеческую фигуру.       — Святые устрицы! Ты зачем сюда пришёл?       — Ичиджо, — быстро заговорил Ширабуки, подходя к ошалевшему пирату, — нужно срочно встретиться с Канаме. У меня есть важная информация для него и всего Ковена. Готовится нападение…       — Нет, Рири-кун, этот номер не пройдёт, мой драгоценный, — замотал головой Ичиджо, не отдавая себе отчёт о том, как нелепо выглядел с копной сена в руках перед собой. — Я тебе не доверяю.       — Но почему?       — Во-первых, ты мерзкий. Ты бегаешь от Канаме к Чизу и обратно, уверяя каждого, что ты на их стороне. А во-вторых, мне не нравится твоя физиономия. У тебя такое выражение лица, будто ты каждую секунду что-то замышляешь.       — И это все причины твоего недоверия?       — А разве этого мало? — пожал плечами Масао.       — Хм, — нахмурился Ширабуки, в глубине души признавая, что пират был прав. — Хорошо, я сам поговорю с Канаме, без посредников.       — Удачи. У него как раз хорошее настроение для того, чтобы кого-нибудь побить. А если хочешь легко отделаться, я могу накормить тебя сеном. Это и нервы, и время Канаме сбережёт. Э, Рири-кун?       Ширабуки не стал слушать дальнейшую чепуху, которую нёс Масао, и просто растворился. Даже если Канаме его прогонит и покалечит, даже если ему придётся увидеть злобный взгляд Саюри, он хотел сделать то, ради чего вернулся.       Риричио метался, словно загнанный дикий зверь в клетке — из угла в угол. Он не пытался найти своё место, он пытался понять, какой угол правильный.       Деревня, упомянутая Пауком, была немаленькой. Хоть и располагалась она на равнине у реки, а не посреди гор, как его родной дом, Канаме почувствовал, как на сердце становится теплее. И это было удивительно: он провёл там столетия в одиночестве, даже не надеясь вновь вести нормальную жизнь. Он ушёл оттуда с тяжёлым сердцем, зная, что жители деревни его ненавидели, потому что боялись. Но дом был домом. В конце концов, именно его имя он носил теперь.       — Канаме, — позвала его Саюри, выходя из леса вместе с остальными участниками похода. — Не видно никого?       — Пока нет, и даже ауры не чувствуется, — хмыкнул Канаме, внимательно вглядываясь в тени деревьев. Но вряд ли бы кому-то удалось скрыть свою сущность от него. Повернувшись к чистокровной, он спросил: — Ты виделась с Ширабуки?       — Нет, и не желаю пока что, — угрюмо ответила она. — Где ты его оставил?       — Под присмотром Ичиджо. Ты же знаешь, что он хорош в пытках.       — Канаме! — возмутилась Саюри, хватая мужчину за плечи. — Зачем ты так с ним?       — Саюри, он сделал тебе больно. — Слова Канаме звучали твёрдо и жёстко, что давало понять: компромиссов за такие проступки он не принимал. — И то, что он пришёл с покаянием, вовсе не означает, что я могу вот так просто его простить.       — Но ведь я могу…       На это Канаме не нашёл, что ответить быстро. Их разговор прервал Хио Рен. Выйдя из-за деревьев у тропы, ведущей к деревне, он оповестил:       — В округе никого не видно. Но люди ведут беспокойно. Пара моих филинов принесла мне слухи, которые сейчас ходят по деревне: местные жители уже слышали о том, что происходит. Но их знаний слишком мало, чтобы представлять полный масштаб катастрофы.       — Что ж, — кивнул Канаме, вглядываясь в очертания домов, — тогда мы их просветим. Люди должны понимать, кто враг, а кто союзник.       Группа нескольких чистокровных ступила на территорию деревни. У первого дома сидел мальчонка, который, увидев странных людей, быстро понял, что что-то нечисто, поднялся и с криком побежал вглубь деревни. Через пару минут навстречу вампирам выдвинулась толпа людей — с обозлёнными лицами, усталыми руками и глазами, полными страха и решительности бороться за жизнь.       Тот, кто шёл впереди всех, выглядел самым решительным и злым. Ветер был слаб в этот день, но длинные спутанные чёрные волосы мужчины развевались на ветру от быстрого хода мужчины. Недельная щетина и покрасневшие от недосыпания глаза прибавляли ему суровости. За пару шагов до Канаме, мужчина вскинул ружьё, что держал всё это время за спиной, и приставил к голове чистокровного.       — Я знаю, что если разнесу тебе лоб, ты не подохнешь. Но чёрт меня дери, если ты или твои дружки сделают хотя бы шаг вперёд, я выстрелю, Богом клянусь, выстрелю, и отстрелю все твои конечности, чудовище.       — Как грубо, — усмехнулся Канаме, поднимая руки вверх, дав этим понять, что не собирается сопротивляться. — Здесь леди, Вы могли быть и помягче.       — Какого чёрта вы пришли к нам? — надрывно закричал кто-то из толпы людей. — Хотите пожрать нас и обратить в ходячих мертвецов?       — Мы не станем вашей пищей добровольно.       — Если хотите получить нашу кровь, то сначала поборитесь с нами.       — Да! Да!       Люди кричали наперебой. Грозно взмахивали огнестрельным оружием в воздухе, но не решались ни наступать, ни начать стрелять. С застывшим ужасом внутри они искали способ бороться с внешним.       — Мы пришли не для того чтобы причинить вам вред, — как можно мягче сказала Саюри, но мужчина с ружьём лишь повернул дуло на неё. Канаме дёрнулся, но Саюри остановила его рукой. — Мы пришли защитить вас.       — От кого? — недоверчиво переспросил мужчина с ружьём. Ответом послужило резкое молчание. Взгляды чистокровных устремились куда-то вперёд, их дыхание участилось и даже послышалось, как в воздухе бьются их сердца в дисгармонии.       Рен поднял руку и указал куда-то вдаль, за спины людей.       — От этого.       На горизонте, где исчезали улицы деревни и едва виднелись коричневые крыши самых дальних из них, показалось чёрное облако. Чем ближе оно было, тем более отчётливо становилось ясно, что это сотни три-четыре обращённых вампиров неслись с диким воплем на беззащитное поселение. «Ягари-сан, что будем делать?», — раздался отчаянный крик кого-то из толпы людей. Мужчина с ружьём, который и был названным Ягари-сан, наверное, впервые в жизни растерялся, не зная, как искать пути к выживанию, когда зажат врагами с обеих сторон. Но вместо него ответ дал стоящий позади него Канаме, словно голос разума возвестивший очевидное:       — Выбирать правильную сторону.